Чили

Labrinth — Still Don't Know My Name.

— Тебе нужно будет напечатать шкалу нормы, хён, чтобы ты не пил так много, — жалобно проскулил Джисон, вваливая слабостоящее на ногах охнувшее тело за порог, больно ударяясь большим пальцем на ноге и с силой сдерживая очередное ругательство в стиснутых зубах. — Иначе я стану далматинцем. — Поче… поч… му… дамла… лдамадал… ик!.. Хан закатил глаза, видя, как линзы очков запотевают, мешая, и скорее наощупь грузно усадил Минхо на первую ступень лестницы, ведущей наверх к его комнате, но сделал это так, чтобы лишний раз не шуметь, потому что не знал, есть ли кто дома, и мог ли он вот так глупо спалить лучшего друга перед родителями в не самом презентабельном виде. — Потому что с тобой все углы собираю, хён, у меня куча синяков! — протянул Джи шёпотом, старательно приглушая все звуки и приседая перед парнем, чтобы стянуть его кроссовки, а затем с кряхтением втянул его за руку к себе на плечо, одновременно ориентируясь по памяти, чтобы случайно не запнуться и не скатиться с этой самой лестницы. — Давай, хён, вот так, хорошо, хорошо, — подбадривал его младший, ощущая себя старцем, указывающим путь героям из книг… до тех пор, пока от усердия не прикусил нижнюю губу, конечно. Они дружили вот уже битых десять лет, можно сказать, знакомы с песочницы, сломанных веток на деревьях у дома и сбитых коленок, живя друг с другом по соседству и копаясь вместе на заднем дворе в поисках сокровищ. На самом деле их дружба начала более-менее проясняться, когда Джисону исполнилось пять, а Минхо восемь, но тогда эта разница в возрасте нисколько не ощущалась, потому что ещё в то время парни подсели на одну, понятную только им волну, и уже не могли остановиться. Каждый раз познавая что-то новое вместе, они заставляли окружающих удивляться такой неразрывной связи, закрываясь в собственном мирке, потому даже в экстренной ситуации они находили творческий подход как избежать наказания родителей, если кто-то из них как-то провинился. Кто-то завидовал им, кто-то восхищался, но у каждого в голове проскакивало хоть раз это слово — соулмейты. Связанные душой и нашедшие друг друга. Игнорируя боль в ногах и липкий пот на спине, Хан тащил Ли практически на себе, ощутив до скрипа костей всю тяжесть его расслабленных мышц, но кое-как он всё же смог уложить старшего на кровать, при этом видя перед глазами искорки усталости, вертевшиеся настолько ярко, что заметил даже пьяный Минхо. — Мн… и… — Что? — выдохнув, переспросил Джисон, присаживаясь на край кровати и рассматривая родное и, если быть до конца честным, любимое лицо — старшему об этом знать, конечно, не нужно, иначе… — …мной… полежи… Выпучив глаза так, что сквозь очки они стали ещё круглее, Хан сглотнул вязкую слюну, бегло-бегло облизав внезапно пересохшие губы и замер, ощущая, как гулко забилось сердце. Давно ли это происходило? Джисон не знал точного ответа, да и боялся узнать, гонимый собственными мыслями и происходящим. Пубертат, привязанность, а то и всё вместе — парень был готов свалить это чувство на что угодно, в свои пятнадцать впервые ощутив, как от кого-то ему порой трудно дышать, а пухлые щёки становились до того красными, что даже Минхо, заметивший это когда-то, предположил, что у друга открылась какая-то аллергия. И только Чонин — младший брат Джисона, закатывал на подобные реплики глаза, изучив брата с головы до ног, и порой казалось, что он знал о своём хёне больше, чем он сам. С Минхо всё ещё было комфортно, младший мог спокойно говорить при нём всякие глупости и показывать свой очередной подростковый прыщ, появившийся на лбу без смущения, но смотрел теперь иначе — Джисон не хотел в это верить, стыдливо ловя собственный взгляд восхищения в отражении зеркала за спиной Ли, когда тот закидывал голову назад, обнажая бледную, красивую шею с жилкой и дёргавшимся кадыком после каждого глотка. Джисон выдохнул, сбрасывая эти мысли и привычным жестом провёл кончиками пальцев по переносице парня, а затем пятернёй зачесал его волосы со лба назад, заставляя Минхо блаженно простонать и прильнуть к руке сильнее, отчего младший дрогнул. Его кожа была мягкой, но влажной от пота и осевшей на неё уличной влаги, но даже в этом блеске Хан нашёл собственную эстетику. Бросив взгляд на маленькую родинку на носу и обведя медленно по контуру красивых губ, Джисон впервые был рад запотевшим очкам, иначе он бы сошёл с ума. — Такая холодненькая, — тем временем захихикал Ли, снова прикрывая глаза и коснулся губами кисти, придерживая руку сильнее и чмокнул медовую кожу. — Тошнит? — поборов дрожь, заботливо спросил Хан, на что Минхо только отрицательно промычал, не рискуя качать головой, а затем невообразимой для пьяного человека силой притянул парня к себе, обнимая его, словно плюшевую игрушку. — Со мной… — напоследок капризно заявил Ли, отчего у Джисона в груди всё перевернулось, а воздуха стало катастрофически не хватать, но он всё же постарался расслабиться, ведь это далеко не первый раз, когда они спят вместе, да ещё и в обнимку. Просто сейчас всё это казалось иначе. Спят… вместе… Джисон вспыхнул вновь от нарисовавшихся далее картин, с силой зажмурил глаза, ощущая, как скатываются с переносицы очки и едва не взвыл мольбами, когда губы Минхо прикоснулись уже к его макушке, оставив там ощутимый и сладкий для младшего поцелуй, а после он просто засопел, пока Джисон… …пока Джисон визжал внутри от переполнявших его эмоций и чувств.

Billie Eilish — Everything I Wanted.

Наутро состояние Минхо было сравнимо с передавленной на дороге ящеркой, сплющенной на сухом, раскалённом асфальте дикого июля и навечно прилипшей к нему хрустящим листочком. Отскабливая себя с кровати, Ли простонал от боли, схватившись за голову, встряхнулся, словно побитый пёс, попытался вспомнить картинки прошлой ночи, но ничего, кроме громкой музыки и неоновых огней он вспомнить не смог. Кажется тогда на языке был кисло-сладкий вкус коктейля, который сразу же перебило тёмное пиво, и возможно одновременно с этим он флиртовал с Сынри из параллели… или с Эгё из своего класса… а то с обеими сразу — парень этого не помнил. Зато хорошо отпечаталось в памяти, как он, ползя к унитазу, вывернул желудок после головокружительного соджу, смешанного боги знают с чем и прохладные руки, успокаивающе поглаживающие спину… Точно! Он же по глупости взял Джисона с собой, чтобы показать «взрослую жизнь» и доказать, что мир куда ярче и интереснее, чем простые посиделки в комнате за компом… Правда Минхо не очень уверен, что смог как-то разубедить младшего в этом, судя по его состоянию и то, как Джисон, наверняка до скрипа надрывая спину, тащил его безвольную тушку до дома. А он так и не успел показать ему своё мастерство пикапа и даже не понял, какие девушки его другу нравятся. Честно говоря, именно с этой целью Минхо Джисона и пригласил — ему было интересно, почему в свои пятнадцать парень ещё ни разу не пытался с кем-то встречаться. Не то что бы Ли считал это странным или особенным, но любопытство брало своё, особенно когда он и тринадцатилетний Чонин восхищались проходящими мимо длинноногими нунами, а Джи даже ухом не повёл, уткнувшись в свой телефон. Ну, — недовольно выдохнул Минхо, — судя по его видку, он не только это узнать не смог, но и вообще на поведение Хана в обществе не смотрел, отрываясь по полной и… Ли стало стыдно, что он вот так легко бросил друга. А что, если бы с ним что-то случилось? Джисон всегда выступал в роли няньки, несмотря на то, что был младше, но Хо не хотел подводить его, бросать так тем более. И, чёрт возьми, кроме мелькнувшей, тёмно-зелёной толстовки парня и холодных рук, он не помнил от него больше ничего, и это приводило к смутным и неприятным чувствам. Что если… — Стоп. — Минхо снова резко подорвался, отчего его голова едва не сделала кульбит вокруг шеи, а виски заломило так, будто парнем вчера забивали голы на стадионе. Осмотревшись и замечая, что он всё также одет по-вчерашнему, Минхо выдохнул перегаром, сморщившись, а затем глазами нашёл стакан воды и аспирин. Что ж, раз дары богов стоят на тумбочке — подумал парень, осушая стакан за пару глотков, забив при этом таблетку почти до гланд, — то Джи в порядке и был в его доме, потому что при худшем раскладе на пороге комнаты бы уже стояла матушка и наматывала его мозги на скалку за такое поведение. «И снова мелкий меня выручает», — пронеслось в голове Ли, пока его губы сами по себе разошлись в нежной улыбке. Кое-как поборов постепенно утихающую головную боль, Минхо забежал в душ, который находился на этаже почти что напротив его комнаты, чистя зубы и намыливаясь одновременно; переоделся в свежее, замечая, что в комнате пахнет прохладой, а лёгкий ветерок перебрался к босым ногам — Хан как всегда открыл окно на проветривание, и парень был готов расцеловать его за такую заботу. Спускаясь по лестнице, Минхо услышал доносящуюся классическую мелодию из кухни и вздохнул, радуясь, что ему хватило ума сходить в душ и не палить свой несвежий вид ещё больше, ведь родители, судя по всему, уже дома. Они часто ездили по командировкам, оставляя своего взрослого и ответственного сына дома одного (нет, нет и нет), на попечение Джисона, разумеется, которого они просто обожали. И под медленную скрипку Минхо убедился в этом снова, как только показался на просторной, светлой кухне, где за столом сидели отец и Джи, а мать открывала новую пачку салфеток, чтобы положить одну рядом с баночкой сгущёнки, сверху которой тянулась сладкая нить капли прямо на стол, и всё это под аромат её великолепных блинчиков и свежесваренного кофе. — Милый, как самочувствие? — беспокойно спросила мама, отчего Минхо ощутил, как сжалось его очко, но встретившись с округлыми глазками, на дне которых всегда пряталось веселье, укрытое линзами и оправой, он понял, что бояться нечего. — Мне уже лучше, — и если Хан придумал историю о его болезни, то хриплый голос и распухшее лицо были даже кстати. — Голоден? — спросил отец, отрываясь от телефона и отодвигая рядом стул, и парень кивнул, присаживаясь, благодарно сжав руку Джисона под столом. — Джисон-и, милый, спасибо тебе огромное, что ты посидел с Минхо-я, пока он болел, — улыбнулась женщина, потрепав парня по плечу. — Всё в порядке, тётушка, мне не сложно, — как обычно вежливо и одновременно мило ответил Хан, на что Минхо шутливо закатил глаза. — Такое ощущение, будто вы любите его больше, чем своего сына. На что матушка возмущённо шлёпнула его по затылку мягкой пачкой салфеток. — Не говори так, малыш! — Ну если посудить… — прислоняя палец к подбородку, обманчиво задумался отец под громкое минховское «эй!», и вся семья дружно рассмеялась, делая завтрак веселее. За едой они обсуждали свежие новости, погоду и приближающуюся нескончаемую жару, от мысли о которой становилось тошно. Джисон постоянно журил Минхо за какие-то забавные воспоминания под смех родителей, а сам Минхо иногда замирал, видя собственное отражение в очках друга. Этот завтрак ничем не отличался от многих прошлых, но почему-то присутствие Хана всегда вызывало в груди парня мягкий, щекочущий трепет, будто не солнце в окне, играющее с его волосами, приносило тепло в кухню, а Джисон с его этой широкой улыбкой, по форме так напоминавшей сердечко. — Спасибо за еду, тётушка, — поклонившись, произнёс Хан, чтобы потом сразу же поправить съехавшие очки. — Ну что ты, милый, ты можешь всегда приходить сюда, — ласково улыбнулась женщина, поправляя его завернувшийся капюшон толстовки, и эти слова она говорила всегда перед уходом парня. Джисон поймал её улыбку, отвечая такой же светлой и искренней. — Он хороший парень, — тем временем сказал господин Ли, смотря на открытую входную дверь, которую было видно из их гостиной и на две фигуры, стоящие на пороге, — Не обижай его, ладно? — Па-а, — устало протянул Минхо, откидываясь на спинку дивана и поглаживая сытый живот. — Как я могу обидеть его, мы же друзья. — Всякое в жизни может произойти, — учтиво сообщил мужчина, уставившись в телевизор и переключая на новостной канал, на что парень только фыркнул. Собеседник А: как долго ещё планируешь что-то для них? Собеседник В: столько, сколько потребуется. Собеседник А: пол жизни хочешь угробить, пока до кого-то наконец дойдёт? Собеседник В: *я очень, очень, ну очень медленно закатываю глаза*, ты же знаешь. Собеседник А: как хочешь. *собеседник А вышел из сети* Собеседник В: дурак…

Ludovico Einaudi, I Virtuosi Italiani, Daniel Hope — Experience.

С момента их десятилетней дружбы мало что поменялось. Парни всё так же общались на своей волне, искали вместе приключения, с возрастом повышая планку и радовались каждому дню, проведённому рядом. Если кто-то из них уезжал даже на полдня, то второй невероятно скучал, поэтому такие понятия как расставание и ссора они не знали вообще. Конечно они могли в шутку сцепиться во время споров между Тони Старком и Капитаном Америкой, могли называть друг друга придурками за украденную чипсину, масляными и пропахшими сырным снеком руками обтираясь об одежду и давясь газировкой от смеха потом, отчего та пузырями выходила из носа. Минхо мог поделиться с Джисоном всем, что накопилось в его душе и даже больше. Так однажды он с лёгкостью рассказал о своём первом поцелуе, впечатлённый, описывал все свои чувства на тот момент, вплоть до горящих ушей и красных щёк под широко распахнутые, впитывающие каждое слово глаза напротив. Рассказал про свой первый секс и какие-то романтические чувства к партнёру. Он мог сказать всё, точно зная, что Джисон никогда не осудит, не оскорбит и не усмехнётся, являясь для него единственным человеком в мире, который знает о всех слабостях и страхах Ли. Поэтому Джисон всегда угадывал с его вкусами в напитках, потому что знал, как старший любит айс-американо. Знал, что их интересы порой переплетаются настолько, что он мог свободно закупиться чипсами на свой вкус, даже не спрашивая того в сообщениях и мог выбрать чизкейк с любой начинкой, потому что Минхо никогда не говорил слова против. Знал, как тот любит японские сладости и однажды на его день рождения подарил целую коробку, купив на свои карманные за полгода. И знал о его большой любви к семейству кошачьих, порой радуя мелочами в виде блокнотика, усыпанного маленькими лапками или гифками, которые постоянно присылал парню, заставляя того улыбаться. Джисон искал на YouTube видео о смешных животных и каждый раз присылал старшему, когда будто бы подсознательно чувствовал, что у того плохое настроение. И это было взаимно. Минхо знал о трипофобии Джисона — парень боялся даже приближённой сердцевины цветка, о его дискомфорте в толпе и успокоительных, которые парень принимает за час до отчёта доклада перед всем классом. Знал, что Хан никогда не целовался и тем более не спал с кем-то и догадывался, что тот этим, кажется, не так уж и интересуется. Знал, что под кроватью младший хранит целую карту звёздного неба, подаренную его дедушкой, а под подушкой — ножницы, потому что до сих пор верил, что чудище из шкафа-купе напротив его кровати схватит за узелок души, и парень мог бы его обрезать, чтобы его не утянуло в шкаф полностью. Знал, что Джисона тошнит, если он съест много сладкого и даже то, что он часто рыдает над аниме — хотя это знал даже Чонин, потому что у братьев была общая комната. И знал о переживаниях младшего по поводу ссор родителей и страха, что те могут рано или поздно развестись. Именно поэтому нота непонимания проскакивала в коньячных глазах Минхо, когда Хан зажимался, ёрзал неуверенно, когда они были наедине, рядом, как обычно это бывало. Не понимал красных, как спелый помидор, щёк, если Ли наклонялся слишком близко к его лицу, шепча на ухо какую-то очередную шутку. Однажды Чонин назвал его дураком, и парень искренне возмутился. А ещё однажды он увидел в телефоне Джисона вкладку с гей-порно, и всё постепенно встало на свои места. Ну, или почти. — Ты гей? — прямо, как тонкая жердь, спросил Ли, стреляя словами точно в лоб, без стеснения, потому что они давно перешли эту грань. Но Джисон, кажется, был иного мнения, потому что побелел так, что выкрашенные в снежный стены дома казались ярче и цветастее на фоне его лица. Он зажевал нижнюю губу, будто отказываясь отвечать, и Минхо бы его понял, может быть немного огорчился бы, что ему первый раз не доверяют, но понял. И возможно именно это стало тем самым переломным моментом в их жизни, потому что Хан тогда ничего не ответил и просто убежал домой, оставляя после себя на удивление холодную и пустынную улицу в такой жаркий, жаркий вечер. На следующий день Минхо проснулся под уведомления извинений младшего, которые сыпались быстрее короткого кряканья телефона, и парень тихо выдохнул, протирая глаза. Но когда Джи попросил его встретиться и обсудить всё лично — подорвался, путаясь в одеяле и едва не падая с кровати, выскакивая из комнаты в одних трусах по направлению в душ. Подобно съёженному комку нервов, Джисон прятал глаза за линзами очков, опустив их на нагретый солнцем асфальт, стискивая подол жёлтой футболки так, что едва не захрустели пальцы и выпалил единственное, тихое: — Я не знаю. Они договорились встретиться у аллеи возле парка, где часто зависали после учёбы и возможно прошлись бы по ней тихо и мирно как это было всегда, но будто высшие силы тянули их вниз, заставляя прирасти возле широкой, деревянной арки у входа с картой маршрута. — А? — Ли пытался разглядеть что-то в спрятанных, округлых глазах напротив, даже наклонил голову, будто сквозь линзы и оправу мог увидеть все его мысли, но даже так ни черта не понял, лишь пригласил их присесть на ближайшую лавочку и придвинулся ближе, подбадривающе сжав холодные руки младшего в своих. — Не знаешь что, Хан-и? — Тот твой вопрос… — Джисон пискнул, когда его руки сжали сильнее и будто весь вспрел, пока его пухлые щёчки налились лихорадочным румянцем, но даже так не думал отступать, сглатывая и продолжая: — Про то г-гей ли я… — И? Джисон замолчал снова, переваривая или подбирая слова, на что Минхо успел напридумывать целую кучу версий, где Хан снова отворачивается от него, боится или избегает, потому что думает, что Ли противно или что-то в этом роде, на что парень хотел его успокоить и сказать, что, хей, всё в порядке, и уже открыл рот чтобы начать, если бы Джи всё же не продолжил: — Я не уверен, что гей. Ну, то есть в том плане, что у меня… я… — У тебя встаёт и на девушек, и на парней? — подсказал Ли. «На тебя», — чуть не вырвалось у парня, но он разумно промолчал, принимая версию старшего. — Д-да… — В этом нет ничего страшного, Хан-и, не нужно возводить себя в рамки или что-то такое, понимаешь? Ты можешь полюбить человека любого пола, но уж точно не должен переживать или, чёрт возьми, ненавидеть себя за это, хорошо? Джисон кивнул, окончательно спрятав глаза за спавшей на переносицу густой чёлкой, а затем с судорожным выдохом опустил голову на плечо Минхо. «Стал бы ты так говорить, если бы узнал правду?» — так и не спросил парень, вместо этого прошептал так тихо, что ветер не донёс до ушей Ли его слова: — Спасибо, хён…

Ramsey — Goodbye (from the series Arcane League of Legends).

Конечной точкой невозврата и разрывающей изнутри кости рёбер судорогой сердца событие не заставило себя долго ждать. Это случилось параллельно с новостью об отъезде семьи Ли. Родители Минхо нашли выгодную работу в штатах, сотрудничая с какой-то огромной компанией, посоветовавшись перед этим с самим парнем о полноценном согласии переехать туда на неопределённый срок. Конечно же Минхо сразу понял, что против, вспомнив, что без мягких объятий и заразительного смеха своего друга он не проживёт и дня, как и без своих школьных друзей, той атмосферы спокойствия на родных улицах и корейской, уличной еды, но потом в голове что-то щёлкнуло, с треском оборвав «я хочу» на «мне надо». Надо сотрудничать с родителями, которые ни за что не оставят его в стране одного и которые были бы ему благодарны, что тот не препятствует работе. Сложно ли это? Да. Мог ли он отказаться? Тоже да. Но хотел ли он подводить родителей, хоть и считал, что это нечестно? Нет. Именно поэтому он устроил Джисону целый день вместе, возможно даже надоев своим излишним вниманием, будто желая впитать в себя все эмоции младшего без остатка, чтобы помнить каждый день. Они посетили их любимый парк аттракционов, прооравшись на горках на год вперёд и съев полтонны сладкой ваты до першения во рту, взахлёб запивая всё это газировкой и смеясь от души, пока ближе к вечеру Ли не почувствовал невообразимую тоску, как только пришло время делиться новостью, говоря параллельно с уходящим с их улочки солнцем. — Но это не навсегда! — поспешил обрадовать друга Минхо, смотря на поникший взгляд Хана, который стоял напротив него, уже полностью потеряв наливной, розовый блик на щеках, который всегда появлялся у него во время смеха. — Мы можем общаться по видеозвонкам, переписываться и… — Ты мне нравишься, — вдруг оборвал взволнованный голос старшего Джи, смело заглянув тому в глаза сквозь призму очков и вздрогнул сам, будто рот произнёс это без фильтрации мозга. — Ч-что?.. Хан усиленно заставил себя твёрдо и уверенно смотреть в глаза напротив, держа осанку и игнорировать дрожащие колени. Органы его будто поменялись местами, живот схватило спазмом, а кончики пальцев кололи как при сильном морозе и оттаивании после под горячей водой. Он боялся, боялся и нервничал так сильно, что едва ли мог выдать что-то ещё из-за распухшего языка, и даже если парень продолжал стоять ровно, не смог не поддаться временной слабости дрогнуть, как только Минхо слегка отступил, отчего свет заката, падающий нежным, розовым бликом, поцеловал его тёмную макушку, окрашивая в фиолетовый. — Х-хан-и, о чём ты говоришь? — неуверенно продолжил старший, выдавливая улыбку, но подрагивающие уголки губ сдавали его состояние полностью. — Ты мне… — Джисон впился ногтями в ладони, чтобы почувствовать себя живым, чтобы напомнить зачем он здесь и кричать в голове, что он знал об отъезде парня благодаря его маме и готовился к этому разговору весь день, едва не закидывая целую горсть успокоительных, пока его руку вовремя не поймал осуждающий Чонин, пряча таблетки подальше. — Ты мне нравишься, хён, очень сильно нравишься! — Хан-и… — И это не мимолётные чувства! Я уже давно всё решил, — выдохнул Джисон, подходя ближе, но из-за того, что Ли отступил вновь, он замер, расширив глаза и чувствуя, как сердце бьётся в груди раненым зверем. — Я-я говорю… — Что нравлюсь тебе, я понял, — подняв руку так, будто ограждая себя от младшего, нервно произнёс Минхо, меча глаза в разные стороны и ощущая, как земля уходит из-под ног — поэтому он тогда вёл себя так, да? Не смотрел на девчонок, да и на парней тоже, ни на кого, кроме… «…меня», — озарило Ли вспышкой осознания, а все эти месяцы, проведённые рядом с ним внезапно преобразились, заставив его вспыхнуть. Во рту стало так сухо, что сдавило стенки горла и нёбо неприятным спазмом. Он не понимал своих чувств и понятия не имел как реагировать, поэтому почти не думая, сразу выпалил: — Хан-и, ты серьёзен на счёт своих слов? — сглотнув, спросил он, замечая, как короткая, но яркая искра надежды пролетела в глазах напротив, на что Хан лишь кивнул, не в силах выдавить и слова, пока руки его дрожали, подобно вибрации телефона на полной мощности. — Конечно, хён, я бы никогда не- — Тогда можно попробовать, мне интересно каково это — с парнем. — Правда?.. — взволнованно спросил Джисон, и блики счастья, сверкнувшие в его тёплых радужках, показались Минхо самыми прекрасными на свете, но они тут же потухли, как только до парня дошёл остальной смысл слов, огорошив его, — Попробовать… тебе интересно просто попробовать? — прошептали его пухлые губы, на что Минхо передёрнул плечами. — Ну да, не думаю, что мне это не понравится, так что почему бы и не- — А я? — казалось, каждое его слово вбивалось в грудь Джисона длинными, стальными иглами, которые вколачивал молот разрушения надежд, и парень не мог вымолвить что-то длиннее и эмоциональнее, потому что чувствовал, как разбивался на осколки с каждой секундой от удара этого самого молота. — А что ты? И возможно они бы всё прояснили, возможно Минхо бы сгладил углы, поделившись, что переволновался настолько, что не был уверен ни в чём, и может быть у них бы вышло найти какой-то ответ на двоих, как это было всегда, если бы… …если бы Джисон тогда не сорвался с места, оставляя после себя солёную каплю на асфальте. Собеседник А: как всё прошло? Собеседник В: не спрашивай. *собеседник В вышел из сети* — Не пригласишь на ужин Джисон-и? — в очередной раз спросила мама, взволнованно смотря на Минхо, который задумчиво ковырялся в тарелке и, казалось, совершенно ничего не видел и не слышал. — Я думал, ты хочешь попрощаться с ним по-человечески, — поймал тему отец, откладывая палочки и садясь вполоборота к сыну. — Малыш, что-то случилось? — женщина убавила звук музыки, которая почти что не покидала территорию кухни, отчего это ещё сильнее ударило Хо куда-то по центру груди, будто с музыкой исчезло что-то важное, что-то такое же вдохновляющее как раньше. — Ничего не случилось, — холодно бросил парень, вставая со своего места. — Спасибо за еду, — и направился в комнату под тихие причитания матушки и разочарованный вздох отца. Он ещё не собрал все вещи — хотелось думать Минхо, не написал всем друзьям — вколачивал в мысли набатом, но всё это отталкивало одно одинокое и болезненное — Джисон больше не отвечал на сообщения.

BiBi — KAZINO.

Четыре года спустя. Встретить студенческие годы в родной Корее Минхо хотелось невообразимо. Он так соскучился по крохотным, узеньким улочкам где-то вдали от центра, от стен которых всегда пахло влагой фиброцементных панелей, керамзитом и уличной едой, пропитавшей всё вокруг, по ярко-голубому небу, которого в дождях Алабамы, казалось, и не видел, несмотря на припекающее солнце и по родному дому с ароматами детства, порошком для белья, матушкиного печенья и кучей воспоминаний. Эти четыре года промелькнули для Ли как один: чёрно-белый кадр без сюжета, интриг и интереса, пока он закончил там школу, с трудом выучив язык, поступил в местный университет, на специальность которую планировал ещё в Корее и казалось, будто зависеть от каких-то своих личных чувств не было причин, потому что этот промелькнувший кадр принёс с собой какое-то пергаментное безразличие и временную потерю вкуса; «ты привыкнешь» — он назвал это так, взяв со слов матушки в первый же день. Потому новость о возвращении его взбудоражила, оживила, а настроение как-то само по себе то и дело скакало шустрым зайцем от порога к порогу, пока он собирал свои вещи, целуя своего кота Суни в носик, надеясь, что эту квартиру и высотку он не увидит ещё очень и очень долго. Никогда, в общем-то. Отец сказал, что в Сеуле есть университет с таким же факультетом (будто Минхо этого не знал) и пообещал помочь с документами о переводе, поэтому хотя бы в этом проблему Минхо не видел, опираясь на то, что свыкнуться и вернуться в прежнее русло в родной стране он сможет гораздо быстрее, чем здесь. И пока он сидел в самолёте, напрочь отгородившись от внешнего мира наушниками, он уже фантомно ощущал под пальцами прохладу деревянных перил их большого, семейного дома, а во рту — вкус корейского молока с осознанием, что даже готовка матушки из местных продуктов будто бы всё равно была не той, не такой насыщенной, как на родине. Несомненно, Ли следил за корейскими новостями, за выходом новых дорам и периодически писал друзьям в соц. сетях, но даже так, разговаривая на другом языке и чувствуя под ногами другую почву, Минхо не был собой до конца — он это ощущал даже кожей, которая часто покрывалась мурашками в новых местах. Будучи экстравертом и довольно любопытным парнем, он будто потерял весь интерес, но обрёл его вновь здесь — в самолёте, направляющимся в Южную Корею, с путёвкой в руке в один конец. Поэтому тот факт, что он наконец ступил на родную землю, обрадовал его едва ли не до крыльев за спиной — в прямом смысле, потому что Минхо чуть не угодил под машину в первый же час, поспешив перебежать дорогу по привычке за секунду до красного сигнала светофора. Но вот он вышел из дома за мороженым, а вот уже стоит на пороге университета с папкой остаточных документов, которые не отправил в электронном виде по просьбе декана, потому что парня хотели видеть лично. И Минхо привычно вздохнул, но на этот раз с усердием пошагал к нужному кабинету за получением пропуска, потому что да — теперь он дома. За полторы недели пребывания здесь, Минхо нашёл людей, с которыми мог пообщаться, помимо старых приятелей со школы, нашёл преподавателей, которые восхваляли его ответы, в чём сыграли немалую роль отличное знание английского языка и опыт жительства в другой стране, нашёл даже воздыхателей, потому что всегда был уверен в своей внешности и планки, которую держал в обществе, периодически ловя заинтересованные взгляды на себе. В Алабаме он почти ни с кем не встречался, одной ночи с кем-то подцепленным в клубе, когда особо припрёт, хватало, чтобы почувствовать себя немного живее деревянного солдатика на полке в комнате, являвшегося старым отпечатком из детства. Выбор между парнем и девушкой уже не казался таким сложным, и там Минхо окончательно осознал, что его привлекают оба пола. Перепробовав многое, даже лёгкую травку однажды, он пришёл к выводу, что без каких-то намеренно радостных средств его организм не может вырабатывать эндорфины как раньше, и Ли боялся и одновременно не хотел знать, что поспособствовало этому, кто мог стать причиной. Страшно и больно одновременно. Лёгкая, летняя погодка радовала своими воздушными облаками-барашками, которые спасали от жарящих лучей солнца, появившихся всего пару недель назад — по словам друзей, после проливных дождей, затапливающих улицы Сеула. Привычно встретившись с Чанбином и Хёнджином перед первой парой, нахлобучив на голову кепку и радуясь, что в университете нет как такового устава на форму и внешний вид — «просто будьте опрятными», Минхо присел на подоконник, негласно заимев эту территорию в первый же день. Ковыряя заусенец, парень думал о чём-то лёгком, чтобы разбавить скуку, попутно слушая практически мимо ушей разговоры этой парочки, которая со дня знакомства показалась ему более чем странной, но Минхо ли жаловаться? Отчего-то кровоточащий, содранный заусенец вызывал у парня больше интереса, чем споры этих двоих, а извечное «гулял, а меня не позвал!» от Хвана в сторону Чанбина вообще не удивляло, потому что парень устраивал взбучку своему потенциальному бойфренду каждый день и не раз. Их не нужно было знать вечность, чтобы выучить повадки и характер, и порой Ли чувствовал себя настоящим зоологом, только находился он не в мире животных, а в мире этой пары, зная наизусть ход каждого при маленькой ссоре и едва ли не читая по листочку один и тот же сценарий. Но как бы категорично всё это ни звучало, ребята они были хорошие, сами завязали как-то с Минхо разговор, и их общение само по себе потекло в нужное русло так легко, будто они знали друг друга с пелёнок. Думая об этом, Минхо усмехнулся, окончательно отключаясь от сварливого до закатанных глаз «я совсем не ревную, мне плевать» Хёнджина и спокойного «я просто выпил с ними» Чанбина, он облокотился спиной о раму, чувствуя сквозь рубашку её холод. Ли подтянул колени к груди, обхватывая их руками и вспоминая про не до конца прочитанный конспект, потому что после перевода ему пришлось много усвоить и догнать, мысленно ругнулся, когда дёрнувшийся в сторону Хёнджин своей жопой задел его кроссовок, пачкая в первую очередь собственные джинсы. — У тебя вместо мозгов в голове салфе- — Смотри, Бин-хён, он вернулся, — настороженно прошептал Хван рядом стоящему Чанбину, впервые даже не посмотрев на испачканную одежду, и возмущения Минхо остались где-то за пределами услышанного, но он даже не успел обидеться, потому что любопытство сыграло своё. К тому же не каждый день можно застать молчаливого Хёнджина, который нервно игрался со своими длинными, тёмными волосами, заправляя их за уши, а потом выправляя вновь, и для кого-то этот жест мог бы показаться испуганным, если бы не лицо Хвана, глаза которого буквально голодно всматривались в постепенно редеющую толпу, пропускавшую кого-то. Минхо переметнул взгляд на такого же замершего каменным изваянием Со, который, на удивление, не выглядел ревнивым, будто сам понимал восторг своего потенциального парня, и вот это уже заставило Ли конкретно напрячься. Учась заграницей и несомненно встречая местных «звёзд» школы или университета, имена которых были у всех на слуху, а в грёзах они видели их лица напротив своих, словно снимались в сериале от нетфликс: порой канонично широкоплечих, играющих в регби или же длинноногих чирлидерш с вьющимися, светлыми локонами, но даже они не вызывали такого внимания и восторга, которые Минхо видел в глазах многих. Возможно это связано с разницей культур и фактом, что не каждый кореец или кореянка осмелится на подобное — но вот на что, — любопытство не оставляло парня в покое ни на секунду, оно просто выло о том, что он обязан познакомиться с этой, наверняка интересной личностью, которую не видел все эти две недели, пока учился в университете, приоткрывшем для него ещё одну завесу тайны этих длинных, светлых коридоров. — Вы о ком, ребята? — не выдержал Ли, спрыгивая с подоконника и выпрямляясь, попутно поправляя белую рубашку и ревностно думая, что даже его появление не вызвало у стоящей неподалёку группке девчонок такого лилового оттенка щёк. — Он болел? — слышались шепотки со всех сторон. — Слышал, что поранился на игре… — Или подрался с ревнивым парнем очередной его девчонки. — Он не проигрывает в драках, тупень, ты видел его банки? — Почему он такой красивый? — со вздохом. — Ничего особенного… — Но ты хочешь его. — Да… То есть вообще нет! Фу! — Милашка. Тут Хёнджин резко развернулся, панически водя глазами по всему, за что мог зацепиться и нервно выбирая путь к отступлению, пока наконец отмерший Чанбин не схватил его за руку, мысленно уверяя, что всё в порядке. — Он признался Хану пару месяцев назад, теперь Джин-и неловко, — поймав вопросительный взгляд Минхо, объяснил Со, продолжая уверенно держать дёргающегося парня. — Признался кому… — но Минхо не успел договорить и даже догнать мыслительный процесс, потому что толпа всё же разошлась, являя взору Ли человека, который наверняка станет его предстоящим влажным сном наравне с кошмаром и не одним, даже не тысячным… …потому что выглядеть так горячо не могла ни одна звезда в американской школе. Чёрная безрукавка не скрывала подкаченные, мощные руки с гладкой, медовой кожей и вереницей бирюзовых вен на них, а глубокий вырез — остроту ключиц, о которые можно было резать бумагу (и сердца), пока взгляд впивался в расцветшие бутоны засосов по всей шее, идущей на ней подобно рубиновому ожерелью; иссиня-чёрные волосы густой чёлкой спадали на лоб, оголяя только сверкающий пирсинг в сдёрнутой брови, а едва заметная, но такая едкая ухмылка исчезала только тогда, когда он облизывал губы и — о боги — в языке была штанга! Прилегающие, тёмно-синие джинсы отлично обрисовывали контуры его аппетитных изгибов и, — Минхо клянётся, что опустил взгляд случайно, — внушающий размер члена, отчего Ли тут же вспыхнул, осознавая, что этот монстр ещё даже не заинтересован — Минхо надеялся, что он не один, кто туда посмотрел. Но когда коньячные глаза всё же поднялись снова к лицу, чтобы рассмотреть получше, парень замер словно выбежавший на дорогу кролик перед фарами машины, потому что встретился с ним взглядом и ужаснулся от собственного ухнувшего сердца. Потому что всё те же округлые, тёмные глаза, как и четыре года назад, всегда казались больше из-за усыпанных ими густых ресниц, но былой тёплый огонёк исчез, напротив, заменяясь на ледяной прищур затаившегося хищника. Минхо гулко сглотнул, пока все воспоминания прошлого не проскочили сквозь него в один миг, обрушившись разрываемой душу улыбкой, которая фантомным образом восстала из памяти, а милые очки, скрывающие пол лица, промелькнули также быстро, как он моргнул, подобно призрачному, шестому чувству смешиваясь со словами Чанбина, который назвал фамилию этого парня. — Хан-и, — на автомате прошептали его губы нежное обращение, которое он запретил себе произносить все эти четыре года, а глаза увлажнились сами по себе, но теперь не от вспыхнувшего возбуждения от вида этого ходячего, активного вулкана, а от мысли, что на мгновение он снова вернулся в беззаботное прошлое, где ему было невообразимо хорошо. Но тут же Минхо прямо за шиворот окатило холодной волной вызывающим мурашки взглядом, вровень поменявшимся на ещё более морозный, как только парень считал это «Хан-и» с его губ и, кажется, подобное ему совсем не понравилось. Его глаза, которые теперь не скрывали очки, выражали полную, тёмную пустоту, похожую на дно опустевшего колодца; Хан прищурился сильнее, и Ли бы сжался до размера эльфа от зябкого чувства, если бы какая-то девушка не отвлекла Джисона, повиснув на его руке. Он лениво перевёл взгляд уже на неё, не реагируя на поцелуй в щёку и пошёл дальше. Вокруг него были люди, шедшие рядом двое парней не висли на нём также и даже не смотрели влажно или с обожанием: высокий, накаченный брюнет что-то безучастно читал в телефоне, пока Хан уже более осознанно повернулся к идущему с другого бока — блондину с россыпью мелких веснушек по всему лицу, слегка уступающему ему в росте, рассказывающему что-то с широченной, светлой улыбкой. Минхо разбудил смешливый фырк Чанбина, и он вздрогнул, обращая внимание на друга. — Снова с кем-то новым, когда он успевает? — закатил глаза Со, на что Хёнджин треснул его по руке. — Не говори о нём, мне и так неловко! Ты видел, как он на меня посмотрел?! Он хочет меня сожрать, да? Сожрать?! — начала паниковать драма-квин, даже не подозревая, что всего пару мгновений назад взгляд Хана был обращён за его спину, где Минхо продолжал ошарашенно стоять, охуевая с ситуации. — Он тебя даже не помнит, успокойся, — потирая ушибленное место, пробурчал Чанбин, а затем обернулся, спрашивая: — Минхо-хён, ты не знаешь… Но Ли было не до этого. Он как окаменелый врос в пол, слыша в ушах только собственное сердцебиение, пока Джисон и его свита проходили мимо, а первый более не удостоил его своим взглядом, направился в другое крыло кампуса, сверкая своим бритым затылком и пастью крокодила, вытатуированной у него за ухом и идущей по всей шее вниз — пожалуй единственной перекрывающей все эти смущающие, алые пятна. — Выглядишь так, будто призрака увидел, — успокоился Хёнджин, который теперь наблюдал за старшим ровно как и Со, толкая его в бок, на что тот подумал лишь: «Да, точно, настоящего призрака…» И «Да я в чёртовой дораме!» Собеседник А: что на повестке дня? Собеседник В: полный пиздец. Собеседник А: он вернулся как ты предполагал, да? *собеседник В вышел из сети* Собеседник А: чёрт, это даже круче любой мелодрамы.

Wildways — Страх.

Он сидел в аудитории, набитой готовящимися к паре студентами и дёргал шнурок толстовки, стеклянным взглядом уставившись в окно. Новость, что ошарашила тогда Минхо не оставляла его до сих пор, хотя прошло уже три дня. Он отлично помнил тот самый миг, когда горящее сердце ушло в пятки, а мозг едва не вытек через уши, но даже при этом он не мог прийти в себя, подпитываемый вернувшимися, пугающими снами. В них Джисон всегда плакал — после их ссоры и расставания, даже отвлекаясь, даже куря на балконе и источая запахи алкоголя, он не мог выбросить образ друга из головы, преследовавшего его в забытье. Он не раз тянул к младшему руку, чтобы успокоить, чтобы извиниться, чтобы стереть прозрачный кристаллик с щеки, но получал лишь броню, сквозь которую не мог прорваться. Хан плакал, а броня росла, до тех пор, пока Ли не перестал видеть его образ вообще, лишь слышать — тихое эхо всхлипов, как на дне колодца, такие дрожащие и охрипшие, словно он плакал не переставая. И теперь новый образ Джисона перемешался с тем, каким парень помнил его раньше, путая сознание окончательно. Но дело было не только во внешности. Хан с ног до головы был покрыт пугающей аурой, которой у младшего никогда не было, словно он выплакал последние остатки былого себя — там, во сне Минхо, и исчез, оставляя лишь чёрствую оболочку безразличия. От окружавших его людей за версту несло похотью и липким лицемерием, вызывая лишь раздражение и, поспрашивав друзей о «новом» Джисоне, Минхо выяснил, что парень учился на первом курсе на той самой специальности, о которой грезил ещё при их ладном общении, но несмотря на славу в баскетболе, в игре которого он вытягивал их университетскую команду, успеваемость его порой падала из-за отсутствия на парах. Даже если все ответы в тестах его были верными. Переходя через несколько месяцев на второй курс, Джисон был надеждой тренера, но головной болью старосты — однако даже так преподаватели его любили. Видимо его природная харизма, что когда-то так очаровала родителей Минхо — и его самого, никуда не исчезла даже после кардинальных изменений. Однажды Ли снова столкнулся со свитой Хана — на четвёртый день тотального переосмысления, но снова был проигнорирован им, однако даже так на Джисона хотелось смотреть. На него всегда хотелось смотреть и провожать взглядом. Джисон изменился, — подумалось Минхо, когда он всё же отвёл взгляд от окна, замечая в проёме аудитории друзей, — это факт; от прошлого него остались лишь округлые глаза и слегка пухлые щёки, за которые часто хватался веснушчатый парень, но Хан будто стёр все возможные воспоминания о Минхо, будто его никогда и не было, и эти мысли доводили Ли до уныния. Да, он прекрасно помнил на какой ноте они прекратили общение и уже успел миллион раз об этом пожалеть: что не догнал друга тогда или не пришёл перед отъездом, забив на его чувства и не разобрался толком, наплевав на его «абонент не абонент». Но видимо пожалеть надо было чуть больше, чем миллион раз, потому что теперь кричать об этом бессмысленно. Джисон изменился. Заметив перемену в настроении друга, который и так косплеил зомби вот уже четвёртый день, Хёнджин сначала донимал вопящего об усталости Чанбина и на очередное: «откуда я знаю, у него спроси!», в итоге сдался и действительно спросил у Минхо, на что получил короткое и меланхоличное «всё в порядке». — Если это из-за Хана, то не стоит тратить силы, — замечая, как часто Минхо смотрел в сторону младшего, проницательно заявил Хван. — Ты о чём? — Да, вокруг него всегда есть люди и большая часть попроминала с ним кровать, — заметив, как сжались кулаки друга, Хёнджин решил сбавить обороты и продолжить мягче: — Я тоже был на твоём месте и тоже грезил о его объятиях, но увы. Несмотря на то, сколько людей вьётся вокруг него, не было ещё ни одного счастливца, который смог бы приласкать этого бешеного пса. — Мне кажется, есть один, — сквозь зубы процедил Ли, кивая в сторону того парня, что постоянно ошивался рядом с Ханом, дарил ему яркие улыбки, вешаясь на плечо и периодически запрыгивал на спину, бёдрами врезаясь в его бока, заставляя пресс парня напрячься и контурами выделяться через тонкую футболку. Проследив за кивком, Хёнджин только фыркнул, закатив глаза и качая головой. — Ликс хороший парень и отличный друг, судя по всему. — «Друг»? — Друг, — уверенно и без подводных камней заявил Хван, смахивая лезущую на глаза чёлку. — Потому что он единственный, кто не бросался на Хана, а Хан не бросался на него. Видимо он действительно считает Феликса своим другом, раз они ещё не переспали. — И откуда ты только зна- — Знаю, потому что Хан не общается повторно с тем, с кем спал. Да, люди продолжают виться вокруг него из-за жажды оказаться в эпицентре популярности и пообниматься с этим самым эпицентром, попутно прославляя себя, свой аккаунт в инстаграме или какие-то свои интересы, но Хёнджин был прав — Джисон был безразличен ко всем, кроме тех двоих: веснушчатого Феликса — милого, миниатюрного паренька, который тыкал в его щёку пальчиком и смеялся с его нахмуренных бровей и парня с вьющимися, короткими и тёмными волосами, по габаритам явно превышая и его, и Феликса, но выглядя до того надёжно, что Хан мог доверительно положить голову на его мощное плечо и прикрыть глаза. Минхо было нечего ответить другу. Собеседник А: где он, ты говоришь? Собеседник В: с Крисом в гараже, пытается оживить то, что ожить уже не сможет. Собеседник А: я бы пошутил, но… Собеседник В: про мотоцикл! Я говорил про мотоцикл, извращенец-хён! Собеседник А: гыгыгы ты должен был быть готов, раз написал мне такую хрень. Собеседник А: *отправил стикер* Собеседник А: ты что, обиделся? Собеседник А: *отправил гифку* Собеседник В: погоди… это обезьянки, а что они… Собеседник В: извращенец-хён! Собеседник В: *вышел из сети* Собеседник А: хотел бы я посмотреть на твою реакцию вживую хыа.

Connor Price, Killa — Violet.

Когда он жил в Америке, будни казались серыми и пропитанными чем-то старым, затхлым, как заброшенное здание, поймавшее само себя в ловушку из закрытых окон и плесени на стенах. Жестокий вьюн загнанности обвивал его шею бесконечное количество раз в бодрствовании, а во сне он видел выплакавшие душу округлые глаза, и наутро становилось не легче. Минхо просыпался в поту, то открывая, то закрывая рот, пока Суни с тихим мурчанием взволнованно не прыгнет на его грудь, тычась мордочкой ему куда-то в шею, и Ли становилось заметно легче, ведь, казалось, после потери Хан-и, только кот мог понять его. Тогда взгляд каждый раз возвращался к телефону, в памяти открывал мессенджер с непрочитанными сообщениями и аккаунтом, который едва ли можно было назвать активным, будто его хозяин давно потерял пароль и вспоминал его раз в год. Теперь же серость будней слегка разбавилась страстными, бархатными красками снов, пропитанными тёплыми ароматами кожи, до дрожи в ногах раскидывая свои ветви возбуждения по всему низу живота, и участником которых всегда был Джисон. Благодаря друзьям он нашёл инстаграм младшего, вернее, ссылку сбросил Хёнджин с подписью: «подрочи, станет легче» и был послан далеко и надолго… ну после того, как Минхо подрочил, конечно, потому что было на что. И пусть фотографии Джисона не отличались постоянностью; в те редкие дни, когда он всё же выкладывал что-то — что такое истории он, видимо, не знал вообще, — то это уже казалось для таких же отчаянных как Ли праздником, потому что его выразительный взгляд, изгиб брови, мелкие крапинки в глубине этих невозможных глаз, пирсинг и тату, вызывали по всему телу приятные, тёплые мурашки. Когда Минхо наткнулся на его фото с высунутым, проколотым языком, с вытянутой шеей и мощной жилкой на ней, которую невероятно хотелось облизать, парень едва не сошёл с ума, стерев руку до мозолей. Хан Джисон был… любителем чёрно-белых фото и пресса. Своего. И нервного срыва одного старшего, ловящего оргазм от собственных фантазий. Минхо не раз просыпался с сильной пульсацией между ног и тихим сопением от осознания, что он хочет его. Хочет Джисона. Хочет себе и не просто как объект возбуждения, а как парня, как того самого паренька, который признался ему когда-то и парня, которым он стал. Пытаясь воссоздать в голове образ «старого» Джисона, чтобы разобраться в себе, Минхо с ужасом понял, что даже те невинные, но такие задорные улыбки, пухлые щёчки и смущение заставляли его чувствовать. Сердце билось невероятно от фантазий, где Хан надевает те самые огромные очки, и парня сворачивало в трубочку от стрельнувшего в поясницу возбуждения. Лёжа в постели, видя перед собой лишь белые искры после оргазма, Минхо с горечью пропустил в голову мысль, что был бы не против стать его очередным любовником — совсем не против хотя бы раз ощутить на себе его сильные и, может быть, до сих пор прохладные руки, почувствовать под своими пальцами, как перекатываются его мышцы и как жарко пахнет его вспотевший загривок после мощных толчков. Но потом, за этими мыслями следом, плыли слова Хёнджина, и Минхо было куда страшнее узреть на себе эти холод и безразличие вновь, без шанса вернуть всё как было. Хан и так не проявлял к его персоне никакого интереса, а тут и вовсе забудет, и мысль об этом доводила его, делала больно, пугала. Оказавшись на студенческой вечеринке, куда его чуть ли не под руки приволокли Чанбин и Хёнджин, Ли взвыл, потому что боялся пить больше положенного — к алкоголю в полной мере он так и не привык. К тому же, у него скоро сдача реферата, Суни дома один из-за отъезда родителей, а на заднем дворе не полито дерево. И насрать, что он никогда не поливал это дерево. В принципе как насрать на парня спящему Суни, который, сытый, хоть машину их продаст, лишь бы ему дали отоспаться. Минхо был готов найти сто и тысячу оправданий, чтобы не идти и зарыться с головой под одеяло в обнимку с телефоном и фоткой Джисона, но вот он здесь — магия, не иначе. Шум толпы и запах спиртного разносились по всей округе гибкой змеёй, а заметив столько старых знакомых, Минхо более-менее расслабился, чувствуя, что уже начал подзабывать как это — веселиться. С горечью вспомнил, как однажды притащил в это сборище Джисона — его маленького Хан-и, которого теперь очень хорошо понимал и был бы рад отвесить прошлому себе пару пиздюлей, потому что тогда не очень-то спешил следить за ним в такой опасной толкучке. Парень лишний раз старался не лезть, не поглядывал в сторону барной стойки и в стаканы напротив. Чанбин куда-то утащил Хёнджина и даже не пришлось думать куда — возможно позже Минхо будет праздновать рождение новой пары, — но пока Ли затерялся в толпе, лавируя между разгорячёнными телами, впитывая в свои волосы и одежду запахи пота, спирта и чьих-то духов. «Джисон часто журил меня за посещение подобных мест», — с грустной улыбкой вспомнилось ему, а затем Минхо остановился, резко мотнув головой до тошноты и звёздочек перед глазами, чтобы забыть. В голове появилась картинка непрочитанных сообщений, безразличный взгляд Джисона, ядовитая аура вокруг него. Нет, нет и нет, он не будет думать сегодня о нём, не будет! Не сейчас, когда выпал наконец шанс отвлечься. Не сейчас, когда мерцание ламп бьёт по глазам не хуже плети. Не сейчас, когда до тошноты хочется сорваться с места и убежать домой. Что с ним, чёрт возьми, стало?! Проморгавшись и приходя в себя, Ли остановился вновь, чтобы перевести дух, но не рассчитал, что стоящая рядом группка развернёт настоящий фонтан из шампанского, тряся бутылку так, будто из неё и правда должен вывалиться джин, раскидывая брызги шипучей жижей на всю округу, и парень тут же понял, что его несчастная, серая толстовка пропиталась алкоголем по всей груди. Стало обиднее вдвойне, а может быть дело было изначально в отвратительном настроении, но Минхо с силой отпихнул от себя вскрикнувшего что-то парня и, грязно ругнувшись кому-то в лицо, переставая различать за этим скоплением даже цвета, посеменил в сторону уборной, ругая друзей на чём свет стоит и ругая себя, что повёлся. Неужели Джисон чувствовал себя также, когда он привёл младшего на вечеринку? Паршиво, как же ему паршиво. До тошноты. Когда Минхо наконец добрался до приглушающей биты комнаты, словно мантру повторяя не дать никому в ебальник и не устроить сцену, он прислонился к белоснежной раковине всем корпусом, чтобы успокоить бешеное сердцебиение. Он не знает чей это дом и тот факт, что Ли смог найти туалет — его невообразимо радовал. Не радовало только, что комнатка была достаточно большой, чтобы уместить и раковину, и дверь, которая, скорее всего, вела в туалет, а это значит, что скоро его побеспокоят, что скоро ему придётся покинуть это тихое место. Минхо успел только тихо вздохнуть, как тут дверь позади приоткрылась, и парень машинально бросил взгляд к зеркалу, в отражении смотря, как из смежной комнатки выходит парень, попутно застёгивая ширинку и выглядя до ужаса удовлетворённым, отчего Ли хотелось с завистью усмехнуться. Но усмешка не успела налезть на его лицо, потому что из той же комнатки вышел второй человек, отражение которого заставило Минхо горько прикусить губу, подобно сломанному фонтану, прорывая из недр мощным потоком воспоминаний. «А я?» «А что ты?» «Мне не следовало этого делать… не следовало так поступать с тобой и говорить, что это просто интерес, потому что теперь ты стал тем, кто рассматривает других как интерес… Прости меня… прости…» — слова не вырвались из сжатой глотки как застрявшая поперёк рыбья кость, неприятно царапающая горло. Отпустив голову, Минхо включил воду, смахивая немного капель на толстовку, пусть это и мало бы помогло пропитавшей алкоголь ткани. Он слышал, как тот парень вышел, но искренне не понимал, почему Хан продолжал стоять позади, однако впервые любопытство не кричало своё, не просило поднимать взгляд, поэтому Ли повиновался, внезапно поймав себя на диком волнении. Шестым, седьмым и хер знает каким чувством он ощущал болью на спине прожигающий взгляд, гулко сглотнул от подскочившего давления во всём теле, но продолжил делать своё дело, потому что знал — если двинется, возможно эта бешеная псина вцепится ему в глотку. И даже не слухом, скорее скрутившимся внизу живота узлом, он пропустил сквозь себя хриплый, пронизывающий до мурашек голос, который заставил Минхо вздрогнуть и замереть, будто заяц перед хищником. — А ты не изменился, хён. — Зато ты чертовски изменился, — игнорируя дрожь в собственном голосе, пытался как обычно съязвить Хо, но тут он был готов завопить в голос, как только поднял взгляд, встречаясь глазами с отражением, и что-то горячее, возбуждающе-жгучее разлилось у него между ног от этого голоса, бьющего камень о камень уверенного тембра, властности и глаз, в которых горел настоящий, взрывной вулкан — Минхо впервые такое видел, и если бы пил, то подумал бы, что туда что-то подсыпали, и он попросту обдолбался — ну не бывают люди такими сверхгорячими! Заставляя взять себя в руки и в ноги одновременно, Минхо проморгался, отводя взгляд, а затем выдохнул тихое и едкое: — Стал настоящей сучкой. И тут же пожалел об этом, как только Джисон внезапно навалился на его спину, пригвождая стоять на месте и поставил руки по обе стороны его сжатых на раковине кулаков, упираясь плотно, почти что кожа к коже, потому что жар пропитался даже сквозь их одежду и пролил адские искры не на мурашки — а на целый табун искристых вспышек до сжавшейся челюсти и прокусанной до крови нижней губы. — Хотел бы трахнуть такую сучку, хён? А затем быстро, — быстрее, чем Минхо успел поймать тахикардию, — отстранился, поправляя свою длинную майку, вырез которой не скрывал светлые соски, мощные грудные мышцы и выпирающие ключицы, которые хотелось искусать вдоль и поперёк, отчего у Минхо во рту скопилась слюна — впору подавиться. Он так и не смог выдавить что-то колкое в ответ, как всегда делал на какую-либо дерзость, замерев на месте ледовой статуей, а отмерев лишь тогда, когда Джисон с кривой ухмылкой, оголяющей верхнюю десну, проскользнул за дверь, оставляя старшего в туалете одного — дышать, дышать и ещё раз дышать. А потом сорваться с места в комнатку и запереть её, чтобы запустить руку в такие тесные сейчас штаны.

3RACHA — Alchemistry.

С наступлением нового дня присутствующие на масштабной вечеринке студенты будто бы вымерли и поредели в численности, отсутствуя на первых парах и едва ли заявляясь к последней. Никто и предположить не мог, что в том двухэтажном, габаритном доме поместится столько народу, но Минхо предполагал, что тусили они далеко не в четырёх стенах. После того, как он спешно покинул чужую территорию, сначала думая вызвать такси, а уже потом радуясь, что этого не сделал — надышавшись свежим воздухом, он относительно пришёл в себя и уже дома был почти что трезв. Почти, потому что в самом доме он не выпил ни капли, но почему-то казался самым поддатым. И даже когда он со стоном устало разлепил глаза рано утром, кончиком носа встречая первые рассветные лучи из открытого окна, Ли не мог собраться из-за нового, красочного сна, в котором отчётливо прорисовывались контуры чужой, мощной груди и розовых бутонов сосков на ней — та самая грудь, что так жарко прижималась к его спине не так давно. Впервые на памяти Минхо в аудитории было тихо. Студенты мало двигались и по усталым глазам, наполненным сожалением о выпитом, можно было определить кто посетил вчерашний вечер и даже ночь. Прохладный ветерок врезался в стёкла окон, заставляя всех ёжиться, а пропахшее перегаром похмелье трезвонило по голове маленьким молоточком, разбивая виски. Минхо им не завидовал, но почему-то чувствовал себя почти что также. А ещё искренне не понимал какой умник устроил эту самую вечеринку в четверг — далеко не перед выходным, заставляя пришедших ныть о раскалывающейся голове и помойкой во рту. Кто-то прошептал, что удел студентов — страдать, на что Ли закатил глаза, посильнее зарывшись в безразмерную толстовку. Хотелось захлебнуться в кофеине и подольше полежать головой на прохладной поверхности парты, но тихий, жужжащий гул отвлекал, ровно как стонущий от недосыпа Чанбин, который опёрся лбом о плечо Хёнджина, завывая: — Корейские студенты не такие уж и невинные. Вчера за стенкой я слышал как минимум пять стонущих голосов. — Это точно, они даже нас перебивали! — тут же подключился Хван, вычитывая что-то в телефоне и умудряясь слушать одновременно. Чанбин согласно кивнул, зевая, а затем обратил своё внимание на притихшего старшего, который продолжал лежать щекой на парте и о чём-то активно думать. Или не думать вообще — кто ж знает этого Ли Минхо. — Кстати, а куда подевался ты, хён? «Ушёл домой, чтобы лечь в кровать с мыслями, как я беру Джисона спереди, усмехаясь ему в рот за такую наглость, а потом он берёт меня, доказывая свою сучесть». — Пошёл домой, чтобы покормить Суни, из-за вас, между прочим, он был голоден. Ваши вечеринки — отстой полный. — Ну конечно, это тебе не в штатах травку жевать, — усмехнулся Хёнджин, на что Со легонько шлёпнул его по бедру, намекая не перебарщивать, но Минхо на это не обиделся, скорее, горько усмехнулся. Потому что друг не был совсем уж не прав. Да, Минхо чувствовал себя там куда свободнее в своих желаниях и интересах и старался быть честен с собой, даже если непринятие мог получить в любой стране. Однако честность не была его верной спутницей хотя бы по причине, что он запрещал себе думать о человеке, которого оставил однажды в Сеуле совсем одного. Который приходил к нему во снах и рыдал так, будто являлся создателем Тихого океана, а Минхо рыдал вместе с ним, наутро ощущая слипшиеся ресницы. Ли не был честен до конца даже там — далеко от родины в новом окружении и интересах, но теперь он точно знал чего такого яркого ему всё это время не хватало. Кого. — Чтоб я ещё раз так пил, — тем временем ныл Чанбин, то и дело бодая лбом плечо младшего, на что Хван показательно недовольно шикал, отвлекаясь от телефона. — Ты будешь пить, милый, так что не зарекайся, — усмехнулся омерзительно бодрый Хёнджин, пока другие ребята на потоке недовольно косили на него глаза, полные зависти, потому что на вечеринке Хван тоже не пил и чувствовал себя сейчас прекрасно. — Ну конечно, зожнику легко об этом говорить, — закатил глаза Со, окончательно уронив голову куда-то в подмышку парня и продолжил бубнить уже оттуда: — Я удивлён, почему Хан не пришёл, ведь он сейчас наверняка такой же бодренький как и ты. — В смысле? — казалось, вся былая усталость в момент улетучилась, стоило кому-то упомянуть об этом человеке вслух, и Минхо тут же поднял голову, реагируя. — Ну, наш фак-бой не такой уж и фак… — Ты хоть сам понял что ска- Но он перебил Хёнджина с усмешкой. — …раз не пьёт и не курит, — Чанбин пожал плечами, сидя с таким умным лицом, будто только что создал свой проект, принятый на мировом уровне и вызывающий тонны аплодисментов, вместо этого лишь заставил Минхо о чём-то задуматься. — Брал бы с него пример, — недовольное ворчание начавшего Хёнджина осталось где-то белым шумом на заднем плане под пеленой потока своих мыслей и догадок. И что бы он там сейчас ни надумал, Ли отвлёкся на вошедшего в аудиторию студента, недовольно сверля взглядом его кучерявый затылок и представляя, как этот здоровяк снова и снова треплет макушку Джисона. Как позволяет его красивым ногам закидывать на свои бёдра, как массирует своими пальцами чужие щиколотки и заставляет Хана откинуть голову назад в блаженстве. Зная младшего достаточно хорошо, Минхо помнил, как тот любил массаж ног, и пусть делал он его себе сам, неожиданно Ли захотелось схватить эти твёрдые бёдра и заставить их обвить свою талию, чтобы крепко, чтобы кожа к коже без его друзей, любовников или ещё кого-то. Только Джисон и он — Минхо. Наблюдающие за сменой эмоций на лице старшего друзья лишь тяжко вздохнули, снова и снова понимая, что их хён вляпался. И вляпался по-крупному.

Kendra Dantes — Never Forgot.

Небо потемнело от тяжёлых, нависающих туч и будто бы хмуро смотрело прямо в душу своим водяным потоком. Выходные встретили Минхо нескончаемым дождём, холодные капли которого хлопали по крыше барабанной дробью. Из-за того, что комната парня находилась на втором этаже и была когда-то давным-давно обустроена под чердак, он всегда отчётливо слышал зовы погоды в виде ливня и стонущего ветра, точно также, как и скрип старого дуба на заднем дворе дома. Когда Джисон оставался с ним на ночёвку, то пугался, жался к старшему, как к единственному светлому источнику в этой мокрой тьме и отблесков молнии, и Ли накрывал их одеялом до носа, позволяя младшему уткнуться в его ключицу своим холодным носом, чтобы через пять минут спокойно засопеть. Это были хорошие времена — с сожалением подумал парень, спускаясь вниз, потому что не хотел больше слышать дождь, не хотел вспоминать даже, пусть это и отливало приятно-тоскливо в сердце, в самый его эпицентр. Минхо приоткрыл входную дверь, пока холодный, сырой воздух не пробрался в щель и врезался в его лицо, отчего парень тут же её захлопнул, ругнувшись, потому что дома действительно было одиноко и пусто. Родители были все в делах и заботах со своим бизнесом, а друзья занимались чем угодно, но точно не собирались звать Ли с собой — не то что бы он был не рад, потому что не являлся фанатом вуайеризма, ведь они наверняка укатили на свиданку с последующим продолжением банкета в горизонтальном положении. Но он всё равно чувствовал себя брошенным — вот только кем и как, — думать об этом не хотелось. Парень уселся на пуфик возле дивана в гостиной и скрестил ноги, упираясь о колено локтём и кладя на ладонь подбородок, представляя, что он великий старец, который знает всё. Конечно вряд ли великие старцы то и дело возвращались к образу Джисона, посматривая в окно напротив, из которого была видна крыша дома — того самого, где он со своим другом детства собирал конструктор и смотрел телепередачи, попутно споря какой супер герой лучше. В этом доме он застал младшего, красящего себе ноготь мизинца на ноге и улыбнулся, потому что тот боялся осуждения, но Минхо сказал ему, что всё в порядке и успокоил. В этом доме он поделился о своём первом поцелуе, коря потом себя за красочное описание, ведь он не знал, что это причиняет Хану боль и, конечно же, о других опытах в отношениях, ведь ему тогда нужно было просто посмотреть в эти округлые глаза, просто уловить нотку грусти, и он бы остановился… Остановился же, да? Но сейчас размышлять об этом бесполезно, потому что, кажется, у младшего этого самого опыта стало гораздо больше. Сейчас в этом самом доме Хан мог втрахивать в свою кровать какую-нибудь милую одногруппницу, подарившую ему свой горящий поцелуй или пускающего на него слюни одногруппника, может быть даже того самого из туалета, а может быть другого, ведь он не повторяет это с кем-то дважды, если верить Хёнджину. «А может быть с ними одновременно», — добивал себя грызущими мыслями Минхо и с силой прикусил губу, снова и снова прокручивая в голове ту сытую улыбку, с которой вышел парень из туалета и до трясущихся ног доводил себя фантомными чувствами в затылке, когда горячий рот едва не прижался к его покрасневшей мочке, а сильные руки с напряжёнными мышцами, увитые венами, упёрлись по обе стороны от его бледных ладоней, перекрывая все пути к отступлению — да и не то что бы Минхо так уж хотел отступать. Чувствуя, как по телу пробежались мурашки, Ли вспомнил недавний разговор с парнями и то, как Хёнджин с невесёлой усмешкой сообщил, что Хан и сам нередко является инициатором одноразового секса, если объект его хоть как-то заинтересует, заставляя волноваться за его безопасность и здоровье, будто бы парень напрочь забил на собственную жизнь и пытался хоть как-то заполнить пустоту, где раньше жарко билось сердце. А затем Минхо поник, потому что тогда в туалете, где была уйма возможностей, Джисон не спросил, он не сказал, что хотел бы иметь с Ли что-то общее, лишь усмехнулся, отвечая шуткой на шутку и ушёл, и это… было больно. Если Хан попросту не захотел его, настолько разлюбил из прошлого, то эта мысль и правда колола не хуже иглы для куклы вуду. Поэтому Минхо встал, резко встал, до хруста в коленях и поморщился, заходя на кухню. — Суни, спускайся кушать, мальчик! — стараясь отвлечься от тупых мыслей, крикнул Ли, но кот не отозвался. Более того, создалось впечатление, что его присутствия в доме вообще не было. Маленьких лапок, топчащих матушкин ковёр не было слышно, а тихое мурчание где-то в углу пропало, и Минхо подорвался, вбегая по лестнице в свою комнату, чтобы найти там кота спящим, но ничего. Суни просто исчез. «Нет…» — пронеслось испуганно в голове, как только Минхо ошалело вспомнил, как не закрыл заднюю дверь дома достаточно плотно, и когда мигом очутился возле неё, то заметил, что щёлка стала шире, а это значило только одно — кот вышел на улицу. — Суни! — закричал Минхо снова, топчась в проёме двери, словно сквозь обрушившийся на округу ливень слышал собственный голос, сбиваемый звучным потоком и плеском проезжающих мимо машин. Внутри будто что-то оборвалось и разлилось холодным потоком по венам, как только парень успел напридумывать все страшные сюжеты, которые могли произойти с его котом и, стуча несколько раз себя сжатым кулаком по лбу от разыгравшихся нервов, Ли помчался к прихожей и схватил дождевик, не сразу замечая, что второпях сорвал петельку и распахнул входную дверь, чтобы тут же носом к носу врезаться в стоявшего там человека, от страха и колотящегося сердца не сразу узнавая в промокшем насквозь и ссутулившемся госте Джисона. И если бы не ветер, который сорвал с его головы чёрный капюшон, парень бы перепугался ещё сильнее, потому что на пороге его дома он выглядел внушительно. — Я звонил, но никто не открывал, — мгновенно предупредил Хан, делая шаг назад, замечая бледность старшего, будто бы тот действительно мог упасть в обморок, а затем в районе его груди что-то закопошилось, оттягивая ткань толстовки и фыркая, и парень с лёгкостью оттеснил Минхо с порога, расстёгивая молнию, а из ворота показалась пушистая и влажная голова облизывающегося Суни. И Минхо почувствовал, как отлегло, как дикая дрожь в руках и коленях сменилась на покалывание и мурашки, а горло сжалось от переполнявших его эмоций, которые никак не могли вырваться наружу, застряв в коконе сердца, заставляя то подскочить в рёбра с мощной отдачей на пульс. — Суни… — по всему телу разлилась приятная нега, как только Минхо прикоснулся к мокрой мордочке, ощущая привычную мягкость меха и шершавый язык на ладони, пока бедный Суни весь дрожал от холода и тянулся к рукам парня, чтобы согреться ещё — или же обтереть о него грязные лапки, это же Суни. — Звонок на двери сломан и… спасибо, — тихо произнёс Ли, забирая кота на руки и боясь поднимать глаза на спокойно ждущего Джисона, который на это лишь кивнул и развернулся к двери. — Ты куда? Слова сорвались быстрее, чем Минхо мог их переварить в голове и тщательно обдумать как отчаянно это внезапно прозвучало. Но то ли Джисон не обратил внимания, то ли не заострял, но лицо его никак не изменилось, а меланхоличный взгляд лёг на старшего внезапно так легко и привычно, будто они и не расставались никогда. Не хватало только очков и широкой улыбки, и тогда бедное сердце Ли совсем бы не выдержало. — Домой, — отворачиваясь вновь, бросил через плечо парень, уже хватаясь за дверную ручку, но тут Минхо молниеносно оказался непозволительно близко, ловя его за запястье свободной рукой и на этот раз по-настоящему нахмурился, не понимая, как тот мог так беспечно относиться к своему здоровью. — Ты заболеешь, если будешь так расхаживать. Айгу, с тебя течёт же! Снимай толстовку, ты и так прогуливаешь слишком часто! — всё бурчал и бурчал Ли, отказываясь признавать, что звучал больше мило, чем угрожающе под удивлённым взглядом округлых глаз, попутно топая через гостиную в ванную, чтобы надыбать два полотенца: для Суни и Джисона. — Какой заботливый, — хмыкнул Хан, проходя вглубь дома не торопясь, но послушно, будто голос старшего пленил его как музыка змея; одним движением стянул противно облегающую, сырую ткань, оставаясь в одной белой, растянутой майке и шортах. — Иди под горячий душ, ты и так там всё зна… — но тут Минхо осёкся, понимая, что да — действительно знает. Он знает каждый уголок этого дома, потому что были времена, когда он почти что здесь жил. Когда его родители ссорились, Чонин сбегал с ночёвкой к другу, а Хан просился к безотказному старшему, который был рад приютить друга. Тогда мама приносила им печенье в огромной, жёлтой тарелке и тёплое молоко. За столько лет Джисон и правда узнал каждую зацепку, каждую трещинку в доме, пока проводил время здесь, ел здесь, мылся, спал и… был рядом: такой добрый, улыбчивый и красивый, такой ещё живой, с солнечным блеском в огромных глазах… такой свой. И пах теплом, уютом. Минхо не знал чем пахнет он теперь, потому что как-то не предоставлялось возможности уткнуться в его шею и втянуть-таки этот наверняка незабываемый аромат, но теперь это уже не имело значения, потому что тот Хан-и ускользнул из настоящего, закрывшись где-то в прошлом, а Минхо никак не мог узнать почему. — Я понял, хён, спасибо, — сказав это, Джисон осторожно забрал полотенце из ослабевших, дрожащих рук, внезапно помогая ему избежать неловкости, за что Ли был ему благодарен. — Это тебе спасибо, — хрипло отозвался он, провожая широкие плечи, мощную спину и узкую талию долгим, мучительно долгим взглядом. Собеседник В: мне всё это не нравится, хён. Собеседник А: что именно тебе не нравится? Собеседник В: я не хочу решать это как непосильную задачу… снова. Собеседник А: так может быть тебе пора смириться и оставить всё как есть? Собеседник В: чтобы потом всё повторилось?! Я не хочу потерять его, не хочу вытаскивать его снова, понимаешь? Но он уже увяз, дурак такой. Собеседник А: *отправил стикер* Собеседник В: и что это значит? Кролик обнимает морковку, потому что ты меня жалеешь или?.. Собеседник А: или. Просто подожди немного и не дёргайся раньше времени, думаю, скоро всё решится. Собеседник В: а если нет, то ты оплатишь мне психолога. Собеседник А: я буду твоим психологом, кроха. — Как так вышло, что ты нашёл Суни? Они сидели на кухне, долгое время в тишине наблюдая за ливнем. Крупные капли барабанили по стеклу, а сильный ветер гнул кроны деревьев опасно низко, заставляя парней поёжиться от мысли, что начался настоящий ураган. На улице стало холоднее чем раньше, а метавшийся по полу сквозняк кусал за голые ноги, на которых не было даже носков, и Минхо ненароком вспомнил о существовании пола с подогревом, который встречал в штатах, но никак не у себя дома. Несмотря на тёплый коврик в гостиной, они предпочли кухню, в которой часто сидели после выполнения особо сложных заданий и пили какао, попутно обсуждая планы на ближайшее будущее. Сейчас же атмосфера чем-то походила на приятное прошлое, но с одним большим и важным исключением: Минхо понятия не имел чего мог ожидать от ставшего таким непредсказуемым младшего. Джисон сидел на тумбочке, где часто находилась газетница и упёр локти в ляжки, ставя на сжатые кулаки подбородок и смотря в никуда, потому что тёмные глаза будто запеленала мутная волна мыслей, а сам парень, не утерявший эту привычку с годами, задумчиво покусывал нижнюю губу. Как гостеприимный хозяин, Минхо налил им чай, чтобы согреться и одновременно чем-то занять себя, пока Хан торчал в душе, но даже так тёмные мысли утягивали его не в те дебри, проносясь в голове смешанными картинками смущения. Закрывая глаза, Ли представлял, как тот снимает одежду и намыливает своё и без того влажное тело, представлял, как парень делал это уйму раз, приходя к нему с ночёвкой, и от внезапного осознания, что ещё тогда они могли бы быть вместе, добивало его. «Это в прошлом», — заставил себя проглотить эту мысль Минхо, замечая, что чашка, из которой уже не шёл пар, так и осталась нетронутой. — Вышел проводить Нин-и на допы в библиотеку, а на обратном пути наткнулся на этот комок посреди дороги, — ответил на вопрос старшего Джисон, бросив на него на этот раз более осознанный взгляд. — Суни, ты же знаешь, как это опасно! — встрепенувшись, подскочил Ли со своего места, с невероятным волнением смотря на хрустящего кормом кота, который даже ухом не повёл в его сторону, наслаждаясь едой, отчего парень сел на место под смешок булькнувшего в чай Хана, который схватил кружку, видимо чтобы спрятать неловкость или смех, и на этот раз Минхо бросил взгляд уже на него, но теперь грозный. — Чонин ведь в выпускном классе? — покачав головой, сменил тему старший, облокачиваясь о спинку стула. Джисон кивнул, отставляя стакан на старую газету, и очередная тишина, что прошила сквозь них всё то время без общения, внезапно надавила на грудь вновь, отчего Минхо поёжился, обнимая себя руками. На кухне внезапно стало холодно, и даже чай не справлялся со своей задачей, поэтому он попытался. Попытался вновь, словно мог вот так просто затеять непринуждённый и лёгкий разговор, который когда-то был между ними. — Мы взяли Суни в Алабаме два года назад, и вот он здесь, — стараясь заполнить тишину, попутно отводя взгляд от Хана, который хорошо смотрелся в его одежде, Минхо кивнул на кота, продолжавшего их игнорировать, не отрываясь от миски. Младший ничего не ответил, продолжая сверлить его взглядом, будто зная, как коньячные глаза Ли медленно проходятся по его татуировке, пасть крокодила которой виднелась из-под ворота его толстовки, проходя по сонной артерии и спускаясь куда-то вниз, скрываясь за одеждой. Затаив дыхание, Минхо представил, как мог бы сам сидеть рядом с ним, сжимая руку парня в поддержке, пока ему бы набивали этого злосчастного крокодила и, может быть, не было бы так больно сейчас. Ни ему, ни Джисону. — Много времени прошло… — хрипло вырвалось у него прежде, чем глаза Хана внезапно расширись, и впервые в них мелькнула хоть одна живая эмоция. В них мелькнула боль. — Я пойду, — спрыгнув с тумбочки, произнёс Джисон, разворачиваясь к выходу и говоря уже по пути. — Спасибо за одежду, я занесу её потом и заберу сво- — Подожди! — Что? Казалось, Джисону очень не хотелось оборачиваться ни при каких обстоятельствах, но он не мог этого не сделать, посмотрев Минхо прямо в глаза. Между ними повисла такая давящая и напряжённая тишина, что сжало лёгкие и кольнуло сердце где-то на восьмом ударе, нарушая ритм дождя за окном. Из кухни слышался Суни, который хрустел своим кормом, а за дверью — настоящий потоп. Или же это их собственные слёзы, не выплаканные за четыре чёртовых года? Они не знали, они оба не знали этого и боялись узнать, потому что никто в здравом уме не прикоснётся к раскалённой сковороде второй раз. Но Минхо был готов рискнуть. Влажные волосы Джи были зачёсаны назад: он либо не хотел брать чужой фен — о боги, вещи стали для него чужими, — либо отвык от него, поэтому кончики мокрых прядей слегка завивались, задорно смотря вверх, открывая его красивый лоб и нахмуренные брови, а широкие плечи, обтянутые толстовкой, пропахшей Ли, будто бы слегка подрагивали. — Чего ты хочешь, хён? — перейдя на шёпот, сипло спросил Джисон, оказываясь рядом с парнем слишком близко, почти что нос к носу, отчего у старшего спёрло дыхание, но он тут же взял себя в руки, чтобы больше не допускать ошибок. — Тебя, — выпалил Ли на одном дыхании, замечая только расширившиеся зрачки Хана, которые соединились с радужкой, образуя один большой бездонный колодец, а затем в это же мгновение широкие ладони стиснули ягодицы охнувшего Минхо до будущих синяков, поднимая и усаживая его на ту самую тумбочку с такой лёгкостью, что старший не успел ничего предпринять, кроме как жалобно простонать в открытые, горячие губы, мгновенно встречаясь со штангой в чужом языке. Он не успел пожалеть или испугаться внезапности своего решения, потому что знал, что это правда. Джисона хотелось так сильно, что, казалось, задрожали даже внутренние органы. Это правда — осознал Минхо, едва успевая за бешеным ритмом Хана, который не просто целовал его губы, а поглощал их без остатка: до покрасневшей кожи, вылизывая его зубы с диким, цокающим звуком штанги, втискивая в стену и поверхность тумбочки до упора и блаженных искр перед глазами. От его дыхания в своём рту поджимались пальцы на ногах; такой горячий и сиплый выдох вибрацией прошёлся по его позвоночнику, когда старший выгнулся, промычав в опухшие от покусываний губы. Это правда — окончательно понял Минхо, когда руки Джи, сжимавшие порозовевшую кожу, прошлись дальше, сминая ткань свободных, пижамных шорт, оттягивая их, чтобы слегка ущипнуть за бёдра, а затем снова вернуться к ягодицам, резко рванув парня на себя, заставляя практически улечься на его твёрдый, сократившийся пресс. Это, блять, правда — Минхо был готов взвыть от приятного ощущения, сладкой патокой прокатившегося по его пояснице, оставляя мурашки и поцелуй пожара внизу живота и перекатывая возбуждение по всему его телу, вплоть до корней волос, за которые тут же схватился младший, чтобы притянуть Ли ближе, будто бы откусывая от него по дольке. Постанывая, Минхо откинул голову, давая доступ к шее под притягательные, разгорячённые поцелуи, сопровождающиеся смачными, жадными звуками, пока сам опустил руки вниз, припуская штаны Джисона и закатывая глаза в наслаждении от ощущения приятной тяжести его члена в ладони, выдыхая куда-то в затылок парня, когда тот стал медленно опускаться поцелуями по его вздымающейся груди, резко и недовольно оттягивая ворот футболки, едва её не разрывая. Тёплая штанга гуляла по светлой коже Ли, оставляя влажные следы где только вздумается, лаская ямку между ключицами, зализывая слегка прикусанную ранее кожу, словно извиняясь, вытягивая из него стоны новой тональности. Минхо хотелось прикрыть глаза, отдавшись блаженству, более ничего не желая, но он всегда был заботлив в постели, поэтому не оставил Хана без ласк, руками забираясь под толстовку, поглаживая его плотные бусинки сосков, пальцами скользя по напряжённому прессу, снова проводя по истекающему смазкой члену, головка которого пачкала ткань толстовки, оставляя на ней мерцающие в свете молний тонкие полосы. Подняв взгляд, Минхо продолжил ласкать приоткрывшего губы парня одной рукой, пока пальцами второй осторожно коснулся его лица — такого родного, гладкость кожи которого будоражила, а мягкость щёк возвращала в былые времена, отчего перед глазами внезапно всё поплыло, будто его только что пронзил жёсткий разряд тока. Заметив дрожащие губы, Джисон осторожно убрал его руку из штанов, помогая слезть с тумбочки, держа его за ладони так трепетно, что контраст между страстью и заботой сильно ударил по груди Минхо наковальней чувств. Выводя его из кухни, Хан тяжело дышал, попутно сбрасывая толстовку с себя, снова поворачиваясь и впиваясь в губы всхлипнувшего старшего, проводя языком по нёбу, играясь с его языком. Дойдя до лестницы, он неожиданно бухнулся на одну из ступеней, что была выше и, положив ладони на ягодицы старшего, притянул его к себе, дёргая штаны вниз, губами прижимаясь к горячему члену — видимо он помнил о привычке старшего не носить бельё дома и нагло пользовался этой информацией. Минхо снова почувствовал этот разряд, только уже явственно, одурело вскрикнул, как только Хан сразу же перешёл на горловой, втягивая щёки и быстро двигая головой, отчего Ли совсем за ним не поспевал. Казалось, опустить голову и впиться взглядом в его действия — была огромная ошибка, потому что Минхо едва не кончил от того, с каким удовольствием этот бешеный пёс ему отсасывал. Он притянул старшего максимально близко к своему лицу, коснувшись носом лобка и в блаженстве зажмурил глаза, будто занятия лучше он не видел. Такое ярое показание наслаждения его телом, его вкусом ввели Ли в какой-то вакуум из своих собственных ощущений, в которых он терялся, толкаясь в жаркий рот, запрокидывая голову в громком стоне, как только чувствовал штангу на чувствительной головке. — Подожди… — сипло, сквозь тяжёлое дыхание, попросил Минхо, осторожно оттягивая его голову за волосы от себя, чтобы заглянуть в такие по-блядски горящие сейчас глаза. — Подожди, Хан-и, давай дойдём хотя бы- До этого сидевший на ступеньке Хан дёрнулся от вырвавшегося ласкового «Хан-и», тут же вскакивая и забирая у старшего новый, горячий поцелуй, оттягивая его нижнюю губу с особым восторгом, настолько углубляя его, что поцелуй мог показаться бы невъебенно грязным, мокрым от капающей липкими нитями с подбородка слюны и влажными звуками оттягивающих друг друга губ. Джисон медленно потянул его за руку наверх, с усилием заставляя свои ноги передвигаться, попутно помогая ему стянуть мешающуюся сейчас футболку. Офигевший от такого Суни даже не пытался последовать за ними, оставшись сидеть возле миски и удивлённо хлопать глазками, высунувшись из кухни и наблюдая, как его хёна уводит спасший его сильный человек, от которого почему-то пахло вкусно, знакомо так, не агрессией, а лаской и безопасностью. Он понравился Суни, потому что от других пахло неприятно, и они никогда не уделяли ему должного внимания, игнорируя такую пушистую шёрстку и круглые, милые глазки. А этот человек — совсем другое дело. «Совсем другое», — судорожно пронеслось в голове Минхо, когда он упал на кровать, притягивая к себе парня и сцеловывая его ухмылку, пока тот окончательно не стянул путавшиеся в ногах шорты старшего, отбрасывая их куда-то подальше. Минхо дёрнулся, желая снова овладеть такими сладкими и острыми одновременно губами, но Джисон отстранился, осторожно поглаживая его щёки мягкими, массажными движениями и всё приговаривая: «тише, тише» своим сексуально-хриплым голосом. И Минхо слушался, не торопился, чувствуя себя растопленным шоколадом, который плавился в объятиях печи со всех сторон там, где разгорячённые губы Джисона касались его. Будучи полностью обнажённым, Ли всё равно ощущал невероятный пожар, извиваясь от мягких покусываний под коленками, даже не зная, что у него там чувствительная зона, а затем шумно выдыхая через нос, как только Джисон сел возле него на колени и схватил за лодыжку, покусывая большой палец левой ноги. — Что ж ты делаешь… — словно пьяный, невнятно простонал Ли, запрокидывая голову над издевательствами младшего, который увлёкся настолько, что, казалось, от процесса получал больше наслаждения, чем Минхо, просто-напросто лаская его тело и погружая в лаву. Двумя пальцами вытянув из кармана штанов пакетик презерватива и пакетик смазки, он откинул их на кровать у головы Минхо, а затем разделся полностью, чтобы старший тут же придвинулся ближе, раздвигая ноги и приглашая его прижаться кожа к коже. И от жара тела Хана стало так хорошо, что не хотелось отпускать его ни на миллиметр, чтобы эта лава распространялась по каждой клеточке его кожи, по каждому волоску, заряжая своей энергией и теплотой, от которой не хотелось отпрянуть, напротив, опуститься полностью. Джисон гладил его руки и ноги, плавными, медленными движениями вызывая мурашки, языком ласкал поджавшийся живот и легонько покусывал вставшие соски, громко сопя, как только Минхо опускал руки, потирая их члены друг о друга. Они целовались: страстно, дико, излучая какие-то неземные чувства, пока кирпичик за кирпичиком ломались все барьеры между ними, стекая вместе с потом и слезами, когда Хан начал растягивать его, целуя в подбородок так нежно, что Минхо не выдержал, всхлипнув и поддался бёдрами навстречу, извиваясь. Притянув его к себе ногами ближе, он прикусил губу младшего, на этот раз так сильно, отчего тот простонал, надавливая на простату и вырывая из груди Минхо томный рык. Прислоняя губы к татуировке, Минхо лизнул солёную от пота кожу, нащупав шершавый бугорок под рисунком, но не придав этому значения, потому что Джисон разорвал упаковку презерватива и раскатал его по тяжёлому члену, попутно целуя его в коленку. И какие-то искры волшебства пробили его сознание — иначе Минхо не мог объяснить почему ему стало так плохохорошо, как никогда не было ни с кем. Он закинул руки на плечи младшего, притягивая его к своей груди и прямо в рот простонал его имя, смакуя вкус слюны, понимая, насколько это сейчас важно. Важно чувствовать его собой, в себе, на себе, ощущать его постепенно ускоряющийся ритм и порой рваные толчки, от которых хотелось впиться пальцами ног в мягкость своей кровати. Закатывать глаза в наслаждении, когда умелые пальцы проталкивались в напухшие от трения колечки мышцы вместе с членом, растягивая максимально настолько, что Минхо подрывало в неизвестной ему ранее позе, заставляя живот втягиваться до виднеющегося рельефа чужого члена возле пупка и кончать от этого зрелища на живот напротив. А потом кончать снова, не успевая понять когда возбудился от новых толчков, массирующих простату резкими выпадами движений, плавными толчками бёдер и влажных звуков, переплетающихся с плотным запахом их тел, их семени, их эмоций. Которые теперь не были такими тяжёлыми. Джисон двигался быстро, не оставляя и шанса подумать и будто бы кричал в его кожу сквозь укусы о той боли, что испытывал каждый день, находя покой только здесь — с Минхо, а крокодил за его ухом хищно всматривался в Ли проницательными и недоверчивыми глазами — такими же, как у его хозяина, когда тот видел чужака. И Минхо хотелось плакать вдвойне от смешения эйфории, боли и воссоединения. «А я?» «А что ты?» И это больно — чуть не простонал Минхо вслух, испугавшись, что парень подумает не так и остановится, перестанет пальцами сжимать его кожу на бёдрах, перестанет выцеловывать узоры на его шее, дышать, дышать, дышать его запахом, только его, который парень узнает из тысячи. Из миллиона и миллиарда. Из всех. Потому что пах Минхо домом, несмотря на то, что происходило между ними всё это время. И Джисон надышаться не мог, то ускоряя, то замедляя толчки, желая продлить этот момент как можно дольше, доводя старшего до невнятных всхлипов полувздохов из приоткрытых, малиновых губ, а затем сцеловал с них сладкую улыбку, принадлежащую только ему, не сразу отстраняясь, на мгновение подольше касаясь своими губами его. Отстранившись и выходя из горячего, уставшего парня, Джисон не мог успокоить своё бешеное сердцебиение, поглядывая на Минхо, который откинулся на спину, тяжело дыша, не в силах поднять свои разъехавшиеся в стороны ноги, на бёдрах которых блестела его же сперма. И когда Минхо смог более-менее прийти в себя, больше не чувствуя между ног раскалённой влаги, которая стала подсыхать и искр в пояснице, Хан успел встать и собраться. Вспоминая, что толстовка валяется где-то у лестницы, он, не оборачиваясь, вышел из комнаты, не проронив ни слова. Прикусив губу, Минхо ощутил под языком неприятную горечь, совершенно не такой сладкий мёд, который совсем недавно чувствовал, слизывая с песочной кожи капельки пота. Теперь это была настоящая горчица, въевшаяся от корня языка к сердцу — глубоко и больно. С кряхтением, он кое-как встал, ощущая лёгкое головокружение и мелкие покалывания в ягодицах, смешанные с лёгкой вибрацией поджавшихся колечек мышц, которые потом ещё какое-то время будут напоминать ему о самом лучшем сексе за всю жизнь. Минхо провёл рукой по простыне, призрачно ощущая запах кожи Джисона и пытаясь сохранить это тепло подольше, а затем коснулся своих распухших, алых губ, чувствуя себя таким затраханным, что не было сил даже думать. Но кое-что всё же промелькнуло в его голове, как только взгляд наткнулся на окно, выходящее на дом напротив. «Не горчица…», — осознавая, шептал он в мыслях, боясь поднять голос даже в голове и спугнуть момент. — «Чили, это был настоящий чили».

Lewis Blissett — Killing Butterflies.

Жизнь в университете кипела как обычно, приправленная запахом свеженапечатанных бумаг с тестами, гелевой ручкой и конспектами, судорожно написанными второпях. Солнечные лучи таинственно пробирались в аудиторию, освещая подиум преподавателя и часть дипломата, лежащего на нём. Смотря на него и будто бы сквозь, Минхо чувствовал себя странно, окончательно потерявшись во времени и пытаясь вспомнить как он вообще встретил первую половину дня. По большей степени, чтобы заняться хоть чем-то, он лениво листал новости в твиттере, краем уха слушая возню друзей, а на парах — монотонный голос профессора. Кто-то что-то бренчал про анализ, который нужно было написать для сдачи, а кто-то, что голоден, когда время приближалось к ланчу, но даже это не поспособствовало Ли отвлечься и принять вид живого человека, а не зомби, которого только что переехала машина. Самое ужасное было то, что Джисона за весь день он так и не встретил, не увидел ни его, ни эту чёртову свиту, будто все они растворились в воздухе. Джисон знал, что Суни — его кот, знал, что тот не выпускал его на улицу и наверняка стал бы переживать, не найдя дома. Не поленился отнести малыша домой и каким-то образом отличил от других гуляющих котов, пока даже хороший друг Чанбин говорил, что все коты одинаковые. Минхо надеялся встретить младшего на улице по пути в универ, но тогда заметил лишь выходящего из дома Чонина, который нахлобучил капюшон на голову и засунул руки в карманы, спрятавшись от мира за своими огромными наушниками, со спины так походя на Джисона четыре года назад. Парень даже не успел его окликнуть, как Хан-младший ускорил шаг, и в конечном итоге Ли остался далеко позади. В коридоре он видел Феликса: всё такого же сияющего, с ворохом пшеничных волос как у сорванца-цыплёнка и неизменными веснушками, но парень даже на него не посмотрел, занятый телефоном, опираясь о стену, напрочь отключившись от реального мира. Поэтому, сидя за столом и грустно тыкая палочкой в панчан, Минхо подпёр свободной рукой подбородок, то и дело мысленно возвращаясь в то самое воскресенье, где в комнате были только он и Джисон, горячие хрипы в подушку, умелые руки, державшие его, сладкий запах пота и как всегда прохладные пальцы на коже, сильно контрастирующие с раскалённым телом. Прикрывая глаза, он мог ясно увидеть нависнувшего над ним младшего с горящим, тёмным взором, с капельками пота, скатывающимися по груди всё ниже и ниже, его сильные руки с вздутыми венами и крокодил, сверливший взглядом, перекатываясь по коже от каждого движения. Минхо судорожно выдохнул, чувствуя, что даже от простого воспоминания его сковывает возбуждение. У него были разные партнёры: грубые, мягкие, с задорной ухмылкой или наглые, и вёл себя парень с ними точно также, мог подстраиваться под характер, колко ответить на чей-то саркастичный выдох, искусно владея своими познаниями в области остроумия, но вот Джисон… С Джисоном всё было по-другому: было дико, мощно, ярко. Минхо открывал рот от стонов чаще, чем от каких-либо слов, пока сам Хан молчал, позволяя вырываться лишь сиплым выдохам куда-то в ухо или плечо старшего, а вибрирующий рык плавно раскатывался по его груди как у довольного, дикого пса. Стиснув ноги, Ли собрался встать и наконец покинуть шумный кафетерий, едва ли притронувшись к еде, как тут вечно балаболящий Хёнджин резко замолчал, а за ним притих и Чанбин, и оба ошарашенно уставились на Хо, который недоумённо поднял глаза на друзей, нахмурившись. А затем бросил осторожный взгляд через плечо и едва не подавился слюной от неожиданности, потому что внезапная тень над ним, упавшая на лицо, образовалась не из-за зашедшего за тучи солнца… — Как жизнь? — соблазнительно улыбнувшись, спросил Джисон, упираясь руками о стол со стороны Минхо, наклоняясь, отчего Хёнджин боялся даже вдохнуть. — У-у нас всё отлично, — прохрипел Хван, всматриваясь в нависшего парня, пока его друзья наблюдали за медленной сменой маски, которая пыталась скрыть смущение за своей привычной сучестью. — Но теперь стало ещё лучше. — Приятно слышать это от такого красавчика, — промурлыкал Джисон, но взгляд его даже ни разу не упал на парня, и Минхо понял: он не помнит; не помнит, что Хёнджин признавался ему когда-то, потому что младшему было попросту всё равно. — Красавчик тут только ты, первокурсник, — рассмеялся пришедший наконец в себя Хёнджин, постепенно расслабляясь. — Правда? Хочешь это проверить? — Йа! — недовольно прервал их беседу Чанбин, выглядя предупреждающим, но Хан даже ухом не повёл. — Шучу конечно. Я бы проверил, но не с тобой, — едва слышно пробормотал парень, отчего по всему телу Ли пробежались вспыхнувшие жаром мурашки, а затем он в полной мере почувствовал сверлящий на себе взгляд, потому что Джисон смотрел, не отрываясь. — Пойдём, надо обсудить кое-что. «И как ты разговариваешь со старшими?!» — хотелось возмутиться Со, но посмотрев в сторону своры Хана и встретившись глазами с направленным на них обманчиво спокойным взором Криса, Чанбин поубавил пыл, не рискуя. — «У этого психа слишком опасные кореши». А Минхо просто встал, молча отодвигая стул для прохода и последовал за уверенной, прямой спиной Джи, который точно знал, что старший пойдёт за ним без пререканий. Они не виделись каких-то полтора дня, и вот уже Ли спешно следует за спокойным парнем, думая лишь о мурашках, бегущих по телу наравне с диким сердцебиением. Он мог бы давно просто вот так идти по коридору подле него, мог бы взять за руку когда угодно и обнять, показать, что его, что рядом, но… «А я?» «А что ты?» Они зашли в библиотеку, осторожно прикрывая за собой дверь и углубились в огромное помещение без слов, будто ориентируясь мысленно привязанными душами. Как только Джисон остановился возле дальних стеллажей, где никого, кроме пауков, никогда не было, Минхо понял, что свита младшего давно отстала, будто бы милый Феликс с милой улыбкой мило провёл пальцем возле горла, намекая на расправу над теми, кто помешает, и Ли занервничал от собственных фантазий. Занервничал ещё больше, когда осознал, что в ближайших метрах тут только он и Джисон — как того Минхо и хотел полдня, получив это, постарался вернуть контроль над телом. — Что ты- Но Хан развернулся, схватил руку старшего и потянул за неё, впечатывая в своё тело, впиваясь в него горячим поцелуем, и все былые вопросы отпали. Минхо тут же обвил его плечи руками, отвечая также ярко и вкусно, так же мокро и грязно, оставляя нити слюны, тут же слизывая их и ничего не мог с собой поделать — не мог насытиться им, подобно торчку, подсевшему на запрещённые вещества. — Хочу… хочу отвезти тебя домой, — сквозь поцелуи, прямо в рот говорил Джисон, врезаясь в его нос своим, потираясь кончиком, а затем захватывая губы вновь, сглатывая, чтобы сжать старшего в объятиях сильнее и позволить ему расстегнуть первую пуговицу на клетчатой рубашке, касаясь такой горячей кожи. — Да… — прошептал Ли, сминая его губы, скользя языком в рот и втягивая такой приятный запах парня, желая поселить его в лёгких и никогда не выпускать. — Да, пожалуйста. И они сорвались с места, боясь в любую секунду расцепить руки. У Минхо была ещё одна пара, у Джисона — две, но едва ли это их сейчас волновало. Они выбежали из здания университета под вопросительные взгляды дежурного, пока Хан подтолкнул старшего в сторону парковки, усмехаясь над удивлением парня, оголяя верхнюю десну, отчего Ли готов был завыть. Он лишь сильнее сжал прохладные пальцы, понимая, что пара давно началась, и друзья наверняка бренчат ему в сообщениях, но когда они остановились возле припаркованного байка, последние мысли о чём-то ещё улетучились. Остался только Джисон и байк. Джисон на байке. О боги… — Нам определённо надо домой, — едва не проскулил старший, отчего Джисон секунду сверлил его взглядом, а потом откинул голову и от души расхохотался. И Ли вдруг завис. Как раньше: также открыто, также же заразительно и также красиво. И знает чёрт как сильно Минхо скучал по его смеху, по этому раскату от баса до хриплого выдоха, по широкой улыбке, оголяющей белоснежные зубы и по задорному прищуру округлых глаз, в которых плескались звёздочки. И сейчас хотелось только всхлипнуть и притянуть младшего к себе, уронив голову на его твёрдое плечо, втянуть родной запах и почувствовать его пальцы в своих волосах, которые наверняка бы как всегда выводили одному ему известные узоры. Хотелось зарыться носом в его шею, греясь, а руки под рубашку, вызывая мурашки и щекоча кожу короткими ногтями. Хотелось закомфортить его как никогда, уронив на диван под «Ходячий замок», кормить карамельным попкорном и запивать всё это дело айс-американо. Как раньше. Хотелось затискать и прижать к себе ещё сильнее, без пошлости и страсти, нагрянувших так внезапно, а нежно и трепетно, сплетая их руки и роняя голову на трогательно сжавшиеся коленочки. Как раньше. — Поедешь со мной, хён? — как всегда чутко замечая изменение в лице старшего, спросил Джисон, не наседая и не давя, потому что знал, как порой с его хёном нужно быть осторожным и протянул второй шлем, не настаивая. И кто такой Минхо, чтобы отбросить эту руку, не ответив на лучистую улыбку, которая так давно не появлялась на его безразличном в повседневности лице? И Минхо сел, нацепив шлем и обнимая парня за талию, пододвинулся ближе, наблюдая, как тот уверенно выезжает с парковки, ускоряясь на трассе. И Ли не было страшно, он не допустил даже мысль о тревоге, пока его руки прижимали его к своей груди, пока, остановившись на светофоре, Хан положил широкие ладони на его бёдра, поглаживая, успокаивая и заводя одновременно, и пока они не доехали до дома Минхо, едва не откидывая сумки прямо на пороге, радуясь, что дома никого не было. Выбежавший на шум Суни привычно потянулся при виде Минхо и принюхался к ноге Хана, который тут же присел перед ним, запуская пальцы в податливую шерсть. — Ты ему нравишься, — улыбнулся Минхо, наблюдая за контактом кота и Джисона, который сам был готов замурчать от ласкового малыша. — Это взаимно, — тихо ответил парень, и Минхо вспыхнул, пытаясь внушить себе, что тот говорил о Суни и нет здесь никакого подтекста. А потом они оказались в его комнате, пока Ли ловил флешбеки, потому что он снова упал на свою кровать, пока Джисон оседлал его, покрывая покрасневшую шею мелкими поцелуями-укусами, оттягивая зубами нежную кожу и вырывая с губ старшего тихие стоны. Но на этот раз Хан не торопился, будто зверёк, тыкался носом в его щёки, скулы, ключицы, узнавая его вновь и вновь, медленно водил пальцами по оголённым участкам кожи, не сразу избавляясь от одежды и накрывал его тело своим, плавно сцеловывая с его губ умиротворённую улыбку, нежа в своих руках до распаренных, покрасневших щёк, которые буквально горели алым, налившись жаром. Он осторожно целовал его, поймав ладонь, преподнёс её к своему лицу, оставляя на каждом пальце трепетный поцелуй, а затем, будто прочитав до этого мысли Ли, позволил ему зарыться руками под рубашку, оглаживая бока, упругий живот, вставшие соски и оставляя их на талии, придвигая младшего ближе. Минхо помогал ему двигать тазом в призрачных толчках, тёрся о него через одежду, и когда Хан, наконец, закрыл глаза, позволяя первому стону вырваться-таки из его приоткрытых губ, он кое-что решил, прислоняясь лбом к его плечу, тихо прошептал: — Я хочу… хочу… И Хан его понял без продолжения, слегка отстранился, через голову стягивая рубашку, пока Минхо положил свои ладони на его бёдра, слегка сжимая. Он нагнулся, чтобы легонько чмокнуть его в губы, отстраняясь и помогая старшему раздеться, не лишая его телесного контакта ни на секунду, то поглаживая разгорячённую кожу, то прикасаясь к любым доступным участкам губами, оставляя влажный след или зализывая укусы, играясь с сосками штангой. Громкое дыхание сопровождалось сиплыми стонами, которым парни позволяли вырываться из вздымающейся груди, пока Джисон не перекинул ногу через торс старшего и замер, не найдя в кармане штанов то, что могло бы им пригодиться. По его виску скатилась градина пота, а влажные губы блестели в свете солнца, лучи которого порой заглядывали в комнату и будто бы стыдливо выбегая прочь, спрятавшись за тучами. — Что такое? — перебиваемый тяжёлым дыханием, спросил Ли, уместив руки на твёрдой, подкаченной груди и водя пальцами по тёплой коже, с приятным покалыванием внизу живота замечая, как сильно колотится его сердце под ладонями. — Я проверялся, прежде чем спать с тобой, — облизав губы, ещё сильнее увлажняя, произнёс Хан, поглаживая сократившийся пресс и ставя ладони по обе стороны от груди старшего, чтобы нависнуть над ним, слегка покачивая бёдрами, словно в такт толчкам. — Справка лежит дома и если это срочно, то я могу сбегать… — Погоди. — Минхо расширил глаза, не веря в то, что слышит, а затем слегка приподнялся, заглядывая в бегающие, взволнованные его реакцией глаза, не найдя там лжи, но находя нервозность, как это было раньше, когда Джисон пытался рассказать о чём-то важно-личном. — То есть ты поэтому не предлагал мне раньше, потому что ждал результатов у врача? Он не стал задавать вопросы о прошлых пассиях, с которыми он нередко проходил мимо него до всех этих событий, понимая, что тот, кажется, не предохраняется в первый раз. С ним. Доверяя Минхо настолько, что в первую очередь переживал за его безопасность, а не за свою. И, видимо что-то отразилось на его лице, отчего Джисон шумно выдохнул, на мгновение прикрывая глаза, чтобы открыть вновь и обвить пальцами чужой член, умещая его меж ягодиц, окончательно добивая Ли и его самообладание. — Просто заткнись и трахай меня уже. А затем впился в губы старшего, не щадя терзая их с новой яростной силой, о которой Минхо даже не подозревал, совсем не поспевая за укусами и ощущая на языке вкус крови. Дикое желание ярким светом овладело им внутри, распаляя, и парень на пробу толкнулся, потираясь членом о ягодицы и ощущая жар между ними, влагу и какое-то волнующее чувство, которое подарил ему Хан, извиваясь, податливо двигаясь и позволяя головке скользнуть внутрь уже растянутых колечек мышц, заставляя Ли с хрипом откинуть голову назад и до красных пятен вцепиться в его бёдра. Подготовленность и податливость заводила, а в совокупности с жаркими поцелуями сводила с ума. — Вот так, хён, так хорошо… — шептал он, подбадривая и начиная двигаться самостоятельно, подрываясь и резко опускаясь на всю длину, кусая нижнюю губу до алой пелены перед глазами, пока Минхо терзал его грудь, приподнявшись и впившись в неё зубами, ощущая внезапное желание стереть любое воспоминание о всех тех засосах, что побывали на этой медовой коже, о всех следах, что посмели осесть на этом бархате и оставить свои — только свои. — Хан-и, — простонал Ли, приподнимая парня, чтобы потом начать вбиваться в него так быстро и сильно, что едва успевал выходить хотя бы на миллиметр, пленительно идя на зов горячей тесноты и не имея никакого желания покидать её. Он ощутил болезненный укус где-то на плече, но улыбнулся, вспоминая, что у Джисона острые зубы и поддался, позволяя штанге играться с его ухом и алой мочкой, продолжая оставаться на том же диком темпе, отчего казалось, что кровать начала проваливаться под ними. В комнате внезапно стало нечем дышать, уши желали слышать лишь яростные шлепки кожи о кожу и громкие стоны, которые Хан позволил себе выпустить окончательно, откидывая голову, прислоняя ладони к груди старшего и роняя его на спину, объезжая так, что тот задыхался от бури, что огромным счастьем настигла его. Минхо распахнул глаза, пытаясь навсегда запомнить эту картину перед собой: как золотистые послеобеденные лучи вплелись в тёмные волосы Хана, делая их почти что синими, как глубокие омуты глаз поблёскивали в этом ставшем сейчас таким волшебном свете, как пухлые губы приоткрывались, выпуская приятные слуху звуки и как серёжка в брови отражала свет едва ли не до солнечных зайчиков, мокрая от пота и спавших на лоб волос. Он извивался, подобно сытому змею, выставляя напоказ торчащие, возбуждённые соски, которые Хо ловил губами, оттягивая и вырывая всхлипы. Джисон смотрел на него с таким обожанием, что парню казалось — это всё сон. Настоящий сон, потому что он никогда так ни на кого из своей свиты не смотрел. Даже на близких Криса и Феликса, которые были роднее всех в этом университете. А в глазах его отражался тот же Хан-и, что и четыре года назад, будто и не уходил никуда — не уходил, понял Минхо, сцеловывая его под собственное мычание, кончая глубоко внутрь парня, заполняя его полностью, — его Хан-и никуда не уходил, он просто спрятался почему-то, построив плотный домик из бетона, откуда не хотел выходить. Но внезапно высунулся наружу, как только Минхо ответил на их первый поцелуй и согрелся на солнце, которого давно не видел. Когда-то Джисон, краснея, признался, что его зона комфорта это Минхо, на что парень тогда закатил глаза, не веря. Теперь он понял всю серьёзность тех слов и не мог не винить себя за то, что произошло после. «Я скучал, как же я, блять, скучал!», — хотелось кричать Минхо во всё горло, но он позволял кричать Джисону, утыкая в своё плечо и придерживая за тонкую талию, оглаживая рёбра и напряжённые косые мышцы сбоку. А потом они встретились снова, снова и снова, где каждый раз эти встречи заканчивались одинаково: с тяжёлым дыханием они устало заваливались на ближайшую горизонтальную поверхность, если это происходило вне дома Ли, касаясь пятен на теле и распухших губ — Минхо мог слышать, как яростно бьётся штанга о зубы парня, словно тот хотел что-то сказать, но дальше «сегодня у меня» они практически не заходили. Однажды это произошло в клубе, не выпив ни грамма, они заперлись в кабинке туалета, где Минхо закрывал рот ладонью, двигая бёдрами навстречу горячему рту. Было и в библиотеке, где Джисон тёк прямо в штаны, когда старший прислонил его к стеллажу, нагибая. И было даже на байке вдали от цивилизации, куда они выбрались покататься в выходные, и Хану приспичило трахнуть Ли на сидении. Единственным местом, куда Джисон не приводил его, был дом семьи Хан, была его комната, куда парень никогда Минхо не пускал. Тот и не заикался, чтобы ничего не испортить, но ему было любопытно, изменилось ли что-то в убежище его когда-то домоседа-друга; снял ли он плакаты с евангелионом и ванписом, поменял ли светодиодные, звёздные фонарики на стенах и жив ли ещё его суккулент. Но Хан будто бы избегал этих тем, никогда не приглашая, хотя Минхо видел, как тот же Феликс выходил из его дома, и это… отчего-то сделало парню больно. Минхо казалось, что его как наивного щенка водят за нос, играются или просто плетут непонятную только ему интригу. Верить в это не хотелось, как и накручивать себя на плохой исход, но эта таинственность зарождала в груди лютое, неприятное чувство, которое жгло его рёбра и обволакивало чёрным дымом сердце. Острый чили въелся под кожу, начищая всё внутри красным, удушающим смрадом, распаляя, и в таких моментах Минхо срывался, седлал бёдра парня особенно агрессивно, сжимал его волосы пятернёй почти что до треска кожи и вгрызался в пухлую, нижнюю губу со всей обидой. И Джи будто бы чувствовал эти перемены, ласково, не сердясь, проводил по вспотевшей спине прохладной ладонью и трепетно целовал его мягкий животик, порой давая слабину и кладя голову на грудь, вслушиваясь в мягкий ритм сердца. В такие моменты Ли хотелось взвыть лишь сильнее, но уже от сдерживаемого желания предложить встречаться, хотелось признаться в своих чувствах и никогда не отпускать к кому-то другому — ни.ко.гда. Однажды, сидя на излюбленном подоконнике, игнорируя переглядки друзей, он вдруг спрыгнул и сорвался с места в сторону туалета, проследив за знакомой, светлой макушкой, чтобы кое-что выяснить. «Это не твоё дело» — твердило подсознание, «не лезь» — кричал мозг и «попробуй узнать» — отвечало сердце, отчего Ли в первый раз решил послушать последнее. — Ты спишь с ним? — с ходу спросил Минхо, едва Феликс зашёл в туалет, направляясь к кабинке, но замер, нахмурившись и устало выдохнул, когда до него дошёл смысл слов и тот, кто эти слова говорил. Покачав головой, словно говоря о неисправимом идиоте, он попытался выйти, но железная хватка Ли, обрушавшаяся на его запястье, не позволила этому свершиться, и младший вздохнул вновь, но на этот раз от раздражения. — Что тебе нужно, хён? — несмотря на ангельский вид, голос Феликса был глубоким и басистым, бархатным раскатом переливаясь по округе, когда тот что-то оживлённо рассказывал, заставляя других округлять глаза или смеяться вместе с ним. И в помещении будто запахло жареным от того, насколько Минхо был напряжён. — Я задал вопрос. — Неуместный. — Уверен? «Ты сам-то уверен?» — твердило подсознание, будто насмехаясь, потому что… …а его ли это дело, правда? Хан ничего не обещал, в вечной любви не клялся и вообще начал всё не он, так почему даже после этого Минхо чувствует себя паршиво? Будто его обманули, будто об него вытерли ноги и будто… Так ли чувствовал себя Джисон, когда неудачно признался ему? Эта путаница мучала, отвлекала от занятий и сна, она не давала покоя ему даже в кафетерии, где над ухом жужжали Хёнджин и твердивший о тренировках Чанбин. Это не давало ему покоя, поэтому Минхо решил зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы понять себя. И переварить, если действительно всё просто выдумал — все свои чувства, которые хрупкое сознание уже не вывозило. Ли Феликс вздохнул, отчего крылышки его носа затрепетали, а усталость и раздражение пробежались по его лбу тонкой складкой нахмуренных бровей. Освободив руку, он пятернёй зачесал волосы назад, продолжая смотреть на Минхо как на непонятный никому экспонат в музее и по-птичьи склонил голову, размышляя о чём-то. — Я просто хочу знать, — уже тише добавил парень, сбавляя обороты и мысленно извиняясь перед младшим за покрасневшую от хватки кожу. И Феликс фыркнул, а затем как-то грустно улыбнулся, словно отлично понимал его чувства, просто разобрался с похожими раньше и сейчас вот-вот мог дать какой-то дельный совет. — Я не сплю с друзьями. — Ты был у него дома. — «прекрати!» — вопило подсознание, но Минхо прорывало, как только картинка открывающего дверь и заходящего внутрь Феликса вставала перед глазами. — Слушай, ты точно не сталкер? Мне волноваться за Джисон-и? Хотя он и сам не прочь… — но тут Ликс прикусил губу, отказываясь продолжать, но понимая, что такой ответ мало удовлетворил Минхо, поэтому решил закончить тем, что действительно могло поспособствовать сдвижению их непонятных отношений с мёртвой точки во имя блага лучшего друга: — Он не спит с кем-то после тебя. На этом всё, мне пора. И, воспользовавшись замешательством замершего Ли, парень проскользнул мимо, с ужасом понимая, что если об этом разговоре узнает Джисон или Крис, то надают ему по жопе за длинный язык. Впрочем, — уже в коридоре с хитрой ухмылкой подумал Феликс, — получить порку от Криса он был бы не против. Собеседник А: как дела? Собеседник В: странный вопрос, если учесть, что пять минут назад ты отправил мне стрёмный мем. Собеседник А: хотел проверить, жив ли ты. Собеседник В: будешь тут жив… мне не нравится то, что происходит, но он, кажется, счастлив. Но, знаешь, хён, их отношения напоминают мне… чёрт, я забыл ту приправу, которую мама добавляла в еду для остроты. Собеседник А: хм… Собеседник А: чили? Собеседник В: да! Точно! Чили! Они напоминают мне чили, острые ужас и горькие. Собеседник А: чили может быть полезной приправой. Собеседник В: но острой. Собеседник А: и всё ещё полезной. Собеседник В: агрх *отправил смайлик*. Собеседник А: не закатывай глаза, кроха, всё может поменяться в один момент, если найти нужный. *собеседник В вышел из сети* Собеседник А: ты что-то задумал?.. Собеседник А: ау? Собеседник А: этот мелкий…

Camila Cabello — Shameless.

Он лежал в своей комнате, всё ещё обнажённый с такими же, как дыхание, тяжёлыми мыслями в голове. Хан ушёл около получаса назад, потому что ему нужно было к первой паре и на удивление после слов старшего, он почти перестал пропускать учёбу, чем несомненно радовал полагающих на него надежду преподавателей. Минхо же сейчас было лень даже встать с кровати, чтобы пойти в душ и почувствовать себя человеком, а не разваренной картофелиной, которую до этого хорошенько поимели. «Ты отвратителен, Ли Минхо», — сам себя наругал парень за такие странные ассоциации, а затем привычно коснулся покрывала, пытаясь сохранить природный запах Джи, который ещё чувствовался на его коже, и не было никакого желания смывать и уж тем более стирать его мочалкой. После слов Феликса он думал о многом, в первую очередь о времени, когда Хан-и — его милый, маленький Хан-и нашёл в себе смелость признаться ему в чувствах в свои пятнадцать, пока он: взрослый, двадцатидвухлетний парень, не мог даже рот открыть по этому поводу. Было страшно, что после признания интерес Хана угаснет, но ещё страшнее было узнать, что этого интереса и не было, а их ситуация — просто игра младшего, который решил по-своему отомстить за уход, за прошлое, в котором ему было очень и очень больно. Иногда родители взволнованно спрашивали как у Минхо дела, почему на общем ужине он сидит такой загруженный, а интерес к учёбе — к его любимому модулю так резко сник, но парень просто не знал что сказать. Он и сам себя не понимал, однако знал одно — он упустил Джисона однажды по собственной глупости, но не может дать истории повториться. И только если младший сам скажет, что не интересно, он сдастся, поймёт и попытается собрать себя по частям заново. Возможно так Хан-и в прошлом и поступил, превозмогая боль, создал себя нового, отчего на сердце было нелегко. Однажды, не зная прошлого, Хёнджин спросил его: не из-за внешности ли и популярности Минхо так тянет к Джисону, и тому хотелось возмутиться на весь коридор, потому что это была неправда. Долго размышлять не пришлось, достаточно было просто закрыть глаза и вспомнить своё проживание в Алабаме, вспомнить все сны с его участием и всю боль, что годами накапливалась в сердце. Может быть не сразу, но Минхо бы нашёл способ выйти на контакт с Ханом, не учись он в том же университете, просто позже, как смирился бы окончательно с мыслью, что без него тяжко. Что живя с ним теперь в одной стране и в одном городе — тяжко вдвойне, потому что всегда будет соблазн найти и хотя бы издалека на него посмотреть. Впитать в себя новый или старый образ — без разницы и вспомнить то время, проведённое вместе. И даже если сейчас порой казалось, что обратно его не вернуть, наедине с ним Джисон менялся, словно возвращаясь мыслями точно также как и Ли, бережно храня каждый кусочек воспоминаний и моментов, прожитых вместе. «Дай знак, если ты всё ещё что-то чувствуешь ко мне» — хотелось сказать Минхо, заглядывая в эти омуты напротив, убирая упавшую на лоб чёлку и проводя кончиками пальцев по пухлой щеке, тыкая в родинку как в прошлом и ловя тот самый на миг изменившийся взгляд, потому что Джисон помнил. Наверняка помнил каждый миг. Прокряхтев что-то на своём кошачьем, Минхо кое-как встал, ощущая приятную тягу в пояснице и менее приятную влагу меж ягодиц. Снова без презерватива… Но не то что бы его это волновало, ведь он доверял младшему и, видимо, не зря, потому что тот действительно на следующий день притащил справку, заставляя Ли то краснеть, то бледнеть от серьёзности на лице парня. Потянувшись и громко зевнув, Минхо собрался как мыслями, так и одеждой, лениво натягивая на плечи рубашку и ненароком думая, что нежелание появляться на парах передалось ему половым путём. Это не повод для пропусков — держась за поясницу, поковылял в ванную комнату Минхо, — но он и правда чувствовал себя невероятно усталым. И уже сидя на подоконнике с конспектом в одной руке и с зеркалом для Хёнджина в другой, он заучивал пройденную тему, которая обязательно будет затрагиваться во время сессии под воркование друзей и внешний шум проходящих мимо студентов. Этот день ничем не отличался от любого другого с разницей сложного опроса на предстоящей паре, но чуткий слух Ли больше не мог терпеть перешёптывания стоящей рядом группки студентов, которые что-то активно обсуждали и хихикали так неприятно, что парень нахмурился, замечая за собой, что читает одну и ту же строчку третий раз, не улавливая смысл. — …как, говоришь, его зовут? — Думаю, что… Минхо поднял голову, не сразу понимая куда они смотрят, но проследив за взглядами, поймал компашку Джисона, где его самого видно не было, но там присутствовал Феликс, который был явно чем-то недоволен. — Вау, не думала, что он начнёт с кем-то всерьёз… — О чём они там болтают, — возмущённо цокнул Хёнджин, заправляя прядь волос за ухо и забирая зеркало, благодарно смотря на друга. — Каждый день разносят слухи и думают, что в это кто-то поверит. — Что за слухи? — спросил Ли, кладя конспект на колени и обращая своё внимание на замершего Хвана. — Джин-и, — шикнул Чанбин, предупреждая, чем лишь сильнее привлёк внимание Хо, который не сразу заметил, как стал с силой взволнованно сжимать тетрадь и распечатку, сложенную на ней пополам в виде сносок. — Ничего такого, просто- — Что за слухи, Хёнджин? — повторил свой вопрос Минхо, замечая упавший взгляд друзей, которые в последний раз так жались в тот день, когда оставили парня в библиотеке одного задротить над учебниками, а сами укатили на свиданку, хотя до этого договаривались подготовиться вместе. — Это не имеет значения, просто… — …кто-то придумал, что Хан и Ликс начали встречаться, но это же бред, — махнул рукой Чанбин, не сразу замечая, как побледнел Минхо. — Бин… — Каждый день найдут что придумать, пустяки. — Бин! — на этот раз настала очередь шикать Хёнджину, который метал взволнованный взгляд то на своего парня, то на спрыгнувшего с подоконника Ли, и Чанбин тут же собрался убедить его, что это действительно просто слухи, которые разносят из-за скучной жизни, но уловил мимолётную вспышку боли в коньячных глазах и замер. Они давно догадывались, что друга с Джисоном связывает не просто промелькнувшая страсть. Пусть старший и не говорил, но тут явно замешено что-то из прошлого — это было видно по теплоте в его глазах, когда где-то мелькало имя Джисона и настоящий гнев, когда кто-то говорил о нём плохо. Как-то раз разговаривая на эту тему, Чанбин предположил, что они были знакомы задолго до его отъезда в штаты и знал бы, как оказался прав! Но Хёнджин волновался, а когда Хёнджин волновался, он обычно выносил мозг Со в переписке или лично, постоянно строя теории и версии того — вместе ли они. Хван даже устроил слежку и выяснил, что после появления Минхо, вернее, после их первого похода на вечеринку, Джисон перестал гулять с кем попало и искать связей. Да, его свита продолжала ошиваться где-то рядом, но на этот раз он не просто бросал обыденный, холодный взгляд на говорившего, а не бросал вовсе, игнорируя предложения и не позволяя виснуть на себе. Делясь выводами, Хёнджин сообщил, что успеваемость Джисона улучшилась, а играть в баскетбол он начал всерьёз, не так лениво, как раньше и имел все шансы начать заниматься им на профессиональном уровне. Минхо Джисона менял — поставил перед фактом Хван Чанбина, не замечая опровержения с его стороны, — может быть даже простое его присутствие, — добавил Со, и они сошлись во мнениях. А когда Минхо стал появляться с засосами по всему телу, с глупой попыткой скрыть их тональником, не зная, что отпечатки зубов есть и на спине, переодеваясь перед друзьями на физкультуру, он светил всеми следами их с Ханом «общего дела», и у друзей больше не осталось ни вопросов, ни сомнений. И вот сейчас, видя сверкнувшую боль в его глазах, они не знали как успокоить друга, при этом не выдавая свои познания и не ставя его в неловкое положение. А Минхо же всеми силами пытался уговорить себя, что это просто слухи. Просто версии и теории того, что любят жрать в обществе и порой подолгу мусолить на языке, если личность хоть как-то выделяется в толпе. А Хан выделялся, он очень выделялся, не просто неформальной внешностью, но и поведением, загадочными и пронзительными холодными глазами, а также безотказной репутацией, про которого даже делали мемы в роде «поимел весь Сеул без смс и регистрации». Люди могли завидовать, могли хотеть его, а может быть всё одновременно, но даже так Ли не мог успокоиться, понимая, что при таком раскладе, как ни крути, для других ближе Феликса и Криса для Джисона нет никого. Может быть их и видели разок выбежавших вместе из университета, но не придали этому значения, потому что это Хан — так объяснялись все его порой нелогичные действия — это Хан. «Он не мог, он бы сказал, он бы прекратил это, будь это правдой», — вертелось в голове Минхо нескончаемым потоком и вроде как успокаивало, но — всегда было это «но». — Я хочу нажраться, — резко выпалил парень, уверенно смотря на друзей, которые только переглянулись понимающими взглядами. — Каннам? — посматривая на Чанбина, спросил Хёнджин, изящно приподнимая брови. — Каннам, — подтвердил Со, и они условились в каком клубе проведут этот вечер.

Pusha T, Mako — Misfit Toys.

Сквозь свет софитов пробивался дым, пропахший чем-то сладким и оседающий металлом на языке. В помещении было так жарко, что пот пропитался в кресла, делая их противно липкими, а пролившийся на пол коктейль создал микс из самых ужасных запахов, смешанных с кожей, надушенными волосами и горечью сигарет с улиц. Тела облепили друг друга как один большой ком, закрывая собой всё свободное пространство, а блюющие в туалете люди, даже наклоняясь над унитазом, могли слышать мощные биты снаружи, пробирающиеся под черепную коробку. Было неприятно от ломки в мышцах и торнадо в желудке, но всё, что он помнил тогда — это вход в клуб под трезвую в тот момент головушку, дымку электронных сигарет, которую ему пустил в лицо какой-то тип, а затем гулкое, гулкое начинание переосмысления своих действий и насмешек над собой же. Там был Хёнджин — конкретно подвыпивший Хёнджин, что уже удивительно, который пытался уговорить его банально поговорить с Джисоном, и от звука этого имени внутри всё скручивало спиралями боли. — Просто прижми его к любой поверхности и заставь перетереть этот вопрос, пока вы не стали тереть что-то ещё, — закатывал глаза парень, ловя взгляд подходящего к ним Чанбина с новыми порциями алкоголя, а затем резко схватил его за бляху ремня, притягивая к себе и сгребая его ширинку и дёрнувшийся член под тканью в кулак. — Видел? Схватил за яйца и спросил! И Минхо видел. Видел, как Чанбин отставил стаканы, как притянул Хвана за волосы к себе и впился в его губы, но совершенно не мог представить подобное с Ханом. Да, может быть мог, но в ином ключе: если он вот так схватит младшего за яйца, они уж точно не поговорят, всё снова закончится потом, стонами и укусами. Минхо порой казалось, что с Джисоном бесполезно разговаривать, что тот этого попросту не захочет, и это выделенное мгновение в итоге превратится в мыльную оперу. А Ли этого не хотелось, как и не хотелось бояться: «а что если», «а вдруг» и излюбленное «нужно ли ему это вообще»? Хан не был полностью открыт в своих чувствах как Минхо, и только чёрт знает что будет у него в голове после такого. «Я изначально схватил его за яйца, но не с целью поговорить», — осознал Ли, падая в кресло и тут же морщась от противного ощущения липкости. А потом снова была оглушающая музыка, были Чанбин и Хёнджин, которые исследовали рты друг друга, не стесняясь никого, в том числе присутствия неразабравшегося в себе Ли и был алкоголь. Много алкоголя. Едва ли парень мог вспомнить интерьер клуба, его музыку или вкус виски, но внезапно в памяти хорошо отложились приятные, слегка прохладные прикосновения, образ обеспокоенных глаз Хана в голове, растворяемый дымкой. Хотелось подорваться, прильнув к этим рукам и клюнуть в губы не в желании их съесть, а банально поцеловать со всей нежностью и любовью, на которые он только был способен. Потому что хочется. И потому что он понял, что это искренне. Минхо пил как в последний раз, сорвавшись с тормозов, вливая в себя даже тогда, когда не шло, почти не закусывая и без конца бормоча что-то о предательстве. Как его собственные ноги донесли его слабое и напичканное соджу тело — парень не знал, но когда распахнул глаза и понял, что проснулся в своей постели, а в нос ударил свежий, утренний воздух из приоткрытого окна, он оторопел, не сразу замечая на тумбочке бутылку воды и таблетку. И как только до его сонного и разгромленного похмельем сознания дошло, что он ну никак не смог бы в том состоянии всё это оставить, то подорвался, тут же застонав от головной боли. «Мой хён — настоящий алкоголик!» — слышался в голове голос его Хан-и, когда он, смеясь, тыкал пальцем в его надутую щёку и журил за выпитое на очередной вечеринке. Джисон так долго терпел его рассказы о перепихонах на этих самых вечеринках, наверняка чувствуя нереальную боль в груди, что Минхо взвыл, понимая, что его Хан-и — очень сильный человек, такой сильный, но… сломленный. Теперь. — Какой же я идиот… — прошептал Минхо, морщась от своего дыхания и запивая таблетку, плюя на голодный желудок. — Что мы натворили. «Но по крайней мере до тебя дошло» — подозрительно похожим на голос Хёнджина промелькнуло в голове. «И главное, чтобы дошло и до него тоже» — добавил голос Чанбина. А затем Ли быстро замотал головой, словно стряхивающий с себя влагу пёс, и голоса, к счастью, исчезли. Ещё с порога он услышал мелодию с первого этажа, наверняка из кухни, потому что привычный Моцарт, привычное звучание композиции и наверняка привычный мамин завтрак, который приносил так много энергии на весь день. Суни ласкался о ноги, вертелся и даже мешался, выглядя подозрительно радостным и возбуждённым, пока Минхо спускался по лестнице. Он больше не видел смысла скрывать следы попойки, потому что был уже совершеннолетним, и однажды родители даже признались, что Джисон действительно хороший и преданный друг, раз покрывал их сына-алкоголика под красные щёки слушавшего это признание Хо. Ещё не войдя на кухню, он услышал радостные голоса и замер, отчего-то почувствовав сильное волнение. — Ты так вырос, милый! Такой красавчик. — Не смущайте меня, тётушка, — произнёс мягкий голос в ответ, совсем не похожий на тот, что сопровождался хриплыми нотками возбуждения, насмешки или даже высокомерия, напротив, он был до смущения простой, такой лёгкий, тот самый голос из прошлого, который всегда успокаивал Минхо в любой ситуации. — Хоть и стал таким здоровяком, но так и остался скромником! — радушно хохотнул господин Ли, наверняка потрепав Джисона по голове своей большой ладонью. «Очень скромный, пап», — хотелось закатить глаза Минхо, но он промолчал, спешно спустился и зашёл на кухню, голоса в которой тут же стихли, а поставившая на стол ломтики рыбы к рису матушка начала причитать. — С пробуждением! Как спаслось с перегаром? — Ма-а, — Минхо грузно опустился на стул, и вся эта атмосфера так сильно напомнила ему о прошлом, что возвращаться из этого призрачного времени в серые будни совершенно не хотелось. В голове всё ещё был бардак. Воспоминания возвращались одно за другим постепенно, кирпичик за кирпичиком, приправляя это дело бетонной смесью в виде фантомных холодных рук и округлых глаз, на ресницы которых оседал дым. Или не фантомных. Минхо понял это, когда поймал насмешливый взгляд Хана, поглощая еду на автопилоте, потому что мысли были заняты не тем. Тогда всё было как-то иначе, под пеленой алкоголя в крови ему казалось, что он мог бы стать чуточку смелее и, кажется, действительно клюнул Джисона в губы. Ну, возможно до того, как его желудок стал извергать всё то, что он успел так безответственно выпить, не закусывая и почти не делая пауз. Стоя на дрожащих ногах, он едва не свалил Чанбина, но крепкие и надёжные руки отцепили его от бедного друга во имя пострадавшей под весом спины. Возможно он изгадил кожанку Хана, Минхо бросил на него взгляд и понял, что тот сидит в одной лишь рубашке — нет, он точно изгадил кожанку Хана. И тому, скорее всего, пришлось отлучиться домой, пока он мешком картошки спал в своей кровати. Рано. Сначала он схватил руку Джисона и, лёжа в кровати, со слезами на глазах просил его остаться, помнил, что бормотал что-то о прошлом и много-много извинялся. И, кажется, младший остался, лёг рядом с ним и даже не поморщился от горькой смеси пота, перегара и остатка вони рвоты, прислонил Ли к себе и не отпускал, пока тот не провалился в сон. Да, вот тогда он и переоделся… И выглядел свежее, чем мамины лилии под окном. Весь завтрак прошёл в каком-то миксе неловкости и витания в своих мыслях. Родители не уставали расспрашивать Хана о его жизни, о брате и о том, что нового произошло в городе в их отсутствие, а парень с радостью рассказывал им о всём том, что сам бы Минхо хотел слышать, валяясь где-нибудь на диване в окружении крошек от попкорна, со звуками очень скучного фильма на заднем плане, и чтобы глаза в глаза. Чтобы можно было без страха и сомнения провести по руке, сжать пальцы, переплести их или поиграться, как любопытный кот. Чтобы можно было голову на колени или зарыться головой под толстовку — вроде бы в шутку, чтобы вызвать такой любимый смех, но ещё и крича внутри от радости и тепла близкого человека. Любимого не менее, чем смех, человека. И чтобы нежно, а потом страстно, а потом снова нежно, сплетая те или иные эмоции, переживая их, но главное вместе. Смотря на свободно беседующего с его родителями Джисона, Минхо хотелось надеяться, что этого ещё возможно добиться.

BOBI ANDONOV — Bad Decisions.

Суни урчал где-то над ухом, разлёгшись на спинке дивана, то и дело норовя попасть своим пушистым хвостом парню прямо в рот. Лежать было неудобно: мышцы затекли, а голова гудела, в затылок будто впились маленькие иголочки, а говорящий телевизор, который смотрел отец, порой отвлекал от чтения новостей, но Минхо казалось, что здесь куда лучше, чем в полной тишине своей комнаты. В последнее время ему было одиноко, даже не так, ужасно одиноко, когда он не видел Джисона в ближайшем радиусе. Раньше Ли нравилось периодически оставаться наедине со своими мыслями, заваривать чай и смотреть какое-нибудь аниме, закусывая фруктовыми моти. Однако сейчас ему больше всего не хватало тех вечно холодных рук на своих, пронизывающего насквозь взгляда из-под густой чёлки и длинного языка, исследовавшего его рот. Не хватало всего Джисона, его смеха и красивой улыбки, его ярких эмоций и тех чувств, которые Хо испытывал рядом с ним. Парень так и не решился на признание после того, как сам себе открыл глаза. Как понял, что любил Хана ещё задолго до его нового стиля и манеры общения. Задолго до бритых висков и затылка. Задолго до бешеной скорости в сексе и задолго до того, как он перестал звать парня «Хан-и». Виня себя за тот день, когда разжал его дрожащую ладонь после признания младшего и отступил, он закрывал глаза, то и дело возвращаясь ко снам, где Джисон: искалеченный и зарёванный, смотрел ему прямо в душу. Минхо понятия не имел через какие круги ада прошёл этот улыбчивый паренёк, но он боялся, что рана была слишком глубока. Они росли как личности — это было неизменно, но остался тот кричащий пробел, останавливающий их жизнь. Перевернувшись, парень вздохнул, ощущая на лбу влажную после умывания лапку Суни и понял, что его мозг взорвётся, если он куда-нибудь не выберется. Вчера Джисон принёс его на своём плече, позаботился и также тихо ушёл после завтрака, поэтому звонить или писать Минхо было как-то неловко, не сейчас, пока он сам ещё не отошёл от прострации, куда завели его такие мысли. Ли бродил по округе, разглядывая знакомые места и вспоминая, как часто гулял по ним с младшим и обсуждая с ним всё на свете. Он остановился возле почти что засохшего маленького прудика, где Хан часто кормил уток возле лавочки, на спинку которой они прилепили пузатую наклейку с Халком, а потом отец Джисона назвал их маленькими вандалами. Рядом с ним ветер всегда казался теплее, а колючие морозы — мягче. Минхо и не понял, что за разговорами он не успевал жмуриться от пурги или чувствовать дискомфорт от ливня, потому что над его головой всегда был полосатый зонт Джисона. Также, как не замечал за собой моменты, когда закидывал на дрожащие, костлявые плечи младшего свою ветровку, ворча потом из-за того, что тот не взял свою; как завязывал ему шнурки, когда Хан сломал большой палец и проходил с гипсом почти месяц; как покупал ему сладости, потому что обожал смотреть на пухлые щёчки, набитые едой и розовеющие от наслаждения. Они были рядом друг с другом и порой казалось, что ничто не сможет их разлучить. Ничто. Минхо остановился возле входа в парк, где они накатались на аттракционах досыта, а потом пережили роковой день, после которого наступила тишина. Он ничуть не изменился, а количество людей, казалось, лишь прибавилось. Из арки слышалась громкая музыка, визг детей и смех их родителей смешивался с мелодией купленными на ярмарке комунго, сделанными в точности как в эпоху Корё, но уменьшенные в размере, а в нос врезался аромат уличной еды, тревожа желудок. Хотелось схватить Джисона за руку и привести сюда вновь, но на этот раз закончить вечер с улыбкой, чтобы заполнить ту брешь, которая образовалась в их сердцах после злополучного дня. Каждый час, даже каждая минута или секунда в Америке стали невыносимыми, а люди — бесцветными. Минхо потерял вкус не только еды, но и жизни, намеренно внушая себе, что это не так, что ему просто нужно привыкнуть, что забыть о Хане не сложно, если перестать его представлять. Но забыть так и не смог, несмотря на попытки. Останавливаясь возле аттракциона, на котором они прокатились последний раз, Минхо зажмурился, с силой стискивая зубы, чтобы не разрыдаться прямо так: окружённый толпой и шумом, разрушая сам себя на глазах у сотни, которым, в общем-то, всегда было плевать. Они веселились, они катались и отлично проводили время, и вряд ли бы кто-то действительно заметил его горькие слёзы, которые всё-таки прорвались сквозь ресницы под мысленные вопли о помощи. Ещё бы чуть-чуть, и парень бы точно сошёл с ума, как вдруг его плечо тронула чужая рука, и Ли тут же развернулся, встречаясь с тёмными глазами, что так сильно были похожи на Джисона. — Минхо-хён? — удивлённо наклонил голову к плечу Чонин, выпучив спрятанные за очками глаза, и Минхо почувствовал, как горький ком подступает к горлу вновь, смаргивая новую слезу. — Ты в порядке? — Д-да. Но Хана-младшего такой ответ явно не устроил. Он тихо выдохнул, бесцеремонно хватая парня за предплечье и ведя к ближайшей лавочке, место которой освободилось лишь на мгновение, и этим мгновением Чонин и воспользовался, усаживая их на деревянную поверхность. Парень зарылся в свой кожаный рюкзак со значком какой-то группы, вытаскивая оттуда небольшую упаковку бумажных салфеток и протягивая её Минхо, который тут же с благодарностью принял, промакивая мокрые ресницы. Хотелось банальной тишины, хотелось, чтобы этот гам прохожих прекратился, а громкая музыка заглохла, но у Вселенной Минхо просил невозможного, поэтому он лишь прикрыл глаза, стараясь глубоко дышать. Он не такой, нет, так не должно быть — думалось ему, — ведь это я пример для него, но почему меня сейчас успокаивает младший брат Джи?! Внезапно стало стыдно, несмотря на голос внутри, который твердил об эмоциях и возможности их выплеснуть. Однако после следующих слов Хана хотелось разрыдаться вновь. — Джи-хён часто приходит сюда, — играясь со своими пальцами, прохрипел парень, наклонив голову так, будто пытался скрыть свои эмоции, избегая прямого контакта с глазами старшего. — Один. Он никогда не водил кого-то на свидания, только тебя… ах, ты ведь этого даже не знал. Не знал, что это были свидания, — внезапно его голос похолодел, а по телу Ли промчались колкие мурашки, отчего накинутой наспех футболки показалось мало — тут понадобился бы прочный пуховик, чтобы скрыть ту мерзлоту, которая сковала его кожу в маленькие, морозные узоры. — Зачем ты так со мной? — вздрогнул Минхо как от пощёчины, говоря почти что губами, и его слова заглушил внешний шум, но Чонин, казалось, расслышал каждое слово и резко поднял свои глаза на него: остекленевшие, смирившиеся с чем-то и невероятно усталые. Чонин не выглядел как учащийся в старших классах, он выглядел как старец, прошедший через всё дерьмо, которое ему подготовила злодейка жизнь, и он продолжал бороться с чем-то до сих пор. — Я всё думал когда же это свершится — когда вы наконец включите в себе смелость и сойдётесь, когда будете счастливы, и я перестану видеть эту поникшую рожу хёна каждый вечер после твоего возвращения от девчонок. — Хан покачал головой, невесело усмехнувшись, а Минхо задержал дыхание, ощущая, как зажгли лёгкие. — Но потом ты и вовсе исчез, а Джи-хён… «Изменился? Стал другим? Сменил стиль?» — все эти варианты продолжения слов мелькали назойливыми мухами в голове Ли, который пытался от них отмахнуться, чтобы не было так больно; он даже смирился с построенной теорией о мести парня и смог бы понять его, но он точно не был готов к следующим словам, которые выбили из его груди воздух, подобно пинку в солнечное сплетение. — А Джи-хёна я однажды нашёл в петле, и вот тогда всё пошло по пизде. — Ч-что?.. — Наши родители развелись спустя месяц после того, как ты уехал, — Чонин говорил ровным, спокойным тоном, будто читал скучный доклад в школе, и ни один мускул на его лице не дрогнул. — Они устроили цирк, в котором нам с хёном пришлось участвовать — жили в доме по очереди, чтобы было кому за нами приглядывать, а когда менялись — уходили в свои семьи, которые успели завести на стороне. Однажды хён напился в клубе, не знаю какой чёрт его туда занёс, но привёл его какой-то парень, который решил воспользоваться его состоянием… «Нет…» — Минхо ощутил, как задрожали пальцы и застучали зубы от страха, гнева, боли, которые перемешались внутри него, подобно торнадо, проглотившего весь город. — Отец застал момент, когда тот урод снимал с него одежду и выбил из него всю дурь. Я боялся, что он будет гневаться и на хёна тоже, но он лишь попросил его не говорить о случившемся, чтобы не опозорить семью, — Чонин улыбнулся, но в этой улыбке не было ничего из той, которую можно было назвать здоровой — она была пропитана болью и отчаянием. — Попросил, сука, забыть, представляешь? Чёрт… Мне даже представить страшно что тогда творилось в голове у хёна, но ему наверняка было хреново — это я уже понял, когда стягивал с его шеи верёвку. Он был… он почти не дышал, — в конце голос парня всё же дрогнул, он сглотнул, чтобы перевести дыхание, а затем продолжил так, будто это не он сейчас рассказывал, как родной человек умирал на его глазах. — Антидепрессанты, из-за которых он боялся притрагиваться к алкоголю- — Постой… — …уродливый шрам от верёвки, который он перекрыл татуировкой… — Я-я… — И, конечно же, разгульная жизнь, чтобы заполнить пустоту в том месте, где у него сейчас огромная дыра, — Чонин выпрямился, судорожно вздыхая, словно сидел на исповеди, и сейчас огромный валун наконец соскользнул с его груди, освобождая его от тяжёлого бремени. — Он рассказал мне о случае с тем уродом после, потому что меня не было рядом — тебя не было рядом. — стёкла очков сверкнули на солнце, когда парень встал, не давая старшему вставить и слова. — Но по какой-то причине он всё ещё любит тебя. Дурак. И развернулся, скрывшись в толпе так быстро, что Минхо не успел опомниться, оставшись с открытым ртом и разбитым об асфальт правды сердцем.

Des Rocs — Used to the Darkness.

Звуки перестали существовать ещё на первом его шаге к выходу из парка. Кажется, он несколько раз с кем-то столкнулся, его кто-то обматерил и выстрелил средним пальцем в спину, но это даже не последнее, о чём он бы волновался — это пустое. По сравнению с кишащими, болючими мыслями в голове — всё сейчас пустое. Только не Хан-и — не его Хан-и, который никогда не был пустым. Который всегда приходил, когда Минхо было плохо и приходит до сих пор, пережив период, в котором никто не приходил к нему. Собирался ли Джисон когда-нибудь рассказать ему об этом? Минхо сомневался, на месте парня он и сам бы не хотел об этом вспоминать. Кончики пальцев кололо от призрачного ощущения прикосновения к шраму, на котором красовался крокодил — так вот что это за выпуклость была, теперь стало ясно почему именно там — так Хан справлялся с болью, перекрывая её другой. Как Ли оказался возле дома семьи Хан — он не понял, ноги сами принесли его к порогу, и когда на третий стук никто не ответил, он со всей силы пнул деревянную дверь, как вдруг она отворилась, являя взору парня удивлённое лицо мужчины. Простояв несколько секунд, он, видимо, узнал в нём того самого Минхо из прошлого и тут же расплылся в улыбке — отец Джисона любил улыбаться, прямо как и он сам. — Ох, Минхо-я, сколько времени прошло! — явно торопясь куда-то, выпалил он, открывая дверь шире. — Прости, что не могу поболтать с тобой, меня ждёт такси, ты проходи, не стесняйся, Джисон-и скоро будет дома. — он вылетел за порог, на ходу накидывая кофту и поправляя очки. — Если не дождёшься его — ключ знаешь где, пока! А затем запрыгнул в салон автомобиля и просто уехал, оставив Минхо с окончательным вердиктом — ему плевать. Мужчине просто плевать, оставит ли он дома Ли, которого теперь совсем не знает и плевать с какими намерениями парень пришёл — он даже не спросил, дружат ли они до сих пор, потому что не счёл важным, и Минхо вспомнил слова Чонина о просьбе забыть о попытке изнасилования. Давно ли ему стало так плевать на собственного сына? А его мама? Та женщина, что угощала их сладостями, которые покупала по пути домой с работы, та, кто дула на их ранки, когда они дурачились во время игр и та, кто объясняла им сложные формулы, которые задавали учить в школе. Она наверняка переживала, когда с сыном случилось подобное. Или нет?.. «Семьи на стороне» — Минхо сжал руки в кулаки, вырубая телефон с кучей сообщений от друзей от простого: «хён, это правда слухи, клянусь! Мы знаем, что Хан тебе нравится, но мы не хотели тебя обидеть» до «это правда слухи, бро. Кто-то слышал какой-то разговор в сартире и предположил, что это правда», но всё это сейчас было таким неважным. Минхо было плевать на слухи, он отворил дверь в комнату братьев, замечая перегородку между их кроватями, видимо чтобы не мешать друг другу и сразу же понял с какой стороны уголок Джи. Усталая и горькая улыбка появилась на его лице, когда парень понял, что суккулент младшего ещё жив; на его стене всё ещё висели приляпанные светодиодные звёздочки, а плакат евангелиона одиноко покоился на дверце шкафа. Ли присел на кровать, проводя по простыне кончиками пальцев и вдыхая полной грудью: здесь всё пахло им, пахло Джисоном, стены были пропитаны его аурой, а кровать, казалось, всё ещё хранила его тепло, хотя это было далеко не так. Минхо сжал уголок покрывала — в этой комнате его домогались, Минхо посмотрел на потолок — в этой комнате он повесился, Минхо обнял себя руками — в этой комнате Джисон был совсем один, когда брат сидел на дополнительных, а родителям и вовсе было плевать. И только дедушкина карта звёзд и суккулент были его приятелями. — Прости меня… — прошептал Минхо, сжимая кожу на руках до покраснения. — Прости меня, прости, прости! — он зарыдал в голос, падая на кровать и сжимая в руках подушку, от которой пахло шампунем младшего и зарылся носом в ткань, пытаясь слиться с ней воедино. Минхо схватился за грудь от боли от осознания, что не будь у Джисона младшего брата, он бы сейчас лежал возле его могильной плиты. От этой мысли по телу пробежались крупные мурашки, и Ли ненавидел это чувство до поседения волос. Вскочив, он собрался выйти из комнаты, из дома, из этой территории, но затормозил возле стола, на стену над которым младший любил лепить стикеры с заметками, так как часто забывал что-то. Эта привычка у него сохранилась до сих пор, и Минхо прикоснулся к одному из стикеров, дата которого гласила сегодняшним днём: «заскочить в район Юнг в 19:00». Парень посмотрел на часы, понимая, что до назначенного времени было ещё около четырёх часов и выдохнул, покидая комнату, пока в голове вертелись безумные идеи. К пяти часам к Минхо ворвались Чанбин и Хёнджин, желая убедиться, что с их другом всё в порядке, и тот не собирается выходить в окно, хоть и видок у него был тот ещё. Парень не рассказал им о случившемся, считая это чужой тайной, которую Чонин доверил ему возможно с целью открыть глаза, не зная, что он их успел открыть самостоятельно, подливая масла в огонь. Но за грубость и холод он на младшего не злился, потому что понимал, через что ему пришлось пройти, и сам бы, наверное, сошёл с ума. Напротив, Хана хотелось поблагодарить, потому что он приоткрыл завесу тайны, причину, по которой Джисон так изменился, и Минхо бы всё сделал, чтобы никогда этого не допустить. Но это уже произошло, время обратно не вернуть, и парень это знает, несмотря на чувство боли, томящееся в груди. Друзья не помогали, они были искренние в своём желании подбодрить Ли, но он витал в своих мыслях, почти не реагируя на их слова, досматривая с ними фильм в собственном приглушении. Переглядываясь со своим парнем десятый раз, Хёнджин вздохнул, кивая и пожелал другу спокойно провести выходной, обещая забежать за ним завтра на пары и, беря Со за руку, оставил его, потому что чувствовал, что другу это нужно. И Минхо был благодарен, потому что внезапная тишина помогла ему сосредоточиться. Бросив взгляд на часы и срываясь с места, он не мог думать о чём-то ещё, кроме как о желании увидеть Джисона и сжать его в объятиях, чтобы больше никогда не отпускать. Собеседник В: это пиздец… Собеседник А: вау, я почти поверил, что ты хороший мальчик. Собеседник В: я кое-что натворил, хён! Собеседник А: ограбил банк? Собеседник В: хуже. Собеседник А: ограбил холодильник Криса?! Собеседник В: блять, хён, ты- Собеседник А: ладно, я просто шучу *стикер* что там у тебя? Собеседник В: полез туда, куда не стоило… Собеседник А: ты всё же не послушал меня, да? Собеседник В: «а я ведь говорил», да знаю я! Но я не мог иначе. Собеседник А: мог, если бы слушал старших. Но если по существу, ты в порядке сейчас? Собеседник А: ??? Собеседник А: послушай, я всё понимаю. Собеседник В: я в порядке. Собеседник В: прости, хён, интернет шалит. Да, я в порядке. Но боюсь, что он не будет после моих слов. Я как всегда давлю и как всегда ошибаюсь, что со мной не так?! Собеседник А: с тобой всё так, просто ты заботливый. Думаю, это даже пошло во благо, вот увидишь, всё будет збс. Собеседник В: ты говоришь как хён… Собеседник А: *прислал гифку* Собеседник А: о ужас, не сравнивай нас! В чужом районе было темнее, чем в центральных и воздух казался другим. Населения в нём было значительно меньше, и это почему-то хорошо чувствовалось. Минхо не думал, что ему придётся путешествовать от метро до автобусных остановок, жалея, что не взял такси, но после того, как услышал вдалеке звук разбившегося стекла, пожалел уже о том, что вообще сюда приехал. Он слышал о драках Джисона с другими, когда делал вид, что спит перед парами, уронив голову на руки и прислушиваясь к разговорам позади. Знал, что иногда завистливые ублюдки, желающие вправить ему в мозг своё величие, вызывали парня «на район» и устраивали цирковое представление, скорее развлекая парня, чем запугивая. Более умные не совались, потому что видели свору Хана и наблюдали издалека, лишь распространяя грязные слухи, искренне надеясь, что парню есть до этого какое-то дело. Ну а самые продвинутые не лезли вообще, потому что знали, что не потянут. Услышав однажды, что Джисон хорошо дерётся, Ли удивился, вспоминая парня четырёхлетней давности, где он плакал, когда велосипедист раздавил ползущую по дороге гусеницу и не мог сопоставить в голове два теперь таких разных образа. В незнакомом месте не пахло безопасностью, а тот факт, что парень даже не знал куда идти, добивал, заставляя его окончательно заблудиться в переплетении маленьких улочек. По-хорошему, ему бы следовало вызвать такси и покинуть этот район как можно быстрее, но вот до слуха дотянулись голоса, смешанные с нотами агрессии и подстрекательства к драке, и Минхо понял — вот оно. Чуйкой, связанными нитями судьбы или простой удачей, но он смог добраться до нужного места, выглядывая из-за дома, тут же впиваясь в родной, бритый затылок. Джисона окружали с двух стороны — свои и чужие, лидер вторых который гнусно ухмылялся, толкаясь языком в щёку, видимо говоря до этого что-то неприличное. — …рожа твоя мне не нравится, — подходя ближе, прошипел он в лицо парня. — Смотришь надменно, так и хочется выколоть твои глазёнки, — но судя по отсутствующей реакции Джи, это его не задело от слова совсем, напротив, его поза казалась расслабленной и спокойной, и Минхо клянётся, что если бы видел его лицо, то тот выглядел бы польщённым. Он даже не дрогнул, когда другой вытащил нож-бабочку, пытаясь запугать, вместо этого напугал Минхо, который вцепился в кирпичную стену с ёкнувшим сердцем. Но внезапно этот смельчак отошёл, нервно бегая глазами от Хана к Крису, стоявшему за спиной парня и отступил на ещё один шаг, когда Крис закатал рукава, обнажая сильные, накаченные руки. — А без своего Халка слабо, а? — прокомментировал гнусавый, выглядя уже не так уверенно, как раньше. — Без своего камикадзе слабо? — ответил ему Джисон, кивая Крису, чтоб отступил и усмехнулся, не вытаскивая руки из карманов штанов, уклоняясь от первого удара, метившего в его лицо от рыкнувшего парня, который налетел на него как внезапный ураган. — Блять, нет, Хан-и! — вырвалось у Минхо быстрее, чем он успел сообразить, выходя из своего укрытия и желая выбить всю дурь из этого парня как раньше, защищая Джисона и прикрывая его собой — собственные ноги несли его к теплу, к задорной усмешке и родному запаху, хозяин которого замер, как замерли все остальные, будто не верили, что в этом мире найдётся подобный смертник. — Вот как, — нехорошо усмехнулся гнусавый, с любопытством наклонив голову к плечу, отчего его серьга ударилась о кожанку. — Значит, на сходку привёл свою шлю- Одного движения ноги Джисона хватило, чтобы челюсть напротив опасно хрустнула, а её хозяин булькнул кровью, скопившейся на губах. Он неверяще посмотрел на Хана, который остался в той же позиции, словно этот удар прилетел изнеоткуда и угодил ему прямо в подбородок. — Ой, какой я неловкий, — сложив брови домиком, произнёс Джи, а затем отвесил парню оплеуху, заставив его хрюкнуть от неожиданности и отступить на подкосившихся ногах. — Вот чёрт, я снова тебя задел, да? — и ударил снова, отчего парень отлетел к стенке, забрызгивая кровью свою белую футболку под кожанкой. — Бля, чувак, ну прости, случайно вышло, так что ты там говорил? Джисон сделал вид, что прочистил ухо мизинцем и склонился над ним, заглядывая в глаза, в которых скопился ужас и, словно демон наслаждаясь им, широко улыбнулся. И в ту же секунду остальные сошлись в агрессивной бойне, подобно псам, ждавшим свой час для драки, вгрызлись друг в друга голодным рычанием. Минхо едва не потерялся в месиве тел, отталкивая от себя тех, кто подходил слишком близко и ударяя, если наглели, но на всё это ему было наплевать — он во все глаза уставился на выбивающего дух из сползшего по стенке парня Хана. Он не видел глаза младшего, не видел тот дьявольский огонь в них, не затухающий даже в чёрной пучине и не видел, как сверкает острый оскал на его лице в желании превратить лежавшего в месиво за произнесённые ранее слова и мысли. Зато Минхо отчётливо слышал крик ужаса и боли, вырвавшийся из груди упавшего навзничь парня, у которого не осталось сил даже отползти, чтобы спасти свою шкуру. Огромный комок бури, что скопился в Хане, вылился кипящим маслом в огонь гнева, атакующего всех, кто посмел бы даже подумать что-то плохое о его любимом человеке. Весь стресс и вся ненависть вырвались наружу, которые копились годами под маской безразличия, и уже повалив четвёртого, крупного парня на спину, Джи не обращал внимания на свои разбитые в мясо костяшки, не переживал о кровоточащей губе, когда всё же словил один удар и о себе в целом, потому что поймал взгляд Минхо, из всей этой своры обращённый только на него и утонул в мыслях, что теперь Хо — его Хо, смотрит только на него, улыбнулся, обнажая окровавленные зубы, ощущая себя героем фильма в замедленной съёмке… …и это почти что стало его тотальной ошибкой, когда нож-бабочка всё-таки добрался до него, полоснув в жалком сантиметре от рёбер, но Минхо не успел даже испугаться — настолько всё быстро произошло, — Крис оттолкнул Хана, навалившись всей своей мышечной массой на обидчика, едва его не придушив, выбивая нож из руки. Исход битвы был ясен ещё до её начала, и только глупцы пошли бы на количество, превышающее их почти что вдвое. Разгребая последствия, помогая Феликсу встать и отдавая его в руки испугавшегося за него Криса, он не заострил внимание на собственных ранах, пока окончательно не убедился, что люди, сопровождающие его, в полном порядке. — Всё хорошо, Джисон-и, иди, — обнимая Криса, одними губами прошептал Феликс, и парень с благодарностью кивнул, поворачиваясь в ту сторону, где его ждал Минхо. Бросив взгляд на свои окровавленные руки, он выдохнул, пряча их за спину, подошёл к старшему с кивком. Ли проследил за взглядом, направленным в сторону длинной, узкой улочки и молча направился туда, зная, что Хан следует за ним. Минхо хотелось обернуться и убедиться, что кровь с раненых костяшек больше не капает, а выражение лица младшего уже не было таким железно-спокойным, но он не мог, показывая своё внешнее недовольство. Серьёзно, он даже готов провести длинную и скучную лекцию на тему опасности драк и их последствий, особенно в месте, где никто не вызовет полицию и даже не посмотрит, если кто-то будет ползти, держась за рану — не в тёмном уголке, потому что до центра района не доползёшь. Стараясь успокоиться и всё ещё чувствуя дрожь после пережитого, Ли не выдержал, оброняя: — Может, сначала в больницу? — спросил он, поворачиваясь и бросая на Джисона обеспокоенный взгляд, пока младший усердно думал о чём-то, внезапно остановившись и прислоняясь к стене спиной, продолжая прятать руки. — Что? — рассеянно выдохнул он, соображая, — Ах, это. Ничего, ерунда. «Я бы поспорил», — вспоминая раны, подумалось Минхо, но он не стал давить, прекрасно помня упёртость младшего. Вместо этого взгляд метнулся к высокому, мигающему фонарю, возле которого они остановились, а вокруг тусклого света вились мотыльки, не приближаясь, но любопытно подлетая всё ближе. Начинать разговор стало внезапно неловко, особенно после произошедшего, ситуация которого веско перемешала все мысли в голове Ли. Бросая взгляд на всё ещё тяжело вздымающуюся грудь Хана, который пытался привести в порядок дыхание, он прикрыл глаза, собираясь с духом. Давить не хотелось, беспощадно бросать в воспоминания тоже, но парень понимал, что по-другому он не сможет объяснить то, что чувствует. Внимательность Джисона к деталям удивляла, как и его внезапная таинственность, но теперь Минхо окончательно убедился, что его Хан-и никуда не делся, он всё ещё здесь, с ним, всё ещё ждёт своего глупого хёна. — Зачем пришёл сюда, тем более так поздно? Это опасно. «Я знаю!» — хотелось завопить старшему, отчего он яростно прикусил губу, открывая глаза и фокусируясь на смотрящем на него Джисоне, который, оказывается, всё это время глаз с него не сводил. — Я говорил с Чонином, — сразу прямо, как умел, начал Ли, замечая, как дрогнул парень, но тут же взял себя в руки: — Он рассказал мне- — Какой же этот засранец болтливый, — без злобы, устало выдохнул Джисон, упирая затылок о стену и слегка ударяя его о холодный кирпич, будто это могло остудить его летевшие сквозь черепную коробку мысли, просачиваясь в мозг; он посмотрел на небо, будто в тусклой темноте мог найти ответы на свои вопросы, но получал лишь больше этих самых вопросов. — …и я бы хотел сказать тебе- — Это всё в прошл- — Дай мне договорить, блять! — не выдержал и без того взвинченный Минхо, отчего Хан вылупил на него глаза, забывая о каком-то там небе с вопросами, ошарашенно смотря на вспыхнувшего старшего, но послушно замолчал, кивая: — Я не должен был тогда оставлять тебя одного. Ты признался мне, собрал всю свою смелость и искренность, а я просто плюнул и уехал без слов. Интерес… я не это тогда имел ввиду. Это был не просто интерес, но я так разволновался, что… «Это не оправдание. Мы были младше и глупее, да, наделали много ошибок, да, но оправдываться?! Увольте!» — Нет! — снова вскрикнул Минхо, на этот раз на свои мысли, отчего Джисон заботливо подорвался ближе, испугавшись, что под впечатлением драки его хён сходит с ума, надломил брови в непонимании, но не перестал слушать. — Это не оправдание! Ты страдал… ты так страдал, чёрт… Это не просто интерес, Хан-и, я… я тебя… Минхо едва не задохнулся, ощущая, как сильно колотится его сердце уже не только в груди, но и в горле, в ушах; виски запульсировали от напряжения, и парень едва не взвыл от переполнявших его эмоций, потому что никогда, чёрт возьми, и никому не признавался, чувствуя, что ещё мгновение, и он превратится в пар, как тут тихий и успокаивающий голос заставил его в миг остановиться и посмотреть в глаза напротив. — Хён, — Джисон медленно взял руки старшего в свои, немного сжимая и растирая напряжённые пальцы плавными движениями. — Теперь я должен кое-что тебе рассказать. — не беспокоясь о том, что ладони могут быть грязными, он прислонил их к своим щекам, грея окоченевшие от стресса фаланги и придавая Минхо сил. — Мои чувства к тебе не изменились даже после четырёх лет разлуки и признание всё ещё остаётся в силе, но… «Но?» — Но я пока не могу как следует предложить тебе что-то большее. Давай начнём с дружбы, как считаешь? Мы изначально начали неправильно. — Что? Почему? — взволнованно спросил Ли, не слыша своего дрожащего голоса. — Я понимаю, что сделал тебе больно, Хан-и… Да, точно, да, тебе нужно время, тебе нужно восстановиться после раны, что я нанёс тебе, точ- — Я нахожусь на учёте у психиатра, — коротко прервал его Хан, пряча боль, отразившуюся в глазах, за чёлкой, и Минхо бросил взгляд на татуировку, подавив в себе желание разрыдаться на месте, — И пока не могу назвать себя полностью здоровым человеком. Через три месяца я снова иду на приём, и если мне больше не понадобится курс таблеток и терапии, если скажут, что моё состояние стало стабильным, то я всё сделаю как надо, слышишь? — Хан прижал ладони сильнее, зарывшись в них и оставляя на пальцах мелкие поцелуи, — Потому что я всё ещё люблю тебя, Минхо-хён. Минхо всхлипнул от накативших чувств и осознания, что это его человек, его родственная душа, его маленький, заботливый Хан-и, и он не сможет его отпустить. Снова. Ли не сможет, даже если на кону будет стоять его жизнь — больше не сможет, потому что сломается, потому что не хочет без него. И будет ждать, сколько потребуется, и обязательно дождётся. Сделав шаг вперёд — навстречу к нему, он кивнул, соглашаясь, не сразу замечая, как Джисон провёл по его щеке большим пальцем, стирая солёную дорожку. «А я?» «А что ты?» — Я люблю тебя, — наконец смог произнести Минхо, понимая, что это было чертовски просто, если говорить это человеку, к которому тянутся и сердце, и душа, ощущая после этого лёгкость и жжение в носу; он зарылся в объятия младшего, грудью чувствуя его гулкое сердцебиение. — Я люблю тебя, Хан-и, люблю, люблю, люблю. Грудь и плечи Джисона затряслись в рыданиях точно также, как у старшего, а затем он сильнее сжал его в своих руках, ощущая на футболке мокрое пятно и улыбаясь сквозь собственные слёзы по-настоящему счастливо, так, как это было раньше. «Я так ждал этих слов, хён». — Знаешь, Минхо-хён, — спрятав влажные щёки в ладонях, тут же их растирая, усмехнулся Джи, возвращаясь в привычную форму и щёлкая по кончику носа старшего, — После того, как я официально предложу тебе встречаться, ты сможешь сделать то, что никто никогда ещё не делал. «Сходить с тобой на свидание? На правильное свидание, без недомолвок и вопросов?» — надеялся услышать Ли, поддавшись романтичному моменту, несмотря на мусор улицы, что окружал их. Джисон хитро улыбнулся, наклоняясь к Минхо ближе, почти не оставляя расстояния между своими губами и его покрасневшим ухом и горячо выпалил: — Я выгоню Нин-и погулять, пока мы заберёмся на мою скрипучую кроватку, где ты сможешь взять меня столько раз, сколько тебе захочется. — Хан Джисон! По улице разразился весёлый и заразительный смех, который мог быть только у Джисона, и Минхо просто не мог не присоединиться. Собеседник А: ну как? Собеседник В: вполне неплохо… Собеседник А: то есть теперь ты не будешь вмешиваться? Не будешь брать телефон хёна, как тогда, когда он был на лечении и удалять все сообщения от Минхо, который пытался связаться с ним, пока жил в штатах? Не будешь мешать им или подговаривать Ликса или Криса замутить со своим братом, наплевав, что эти двое замутили друг с другом, потому что твой брат их свёл? Собеседник В: ну всё, хватит! Я понял. Собеседник А: рад это слышать. Кста-а-а-ти, мы с тобой общаемся больше пяти лет, но ни разу не представились за это время, как думаешь, может пора? Собеседник В: тебе мало анонимного чата? Собеседник А: знаешь, я понял, что стало мало. Вокруг так много всего интересного происходит, не хочу внезапно осознать, что потерял с тобой связь… не хочешь кинуть какао или инсту, м? Как тебя зовут хоть? Собеседник А: *прислал стикер* Собеседник А: ау-у, ты не хочешь? Ладно, я не настаиваю. Собеседник В: Хан Чонин *ник из инстаграма*. Собеседник А: почему молчал, что такой красавчик?! Собеседник А: я должен брать быка за рога, да? Ахах. Собеседник А: Ким Сынмин, мне тоже очень приятно ;).