Осколки былых грез

Рваное движение, почти незаметное, проношусь мимо, как быстрое касание кистью холста, но той секунды, что я смотрю в его глаза, хватает, чтобы потерять бдительность. Нельзя ни при каких обстоятельствах высовываться из комнаты, Оливия, ну черт тебя побери! Взгляд — я останавливаюсь, позволяя себе с насмешкой оценить его внешний вид; взгляд — и тут же тону, иду прямиком ко дну. Он говорит, что уходит на званый ужин, машет мне рукой… Нет, кажется, не мне — Ботану, спускающемуся по лестнице, который опускает все мои мечты в растворитель, и они тут же становятся тусклыми, а позже совсем пропадают из вида, как и сам Брайн. Я подхожу к столу, чуть не споткнувшись о тушку Тигры, беру пустую кружку. За окном стужа замораживает проблески счастья в моем сердце, я решаю заварить чай, чтобы хоть как-то разбавить серость дня. С кислой миной осматриваю полку, смакую в сознании поэтичные названия на коробочках — Брайн так любит необычные виды чая… мне даже тошно от этой мысли. Почему он такой идеальный? Хороший вопрос. Я застываю, будто статуя. Его глаза, сверкающие, блестящие — словно тонущие корабли, такие манящие… что я готова броситься следом. Пакетик падает на дно чашки, пока я витаю в новых грезах, и тщетно пытаюсь их отогнать. Я не люблю золотую лихорадку, не люблю, когда мои щеки заливаются красной краской, и он это видит. Терпеть не могу думать о том, что кто-то готов отдать жизнь, лишь бы прикоснуться к нему, и также не переношу мысль, шепчающую: «Ты сама сделала бы также»… Какое ужасное чувство. Все его любят, все хотят с ним увидеться. Ненавижу, ненавижу этот факт! Ненавижу медленные движения и картины в розовых тонах, чувства, которые окрыляют, а потом без угрызений совести ломают. Двоится в глазах. Заливаю пакетик кипятком, почти проливаю на себя, но ничего не чувствую — ни страха, ни горечи… Единственное, на что хватает сил, это сесть на стул и смотреть на стену, такую же безжизненную и скучную, как у меня в голове. Каково это, вырасти таким потрясающим, когда волосы сами укладываются, как надо? Когда в доступе есть все, о чем я даже не смею думать? Теперь там, где секунду назад было пусто, появляется прожектор, и он отражает все мои мысли. Я растекаюсь по паркету в его комнате, с двери свисает моя клетчатая рубашка. На званых ужинах я всегда начинаю спорить с Брайном, и разоблачаю все то дерьмо, что он преподносит. Но ему будто все равно — через несколько дней он вновь приходит ко мне и просит пойти с ним. Я не отказываю. А прибрежный городок, по которому мы бродим, еще никогда не видел такой чистой любви. Но потом она блекнет в моем мутном чае, он стоит здесь со вчерашнего дня, я над ним. Потому что я не люблю эту чертову… золотую лихорадку! Чашка с холодным чаем летит вниз, разбивается. Если бы я могла — разнесла бы всю квартиру, и выбросила бы эти идиотские повторяющиеся картины… Я, зарычав, тянусь к ним, снимаю одну со стены, она летит в сторону, глухо распадается на кусочки, прямо как мое самообладание. — Что ты творишь?! — выбегает из комнаты Брайн, и я чувствую, как он встряхивает меня за плечи. Сначала я даже не замечаю и продолжаю швырять холсты, а затем ощущаю ужасное опустошение… Неужели я правда простояла здесь целую вечность, раз он уже успел вернуться?.. — Ладно, ладно, я понял, тебе не нравится розовый! Делов-то, повесим другие! Его волосы спадают на лоб, как домино, так идеально, что меня сейчас стошнит. Мой разум превращает его жизнь в фольклор. Как же все просто — по щелчку пальца поменять множество дорогущих холстов, которыми он восхищался еще день назад. И как же хорошо иметь спокойствие удава, когда какая-то Оливия крушит произведения искусства в твоем доме… Это не укладывается в моей голове. — Может, чай тебе сделать? Я как раз купил новый вкус… — Я уже заварила себе, — с раздражением говорю я, усаживаясь обратно за стол. — Если что, это было вчера, думаю, он давно прокис. — Он скрывается за дверным проходом, с наглой ухмылкой заглядывая в глаза, и кажется я… почти бросаюсь вниз. Становится грустно от мыслей, которые доставляли удовольствие несколько мгновений назад. На званых ужинах я не буду спорить с ним, а прибрежный городок, который мы так и не нашли, никогда не увидит такой чистой любви… потому что она растворяется в чае, постоявшем уже день; бесследно исчезает в каплях, которые теперь хаотично разбросаны по полу; разбивается, как чашка, и теперь мне остается только с яростью убирать осколки былых грез.