Thighs and the one who cares

      Перед глазами всё ещё стоит слепящий свет стадионных прожекторов, вспышки фотокамер, пёстрые вывески и обилие зрителей, пришедших посмотреть на столь зрелищный матч, решавший судьбу всего проекта «Синей Тюрьмы» в целом. Все эти образы расплываются яркими пятнами и сливаются в одну кучу, перемешиваясь между собой, измываясь над напряжённой сетчаткой глаз и абсолютно таким же усталым разумом.       Лихорадочное биение сердца отдаётся гулом в висках, кровь кипит от выброса адреналина и дофамина, бурля в венах и едва ли не стремясь вырваться наружу багровым фонтаном.       Исаги сглатывает. Он чувствует дрожь по всему телу и то, как подгибаются горящие огнём ноги, но сейчас это не самое важное. Его трясёт от экстаза и решающего гола, которым он — да, именно он, юный эгоист, Исаги Йоичи, а не кто-либо ещё — даровал надежду всей Японии, вдохновил целый мир и гордо заявил о своём дебюте в качестве нападающего.       Весь путь до общей раздевалки прошёл как в тумане. Кажется, кто-то хлопнул его по плечу, но, как бы ни старался, Йоичи не мог вспомнить, кто именно. Слышал знакомый звонкий голос, кричащий что-то вроде поздравлений прямо на ухо, но не мог разобрать слов. Пытался успокоить бьющееся набатом сердце, но все попытки не возымели абсолютно никакого эффекта. Перед глазами то возникали узорчатые пятна, то яркий свет камеры, направленной прямо в лицо.       Лишь моргнув пару раз, уже войдя в небольшое тускло освещённое помещение, Исаги будто вынырнул из толщи воды, сразу же обретя чёткое зрение и примерное осознание происходящего. Больше никакого гула, никаких вспышек, только подрагивающие конечности, лёгкое головокружение и приглушённый свет флуоресцентной лампы.        И Рин.        Сверлящий его холодным взглядом, буквально сквозившим нескрываемой ненавистью. Слегка расставив ноги и тяжело дыша, Итоши с очевидным недовольством придирчивого критика рассматривал фигуру вошедшего, сидя на низкой скамье.       В другой ситуации Исаги не стал бы в это ввязываться, явно не горя желанием сталкиваться с чужой агрессией. Но в данный момент прилившая к голове кровь почему-то не оказывала положительного влияния на мышление, а закупоривала всё здравомыслие внутри черепной коробки.        Поэтому он пафосно молчит и слегка наклоняет голову набок, изо всех сил пытаясь доказать собственную уверенность и непоколебимость. Сейчас Йоичи чувствовал себя настоящим протагонистом, единственным главным героем, заполучившим яркую славу. А навязчивое ощущение самоуверенности и вседозволенности видимо шло с этим громким титулом в придачу. Затем спрашивает, чувствуя, как немного теплеет лицо и краснеют уши: — Что-то не так? Говори прямо.       Конечно же он знал о наличии определённой… проблемы и даже мог с точностью назвать её причину. Отношения у них не задались с самого начала, и последние события явно не способствовали примирению и внезапному уважению друг к другу. И если Исаги лишь загорался энтузиазмом при виде достойного соперника и чужого футбола, способного подмять под себя всё поле вместе с игроками как своей команды, так и чужой, то Рин… Рин оставался загадкой, хитрой головоломкой, которую так сразу и не разгадаешь, не приложив должных усилий.        Только это завораживало ещё больше. При одном взгляде на него Йоичи чувствовал навязчивое желание залезть в чужую голову, покопаться там, выискать ответы на давно мучившие вопросы и просто узнать поближе. Рассмотреть все те невероятные сценарии, что игрок номер один воплощал в жизнь с такой грациозной лёгкостью, будто был рождён для этого. Лёгкий укол зависти каждый раз сопровождался искренним восхищением, из-за чего сердце билось быстрее, а в горле становилось настолько сухо, словно внутри прошлись наждачкой, сцарапывая слой нежной кожи и оставляя лишь зудящие раны. Но сейчас всё было иначе.       Сердцебиение всё такое же критически быстрое, но Исаги делает глубокий вдох, не обращая внимания ни на что, кроме игрока напротив. Стоит, уверенно выпрямив спину, и вглядывается в чужое выражение лица, выискивая хотя бы незначительные изменения.        Спустя, казалось бы, целую вечность — но Йоичи готов был поклясться, что едва ли прошла хоть минута — Рин опускает голову и отводит взгляд.  — Мои поздравления, — тон резкий и холодный. Очевидно, что он имел в виду далеко не это.        Игнорируя наигранную стервозность, Исаги подходит ближе и садится рядом, находясь на грани неприемлемого вторжения в личное пространство Итоши, пределы которого он, как бы ни пытался, так и не смог выяснить. Сдвигается в сторону, всё ещё сохраняя минимальную дистанцию, стараясь не касаться ногой чужого бедра.  — Знаешь, ты потрясающий игрок.        Брошенная фраза повисает в воздухе, спирая его и давя на виски, заставляет ощущать себя дайвером, отчаянно нырнувшим на глубину в поисках пока неизвестного нечто, потенциально способного утянуть за собой на самое дно. И что-то громко гудело в голове, как бы намекая, что да — обязательно затянет.  — Нет, серьёзно. Ты лучший из всех, кого я знаю. Можешь продолжать жалеть себя и тогда станешь свидетелем моего успеха. Останешься позади.        Тяжёлый вздох открыто намекает, что Рин с ним категорически не согласен.  — Мечтай дальше. Неженки вроде тебя едва ли чего-то добиваются.        Исаги ухмыляется и склоняет голову набок. Теперь поведение Итоши было более привычным и уже не вызывало внутреннего отторжения. Чуть прикрывая глаза, он и сам чувствует, как изначальный всплеск эмоций медленно успокаивается и разгорается заново от духа соперничествам, уже ставшего таким привычным среди эгоистов.        Рин же не оборачивается на него, всё ещё не двигаясь и нервно сжимая деревянный угол скамьи. Прикусывает губу, но больше ничего не говорит.        Йоичи остаётся только смотреть. Скользить синими глазами по фигуре напротив, начиная с растрепавшихся волос и медленно спускаясь ниже.       Украдкой поглядывая на чужие ноги, он отгоняет навязчивую идею положить на них руку и ощупать ладонью. Шорты и длинные гетры не могли скрыть внушительные изгибы, острые коленки и упругие на вид голени. В особенности бёдра у Рина были просто замечательные: рельефные и натренированные годами усердной работы.        Постепенно становилось интересно, окажутся ли они мягкими. Или же сквозь кожу будут выпирать исключительно твёрдые мышцы? Исаги всегда был человеком любопытным. Конечно же, он заботился о чужом личном пространстве и старался не пересекать ту черту, где его поведение становилось слишком грубым и навязчивым. Но Итоши же не будет против, если он просто аккуратно проведёт рукой? Это всего-то праздный интерес, требующий немедленного удовлетворения.        В конце концов, Йоичи был не только любопытным — иногда даже чересчур, — но и слегка безрассудным, особенно когда это касалось широких бёдер напротив. Или же причиной всего был затуманенный разум и разгорячённое после игры тело, совершенно не воспринимавшее все тревожные сигналы о том, что делать так не надо.        Он тяжело вздыхает и как бы случайно двигает ладонью, смещая её ближе к чужой ноге, ненавязчиво теребя грубую ткань спортивной формы. Аккуратно поглаживает краешек шорт, в то время как рука уже находится в опасной близости к оголённой коже.       Рин несильно дёргает ногой, словно отмахиваясь от назойливого насекомого. Действие грубоватое, но на удивление неагрессивное, что уже несколько расходилось с печально известным характером Итоши-младшего.       Исаги поспешно отдёргивает руку, будто ошпарившись крутым кипятком. Ладонь на секунду зависает в воздухе, а затем снова ложится на бедро, но уже гораздо увереннее. Рин фыркает и резко поворачивает голову в его сторону, сверля взглядом бирюзовых глаз. — Убери, — шипит, как змея, готовая наброситься и впрыснуть смертельную дозу яда в кровь, сворачивая её и поражая ткани.       Йоичи даже не думает останавливаться, сжимает пальцы и чувствует, как под ладонью перекатываются крепкие мышцы, напрягаясь и сокращаясь. Затем лезет чуть выше, но его руку внезапно перехватывает чужая — большая и грубая. Исаги переводит взгляд на лицо напротив, осознавая, что вышел за невидимые рамки, выстроенные ещё с того самого момента, как он зашёл в раздевалку.       И видит румянец, растёкшийся по щеками. Едва ли заметный в холодном свете лампы.        Рин сильнее сжимает его запястье, отдёргивая от себя и переводя дыхание. Хватается, как отчаянный утопающий, увидевший слабую надежду на спасение; сжимает до боли, словно намереваясь раздробить кости.  — Извини… — зачарованно шепчет Йоичи, даже не пытаясь вырвать ладонь, несмотря на тупую боль и побелевшую кожу. Недавнее ощущение тёплого бедра ещё покалывает кончики пальцев, заставляя тяжело сглотнуть и криво улыбнуться, скрывая нервозность. Весьма неудачно.       Но не отводит взгляда, заставляя Итоши смутиться лишь сильнее и разжать крепкую хватку. Рин не выдерживает и отворачивается, скрывая покрасневшее лицо за спадающей чёлкой.        Кажется, на этот раз Исаги не просто нащупал границы дозволенного, но даже сдвинул их, чуть ближе подбираясь к нутру игрока номер один.