Лёд юных глаз.

      Фигурное катание — красивый и, в какой-то степени, благородный вид спорта. Однако, как и в высшем обществе: чем благороднее дама, тем страшнее её «скелеты» в шкафу. Каждая программа, поставленная фигуристом — танец для зрителя и безумно тяжёлая работа для спортсмена.       В такие моменты как никогда важна поддержка тренера. Для любого спортсмена это почти как третий родитель. Ведь именно с этим человеком ты проводишь большую часть времени. Он видит твои успехи и хвалит, стараясь не переусердствовать; замечает твои недочёты и ошибки, говоря о них прямо в лицо.       Мороз щиплет щёки, исходя ото льда под ногами. Он отрезвляет, вынуждает двигаться быстрее, чтоб не замёрзнуть. Окованные в перчатки руки растирают бока, ноги, плечи перед прокатом до прихода тренера. С губ сходит облако тёплого пара и юноша наконец делает шаг, позволяя сначала поехать одному лезвию, затем касается льда вторым, набирая скорость для первого разворота в воздухе. Несильного, не высокого, не звонкого. Только чтобы раскачаться.       Антон выкручивает торс в воздухе в три оборота и приземляется на лёд ровно, спиной теперь смотря вперёд, объезжает изгиб ограждения от трибун, вновь рисуя крестики остриём под ногами на прозрачном полотне ледяной тверди. Каждое движение окутано спокойствием и привычкой, легко и по-искреннему устало, даже как-то драматично. Так и не скажешь, что каждое из них продуманно заранее, глядя в лицо юного лебедя.       Прикрывая глаза, парень даже не следил за тем, куда направляют его тело коньки. Он научился чувствовать каток, на котором ездит уже больше десяти лет и когда закрываешь глаза — нападает чувство свободы. Даже кажется, будто бы весь мир слушает то, как ты движешься, да и самому понятно, о чём рассказывает каждый шорох ледяной крошки, брызгая фейерверком из-под лезвий. Шастун не замечает, как его тренер появляется в зале, потому что сам перестал слышать мир вокруг себя, только размеренной дыхание, пульс в висках, скрежет, что пробирает до костей при каждом соприкосновении со льдом после прыжка.       А потом запинается. Нога цепляет неровность после проката малышей и Антон выставив руки в стороны, пытается совладать с равновесием и выбраться из этой ошибки, как можно лаконичнее, а затем начинает в лёгкой тревоге осматриваться вокруг: вдруг Арсений Сергеевич это увидит?       «Кто, если не я? Соперники с тобой не станут сюсюкаться на соревнованиях!» — едва ли не самая частая фраза, слетавшая с тонких губ Попова, почти всегда напряжённо сжатых в плотную линию.       Арсений — тренер, вот уже больше 10 лет он занят обучением детей с младшего возраста, вплоть до «взрослого» льда. Он встал на коньки едва ли не сразу. Родители даже шутили, что тот раньше научился скользить по льду, чем ходить. С пяти лет Попов ежедневно отдавал своё время и силы льду, на котором проводил порой до двенадцати часов в сутки. Победитель городских и областных соревнований, неоднократный призёр всероссийских — он стремился защищать честь страны на олимпиаде. Мечты в миг рухнули, подкосила травма колена.       Как никто другой, Арсений знал — жалеть себя нельзя, ведь жалость не даёт тебе двигаться дальше. Именно поэтому, так и не смирившись с «поражением», он вернулся на лёд. Уже в качестве тренера.       К вечеру неизбежно накатывала усталость. Даже когда очень любишь своё дело, иногда хочется просто сесть и смотреть в стену, не подавая признаков жизни. Однако сейчас у Попова другая цель — Антон и приближающиеся юниорские соревнования. Последние, в жизни этого парня. Ведь уже в апреле ему исполняется 18.       — Ты как обычно не смотришь, куда едешь, — Арсений возникает на льду как всегда неожиданно и недовольно хмурится, рассматривая нерадивого ученика — Сколько раз говорил, следи, куда ноги волочишь.       Антон уже привык и даже ни разу не обиделся на Арсения за все 10 лет на него за такую строгость. Почему-то она никогда не казалась ему чрезмерной. Она была честной, без укора. Наверное, на фоне родителей. Как минимум, не они его водили по больницам, когда Антон болел, а Арсений. И очевидно, кто для него будет примером для подражания и авторитетом, с чьим мнением всегда считался мальчишка.       На соревнованиях Шастун не смел даже лишний раз моргнуть, хоть и тут просто разогрев мышц перед самой тренировкой, Попов всё равно не даёт расслабиться ни на секунду.       Юноша нагибается на ограждение грудью и встаёт на ребристые носочки лезвий, внимая тренеру большими зелёными глазами.       — Я посмотрел разбор трюка и выучил фигуру с Павлом Алексеевичем в спортивном зале, как вы и сказали, могу показать, даже связку придумал сам, — а там уже Арсений решит, стоит ли вообще этот элемент добавлять в постепенно рисующийся номер для выступления.       Антон всегда разговаривал спокойно, никогда не проявлял слишком ярких эмоций. Был сдержан и аккуратен в своём поведении. Отточенное ещё с раннего детства на льду. Всё это — заслуга Арсения. Сам он, человек культурный и его подопечному больше всех хотелось на него ровняться.       — Посмотрите? — болтая икрами в предвкушении одобрения, старшеклассник смотрел на мужчину в томном ожидании.       Вообще, Антону очень нравится заниматься фигурным катанием, несмотря на порой дурацкие издержки в виде вреда здоровью или грубого отношения других спортсменов, ровесников и не только. Он делал это в первую очередь для себя. Хотя иногда, все его успехи карались безразличием от родителей, которые каждый раз нещадно требовали больше и тем самым словно вырывали перья из его крыльев воодушевлённого подростка. И только одному Арсению известно, сколько и как часто Шастун плакал, согнувшись на скамейке в раздевалке. Даже несмотря на попытки юноши казаться сильным и безэмоциональным.       Арсений слушает парня, делая вид, что очень заинтересован его словами. На самом же деле, строгий взгляд голубых глаз изучающе блуждал по фигуре юноши. Этот приём был стандартным в арсенале старшего — так он мог понять настроение Антона и почти безошибочно определить, получится ли у них выучить что-то новое или лучше отработать «хорошо знакомое старое».       Попов вздыхает, устало кивая на предложение ученика показать элемент. Буквально пару дней назад они разговаривали о том, чтобы включить тройной аксель в короткую программу. Однако, в наше время этим никого не удивишь — поэтому нужна была уверенная, отточенная программа с хорошей подводкой. Над чем они вдвоём, собственно, и работали последние несколько недель.       Попов, если быть честными, уже давно всё придумал и решил. Даже был практически уверен в том, что программа принесёт им как минимум второе место. Но настрой Антона в последнее время оставлял желать лучшего.       Шастун едва сдерживает порыв эмоций, лишь сложив медленно свои ладони вместе в предотвращённой попытке хлопнуть ими после одобрения. И встаёт на лёд, уже делает толчок, как получает вопрос от Арсения.       — Ты пришёл на полчаса раньше, — будто между прочим подмечает мужчина, следя за высокой фигурой напротив — Родители знают?       — Я им написал, да, — но им было бы всё равно. Прочитали и ладно, просто потом будут спрашивать, если пришёл раньше, что успел сделать кроме основных задач? Аж бесит. Шастун приглаживает аккуратные кудряшки ладонями и выезжает на середину катка, ожидая, когда Попов даст добро и подключит музыку, чтобы юноша мог начать.       Стоит, сжимая кисти в кулаки, поглаживая ладони кончиками пальцев. Нервничает, пока вспоминает всё, что было пройдено уже и позволяет адреналину подступить к голове. Разогретое тело готово даже сейчас показать себя во всей красе, однако, Антона учили беречь эмоции для финала. А пока формальность и поверхностно заученный танец, как под копирку. Результат выйдет совершенно иным, очевидно. Антон понимает, как его выступление будет выглядеть в конечном результате, потому что именно тогда он выпускает из себя максимум. И ему казалось, что Арсений Сергеевич всегда знает это наперёд, хоть ничего и не говорит. Он вообще мало что говорит, касательно похвалы. Но по его глазам Антон читает удовлетворение после каждого проката.       «Конечно знают, только им всё равно» — воспоминание, всплывшее внезапно в голове, словно укол шпаги, заставляет Арсения выпрямиться и убрать руки за спину.       Попов всегда делал этот жест, чтобы не смущать подопечных. Постепенно, наблюдая за движениями, он стучал указательным пальцем по ладони, отбивая ритм композиции — это помогало лучше понять динамику. Увидеть, где лучше сбавить, а в какую часть программы добавить как можно больше сменяющих друг друга элементов.       Под ногами более громко скрипит лёд. Теперь Антон мог чувствовать его твердь полностью, раз за разом соприкасаясь с ним в приседах после прыжков. Но оставаясь при этом лёгкой пушинкой, скользил вытянутым силуэтом выкручивая не только трюки, но и намеченные между делом элементы артистизма. Движения рук, торса, головы.       Соревнования неумолимо приближались, с каждым днём времени оставалось всё меньше, а финальной версии проката у них всё ещё не было. Однако, Арсения это не особенно беспокоило.       Он всегда был спокоен, иногда даже излишне. Когда Антон подворачивал ногу или разбивал колено, Арсений лишь разводил руками и, смерив того строгим взглядом, подавал руку, чтобы поднять того со льда. Искусство быть тренером — это понимание тонкой грани между человечностью и профессионализмом. Ты должен быть понимающим, но обязан оставаться строгим и требовательным, чтобы подопечный не начал с тобой торговаться.       Шастун уверенно скользит по льду, выполняя элемент за элементом. Дорожка из петель, каскад из лутца и аксель — то, что было отточено до идеала, как говорят «заучено до скрипа». Короткая программа всегда шла у парня лучше, чем хорошо. С произвольной — как пойдёт.       Прыжки отработанные на ура под эффектом адреналина проходят неприлично гладким каскадом, но вот вышел Антон из следующего элемента совершенно не вовремя, раньше, чем случился переход в музыке из одного ритма в другой, Шастун мгновенно мрачнеет с тяжёлым выдохом и проезжает уже под ругань Арсения с опущенными плечами и болтающимися в унынии руками.       — Стоп-стоп, — Арсений жмёт кнопку на аппаратуре, ставя на паузу композицию. Недовольно цокает, вновь складывая руки на груди — Антон, ты глухой? Ты темп вообще слышишь?       «Заново, да?» думает про себя юноша, прежде чем встретить взглядом хмурый взор голубых глаз.       — Не смей даже, — Арсений опирается руками о борт катка, подаваясь торсом вперёд. — Я не позволю тебе распускать сопли на катке.       Попова нельзя назвать жестоким. В прошлом фигурист, он хорошо понимал, что элементарные ошибки буквально выбивают землю из-под ног. Вроде бы, ты делаешь этот чёртов элемент уже сотый раз, но почему-то он внезапно перестаёт получаться как должен — это вводит в ступор.       Однако, такие моменты нужно пережить и оставить где-то за пределами площадки. Мужчина был убеждён, да и своих подопечных учил тому, что лёд чувствует настроение, с которым на него приходят.       Дождавшись, когда юное дарование прикатит ближе, Арсений тянет руку и как-то по-отечески хлопает его по плечу. Есть в этом доля нежности и утешения — лишь чтобы вернуть паренька на землю из рек бесконечных страданий и уныния.