Что мне золото

      — Что? — ужаснулась Загра, как только дослушала рассказ. — Почему я?       — Хотя бы так я смогу тебя отблагодарить.       — Убийством другого существа? — девушка почти взвизгнула, потом оглянулась по сторонам. Никто не обратил внимание, или, по крайней мере, Загра не заметила, чтобы кто-то обратил. Все были заняты своими товарами. Тётя как будто спала.       — Получением награды за него.       — Это жестоко, — зашипела Загра, снова понижая тон до шёпота.       — Думаешь, лучше будет, если он продолжит такое существование? — Айла чувствовала, что сомнение не стало меньше.       Когда она ушла от бессмертного, растеряв по дороге и раздражение, и решимость, осталась снова с наблюдательским безразличием неподалёку от площади (все дороги ведут к главной площади, рано или поздно она бы туда пришла), то начала думать, а как, собственно, можно отправить в мир Ночи неуязвимого потомка Древних. Загра говорила, что ни оружие, — впрочем, это Айла и сама увидела, наблюдая за режущим воздух копьём, — ни животные, — очевидно, так как природа не любит беспокоить немногочисленных косморождённых, — не могут его ранить. Может, тогда попробовать без оружия? Хотя каким образом можно убить голыми руками, Айла тогда не понимала. Или её недостаточно волновала тема в тот момент.       — Нет, но убийство! Первое правило: всякая жизнь ценна, и не тебе решать, когда её завершить.       — Но как же воины? Они умирают и убивают, сражаясь друг с другом.       — Потому что так распоряжается падишах.       — А падишах главнее Богов?       — Он — их посланник, — повеяло гордостью от Загры. — А значит, может указывать, куда идти нашим воинам.       Айла почти закатила глаза. Интересно, что бы сказали Боги, узнав, что, оказывается, они в ответе за посаженного на трон правителя?       — Но он же приказал вам убить бессмертного. Чем это отличается?       — Тем, что я не воин.       — Но ты его дочь.       — Я обычная женщина. Мне не положено.       — Можно попросить научить.       — А можно попросить его самого! — вскинулась Загра, но тут же стушевалась. — Хотя убийство…       — По приказу…       — Это страшная вещь в любом случае.       Загра опустилась вдоль стены, поджав под себя ноги. Айла, опершись на руку, присела рядом.       — Смерть — естественный процесс.       — Не насильственная и не у Богов.       Интересно, что случится, если ей сказать, что нынешний «Бог Солнца» — не тот, который был сотни лет назад? Интересно, но недостаточно. Нервозности и уныния больше.       — А если именно так и должна была закончиться его жизнь?       — Не должна была. Он вообще не должен был сюда попасть.       — Почему ты так думаешь?       — Где это видано, чтобы Боги с небес спускались?       «Они не все живут с Небом», хотела сказать Айла, но не стала. Во-первых, для её аргумента это было не так уж и важно. Во-вторых, она даже не знала, остались ли другие Боги в живых и нашли ли себе преемников, — за всё своё существование она видела только Атона и его потомков. Дети остальных Древних, видимо, не так сильно хотели взаимодействовать с людьми и человекоподобными существами, чтобы показываться ей, либо были убиты собственными родителями за такие же наглые просьбы, как у Атона в своё время.       — Уверена, когда-то они именно так и делали.       — Зачем?       — А как иначе они бы связывались с людьми?       Загра недоумённо моргнула. Видимо, хотела что-то сказать, но передумала. Потом вздохнула, нахмурившись.       — Иногда смерть приносит лишь облегчение.       — Куда он попадёт? — спросила Загра, поёжившись.       — В мир мёртвых.       — Как люди?       — Да, как люди, — кивнула Айла. Мимо прошло несколько молодых девушек, не задержавшись на украшениях даже взглядом. Загра недовольно скривилась им вслед, но вернулась к разговору.       — Почему так?       — Мир мёртвых был построен Древними, так что все, кто ниже их по природе, проверяются ими перед тем, как уйти в небытие.       Загра повернулась к Айле всем телом, выпучив глаза.       — Что, ты об этом не знала? — удивилась Айла.       — Нет.       — Совсем? — она приподняла брови.       — В наших рассказах мир мёртвых — последнее пристанище, где человек либо познает вечное блаженство, либо до бесконечности горит заживо.       — В мир мёртвых Солнце не проникает.       — А что тогда там светит?       — Звёзды, — напрягла память Айла. — Иногда — отражение.       — Иногда — это когда?       — Когда Луна была ещё полной.       Этот ответ звучал так странно из уст, по сути, этой же самой Луны, однако Айла задумалась. Верно, она же была частью зеркала когда-то.       — То есть звёзды есть и у нас, и там?       — Ага.       — И это одни и те же звёзды?       — Нет. Звёзды там — чистые души.       Айла почувствовала, как Загра обращается в живой интерес и пододвигается ближе, сверкая глазами.       — А как понять, что душа чистая?       — Если стала звездой, значит, чистая, — ответила Айла, перехватывая воодушевление узнать. — Можно задать вопрос?       — Конечно.       — Как я выгляжу?       — Нормально, — сказала Загра, удивившись.       — Нормально — это как?       — Ну… — девушка её оглядела. — Как обычно.       — Можешь описать?       Загра поднял глаза к небу, собираясь с мыслями, чтобы отыскать в них нужные слова.       — Белая. И кожа, и волосы, при этом светитесь. Правый глаз закрыт вечно, руки нет. В левом как будто блеск, словно что-то интересное увидели. Вроде описать больше нечего. А что?       — Просто.       Возможно, в глазу было дело. Может, через него Айла отражала эмоции, перенимала их — не зря же глаза считали зеркалом души.       — Можно теперь я задам? — спросила Загра.       — Разумеется.       — Откуда вы знаете, как выглядит мир мёртвых?       — Из легенд.       — Врёте, — Загра сузила глаза, сверля взглядом Айлу.       — Почему же?       — Слишком подробно. И от наших легенд отличается.       — Хорошо. Хочешь знать правду?       — Естественно!       Вот он, миг истины. Айла глубоко вздохнула, почти задержав дыхание, и практически без опасений сказала:       — Я часть Луны.       Загра осмотрела её ещё раз. Отодвинулась чуть подальше, выгнула бровь. Отвела взгляд в сторону, сжала губы, снова посмотрела на Айлу в замешательстве и небольшом неверии.       — Да ну.       — Поэтому и свечусь, — со столь же невысоким недоверием дополнила Айла. Раньше она из-за Солнца была яркой, а сейчас из-за обычного огня всего лишь мерцает.       — И… И что вы здесь делаете?       — Я упала очень давно.       — Из-за этого луна никогда не была круглой?       — Для тебя, наверное, никогда.       — Вау, — завороженно выдохнула Загра. — И как вы всё это время?       — Тяжело. Люди относились ко мне с опаской.       — Но почему? — искренне не поняла она. — Вы же божество!       — Куда мне до него.       — Боги — потомки Неба, Океана, Земли и Ночи. Вас создала Ночь.       — Да, но… — Айла осеклась. Нахмурилась. По такой логике получалось, что да, но она всё же была более неодушевлённым существом, чем Солнце и его потомки. Можно ли это считать божественностью? И потом, ничего существенного для человечества Айла не делала, будучи созданной исключительно для удобства Ночи, не для связи с людьми и не для улучшения их жизни, как то было с Солнцем. И не чувствовала Айла себя великой; хотя, учитывая, что она в принципе не могла что-либо чувствовать без другой жизни рядом, это было неудивительно. — Слушай, это не так работает.       — Да почему же? — Загра поднялась, невольно привлекая к себе внимание.       — Спокойно, спокойно, — подала голос её тётя. — Всех покупателей распугаешь.       — Были б ещё покупатели, — фыркнула девушка, но потом сказала громче: — Извините.       Женщина кивнула то ли от болезни, то ли от желания показать, что извинения приняты.       — Итак, — сказала Загра.       — Итак, — повторила Айла.       — Если ты — Богиня, да ещё и знающая, где мир мёртвых, то почему не можешь просто забрать бессмертного отсюда?       Айла задумалась. Можно ли вообще было попасть напрямую в мир Ночи, не являясь душой, покинувшей тело? Являясь кем-то, кто вряд ли имеет душу?       — Добираться долго, — ответила Айла.       — И всё?       — Длительное отсутствие Солнца пагубно для планеты.       — Чем?       — Земля начинает умирать. Из-за тех, кто обитает во тьме.       Казалось, стихли все торговцы. Звуки стали настолько неслышимыми, будто их затянуло в далёкий тропический лес, где из-за плотности воздуха слышно только ближнего своего. Айла даже оглянулась, чтобы убедиться, что ей так кажется из-за тяжести собственных слов, и поняла, что на неё всё-таки смотрят. В тёмном узком проходе между домами горели две крохотные красные точки.       — Загра, — тихо позвала Айла. — Ты видишь?       — Что?       Девушка посмотрела в ту же сторону. Красные точки, мигнув, исчезли.       — Нет, ничего. Что там?       — Последствия. У нас мало времени.       — Что ты имеешь в виду?       Тётя чихнула, потёрла нос и забормотала что-то о проклятых грызунах.       — Крысы, похоже, — прокомментировала её действия Загра. — Так о чём ты?       — Кто такие крысы?       — Мелкие вредители.       — Они сильно жизнь портят?       — Если их много.       — Значит, скоро жизнь станет невыносимой.       — Почему это? — заволновалась Загра.       — Чтобы этого не случилось, мне нужно вместе с бессмертным вернуть Солнце.       — А в мир мёртвых-то зачем? — Загра всё больше нервничала. Айла взяла её за руку, слегка сжала.       — Верь мне.       Девушка всматривалась ей в глаз и становилась более решительной. Айла всё ещё не могла понять, как работает её суть.       — Хорошо, — сказала Загра. — Но как я это сделаю?       — Можно спросить у него.       — Можно, конечно. Чёрт, нет, — она помотала головой, будто согласилась на ужасную глупость. — У него? Думаете, он ответит?       — Выясним.       Бахт ждал. Довольно долго на этот раз, потому что было, чего ждать: своей смерти. Или подобие смерти, принесённое неведомой девушкой, которая смогла его вывести из медитативного существования между столбом висельника и ямой позора.       В затяжной, почти ставшей нескончаемой ночи Бахт начинал ощущать раздражение. От нестерпимого упорства, от упёртости, заставляющей раз за разом одних и тех же людей причинять ему боль, — они, видимо, думали, что если ударить по одному и тому же месту сотню раз, то в конце концов там появится рана, которую можно будет растянуть, разорвать, достать сквозь неё внутренности и, наконец, убить неубиваемого. Его раздражали вечные уколы, десятками повторяющиеся за день. И каждый из них, каждый из нападающих, смотрящих, случайно прошедших становился всё более блеклым, серым, оболочечным. Жалость накатывала на него волной, когда он видел детей, — у них столько всего впереди, а они уподобляются не лучшим примерам жизни! В какой-то момент Бахт стал видеть только условные границы фигур. Он становился слабым, несмотря на бессильные взывания пойманного в ловушку огня к нему. Слабым, бесстрастным, связанным по рукам и ногам не только физически, но и мысленно. Он будто потерял способность жить, ведомый от места к месту местными солдатами.       Но потом периферия зрения уловила её.       Она была существом света: белым, мягким, но таким ярким, что нельзя было не заметить. Было что-то цепляющее в её взгляде, что-то живое спустя столько недель, несмотря на постоянное нахождение рядом людей и природы. Он не так долго пробыл на Земле, чтобы её дети стали притягательными, тогда, может, девушка — порождение Неба? Может, из-за того, что их создал один и тот же Древний, она кажется ему более значимой? В любом случае Бахт не отрываясь смотрел на неё, и пока она глазела в ответ, и когда перестала, зажмурившись и отвернувшись. Она словно была заряжена энергией, точечно бьющей по струнам души, взрывной и иссякающей одновременно. Но её было видно.       Она перетягивала всё внимание, однако и себя Бахт видел органами чувств и сердцем, словно замечая, как он выглядит для окружающих. Отчаявшимся, убогим, потерявшим право называться возничим Солнца и иметь хоть какое-либо отношение к потерянному светилу; вместе с тем, чем дольше он смотрел (до того, как она отвернулась), тем больший прилив сил ощущал. Будто она усиливала стократ его энергию и возвращала обратно.       Когда она отвернулась, наваждение спало, но Бахт продолжил всматриваться в её фигуру. Было в ней что-то неправильное, нечеловеческое: будто она соткана из лучей. Как Солнце, но не такой интенсивности и без цели освещать всё вокруг — только что-то одно, прицельно обратив на это «что-то» внимание единственного глаза. Замечали ли её особенность люди? Если да, то непонятно тогда, отчего же не реагировали. Если нет, то это только укрепит убеждение, что она является Небесным созданием.       Когда Бахта вернули в яму, он необычайно остро стал ощущать течение времени. Он был уверен, что девушка-свет его отыщет; так и вышло. И Бахт, не зная, по какой причине, застыл вместе с притихшей землёй, пока её слушал. Он знал, что Солнце — важный элемент для жизни, но не догадывался, насколько. «Тебе не хватает их эгоизма выбраться отсюда», — сказала девушка-луч, чьё имя он не спросил, и была не права. Ему хватало эгоизма сидеть взаперти всё это время, не желая делать выбор. Он всё ещё не хотел, стремясь понять, какая дорога ему уготовлена судьбой, — поэтому Бахт сказал ей найти способ его убить. Потому что если она найдёт, значит, его долг сделать, как она пожелает: забрать Солнце у Змея, вернуть светило на небосклон, позволить всему вернуться в прежнее русло. Но есть ли оно ещё — Солнце? Прошло много времени, его свет мог померкнуть в желудке тёмной рептилии. Бахт не сможет услышать голос Солнца, его послание миру из-за того, что решил, будто с ночной сущностью можно договориться.       Вдалеке раздался животный скрипящий свист. Похоже, очередной вредитель, коих стало больше в последнее время.       Если же девушка-свет не найдёт способ его убить, что ж… значит, он будет ждать ещё. Пока не придёт кто-то, кто укажет ему верный путь, как это было с братом. Всё же, как бы тот ни был к нему в некоторой мере жесток, он дал ему важный урок: самоволка приводит к разрушению, разрушение — к катастрофе, из-за которой весь мир страдает. Значит, нужно ждать направляющий перст. Может, им станет она. А может, и не станет.       Когда его выволокли к столбу на следующий «день», Бахт уже не старался уйти с головой в свои мысли и наблюдения. Он искал глазами её — и нашёл, прячущуюся за синей полупрозрачной тканью.       По ступеням к нему начала взбираться другая девушка — вытянутая, заострённая, хищная, как птицы, за которыми Бахт наблюдал в детстве с корабля. У неё в руках был нож, звенящий от досады, что его потенциал так растрачивают. К ним были обращены все взгляды находящихся вокруг, и девушка заметно нервничала. Она сглотнула, прежде чем неровным голосом спросить:       — Бессмертный?       Он осмотрел её ещё раз. Из тех, кто хотел нажиться на его смерти, это был первый человек со времён падишаха, заговоривший с ним.       — Можно спросить? — продолжила она.       — Спрашивай, — бесстрастно ответил Бахт, хотя ему было интересно.       — Тебя можно убить?       А, вот оно что. Как добропорядочный житель Неба, девушка-луч придумала, как делегировать свои идеи стороннему.       — Что ты сделаешь, когда я отвечу?       — Убью, — её голос дрогнул. Она точно не хотела этого делать.       — А если мой ответ будет отрицательным?       — Не вернусь.       Боялась, но отважно смотрела ему в лицо. Бахт почувствовал толику уважения.       — Как сама считаешь?       — Я надеюсь, что можно, — она крепче сжала нож. — Твоя смерть принесёт пользу моей семье.       — Чем?       — Деньгами. Нам их не хватает.       — И почему они так важны?       — За них можно получить дом получше. Одежду новую. Нанять тёте лекаря.       — Почему вы не можете это получить за служение империи?       — Потому что… Так! — она повысила голос, нахмурившись. — Не заговаривай мне зубы! Можно тебя убить или нет?       — Может быть.       Бахт не собирался отвечать однозначно, ведь тогда бы отрезал множество путей развития событий. А в них мог заключаться ответ жребия ему.       — И как?       — Это вам нужно выяснить.       Она резко, раздражённо выдохнула и со всего маху попыталась всадить нож ему между рёбер. Бахт рефлекторно приказал не трогать его и, как обычно, не осталось и царапины. Однако ощущение тянущейся внутрь, в глубь мышц, кожи осталось, а нервные окончания всё равно отреагировали на давление и остроту кинжала. Тем не менее было похоже, что девушке неудача принесла облегчение.       — Не пытайся убить, если не хочешь, — посоветовал Бахт. Может, свой путь он не имел права выбирать, но направлять других, кому то было необходимо, мог: для чего же ещё нужны такие, как он?       — Спасибо, — почему-то прошептала она.       — И это всё? — почти разочарованно спросила Айла, услышав пересказ Загры.       — Да, — отвела та, чувствуя, как её больше не давит к земле груз ответственности. — Полагаю, ничего сделать нельзя.       — Уверена, можно, — Айла переняла эту лёгкость, но вместо того, чтобы трусливо убежать от возможности, смогла увидеть картину практически полностью. — Что насчёт воды?       — В смысле?       — Его пытались утопить?       Природа природой, конечно, но долго без воздуха протянуть могут только Древние. И то не факт. Всё-таки вряд ли когда-либо представится случай узнать. Но если Бахта не будет трогать вода, кислород рано или поздно кончится. Или любой другой газ, который он может использовать для дыхания.       — Я не думаю, что настолько ценный ресурс согласятся использовать для такого.       — Заживо закопать?       И под землёй мало воздуха. Если не получится убить физически, можно проверить, насколько физиологически это вообще возможно.       — Нет. А вы не можете, ну, не знаю… — замялась Загра, опираясь на стену чьего-то дома. На этот раз они решили говорить ближе к главной площади, но поодаль от толпы. — Вернуться тем же путём, что попали сюда? Просто его с собой забрать?       Айла открыла было рот, чтобы что-то сказать, но закрыла обратно, не издав ни звука. Она совершенно забыла об огненной птице. Вернее, не о ней, а о том, что она умеет делать. Летать, безусловно, но Айлу, к примеру, она доставила в этот город только после того, как та пожелала найти Солнце. Может ли птица, во-первых, возродиться из пламени вновь — всё же примерно так она и появилась оба раза, что Айла её видела, — и, во-вторых, долететь до подземного мира Ночи? Хотя как она это сделает, если в мире Ночи нет места огненным птицам, порождённым слишком сильным жаром? Можно ли было просить её о переправе и вместе с тем подвергать опасности Ночь?       — И, кстати, а вы бы как с ним попали в мир мёртвых?       Айла осознала, что её план был полон подобных недочётов. Действительно, как бы она отправилась вслед за ним? Попросила бы солдат её убить или сама бы себя лишила жизни? Смогла бы она это сделать? А идея попробовать вызвать птицу эти недочёты решала. Удивительно, как недальновидна была она, прожившая несколько веков, и как рассудительна была Загра, которой от роду было от силы два десятка лет.       — Ты права, — сказала Айла.       — Да? — удивилась Загра. — Обычно вы не соглашаетесь.       — Неправда.       — Только что сами же подтвердили.       Айла улыбнулась, отзеркалив её смешок.       — В любом случае я могу попробовать. Твою идею.       — А мне можно присутствовать?       — Почему нет?       — Мало ли будут знания, которые не должны попасть в руки смертным.       — Думаю, у тебя они будут в безопасности.       — Тогда хорошо. И что нам потребуется?       — Огонь. Много огня.       Загра потеребила ткань юбки.       — Это опасно.       — Так мы призовём птицу.       — Какую? — она подалась вперёд, снова наполняясь желанием узнать.       — Огненную.       — Понятное дело. Но какую из них?       — Разве есть разница? — с замешательством и интересом спросила Айла.       — Естественно! — возмутилась Загра. — Вы что, не в курсе?       — Они подобны друг другу.       — У них имена разные!       — Просто потому, что люди говорят на разных языках. Суть одна.       — Вот и нет! — она разве что ногой не топнула. — Басан, например, очень цветастая и не умеет летать. А Симург могла унести слона — настолько она огромная!       — Ты изучала?       — Вы не первая, кого папа в дом тащит, — недружелюбно фыркнула Загра. — Иногда рассказчики хорошие попадались.       — Хорошо. Что тогда скажешь о серой длинноногой птице?       — Должно быть, Бенну, — задумалась она. — Говорят, что эта птица является только… Вот оно! — лицо Загры просветлело, она радостно хлопнула в ладоши. — Она является только мертвецам, значит, сможет доставить вас в мир мёртвых!       «Она является не только мертвецам», — подумала Айла. «Если, конечно, меня можно считать живой».       — Отлично. Но огонь нам всё равно понадобится.       — Решили что-то спалить?       — Может быть.       Айла решительно оттолкнулась спиной от стены, выравниваясь, и направилась к ближайшему окну за лампой.       — Только, пожалуйста, не нужно никого поджигать! — заволновалась Загра, на всякий случай приготовившись её останавливать. — И обязательно эту брать?       Айла лишь кивнула, подхватив лампу.       — Нужно поближе к нему разжечь огонь. К бессмертному. Есть рядом лишний кусок дерева?       — М-можем, — заикнулась Загра, осматриваясь, — взять из обломков столов, если они ещё есть.       — Отлично.       Обломки были. Чего не было, так это понимания людей, Бахта и того, что она собиралась делать с куском дерева и лампой. Первый быстро оказался под ногами бессмертного. Когда она разбила стекло и выгнала огонь наружу, к обломку, стража напряглась, подобравшись поближе, а в толпе поднялся ропот. Какое-то время ничего не происходило, и Айла не могла понять, почему, — она делала всё то же, что раньше: усиленно просила огонь гореть, заставляла его распаляться, вела к небу длинными языками. Огонь то разгорался, то тухнул. Тогда Айла с горечью спустилась с лестницы, но не ушла далеко.       Она проворно оббежала дома, похватав ближайшие лампы в руку (сколько могла), и, уворачиваясь от агрессивных служителей местного закона и запугивая переполошившихся зрителей, бросила все собранные ловушки для пламени к ногам Бахта. Потом — ещё. И ещё. Огонь под её просьбы разгорался, народ бежал прочь скорее из-за глубинного страха всего человеческого рода, чем из-за реальных опасений: всё-таки огонь не мог навредить городу сильно, учитывая каменные дома и дороги, да и Айла бы не стала выпускать пламя дальше круга. Стражники пытались её остановить, не подходя близко, а Бахт становился ярче. Будто выше. Сильнее. Он всматривался в огонь, и тот, отражаясь в его глазах, становился меньше. Айла начинала злиться.       — Хватит мне мешать! — выкрикнула она, подбежав к нижней ступеньке, и зажмурилась, когда Бахт посмотрел на неё. — Сам сказал найти способ!       — Ничего не могу сделать, — глухо ответил он, но его низкий голос разнёсся далеко. Может, достиг даже падишаха и настенных стражей. Айла вздрогнула, но не отступила. Рядом с ним она чувствовала только всепоглощающую ярость и одновременно скованность.       — Можешь перестать! — крикнула она, поднимаясь. Огонь бушевал, забираясь выше, и обжигал до корней волос и гари в лёгких. Айла протянула руку, пытаясь нащупать Бахта, и, сделав это, открыла глаза.       Если когда-нибудь существовал народ, родившийся в лаве, то Бахт с лёгкостью мог бы стать одним из них: пламя, словно ветер, трепало его волосы; глаза сделались янтарными, кожа покраснела и стала настолько горячей, что Айла с лёгкостью могла бы привариться к нему ладонью. Он, словно сдерживаясь, наклонился вперёд. Как загнанный в клетку тигр, готовый в любой удобный момент растерзать своего похитителя. Айла ощущала, как в ней начинает течь жидкое пламя.       — Гори, — одними губами сказала она, и это произошло.       Вспышка. Исчезновение цвета. Серо-белые перья, обнимающие их.       «Забери нас в подземный мир», — мысленно попросила она, думая, что ослепнет. Но закрыть глаз она не могла. Не хотела. Если последнее, что она увидит, — Бахт, то она была готова отдать остатки зрения, чтобы запомнить лишь его горящий праведным гневом взгляд.