Я и в одежде наг, ты в наготе, как в платье Меня целует ангел на тебе, как на распятье В комнате мы втроем: как нечаянный вор Ангел в дверном проеме смотрит на нас в упор
Вторая неделя в "Равновесии". Тринадцатый день в аду. В аду, в котором Малышенко тонет в деперсонализации и поглощающей ночами тревоге. Она мало ест и много спит. Переменками пишет корявым почерком в личном дневнике. Шрамы на животе давно побелели, а безвкусная каша чувство сытости не приносит. Спасение виднеется только лишь в Лизе, что заботливо так рядом сидит, по ноге исхудавшей поглаживая. С появлением Виолетты свою любовь к миру она через нее только и проявляет. За руку крепко держит, пока та от боли воет. Целует нежно в макушку перед сном и с собой везде берет, лишь бы та чуточку пошевелилась. А Малышенко только в радость, она с ней улыбается, она с ней жизнь понемногу чувствовать начинает. В попытке перебороть страх и отвращение, в попытке осознать бытие свое бессмысленное, она зарывается в объятья хрупкие ночами, обо всем и ни о чем рассказывая. Она волосы черные руками перебирает, пока та поцелуями ноги ночами укутывает. Она с ней утопает и забывает обо всем на секунду. Ни о чем не думая, позволяет себя любить. И сама любит. Наивно и по детски. Привязано и рвано. Виолетта открылась ей как никому и никогда не открывалась, о каждом шраме рассказывая. Игры на сплочение Виолетта ненавистно презирает. Усаживаясь на самый дальний ряд и самый удобный стул, она посапывает, до момента пока не услышит грозное "Малышенко!" от руководителя. И тогда то ее вызывают в центр зала, заставляя плясать и петь, словно в школе у доски. Заставляя дрожащим голосом что то о себе рассказывать, делиться опытом и чувствами, чего она ненавидит больше всего в своей жизни. Медведева этот цирк издалека наблюдает. Следит незаметно и близко не подходит. Видит как Малышенко вечерами с Лизой несчастной на лавочке в коридоре высиживает, что то ей на ухо задорно шепча, видит как та в душ еле тащится, скребя по стене пальцами, видит как она спит, обнимая подушку крепко, ворочась от кошмаров и видит как молится неумело, прося удобного случая убежать. Они с тех пор не разговаривали. И что больше удивляет Киру, Виолетта больше не сбегала, не сидела у ее пещеры ночами и лишний раз даже не смотрела в сторону холодной, как сталь, Медведевой. Из личного дневника Виолетты. "Лиза смеется над каждым моим планом побега, а я ведь серьезно это все. Но я с другой стороны ее понимаю, ей за забором страшно и опасно, ее ищут как никак, да и мне она особо не доверяет, хоть я и пою ей песни, что от всех мы сбежим и я защищу в случае чего. Она мне верит. Вроде. Хотя даже я сама себе не особо то и верю. Боюсь снова объебаться при удобном случае, хотя может в этом и участь моя."***
Один из дней начался непривычней обычного. Малышенко в тревоге всепоглощающей с самого утра тонула. Из рук валилось все и плакать хотелось от каждого шума. Они с Лизой по привычной схеме прогуливались по территории. Андрющенко тонко учуяв состояние, лишний раз с вопросами не лезла, просто шла рядом, пока под ногами хрустел мокрый снег. В столовой дежурство Виолетта впервые по своей инициативе взяла на себя. По двум простым причинам: Крекеры, что в свободном доступе на полке, и повариха Мария, что своей харизмой и темпераментом немного заставляет желание жить шевелиться. - Ну чего ты, Виолка, трешь то ее без ума и памяти? - Кряхтела женщина, высиживая на стуле, возле моющей посуду Малышенко. - Она тебе не девка дворовая, титьки не покажет.... - Да я так...- сквозь смешок цедила Виолетта - Задумалась о своем... - Ты сегодня совсем потерянная, возьми печенюшку.- Малышенко от предложения отказываться не стала, протянув руку к низкой полочке со специями. - Замучили совсем? - Нет, нет, просто….привыкаю- Виолетта откровенно мямлит и врет, зная характер женщины, не хочет ее лишний раз расстраивать правдой и рассказывать свои безумные планы побега. В мыслях утопая с головой, Малышенко перестает чувствовать колющее ощущение мыльного средства на потрескавшихся запястьях, и забывает сколько уже трёт эту несчастную тарелку. Бесшумно, только сквозь шелест воды, словно с небес упавшим ангелом, на кухню является Лиза. Помощь свою без лишних звуков предлагая, она шатенку улыбкой подбадривает, касаясь легонько костлявого плеча. Виолетта съеживается на секунду, но лишь на секунду, потому что руки у Анрдрющенко теплые как зимние варежки и приятные как карамельный десерт, от того прятаться и иголки выпускать вовсе не хочется. Даже наоборот. И вот вроде в кухне было тесновато, как секундой позднее, воздуха вдруг слишком стало много. Виолетта тусуется по детски, пытаясь в закромах кухонной каморки глазами найти Марию в кислотно-зеленом фартуке, но после тысячи неудачных попыток, вновь утыкается взглядом в раковину, гипнотизируя струю воды и натирая несчастную тарелку. - Воду тише включи. - Грубый прожигающий голос, что ломается как у мальчишки в пубертате, прорезал тишину кухни. Виолетта от резкого шума откуда то справа тарелку в руках удержать не может. И блюдце с каемочкой светло голубой валится на плитку, звонко разбиваясь с эхом. - Блять….- Шепотом произносит Малышенко , наклоняясь за осколками. - Тише ты - Медведева шипит недовольно - Не трогай руками. Кира оборачивается пару раз, находит глазами веник и, умело его хватая из угла, протягивает шатенке. - Твоя вина, напугала. - Подытоживает она, загребая в совочек осколки шумно. - В твоей невнимательности моя вина? Или в твоей безвольности и слабости? - Тебе нужно что то? Или поиздеваться привычно зашла? - Пора за голову браться, Малышенко . - С усмешкой грубой говорит, ближе подходя и окидывая глаза карие холодным оскалом. Кира долго не думает, да и смысла в этом нет. Ей вновь себя показать хочется, без сладости и прелести. Без капли возбуждения. А потому она совочек легонько с осколками одной рукой берет, в самые глаза Виолетте заглядывая, и высыпает звонко все, что в него только что с трудом смела Малышенко. - Ну и нахуя? - Без капли злости, но с неимоверной усталостью в голосе спрашивает шатенка. - Руками собирай, я передумала. - Шепчет Медведева, отставляя веничек подальше. - Соберешь и похоронишь. Может познаешь боль утраты. - Она глаза щурит, выискивая во взгляде напротив хоть каплю злости или раздражения, но находит лишь полное безразличие и опустошенность. - Жду на улице. - Говорит напоследок, а после уходит непривычно шумно закрывая дверь столовой. И Виолетта спокойно может дотянуться до блядского веника. Собрать все, выкинуть и забыть как глупую шутку. Но на подкорке мозга, где то синей лампочкой загорается небольшой страх. Страх того подвала, в котором сидела, страх того взгляда, с которым сталкивалась в первые дни и страх той самой Киры, что вроде как отстала, но по всей видимости снова решилась поиграть. Малышенко понимает, что в ином случае все может обернуться хуже, а потому осколки ладонями собирает неумело, прижимая к себе посильнее и выходит с ними с кухни, чувствуя как неприятно сквозь футболку врезается в живот что то острое. - Куда ты, милая? - Окрикивает ее выходившая покурить повариха Мария. - Виолка, чего ты, сейчас я тебе пакет дам, не нужно так….- Но Виолетта слабо слышит, из кухни выходя, думает, что как нибудь оправдается по возвращению. Просачивается сквозь коридор к выходу, встречаясь с переживающим взглядом Лизы, но и его она игнорирует, выходя через большую железную дверь на крыльцо. Она тащит эти осколки, медленно шагая за Медведевой, что раскуривает долго сигарету с кнопкой, зажимая ее во рту одними лишь губами. Они выходят за пределы территории, Кира уверенно кивает охраннику, что с ужасом и непонятками смотрит на полураздетую Виолетту. Малышенко же это все смешит до ужаса. Вот он вроде бы, шанс бежать вглубь леса, шанс наконец скрыться где то вдалеке и забыть об этом адском месте. Ее забавить абсолютно уверенная Кира, что идет поодаль и наверняка даже не торопиться схватить или подойти поближе. Потому что прекрасно знает, что у Малышенко сил бежать не хватит. Она несёт эти осколки, заглядываясь в горизонт, куда прячется недавно вышедшее солнце, она хочет, хочет сильнее всего на свете, но ноги немеют от одной только мысли. Ей не холодно и вроде не страшно, но тело само непроизвольно будто повалит ее в сугроб, засосет в проглядывающийся между лежащим снего песок, утопит в ближайшей луже. Она не сможет, и от осознания самого становится грустно и совестно. Совестно, что вообще об этом думает, совестно, что не может, совестно, что трусит. Она останавливается резко так и на Медведеву смотрит долго. - Не побежишь ведь. - Усмехается та. - Не побегу, и ты знаешь… - А чего встала, замёрзла? - Зачем ты это делаешь? Напугать? Довести до очередной панички? Блять, зачем?! - Чтобы ты хоть что нибудь почувствовала. - Резко и грубо обрывает на полуслове Медведева.- Холодно сегодня, чувствуешь? Острые осколки в живот впиваются чувствуешь? - Она ближе ступает окидывая неприятным запахом только что выкуренного табака. - Хочется, да? Бежать хочется, чувствуешь? - Виолетта на все это лишь кивает коротко, сжимаясь всем телом лишь бы не полились холодные слезы. - Обратно тянет, чувствуешь? - Я и без этого цирка чувствую, нахуя так издеваться то? - Это не издевательства, Малышенко, - Сдается Кира, понимая вдруг, что та весь корень проблемы не улавливает. - В тебе живого ноль, Виолетта. - Она окурок недотлевший бросает в кромку снега белого и добавляет еще более хрипло - Выбирай могилку. И Виолетта ничего не понимает, ее холод пробирает до самых чертиков, колени трясутся и невероятно хочется обратно. Обратно к Лизе, обратно к поварихе Марии, не задумывается совсем, что именно этого Медведева и добивается, чтобы та, вернувшись, вдохнула как в первый раз воздух, в котором пахнет архидеями, и чтобы к Лизе прижалась с новой силой. По другому. С желанием. Малышенко смотрит долго, до того долго что у Киры уже открытые щиколотки закололо от холода. Она руки отпускает, бросая осколки на подмерзшую землю и ногой немного притаптывает. Глаза пустые со слезами поднимает и шепотом, сквозь ветер и пар изо рта произносит. - Я обратно хочу. Пиздец как…. Медведева самодовольно улыбается, шаг назад делая, и рукой ей на ворота корпуса указывает. Та плетется медленно, но уверенно. Обратно.***
- Я не знаю что это была за хуйня, это было унизительно и пиздец как холодно. - Лежа под желтоватым светом уличного фонаря, упираясь в костлявые бедра затылком, тараторила Виолетта. Тяжесть еды после ужина Малышенко особенно отпускала в моменты, когда та сидела рядом с Лизой на лавочке, одаривая ту несмешными шутками, над которыми, к слову, Андрющенко смеялась звонче всех. - В этом явно что то есть, она случайно философский не заканчивала? - Смеялась Лиза. - Насчет философского хуй знает, но какие нибудь курсы по садомазе у нее явно запрятаны, иначе я не могу объяснить такое количество ебаных тараканов. - Почти уверена, что тараканам у нее в голове очень нравится…. И спорить смысла вроде как и нет, Медведева действительно персоной своей доказывает всякий раз, что странности присуще каждому живому, однако у нее их все же намеренное количество. И раздражает Виолетту больше то, что разобраться в этом вроде как и очень хочется, потому что неугомонную с детства тянуло на что то тайное и странное, но при этом напороться на стальное лезвие столового ножа совестно слишком. - Прежде чем не верить в действительность ритуалов, работающих на ассоциативных привязках к сильным эмоциям- Томно, разрезая тишину начала Лиза, - вспомни как тебя пиздили ремнем… - Вот Лизок, как что выдашь блять, господи прости- Пробубнема Малышенко, поняв только часть с ремнем из всего, что сказала девчонка. - А ремнем меня не пиздили…. - Видимо будут. - На выдохе - Кира Андреевна….