— Вернись ко мне, прошу!
Она знает, что просьбу Тиссая не выполнит, ее тело холодеет с каждым прошедшим мигом. И глаза чародейки загораются искоркой надежды, когда в дверях появляется Трисс. Она должна как-то помочь. Но девушка лишь стынет в оцепенении над телом директрисы, пытаясь поверить в реальность происходящего. — Пожалуйста, Трисс… — шепот доносится до нее мгновенно, и она смотрит на качающуюся из стороны в сторону эльфийку, держащую в руках тело ректорессы. — Отпусти ее, она не исчезнет, пока мы ищем заклинание. — Меригольд касается ладони чародейки в попытке вернуть ей здравый рассудок. — Я обязана ее спасти, понимаешь? Она же смогла в ту ночь, она смогла… — Йен вдыхает аромат табака, почти выветрившийся и затменный запахом крови. — И ты сможешь, поднимайся, нам нужна магия созидания. — Трисс на секунду замолкает. Она не может осмелиться задать вопрос, а вдруг… — Она на грани, Трисс, и если ты не найдешь мне заклинание на ее исцеление, то отправишься гнить вслед за Вильгефорцем. Да, нам нужно было внимательнее слушать преподавателей, чтобы сейчас не тратить время на его поиски. — Йен закатила бы глаза будь они в другой ситуации, но сейчас она может лишь умоляюще вопрошать помощи от подруги. — Мы слушали внимательно, но заклинание воскрешения с грани жизни не применялось прежде, оно может лишить тебя сил или того хуже… — Меригольд замолкает, всматриваясь в фиалковые глаза напротив, — жизни! — Ее душа вселилась в тебя, что ты без конца причитаешь? — чародейка обрывает поток предостережений подруги, впиваясь в нее вопросительным взглядом. — Если нет, то прекрати пререкаться и неси талмуд. Героине Соддена не впервой расставаться с силами, не впервой оказываться никчемной простушкой и не впервой спасать Тиссаю де Врие.***
Трисс возвращается спустя пару минут с напрочь запылившейся книгой, открытой на последней странице. И пока Йеннифер зажигает белые свечи, подруга неустанно повторяет, что сама Смерть заберёт ее силы, затянет в свои владения, если чародейка не готова ей противостоять. — Прекрати, мы обе знаем, что я уничтожила Содден по ее просьбе, думаешь, не справлюсь со Смертью? — и пусть сейчас ее губы трогает высокомерная усмешка, но ей бы не хотелось погибать. Не так, чтобы это видела Тиссая. В противном случае — круг самопожертвования никогда не разомкнётся. — Не подумываешь уйти отсюда? — Йен смотрит на подругу через плечо. Ей не хочется лишних жертв. — Нет, уж лишней я не буду, ты и сама знаешь. — Трисс садится поодаль от стола, пытаясь выровнять дыхание. Если Тиссая узнает об этом заклинании, она лично сопроводит их до преисподней.— Chernobog, Orci rector, adjuro te;
Audis me, audis servum tuum Tissaia de Vries.
Tu meae vocationi respondes de mundo viventium, tu imples
Peto, magne deus.
Servus tuus Tissaia de Vries huc redeat.
Redeo sub sole rubeo;
Vita sit eius benedictio.
Dimitte, Chernobog servum tuum
Et clamabo ad te vi.
Magne Chernobog, serva me — non manebo ante
Debitor. Sit dilectus meus nunc mecum,
Posthac beati simus.
Magnae tenebrae, parce ei, parce servo Tissaiae de Vries, amice carissime;
Amicus meus redeat ad mundum viventium, vivat
Qui semper postquam feliciter.
***
Она приходит в себя на полу её спальни. Вокруг смертельно тихо, темно и влажно. Тиссая все также неподвижно лежит на полу с кровавыми запястьями, а Трисс она не находит. Лишь человек в плаще и глубоком капюшоне восседает словно король на ее стуле. — Я нахожу это весьма занимательным, Йеннифер из Венгерберга, — голос будто одновременно окутывает всю комнату и отдается эхом в ее голове. — Ты думала, что можешь обмануть самого Чернобога? — Йен поднимается с пола, чуть пошатываясь и опираясь о край стола. — Я дал ей возможность излечить тебя в обмен на ее силу, ее жизнь и память, а когда пришло время платить цену, ты хочешь вновь забрать ее у меня? — голос мужчины скользит злобой и ненавистью. Но чародейка не может окончательно понять, на что тот зол. — Но разве она не успела в ту ночь? — Йен хмурит брови и садится за стул напротив. Она не видит лица Бога Смерти, лишь засасывающую тьму под капюшоном. И хоть взглядом она в разговоре с ним, но душой и мыслями обращена к Тиссае. — Разве не залечила мои раны магией созидания? — Нет, в ту ночь она прибежала к тебе слишком поздно, а мною завладел, как это говорят, простой человеческий интерес, почему одна из сильнейших чародеек в истории Континента готова пожертвовать всем, что имеет, ради какой-то свинки! — в голосе Чернобога звучит усмешка, он знает ее прежнее нутро также, как и Тиссая. — И я решил позволить ей вернуть тебя, понаблюдать за вами. И в конечном итоге, за многие тысячелетия, пожалуй, впервые так впечатлён. Но знай, в следующий раз, пусть он и наступит весьма нескоро, я не приму ваших жертв, и круг разомкнётся. А теперь, — он встаёт из-за стола, окутывая чёрным дымом половину комнаты, — у тебя есть лишь пара минут, чтобы уговорить её вернуться обратно. Все зависит только от тебя, — голос эхом раздается где-то внутри чародейки, а сам Чернобог растворяется в дыму, пройдя через тело Тиссаи. Но Йен остается сидеть на стуле. Она не знает, что говорить, а понимание того, что Тиссая подобрала слова, смогла вернуть её, выворачивают ей душу наизнанку. Идею воспользоваться чарами времени она отбрасывает сразу, ведь благосклонность Бога Смерти не бесконечна и одноразова. — Ты же знаешь, я не умею говорить красиво, — чародейка садится перед Тиссаей на колени и наклоняет голову к ее груди. — Я лишь обещаю тебе самым ужасающим способом уничтожить Вильгефорца. Мне страшно, Тиссая, время на исходе, а я даже не знаю, что мне делать. Ты всегда была со мной, я не позволю тебе оставить меня одну! Я не могу без тебя, не умею без твоей поддержки! Ты нужна мне! И признай, что я тебе тоже! Я сотворю тебе Аретузу на кровавой земле Нильфгаарда, только вернись ко мне! Пожалуйста! — Йен не может чётко увидеть лица ректорессы из-за слез, она лишь касается горьким поцелуем её щеки и прислоняется своим лбом к её. — Я пойду за тобой куда угодно. И я люблю тебя куда больше, чем ты свою чертову Аретузу! — Йеннифер крепче прижимается к едва тёплому телу Тиссаи, понимая, что если она не пойдет с ней, то чародейку вполне устроит мир мертвых.***
Она просыпается, когда за открытым окном голубеет рассвет. На другой половине кровати лежит она. Ту, кого Йеннифер спасала ночью, но прошлой или трижды прошедшей она не знает. Однако поднимающаяся грудь директрисы и едва уловимое дыхание успокаивают ее взбушевавшееся сердце. Перевязанные запястья мирно покоятся на груди, а лунно-белые пряди раскиданы по подушке. — Как только ты проснешься, я лично придушу тебя, не потратив и капли хаоса! — Йен расслабленно падает с локтей на кровать, вдыхая аромат петрикора и табака. Последний она теперь ненавидит. — Если я скажу, что люблю тебя больше Аретузы, у меня появится шанс остаться в живых? — она говорит едва слышно, но усмехается. Совсем в ее стиле. Йеннифер мгновенно подскакивает с кровати, смотря в голубизну ее глаз. Она едва сдерживает порыв обнять ее, почувствовать прикосновение нежных рук и теплое дыхание у волос. Но сейчас она поступит так, как когда-то Тиссая. — Ты хоть понимаешь, насколько глупым был этот поступок? Слабый поступок сильного человека. Тиссая, здесь нет места усмешкам и улыбкам сейчас, я требую объяснений! — Йен устремляет взгляд исподлобья прямиком на ректорессу, похоже, они поменялись местами. Вот только требовать чародейка хочет совсем другого: хочет перенять на себя ее боль, хочет узнать причину ее страданий и такого страшного поступка, хочет попросить объятий и успокаивающего: «все будет хорошо, мы справимся» на полуэльфийское ушко. Ведь минутная слабость Тиссаи чуть не стоила им обеим жизни. — Йен, я… — она тяжело и медленно привстает с кровати, опираясь на высокое деревянное изголовье и шумно выдыхая. — Можно я потом тебе все объясню? — Тиссая поджимает губы и теребит повязку на левой руке, та пока едва двигается от повреждённых сухожилий. Она знает, что эта терада напускная, знает, что её Йен едва сдерживается, чтобы не сжать её в объятиях и прошептать благодарности за то, что она всё же решила вернуться. — Иди ко мне, — Тиссая протягивает правую руку перед собой, ждать чародейку ей не приходится. Йеннифер присаживается на колени и обвивает руками теплое тело ректорессы, такое привычное, но расслабленное, что хочется разрыдаться на её плече. — Моё самое великое дело — избавить тебя от боли, — Йен сильнее жмётся к Тиссае, будто пройдет мгновение и эта иллюзия развеется. — Я никуда не исчезну, Йен, — она успокаивающе гладит её по волосам. Совсем медленно и неуклюже, — спасибо тебе, что ты вернулась за мной, спасибо, что спасла уже в который раз. Я люблю тебя так, как никогда и никого не любила, — она всхлипывает на плече бывшей ученицы и не хочет быть увиденной в таком состоянии: полностью разбитой и беспомощной, но достаточно сильной, чтобы признать правду. — Это тебе спасибо, что вернулась, что ушла со мной! — Йен касается влажной щеки женщины напротив и всматривается в её глаза. Она здесь. Она жива. Она с ней. — Это старая как мир уловка Чернобога, — Тиссая задумчиво усмехается. — Далеко в прошлом, мне кажется, что он был сводником! Он думает, что люди признаются друг другу только перед страхом потери. Но я думаю, в чем-то он прав, — Тиссая поглаживает разгоряченную кожу чародейки большим пальцем, едва заметно морщась, и как когда-то Йен, касается губами её щеки.