Royalty

Драконий Хребет никогда не был гостеприимным местом, но на этот раз непогода превзошла саму себя. Не то чтобы Дилюк постоянно забирается на этот пик, чтобы судить, однако посещает его достаточно часто из-за дел Полуночного Героя и своей информаторской сети, чтобы знать о том, что обычно в этом месте просто очень холодно и всё. На этот же раз погода будто взбесилась. Снег идёт, не переставая. Сухой и колючий ветер неприятно режет глаза. Свет солнца здесь скрыт низкими серыми облаками, и только маяки пламени не дают сбиться с пути. Все лестницы и каменные дорожки, и редкие каменные арки - всё покрыто белым, и в какой-то момент Дилюк понимает, что его нервирует этот цвет. Даже снега Снежной выглядели куда приятнее, переливающиеся тусклым серебром. Снега Драконьего Хребта выглядят краской, которой кто-то решил замазать, стереть весь окружающий мир. «Ну, это недалеко от правды, не так ли?» - проносится у него в голове под шелест книжных страниц из памяти. Когда Дилюк вспоминает о том, что когда-то на этом пике располагалось королевство Сал Виндагнир, по его коже бегут неприятные мурашки, не имеющие никакого отношения к царящей вокруг стуже. Завывание ветра и скрежещущий скрип снега под ногами, как и отсутствие живности вокруг, даже смелых снежных лисиц, которые лучше других чуют опасность, вдруг кажется дурным предзнаменованием. А может, всё дело в эхе набожности, которую пытались взрастить в нём отец и Аделинда, и связанном с ней инстинкте самосохранения. Дилюк не из верующих, жизнь внесла свои коррективы, однако он отлично знает, как хорошо Селестия умеет расправляться с неугодными. В конце концов, Небесные Шипы просто так с неба не падают. «И всё же ты здесь», - насмехается над ним голос из глубин сознания. - «И в самом деле, по следам отца, да? Возможно, богохульство у вас в крови». Дилюк знает, что его затея потенциально опасна. Эксперименты с Глазами Бога едва ли хорошая идея, и неважно, кто или что их выдаёт и по каким причинам. Однако он не собирается отступать. Даже если ему кажется, что всё на Драконьем Хребте так и кричит ему повернуть назад, даже если он знает о последствиях для тех, кто пытается коснуться того, чего простым смертным касаться не следует, это не имеет значения. У Дилюка есть цель: уберечь дорогого сердцу человека от боли и страданий. И какие бы пути ни привели его к достижению этой цели, он готов пройти по ним, даже если будет идти с завязанными глазами, даже если оружия не будет в руках, даже если придётся блуждать по нити над пропастью в кромешной тьме. Прищурив глаза на виднеющийся вдали обледенелый мост, Дилюк возвращается мыслями в недавнее прошлое, наполненное теплом и солнечным светом. До сих пор не верится, что всё происходящее - не сладкий сон, а реальность. Каждое утро Дилюка начинается со страха открыть глаза. Когда он всё же их открывает, страх мгновенно превращается в восторженное неверие и затаённый трепет, потому что лицо спящего Кэйи против его собственного - то, о чём он так долго мечтал и что не надеялся обрести вновь; но обрёл. Кэйя поправляется очень быстро, но пока не торопится уходить. Дилюк надеется, он больше никогда не уйдёт. Добравшись до очередной чаши с огнём, он протягивает к ней руки и растирает замёршие ладони. Пиро-элемент окружает его дополнительным теплом, но его мало в бушующей вокруг вьюге, а использовать больше элемента Дилюк не хочет, потому что давно заметил, что взаимодействие с Глазом Бога так и примагничивает со всех сторон тёмных тварей. Разобраться с ними не составило бы труда, но он не хочет тратить на это время. К тому же, в снежной пелене совершенно кошмарная видимость, и если он вдруг поскользнётся и сломает ногу, это не будет весело или приятно. Дилюк хочет разобраться со своим делом побыстрее и вернуться домой, а не застрять на горном пике в лагере Альбедо. - Лаборатория на Драконьем Хребте, - медленно повторил он, одним только тоном давая понять, что думает об этом сумасшествии. - Некоторые эксперименты требуют практического изучения, - пробормотала Сахароза, которую он застал в штабе Ордена, куда явился с целью поговорить с Альбедо. - Там нет людей, поэтому можно не опасаться, что кто-то пострадает. К тому же, там уникальные погодные условия и не только. Это очень хорошее место для... Дилюк едва ли слушал. Попросив набросать карту, как именно добраться до лаборатории, он тут же отправился в путь, не желая затягивать со своим небольшим путешествием из-за нежелания оставлять Кэйю надолго одного. Конечно, рядом с тем осталась Аделинда, и Итэр, и Чайльд, и шумная Паймон, устраивающая каждое утро истерики из-за того, что её драгоценный Путешественник делит постель с Предвестником...

- Ещё громче, летающая закуска, тебя не во всём Тейвате услышали. - Ты! Перестань обзывать Паймон, гадкий Фатуи! - О, Эфир, тебе не кажется, что где-то здесь громко зудит надоедливый комар? - Ты!!!

... однако Дилюк натерпелся пускания на самотёк и теперь хочет лично контролировать ситуацию. Это, и... Ну... Что ж, возможно, он просто не хочет оставлять Кэйю одного, потому что ему и в самом деле нравится проводить время в его компании. Им даже не обязательно общаться, чтобы Дилюк был спокоен и счастлив. Достаточно того, что они засыпают каждый вечер и просыпаются каждое утро в одной постели, и сонное лицо Кэйи - первое, что видит Дилюк, когда открывает глаза. После того разговора на крыше они больше не обсуждали свои чувства, однако пока что это и не требуется. Дилюк знает, что они оба на одной волне, потому что прошлое вдруг обернулось настоящим, и Кэйя вытащил из глубин памяти все свои привычки и маленькие жесты, предназначенные для него. Он обнимает его большой ложкой в постели и мягко целует в лоб поутру; помня о том, что Дилюк - сова, первым уходит умываться, предварительно распахнув окно, чтобы Дилюк начал просыпаться из-за прохладного воздуха и эха шума работников виноградников снаружи. После он выходит из ванной в одних мягких домашних брюках и очень долго выбирает одну из десятка почти одинаковых белых рубашек на день, и Дилюк не может не смотреть, потому что Кэйя невообразимо красив поутру, расслабленный и всё ещё немного сонный, с растрёпанными влажными волосами, рассыпавшимися по плечам. - Видишь что-то, что нравится? - дразнит он каждый раз через плечо, сверкая озорными глазами. И Дилюк каждый раз краснеет, будто вернулся в свои восемнадцать до всей той катастрофы, когда его самой большой проблемой был флиртующий с ним поутру Кэйя, с которым ослабленный сном и смущением мозг Дилюка просто не мог справиться. Вот только теперь всё намного хуже, потому что у них нет ограничений по времени на сборы, и Кэйя может издеваться над ним сколько угодно. Это помимо того, что, став старше, он стал и ещё красивее. Юная нежная красота оставила его. Острые скулы и линия челюсти, не менее острые дразнящие взгляды, ставшие чуть шире плечи, на фоне которых талия стала казаться чуть уже, узоры из боевых шрамов на коже, и засевшая во взгляде зрелость - всё это делает страшные вещи с сердцем Дилюка, и это он не упомянул о глазах. - Иронично, не так ли? - со смешком заметил напросившийся на просушку волос Кэйя, пока Дилюк неторопливо перебирал длинные шёлковые пряди охваченными свечением пиро пальцами. - Можно сказать, что из-за этого самого глаза ты когда-то чуть не убил меня, а теперь вот насмотреться не можешь. Дилюк тогда промычал что-то невнятное, не желая касаться этой темы, но правда в том, что это действительно так. Когда глаз Кэйи не скрыт за повязкой, его лицо ещё красивее, и Дилюк может вечность рассматривать его, мысленно удивляясь тому, как всё-таки органично золотая радужка выглядит на фоне отливающих синью волос и сверкающего сапфировой синевой второго глаза. Он никогда не забудет, как у него перехватило дыхание, когда в один из дней он выбрался измученным из рабочего кабинета, чтобы сделать перерыв на чай, и отправился искать Аделинду, что привело его в цветочный сад, где он первым увидел Кэйю. Тот сновал вокруг Аделинды, расспрашивая о чём-то и звонко смеясь в ответ на её слова. Когда он обернулся на звук его шагов, сердце Дилюка пропустило удар. В свободной белоснежной рубашке с дутыми рукавами и ослабленной шнуровкой на груди, с широкой улыбкой на тонких губах, с румяными от смеха щеками, Кэйя светился. Буквально. Яркое солнце било ему в спину, и Дилюк не мог отвести взгляд, завороженный золотым ореолом вокруг синей макушки и блеском разноцветных самых восхитительных глаз. Иногда он думает о том, как это странно: принять свои чувства так быстро, так быстро изменить свои взгляды и мнения. Привыкнув к размеренной жизни, к серой рутине, которую не разбавляют даже его вылазки в качестве Полуночного Героя, Дилюк именно поэтому так медленно подходил к мысли о том, что им с Кэйей пора бы во всём разобраться. Дни тянулись резиной, и казалось, что впереди ещё столько более подходящих дней. А теперь Дилюк чувствует, будто живёт одним днём. Не надо строить никаких планов, и не нужно ничего откладывать, и нет времени на страхи, опасения или смущение. Дилюк здесь и сейчас, Кэйя здесь и сейчас, и Дилюк хочет взять от него и дать ему всё, что только может. Быть может, угроза смерти и в самом деле способна проникать в самую сердцевину, меняя людей. - Я не сбегу, знаешь? - негромко рассмеялся над его очередным «чем займёмся сегодня?» Кэйя пару дней назад. - Тебе не нужно придумывать что-то грандиозное на каждый день в попытке развлечь меня или наверстать упущенное. Как бы ни не хотелось признавать, я всё ещё чувствую слабость, если слишком долго двигаюсь или когда использую элемент. У нас более чем достаточно времени для того, чтобы вместе посетить все наши любимые места и не только. И кажется, что это действительно так. Когда они выбираются из дома, чтобы побродить по окрестностям, Кэйя редко смотрит в сторону дорог, ведущих к городу. Несомненно, он думает о рыцарях и о том, сколько работы его ожидает, когда он вернётся, и всё же он больше не поднимает вопрос о возвращении в штаб Ордена, выглядя вполне искренне в своём наслаждении ничегонеделаньем и стряпнёй Аделинды. К тому же, когда Дилюк оказывается занят, Кэйя развлекает себя компанией Итэра и Чайльда, которые дожидаются его полного выздоровления, прежде чем отправиться в Ли Юэ, Розарии и приводимой ею Кли. От компании последней он и вовсе в восторге. Когда Кли посетила винокурню в самый первый раз, Кэйя не отлипал от неё часы, расспрашивая обо всём, что происходило в городе во время его отсутствия, о её приключениях, о её заключениях, о «старшем братике Альбедо» и много о чём ещё. Собственно, вчерашние восторженные рассказы Кли о новых опытах со слизью пиро-слаймов и напомнили Дилюку о том, что он планировал посетить Альбедо. Поднявшись этим утром намного раньше Кэйи, чтобы не пытаться лгать ему в глаза - всё равно не получится, и тогда начнутся расспросы, что ещё хуже, потому что Дилюк пока не готов делиться своими планами - он попросил Аделинду передать всем, когда проснутся, что он уехал в город по делам и будет дома после обеда, а после отправился прямиком в штаб Ордена, откуда с картой от Сахарозы взял курс на Драконий Хребет. И вот он здесь, проклинает ужасный холод, уже не уверенный в том, что отсутствие лишних глаз и ушей такой уж плюс, когда на другой чаше весов потенциальное обморожение лёгких от простого вдыхания сухого холодного воздуха. - Мастер Дилюк? Обернувшись на негромкий спокойный голос, Дилюк сталкивается с пристальным взглядом светло-голубых льдистых глаз. Альбедо стоит в нескольких метрах от него на вершине покатой лестницы. Вокруг бушуют снег и ветер, но он не выглядит хоть сколько-то затронутым погодой. Тогда как Дилюк готов начать обниматься с огненной чашей в попытках согреть кости, Альбедо просто стоит там в своей повседневной униформе без кусочка согревающего меха и явно чувствует себя вполне комфортно. Со своим пустым выражением лица и цепким взглядом, в котором не различить эмоций, он похож на ледяную скульптуру; на что-то неживое, и от этого по коже Дилюка бежит не самая приятная дрожь. - Что-то случилось с сэром Кэйей? - первым нарушает повисшую звенящую тишину Альбедо, спускаясь на пару ступеней вниз. - Нет, - качает головой Дилюк; взяв себя в руки, отходит от огненной чаши и начинает подниматься наверх. - Я искал тебя в штабе, потому что хотел поговорить. Сахароза отправила меня сюда. - Вы наконец-то созрели для того, о чём хотели спросить меня тогда, - понимающе кивает Альбедо и отворачивается, начиная двигаться вперёд. - Следуйте за мной. С такой погодой вам не помешает немного горячего чая. Дилюк никогда бы не стал пить что-то предложенное алхимиком, который то и дело смешивает чёрт знает что в своих склянках, однако к тому времени, как они добираются до лагеря Альбедо, у него зуб на зуб не попадает, и он готов выпить что угодно, лишь бы оно было горячим. Сам лагерь, к его разочарованию и толике ужаса, разбит под открытым небом, совершенно незащищённый от капризов погоды. Но предложить убраться с чёртовой горы Дилюк не успевает: Альбедо подходит к скале и прижимает к ней охваченную свечением гео-элемента ладонь. В породе тут же происходит смещение, и очень скоро там открывается проём, за которым Дилюк замечает несколько книжных полок, спальное место, стул и подвешенные тут и там горящие фонари. На контрасте с холодом снаружи изнутри веет почти теплом. - Итак, о чём вы хотели поговорить со мной? - спрашивает Альбедо, когда они оба оказываются сидящими за заваленным книгами и свитками столом, и ладони Дилюка неохотно отогреваются о бока чайной чашки. - Полагаю, это что-то важное, раз вы решили навестить меня здесь. И это тот момент, когда Дилюк понимает, что не продумал, как именно подойдёт к этому разговору. Должен ли он сначала прощупать почву? Если да, то как? Или ему стоит просто сказать прямо о том, чего он хочет? С другой стороны, почему нет? Альбедо знает тайну Кэйи и знает о перемещении ядра его элемента. Он сказал, что является другом Кэйи и сделает всё, чтобы помочь ему. Даже если идея Дилюка покажется ему вопиющей, по крайней мере, он сможет понять его мотивы и не станет поднимать лишнюю шумиху там, где это будет излишним. - Это касается крио-элемента Кэйи, - решается он, поднимая взгляд на Альбедо и пристально наблюдая за его реакцией. - Проклятие в его крови и крио-элемент конфликтуют. Это влечёт за собой боль и выход крио-элемента из-под контроля. Именно поэтому мне приходилось почти постоянно держать его в коконе моего пиро-элемента. - Он рассказал мне о приступах, - кивает Альбедо, сидя напротив него с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Кукольная идеальность позы и в самом деле нервирует. - Он также признался в причинах своих головных болей, от которых не было лекарств. Однако когда я исследовал его кровь, то заметил кое-что интересное. Скажите, мастер Дилюк, вы замечали какую-нибудь особую реакцию сэра Кэйи на ваш элемент? Дилюк ничего такого не замечал, однако в его памяти мгновенно всплывают слова Венти о том, как он мог чувствовать его элемент в крови Кэйи, и слова Царицы о выжженной гнили Богов касательно проклятия. Очевидно, что его элемент оказал на Кэйю куда более глубокое воздействие, чем кто-либо смог ему объяснить, однако Дилюк не собирается делиться тем, чего не понимает сам. Он всё ещё считает свою затею слишком рискованной, чтобы раскрывать фальшивые карты на руках, а потому неопределённо пожимает плечами; правда, когда Альбедо продолжает сверлить его нечитаемым взглядом, понимает, что это противоречит самой причине его визита, а потому нехотя согласно кивает. - Тепло помогает, - поясняет так же нехотя, не привыкший к откровенности с чужими для себя людьми. - Не обычное, а пиро-элемент. Мой пиро-элемент, потому что от пиро-элемента Путешественника Кэйе не становилось настолько же легче, и его крио-элемент начинал вновь буйствовать куда быстрее. - Ваш элемент оставил множество следов в его крови, - делится со своей стороны Альбедо, начиная блуждать задумчивым взглядом. - На самом деле, это выглядит так, будто он обладал двумя Глазами Бога, а после остался только один действующий. Но тела людей не способны выдержать два элемента разом. Именно по этой причине эксперименты Фатуи с совмещающими элементы Глазами Порчи обречены на провал, пока это обычные люди, не изменённые, не усиленные с помощью опытов или чего-либо другого. - Или дело в материи, которую они используют для Глаз Порчи, - роняет Дилюк. Повисает тишина. Взгляд Альбедо снова находит его: ещё более пристальный, нечитаемый, сверлящий. Дилюк уверен, двойное дно в его замечании было услышано, однако позволяет повиснуть тишине, тем самым давая Альбедо несколько минут на обдумывание сказанного. - Ваш элемент в крови сэра Кэйи не пытался навредить ему, - медленно, обдумывая каждое слово, констатирует Альбедо, чуть склоняя голову к плечу. - Ваш элемент также помогает куда лучше других носителей пиро. Очевидно, что эти приступы у сэра Кэйи не прекратятся по понятным причинам, если только он не откажется целиком от использования своего Глаза Бога. - Чего он не сделает, - кивает Дилюк, зная, что это было бы самым оптимальным и быстрым решением проблемы, но так же зная, что никогда не попросит Кэйю отказаться от крио-элемента, который столько раз спасал ему жизнь; который спас его жизнь тогда. - И поскольку вы не сможете всегда быть рядом с ним, - продолжает развивать свою мысль Альбедо, - есть вероятность того, что приступ застанет его во время миссии, и тогда он окажется в уязвимом положении. Даже если он научится держать меч другой рукой, это не решит проблему крио-элемента, что выйдет из-под контроля. - И поэтому я здесь, - вновь кивает Дилюк; начинает крутить меж ладоней опустевшую кружку, пытаясь подавить всплеск нервозности. - Я... Думал об этом какое-то время. О том, как всё было бы просто, если бы моё пламя каким-то образом могло всегда находиться рядом с Кэйей. Чтобы он мог использовать его, если начнётся приступ, а меня не будет рядом. Фатуи используют для Глаз Порчи останки мёртвых Архонтов и прочих Высших Сущностей, яд которых разрушает человеческие тела. Но если бы я мог поместить немного своего пламени в какой-нибудь сосуд и отдать Кэйе... Альбедо какое-то время смотрит на него, а после тянется к своей шее; сняв закреплённый на воротнике Глаз Бога, начинает крутить его в пальцах, сверля нечитаемым взглядом свечение внутри кристалла. - Глаз Бога считается божественным артефактом, - негромко роняет он, проводя большим пальцем по кристаллу, отчего тот начинает сиять ярче. - Даже те, кто не верит в Богов и Архонтов, считают святотатством пытаться как-либо изучать эти предметы. - Я знаю, - роняет Дилюк, не без досады понимая, что это, вероятно, ответ на его невысказанную прямо, но прозвучавшую меж строк просьбу о создании чего-то похожего. - Сахароза однажды пыталась разбить свой. - ... Что? Дилюку кажется, он ослышался; спустя мгновение кажется, что у него ещё и галлюцинации, потому что когда Альбедо поднимает на него взгляд, на его губах расцветает едва заметная, но улыбка. - Она перепробовала всё, - продолжает он, будто Дилюк не смотрит на него широко распахнутыми от шока глазами, напоминая тем самым разбуженную неожиданным грохотом взъерошенную сову. - Роняла его, била молотком, использовала зубило и даже смастерила пресс. На нём не осталось даже крошечной царапины. - Зачем? - только и может выдавить из себя ошеломлённый Дилюк. На задворках его сознания мелькает мысль о том, как бы на это известие отреагировал Венти. - Потому что она - учёный, - пожимает плечами Альбедо, возвращая свой Глаз Бога на место. - Как и я. Воины используют свои элементальные артефакты в боях. Мы, учёные, используем их в своих исследованиях. Глаза Бога - непознанная материя, знания о которой могут оказаться бесценны. Для нас нет ничего «святого». Боги и Архонты существуют, это факт, который не подвергается сомнениям. Потому лично я не считаю Глаза Бога чем-то божественным. Это артефакты, которые были созданы руками Высших Сущностей или же какой-то другой Высшей Силы, но и только. Познав секрет их создания и материалов, из которых они сделаны, люди тоже смогут создавать их. Это вопрос умений и уровня знания, а также мастерства, но на этом всё. - Не думаю, что это распространённое мнение, - сдержанно замечает Дилюк. Улыбка покидает губы Альбедо. Его взгляд вновь наполняется задумчивостью. - Полагаю, что так, - соглашается он. - Сестра Розария и я хорошо ладим, однако она не доверяет мне, когда дело касается алхимии. Иногда в Мондштадт также является человек, который пристально наблюдает за мной и моей работой издалека. Он в некотором роде старый знакомый моей наставницы, а потому осведомлён о моих умениях. - Ты имеешь в виду ту магию, что показал мне? - уточняет Дилюк, смутно предчувствуя, что уже знает имя того, кто наблюдает за Альбедо. - Да, искусство Кхемии, - кивает Альбедо, опуская взгляд на свои раскрытые ладони. - Для учёных не существует границ. Всё вокруг, сам мир есть предмет изучения для нас. Когда ищешь ответы на свои вопросы, то не обращаешь внимания на средства или же сознательно выбираешь их, какими бы они ни были. Но там, где другие видят границы, для учёных границ нет. Знание - текучая материя, которую невозможно обуздать, загнать в рамки. Поэтому сестра Розария и тот человек присматривают за мной. Они планируют остановить меня, если - когда, по их мнению - я зайду слишком далеко. - Что ж, мы не собираемся создавать поддельный Глаз Бога, - хмыкает Дилюк, опуская взгляд на свой пиро-артефакт. - Нам просто нужно создать что-то вроде тех флаконов для лекарств, которые плотно запечатывают состав внутри, но которые можно открыть, когда это понадобится. - Нам нужно создать достаточно прочный и обладающий определёнными высшими свойствами сосуд, который сможет удержать в себе пиро-элемент, - склоняет голову к плечу Альбедо. - Что это, если не поддельный Глаз Бога? - Это то, что поможет Кэйе справляться с его приступами, - скрещивает руки на груди Дилюк, вскидывая подбородок и без всяких сомнений и колебаний заглядывая в льдисто-голубые глаза. - И мне безразлично, как эта вещь будет называться. Альбедо какое-то время сверлит его нечитаемым взглядом; а после на его губах вновь расцветает едва заметная улыбка. - Вы интересный человек, мастер Дилюк, - негромко роняет он. Дилюк только фыркает в ответ, отводя взгляд. Напряжение в его плечах немного ослабевает. Получится у них что-то или нет, только время покажет, но на данный момент главное, что Альбедо, похоже, согласен помочь.

***

Когда Кэйя просыпается, то какое-то время лежит с закрытыми глазами, вслушиваясь в тишину. Постель мягкая и удобная, из окна в комнату льётся яркий даже сквозь опущенные веки свет, а тёплый вес Дилюка прижимается к его боку... Нет. Резко распахнув глаза и повернув голову, Кэйя испытывает одновременно покой и волнение. Покой, потому что реальность всё же не оказалась очередным причудливым сном, и он в своей спальне на винокурне. Волнение, потому что впервые за последние дни Дилюка нет под его боком в постели, и это не может не нервировать, потому что даже если все последние события реальны, Кэйя не может не опасаться, что всё может рухнуть в любой момент. Откинувшись на подушку, он со смешком растирает лицо ладонями и переводит взгляд за окно. Вид чистого неба с редкими облаками привычно успокаивает, и Кэйя позволяет себе выдохнуть. Ничего страшного не произошло. Раз Дилюк поднялся раньше него из постели, значит, у него есть важные дела. Все эти дни он проводил рядом с ним на территории поместья, лишь изредка запираясь в рабочем кабинете, так что у него наверняка накопилась куча дел, связанных с таверной, винным бизнесом и не только. Очевидно, что они уже не беззаботные дети, что могут целый день валяться в постели. У них есть обязанности, на их плечах лежит ответственность, и сам Кэйя до сих пор не в штабе Ордена только потому, что... Ах, что ж, хорошо. Возможно, Кэйя может позволить себе немного беззаботности, несмотря на своё чувство долга. В конце концов, если бы случилось что-то серьёзное, он бы уже был проинформирован письмом лично от Джинн. Этим он и оправдывает своё весьма эгоистичное безделье. Потому что это именно что безделье и именно что эгоистичное. Кэйя мог бы как минимум запросить в поместье всю свою документацию - Эмбер с радостью навестила бы его лично - но он не хочет. Он будто вернулся в прошлое, в тот его промежуток времени, когда мысли об уходе из Ордена не оставляли его голову и на час. Ему нравится его нынешний распорядок: сон сколько угодно, сытные завтраки, обеды и ужины, все эти вкусные перекусы, общение с Аделиндой, помощь ей в саду, прогулки по территории винокурни, редкая болтовня с работниками ни о чём, чтение в библиотеке и отсутствие любой занятости. Часть его бьётся в истерике от осознания того факта, что он отпустил бразды правления, что у него куча непрочитанных рапортов, что его информационная сеть осталась без контроля, и он понятия не имеет, кто в Мондштадте и что замышляет. Большей части его наплевать. Разве Кэйя не выбрал всё это, потому что хотел уберечь город для Дилюка, потому что хотел уберечь самого Дилюка? И чем ответил Дилюк? Как только вернулся, он начал свои рейды в качестве Полуночного Героя. Так что нахождение Кэйи на винокурне определённо работает куда лучше, потому что из-за этого Дилюк каждую ночь не по предгорьям бродит в поисках угроз, а спит у него под боком. - Никогда не стрелял из лука, но уверен, у меня бы отлично получилось, - тихо усмехается он сам себе, скатываясь с постели и потягиваясь. - Двух зайцев одним ударом. Уверен, даже малышка Эмбер не смогла бы так. Так и должно быть. Так должно было быть всегда, и Кэйя не собирается отказываться от того, что каким-то чудесным образом свалилось ему прямо в руки. Конечно, рано или поздно он вернётся к своим обязанностям, но, как говорится, не сегодня. Правда, утро оказывается куда скучнее, чем он ожидал. Когда, умывшись и одевшись, он спускается вниз, завтрак за столом в главном зале уже подходит к концу. Аделинда оборачивается на звук его шагов и озаряет широкой улыбкой - ох, он так любит, когда она улыбается ему вот так - чирикает ранней пташкой «доброе утро, мастер Кэйя» и тут же исчезает, чтобы приготовить для него еду. Сидящие за столом Итэр, Чайльд и Паймон по очереди здороваются с ним, тоже желая доброго утра и спрашивая о его самочувствии. Паймон не перестаёт в процессе набивать свои щёки едой, и Кэйя подхватил бы общую шутку о «летающей закуске», если бы ему куда больше не нравилось дразнить её обещанием несметных богатств. На сколько поддельных карт сокровищ она повелась? О, ему это никогда не надоест. - Чувствую себя прекрасно, - честно отвечает он, присоединяясь ко всем за столом. - Вы рано поднялись. Появились какие-то планы? - Хочу выполнить несколько заданий, чтобы поднакопить денег, - улыбается Итэр, одаривая его безмятежным взглядом. Кэйя никогда не был особо привязчивым человеком, но признаёт, что ему нравится видеть Путешественника таким спокойным и беззаботным. - Из-за одного из них мне нужно посетить Вольфендом, поэтому Аякс захотел отправиться со мной. - И какой у тебя интерес к этому месту? - тут же подозрительно щурится Кэйя, переводя взгляд на потягивающего с блаженной улыбкой кофе Чайльда. - Говорят, там обитает один из Хранителей Четырёх Ветров, - улыбается тот, сверкая на него лисьими глазами. - Интересно будет познакомиться с ним. - Ты не будешь знакомиться с ним, - припечатывает Итэр, отодвигая от Паймон свою тарелку с вафлями под её тут же полившееся рекой нытьё. - Ой, да брось, - скулит Чайльд. - Спарринговаться с мастером Дилюком весело, но это совсем другой уровень! - Ты хочешь бросить вызов Волчьему Лорду? - вскидывает брови Кэйя. Насколько этот Предвестник вообще разумен? - Он наверняка чертовски силён, - азартно кивает Чайльд. - Будет здорово подраться с ним. Кэйя вспоминает размах мерзких планов Дотторе и его приспешников; вспоминает все правила, что касаются Вольфендома; вспоминает рассказы присматривающей за Рэйзором Розарии о волках, их территориях и крайне нежелательном людском присутствии. - Да, возможно, он очень силён. В конце концов, он один из Хранителей, - задумчиво тянет он; а после одаривает встрепенувшегося Чайльда сладкой улыбкой. - Но я сильнее. Потому что могу лично выписать запрет на твоё лицо и имя на территории Мондштадта. Как тебе такой расклад, рассадник хаоса? Чайльд удивлённо хлопает ресницами, а после расплывается в не менее сладкой улыбке. - Мастер Дилюк расстроится, если мы не сможем видеться. В дрогнувшую улыбку Кэйи просачивается яд. - Бедный мастер Дилюк, - с сарказмом тянет он. - Думаю, я смогу утешить его, чтобы он не расстраивался слишком сильно. О, это было не так тонко, как ему бы хотелось, потому что Итэр давится чаем и заходится кашлем, краснея до ушей, однако стоит того, потому что Чайльд заливисто смеётся и вскидывает ладони, признавая своё поражение. Кэйя уверен, этот изворотливый лис определённо получает удовольствие от его ревности, которую никак не получается подавить или хотя бы прилично скрыть, однако в этот момент всё выглядит так, будто вызвать подобную реакцию не было его целью. Конечно, столь лёгкий отказ Чайльда от своих планов в пользу возможности видеться с Дилюком не может не уколоть Кэйю, но он также знает, что если бы Чайльд задался целью выбесить его, то не отступился бы так просто. Так в чём же дело? Ответ на этот вопрос приходит к нему вместе с Аделиндой. Опустив перед ним поднос с сытным завтраком и его любимым кофе, она достаёт из кармана фартука три небольших жестяных коробочки, в которых Кэйя узнаёт шкатулки для хранения чая. Ну, точнее, это он их так называет, потому что эти коробочки очень красиво расписаны, хотя единственное их предназначение - хранить чайные листья, ягоды и сухоцвет. И стоит только этим коробочкам оказаться в руках Чайльда, как тот начинает сверкать звёздами в глазах и болтать, продолжая, по всей видимости, прерванный Кэйей разговор, потому что Итэр уточняет, не маловато ли этого, на что Чайльд отвечает, что «сяньшэн» постоянно чередует виды чаёв, так что он до сих пор не знает, какой его любимый, поэтому и взял разные, но понемногу, чтобы, если что, не пропадало добро. «У Чайльда другой любовный интерес, и я сочувствовал, сочувствую и всегда буду сочувствовать этому человеку», - всплывает в памяти Кэйи голос Дилюка в тот момент, когда он осознаёт, что сверкающие глаза Чайльда - отражение его собственных, из прошлого. Когда-то Кэйя выглядел точно так же, когда говорил или думал о Дилюке. Это замечали все вокруг, но Кэйя тогда был совсем юным мальчишкой, а потому не осознавал своих чувств, и никто вокруг него тоже не понимал, как на самом деле глубока и сильна его привязанность к Дилюку. Кэйя был похож на восторженного щенка, когда дело касалось Дилюка, его увлечений, его вкусов и поводов для радости. Исследовать Дилюка, узнать обо всех его предпочтениях, чтобы после каждый день вызывать на его лице улыбку, баловать его и заставлять смеяться - это очень быстро стало смыслом жизни маленького Кэйи. Неудивительно, что из этой щенячьей любви очень быстро выросла любовь другого рода. Кэйя просто в который раз радуется задним числом, что Дилюк, как оказалось, всегда отвечал ему взаимностью. Безответная любовь? О, это, вероятно, убило бы его. «Как драматично», - закатывает на него глаза ехидный голос в глубине его сознания. Кэйя только тихо фыркает себе под нос, принимаясь за завтрак и краем уха слушая разговор Итэра и Чайльда, чтобы уловить побольше подробностей о таинственном «сяньшэне», чтобы после использовать их против последнего. Может, и драматично, а может, и нет. Кэйя не знает, как поступил бы в таком случае, будучи тем, кем он был на тот момент. Если бы Дилюк никогда не смог полюбить его в ответ, если бы покорно обменялся с Джинн помолвочными кольцами ещё тогда, в восемнадцать - чему он помешал сам, бессовестно сыграв на желании отца видеть его рыцарем и сложив целую оду из причин, по которым помолвочное кольцо помешает его карьере, что было нелепо, как по мнению Кэйи, но мастер Крепус весьма предсказуемо купился - Кэйя не смог бы с этим жить. Находиться каждый день рядом с Дилюком и понимать, что тот никогда не будет принадлежать ему? Кэйя не вынес бы этого. Вероятно, случись так, он бы повторил свою выходку с побегом. - Кэйя? Что-то не так? - врезается в его уши громкий тонкий голос Паймон. Подняв взгляд, Кэйя понимает, что за столом повисла тишина. Окинув всех рассеянным взглядом, он понимает, что все взгляды обращены на него, а сам он замер с недонесённой до губ кружкой, что, вероятно, и привлекло к нему внимание. Слегка покачав головой, он отмирает и делает глоток, прикрывая глаза. Итэр продолжает смотреть на него, но быстро отвлекается на новую попытку Паймон своровать его завтрак, после в игру вступает Чайльд с комментариями касательно их грядущей работы, и Кэйя позволяет себе выдохнуть. Его попытка побега... Надо же, он успел позабыть об этом. Впрочем, ничего удивительно. В конце концов, это произошло в первые месяцы его проживания в поместье, и его состояние тогда было весьма пограничным. Кэйя и сам не знает, не понимает, о чём думал тогда. Он точно помнил последние слова своего отца и уже тогда верил в свою несуществующую миссию, но стоило только ему случайно узнать о той делегации торговцев, что должны были отправиться в Сумеру, откуда они с отцом когда-то и начали свой путь, и он просто... Сделал то, что сделал. Пробраться в одну из забитых товарами телег не составило труда. Кэйя не раз пробирался куда-то тайком по указке своего отца: он умел передвигаться быстро и бесшумно и хорошо прятаться, сливаясь с тенями. Дорога предстояла долгая, но он знал, что справится. У него был с собой запас воды и заранее приготовленный сухой паёк, который он сделал, пробравшись тайком под покровом ночи на кухню, так что всё, что ему оставалось, это быть тихим и никоим образом не выдавать своего присутствия. Вот только он не предусмотрел того, что его хватятся; не предусмотрел того, как мастер Крепус испугается того, что он пропал. - Кэйя! Мальчик, вот ты где! Удивительно, что он сумел забыть тот миг, когда его обнаружили, потому что мастер Крепус очень быстро догадался, куда он мог деться, и тут же послал главе делегации торговцев послание. Когда он явился за ним, Кэйя ожидал ругани и рукоприкладства, наказания и даже того, что его вышвырнут за порог, но всё, что он получил, это полный неприкрытого облегчения выкрик его имени и крепкие объятия, когда мастер Крепус дёрнул его на себя, подхватил на руки и крепко прижал к своей груди, судорожно поглаживая по затылку и спине и всё бормоча, как хорошо, что он нашёлся. Он волновался о нём. Он так сильно переживал. Он места себе не находил, когда понял, что Кэйя пропал. Это был тот день, когда Кэйя, наконец, осознал, что мастер Крепус совсем не такой, как его родной отец. Это был день, когда он впервые испытал такое чувство, как стыд - за свой поступок, за побег, за тот хаос, который принёс его глупый выбор. А ещё, чуть позже, когда он окончательно пришёл в себя, то стал дополнительно благодарен мастеру Крепусу за то, что вернул его обратно в Мондштадт, потому что очень быстро понял, в какую ярость пришёл бы отец, если бы понял, узнал, что Кэйя нарушил его приказ. С возрастом эта благодарность стала только больше и глубже, потому что Кэйя осознал, что отец бросил его, так что кто знает, что случилось бы, если бы он вернулся в те тёмные подземелья и вновь столкнулся с ним лицом к лицу. - Ну, нам пора идти, - врывается в его мысли голос Итэра. - Хорошей дороги, и помните про запрет, - на автомате отвечает он, поднимая взгляд на фыркнувшего Чайльда. - Да-да, - машет рукой тот, первым поднимаясь из-за стола. Взмахнув на прощание рукой, вслед за ним уходит и Итэр. Бросив полный тоски взгляд на оставшиеся на общей тарелке вафли, вслед за ним уносится Паймон. Кэйя только со смешком качает головой, потому что и как в неё столько влезает, а после доедает свой завтрак и тоже поднимается из-за стола. - Собираетесь на прогулку, мастер Кэйя? - спрашивает явившаяся на шум прощаний Аделинда. - О, к слову. Мастер Дилюк просил передать, что будет дома только после обеда. У него дела в городе. - Да, прогуляюсь до озера и вернусь, - с улыбкой обещает Кэйя. - И спасибо за информацию. - Пожалуйста, помните о своём здоровье, - мимолётно хмурится Аделинда, бросая взгляд на закреплённый на поясе его домашних брюк Глаз Бога. - Обещаю быть паинькой и не лезть в неприятности, - вскидывает ладони Кэйя, прежде чем шутливо откланяться и направиться к выходу. Вот только так сложилось по жизни, что Кэйе никогда не нужно было лезть в неприятности, потому что у них была привычка находить его самостоятельно. И как всегда, ничто не предвещает беды, пока он неторопливо бредёт по дороге к озеру. Ясное небо над головой, тёплое солнце, ласковый ветер, шелест деревьев, аромат диких цветов - всё это усыпляет его бдительность, как и полнейшее отсутствие на пути каких-либо существ, хоть одного из вездесущих слаймов. Но стоит ему только оказаться на берегу озера вдали от проезжей дороги, как его накрывает острое ощущение чужого присутствия и прожигающего спину взгляда. Кто бы это ни был, он определённо хорош в умении скрывать себя, но обдумать свои дальнейшие действия Кэйя не успевает, потому что его потенциальный противник очень скоро являет себя прямо у него на пути. Наверное, Кэйя не должен быть так удивлён, когда видит обилие узоров на одежде, что возвращают его к редкой сохранившейся резьбе на колоннах подземелья, в котором он провёл своё детство. Этот человек не в первый раз в Мондштадте. Этот человек, как оказалось, не так уж и тайно периодически следит за Альбедо. Этот человек сумел сблизиться с Путешественником. Этот человек, как рассказал ему Дилюк, передав слова Итэра, является проклятым бессмертным из Каэнри'аха. Кэйя может убедиться в правдивости этих слов в настоящем, когда так хорошо видит чужие глаза. Раньше он не приближался к Дайнслейфу, не желая привлекать его внимание, а потому у него не было возможности столкнуться с ним лицом к лицу, но теперь он видит. Его отец не то чтобы много рассказывал о Каэнри'ахе и его народе, если только это не касалось тайных заговоров и клана Альберих, но Кэйя знает, что отличительной чертой чистокровных были заострённые звёздные зрачки. Зрачки его отца были обычными. Зрачки самого Кэйи больше похожи на переходную форму. Своей матери он никогда не знал. Осмелившись спросить однажды, получил в ответ тяжёлый взгляд и только. Однако с возрастом к нему пришло понимание, что она, вероятно, была чистокровной, иначе Кэйя не перенял бы эту форму зрачков. К тому же, он не так уж сильно похож на отца. От него ему досталась разве что чуть более смуглая кожа. - Дайнслейф, - первым нарушает он повисшую тишину, внимательно глядя на стоящего в нескольких метрах впереди от себя мужчину. - Чем обязан радости от этой встречи? - Я здесь из-за просьбы Путешественника о помощи, - роняет тот, продолжая рассматривать его, пристально, как Альбедо порой рассматривает что-то в своих микроскопах; гадкое ощущение. - А также по своей личной инициативе, Кэйя Альберих, потомок основателя Ордена Бездны. Однажды маг Бездны умудрился задеть Кэйю разрядом электро-элемента. Звуки тогда на миг исчезли, перед глазами всё побелело, а рот заполнился кровью из прокушенного языка. Кэйя отомстил, жестоко и беспощадно. После брошенных слов Дайнслейфа он ощущает себя так же, с той только разницей, что не спешит бросаться в бой. Вместо этого он сверлит Дайнслейфа цепким взглядом, пока в его голове роятся суматошные мысли. Кажется, что всё, что отец когда-либо рассказывал ему о Каэнри'ахе и древнем заговоре, всплывает в его памяти, и о, несмотря на всю эту спонтанность, слова Дайнслейфа вовсе не кажутся ему бредом. Его отец ненавидел весь Тейват, но, если задуматься, Мондштадт занимал в этом списке особое место. Об Анемо Архонте было сказано не больше, чем о других Архонтах, однако его отец часто плевался ядом в сторону региона, который якобы под пятой у Селестии. Кэйя никогда не воспринимал это как-то по-особенному, потому что думал, это просто такое выражение, ведь «под пятой» у Селестии находится весь Тейват. Однако если слова Дайнслейфа правда, и Кэйя каким-то образом связан с Орденом Бездны, который известен тем, что борется против Небесного Порядка, было бы логично оставить его под самым носом у врага в лице Богов и подчиняющегося им Анемо Архонта.

- Ты должен остаться здесь. Ты - наша единственная надежда.

Эхо голоса отца в памяти вызывает гадкую дрожь внутри. Кэйя чувствует, как по его венам начинает течь холод, не имеющий ничего общего с его крио-элементом. Неужели он был прав в своих подозрениях? Неужели его паранойные мысли всегда хранили в себе зерно истины? Безэмоциональный взгляд Дайнслейфа нисколько не помогает собраться. Кэйя не знает, чего от него ждут, какую реакцию он должен выдать. Удивление? Насмешку? Безразличие? Агрессию? И должен ли он вообще выдавать эту реакцию? Разве Дайнслейф не объединился с Путешественником из-за того, что у них общий враг в лице Ордена Бездны? Не потому ли он постоянно околачивается в Мондштадте? Если он знает, кто такой Кэйя, если он видел падение Каэнри'аха собственными глазами, если он жил в те времена, когда клан Альберих был в своём расцвете, не потому ли он присматривает за этим регионом? Мог ли он так часто появляться в этом месте, потому что Кэйя живёт здесь? Они никогда не сталкивались лицом к лицу, это верно, но если Кэйя наблюдал за ним со стороны, кто сказал, что Дайнслейф не мог делать того же? - Потомок основателя Ордена Бездны, - медленно повторяет Кэйя, склоняя голову к плечу и продолжая отслеживать каждый чужой вдох. - Интересно. Что ж, я вполне могу им быть. И? Что дальше? - Как же быстро ты поверил мне, - негромко роняет Дайнслейф. Взгляд его становится ещё пристальнее. - На слово. Без малейшего намёка на скептицизм. - Возможно, твои слова ответили на вопросы, которые хранились в моих воспоминаниях, - лёгким тоном отвечает Кэйя. Вот только лёгкость - последнее, что он чувствует в этот момент. Никогда не показывать врагу свои слабости - первое правило боя, однако внутри него кипит котёл с эмоциями, готовый вот-вот взорваться. Не поэтому ли отец так настаивал на изучении дел клана? Не поэтому ли он так превозносил клан Альберих? Не поэтому ли с детства вбивал ему в голову знания о том, что нет никого хуже Богов и Архонтов? Не поэтому ли он назвал его последней надеждой и оставил в Мондштадте, который, судя по всему, считал ближе всего к ненавистной Селестии? Кэйя слышал о других людях их клана, слышал о других заговорщиках, но правда в том, что он никогда не видел их, этих людей, которые якобы разделяли идеалы и стремления его отца. Это всегда были слова и упоминания, но никогда лица. Какова вероятность, что его отец и сам Кэйя были последними членами какой-то посвящённой древнему заговору организации? Какова вероятность, что только Кэйя мог выполнить какую-то особую миссию, потому что никто бы не подумал на ребёнка? С другой стороны, его отец никогда не упоминал Орден Бездны. Более того, он оставил его, не дав никаких наставлений, не поставив никаких целей. Больше десяти лет прошло с их последней встречи, и ни записки, ни тайного шифра, ничего. Кэйя помнит о безумии своего отца, помнит его лихорадочные взгляды и поиски непонятно чего. Он давно принял мысль, что его отец в настоящем может быть давно мёртв. Не исключает он и вероятность того, что в своём безумии его отец мог позабыть о том, что у него вообще был сын. К тому же, если Кэйя является потомком основателя Ордена Бездны, разве это не должно оставить на нём какой-то особый след? Какой-то знак? Если бы он был связан с Орденом Бездны, все эти маги Бездны вряд ли пытались бы так активно убить его. Дилюк, конечно, их фаворит среди целей на устранение, но Кэйя тоже успел попортить им немало крови. Хотя всё это в целом не играет в настоящем никакой роли, потому что Кэйя больше не тот маленький мечущийся мальчик, который не понимал запутанных объяснений мастера Крепуса о том, почему он не может бросить всё и отправиться в Сумеру на поиски своего отца. Стоит отдать мастеру Крепусу должное, он очень тщательно подбирал слова, пытаясь смягчить жестокую правду о том, что настоящий отец бросил Кэйю, и искать его не только бессмысленно, потому что он может быть буквально где угодно, но и опасно, по многим причинам. Хорошо, что Дилюк тогда гостил в гостях у Джинн. Их отношения тогда были ещё на чистом нуле, и Кэйя не был бы рад, если бы тот узнал о его тихой слезливой истерике фиаско. Конечно, у него всё ещё остаются вопросы, на которые он хотел бы получить ответы, однако его верность и принадлежность больше не подлежат обсуждению, сомнению или изменению. Когда-то он считал своей родиной Каэнри'ах, а целью своей жизни - следование за отцом и помощь ему во всех его начинаниях и планах. Однако после того как он оказался в Мондштадте, всё изменилось. Потомок основателя Ордена Бездны, возможный наследник трона Каэнри'аха, способная спасти кого-то «последняя надежда»: всё это больше не заботит Кэйю, потому что он выбрал свой собственный путь. Он - рыцарь и капитан «Ордо Фавониус», защитник Мондштадта и приёмный сын мастера Крепуса. Каэнри'ах - его прошлое, но Кэйя нашёл для себя другое настоящее и будущее. - Иметь такую фамилию должно казаться большим бременем, не так ли? - позволяет он себе лёгкую насмешку, вновь сосредотачивая всё своё внимание на Дайнслейфе. - Вот только на сегодняшний момент фамилия, вероятно, единственное, что связывает меня с Каэнри'ахом. Это достаточный ответ на твою «личную инициативу»? Дайнслейф какое-то время молчит - и сверлит, сверлит, сверлит этим пристальным, будто насквозь видящим взглядом - а после начинает неторопливо приближаться. Мгновенно подобравшись, Кэйя уже мысленно просит прощение у Аделинды, потому что не только вляпался в неприятности, но и явно не выберется из них без применения силы, как Дайнслейф останавливается. Между ними теперь всего пара метров, и взгляд синих глаз неприкрыто примагничивается к правому глазу Кэйи. Кэйя запоздало понимает, что так быстро привык не прятаться от всех «знающих» в поместье, что забыл надеть глазную повязку, когда покидал дом. - Признаю, я начал присматривать за тобой после того, как ты попался мне на глаза, - негромко начинает Дайнслейф. - Полукровка Каэнри'аха, проклятие в крови которого отчего-то решило не превращать тебя в хиличурла, а одарить бессмертием: я хотел узнать, как это возможно. Однако время шло, и ты менялся вместе с ним. Ты не бессмертен, но при этом и не хиличурл, каким должен был стать. Ты никогда не был хиличурлом. - С чего бы мне им быть? - вскидывает брови Кэйя, стараясь не показывать, как жадно впитывает в себя каждое слово того, кто знает о Каэнри'ахе не понаслышке и может пролить хотя бы немного света на оставшиеся у него вопросы. - Ты должен был быть им, - едва заметно хмурится Дайнслейф, продолжая рассматривать его правый глаз. - Когда Каэнри'ах пал, его народ был проклят. Чистокровные были наказаны бессмертием: эрозией и растянутым в вечности болезненным разложением. Нечистокровные были наказаны превращением в тёмных существ: по большей части, в хиличурлов. Я знаю, что однажды было найдено способное вернуть хиличурлам разум лекарство, которое после было утеряно. Я знаю, что когда-то давно основатель Ордена Бездны, Клотар Альберих, нашёл лекарство от бессмертия, потому что были найдены его останки, однако и его рецепт так никогда и не был найден. Ты не бессмертен, но ты и не хиличурл, что излечился и вновь стал человеком. Твоё происхождение - загадка, Кэйя Альберих. Ты выглядишь так, будто был рождён. - Очевидно, я был рождён, - не может сдержать фырка Кэйя, скрещивая руки на груди. - Все люди рождаются, не так ли? - Нет, не все, - хмурость между бровями Дайнслейфа становится глубже. - Народ Каэнри'аха был проклят бесплодием, чтобы никогда не возродиться. Бессмертные должны были страдать до последней секунды существования своего бренного сосуда. Обращённые были ничем не лучше животных, но и они потеряли возможность продолжать свой род. Ты не мог быть рождён ни от союза чистокровных, ни от союза чистокровного и нечистокровного или полукровки. Это невозможно. - Ну, вот он я, - насмешливо разводит руками Кэйя. Вот только тяжесть на его душе становится ещё больше. Проклятие бессмертия? Не мог быть рождён? Но Кэйя помнит своё детство, помнит своего отца и помнит, как выглядел тогда и каким стал. Он никогда не был бессмертным и никогда не был хиличурлом, и его отец не был чистокровным, и Кэйя рос вместе с Дилюком, и... Кэйя чувствует, как у него начинает понемногу перехватывать дыхание. Он старается дышать медленно и глубоко, но понимает, что его нервы не так закалены, как он всегда верил, потому что вываленная на него откровенно шокирующая информация отправляет его по спирали. Жуткий кошмар с превращением в хиличурла так ярко вспыхивает в его памяти. Кэйя чувствует, как у него гадко слабеют занемевшие колени. - О... - вдруг выдыхает Дайнслейф, врываясь в водоворот его закручивающегося срыва. - Но этого... Не может быть... Или... - Что? - требовательно рявкает Кэйя. Ну, мог бы, если бы его язык принадлежал ему. Вопрос выходит невнятно. Его осипший голос едва слышен. - Твой глаз, - выдержав натянувшую его нервы до звона паузу, роняет Дайнслейф, неуловимо подаваясь вперёд и начиная вглядываться в золотую радужку ещё пристальнее. - Его цвет всегда сбивал меня с толку. Уверен, учитывая твою близость с главным алхимиком «Ордо Фавониус», ты знаешь об искусстве Кхемии. Золотые глаза, один или оба, всегда считались своего рода меткой людей Каэнри'аха, у которых есть предрасположенность к тому, чтобы развить этот дар. Однако этой меткой обладали только чистокровные. Нечистокровные тоже могли развить в себе этот дар, но он был слабым и неустойчивым и часто губил жизни своих носителей. Кэйя вновь чувствует себя так, будто земля под его ногами крошится, а ему не за что ухватиться. Сначала информация о том, что он потомок основателя Ордена Бездны. После заявление о бесплодии проклятых, что означает, что он никак не мог быть рождён. А теперь новость о том, что он якобы отмечен знаком предрасположенности к познанию высшей магии алхимиков Каэнри'аха, хотя не является чистокровным, а для нечистокровных хоть какое-то отношение к этой магии может обернуться смертью. Что, чёрт побери, дальше? И вот уж правда: почему Кэйя вообще решил, что этому человеку можно верить, если всё это только слова, а сам он стоит здесь, живой и почти здоровый после всех своих приключений, несмотря ни на что? - Ты - сочетание несочетаемого и существующее то, что не должно существовать, - продолжает Дайнслейф, будто не замечая его пошатнувшегося эмоционального состояния; или же замечая и игнорируя в пользу удовлетворения своей «личной инициативы». - Ты и в самом деле мог бы быть её ребёнком. - Чьим? - с трудом, но выдавливает из себя Кэйя, невольно скрещивая руки на груди в подсознательном желании отгородиться от этого разговора, впиваясь пальцами в плечи до боли. - Я уже не помню её имени, - качает головой Дайнслейф, делая шаг назад и наконец-то отводя нервирующий пристальный взгляд. - Но она была единственной законной дочерью Клотара Альбериха, известной изобретательницей и той, для кого, как говорили, не было ничего невозможного. Она также владела искусством Кхемии, одна из лучших в его понимании и использовании. После того, как Каэнри'ах пал, она была проклята бессмертием, но разорвала все связи с отцом, который предал идеалы Каэнри'аха и нашёл для себя Бога, из-за поклонения которому и был создан Орден Бездны. - И что с ней стало? - едва слышно выдавливает из себя Кэйя, потому что... Разве это не укладывается в его теорию о том, что именно его мать была чистокровной? Может ли быть всё, что в настоящем говорит ему Дайнслейф, правдой? Может ли Кэйя верить ему? И имеет ли это значение? Это прошлое, не так ли? Это всего лишь прошлое... - Она исчезла, - хмуро отвечает Дайнслейф, вновь впиваясь в него взглядом. - Следы её присутствия мелькали там и тут, но её больше никто не видел. Когда я размышлял о том, кем именно ты можешь быть, я связывал тебя с внебрачными детьми Клотара Альбериха, потому что двое его законных сыновей не обладали пониманием искусства Кхемии и не обладали метками предрасположенности. Однако никаких реальных доказательств их существования я так и не нашёл. Но была дочь. Чистокровная дочь, владевшая искусством Кхемии, золото которого горит в твоём глазу, хотя ты - полукровка. Возможно, ты и в самом деле был рождён, Кэйя Альберих. Возможно, дочь Клотара Альбериха нашла способ побороть бесплодие с помощью своего умения создавать жизнь. Повисает тишина. Кэйя продолжает сверлить Дайнслейфа ответным пристальным взглядом, однако в его голове от перегрузки информацией воцаряется гулкая пустота. Наверное, он должен чувствовать какой-то трепет, не так ли? Отец рассказывал ему, что искусство создания жизни было одной из причин, по которым Селестия обрушила свой гнев на Каэнри'ах. Как иронично, если именно это искусство в итоге побороло одно из проявлений проклятия самих Богов, которые мечтали стереть народ Каэнри'аха с лица земли. Однако Кэйя настолько ошеломлён всем тем, что свалилось на его голову, что единственное, что он чувствует, так это желание повернуть время вспять, вернуться на винокурню и не покидать её, пока Дайнслейф не уберётся из города. - Интересная теория, - собравшись с силами, криво улыбается он. - И ты поделился всем этим со мной, потому что?.. - Просто мысли вслух, - роняет Дайнслейф, и о, Кэйя так сильно хочет впечатать кулак в его безэмоциональное лицо. - Прости мне мою прямоту, но я очень надеюсь, что вся эта новая информация ничего не изменит. Если ты отпустил свою связь с прошлым... То не отступай от своих слов. - И что с того, что я узнал о своём происхождении? - не может не огрызнуться Кэйя. - Я разве похож на человека, которого это сильно заботит? И он не лукавит. Он с детства знает о своей принадлежности клану Альберих: его отец так много, часто, подробно и маниакально рассказывал об этом, что никаких сомнений в этом быть не может. Но это никогда его не заботило, потому что регенты или нет, Каэнри'ах пал пять сотен лет назад. Какая разница, кто там правил, и что за кровь текла в их удерживающих символы власти руках? Это дела давно минувших дней. Если же слова Дайнслейфа об основателе Ордена Бездны - правда, если Орден Бездны действительно был создан одним из Альберихов, то это тоже не играет для Кэйи большого значения. Потомок, верно, но и только. Идеалы Ордена Бездны, которые, если задуматься, и в самом деле созвучны рассказам его отца о великом заговоре, могли бы укорениться в его голове только в том случае, если бы его отец продолжил кормить его ими на протяжении всего взросления. Но отец не сумел взрастить в нём ненависть, а жизнь в Мондштадте вымыла из его головы остатки ядовитых семян. Кэйя не признаёт Богов и не признаёт Архонтов, но в нём нет веры в то, что местью можно что-то исправить, что проклятых можно спасти и вернуть. За пять сотен лет не получилось. С чего бы кому-то верить, что однажды получится, несмотря ни на что? - Ты мне скажи, Кэйя Альберих, - всё так же спокойно и негромко говорит Дайнслейф. - Может ли происхождение совершенно не влиять на человека? Если Каэнри'ах позовёт тебя однажды, если Орден Бездны позовёт тебя однажды, откликнешься ли ты на их зов? - Ты, по всей видимости, считаешь, что корни очень важны, - фыркает Кэйя; передёрнув плечами, впервые позволяет себе отвести взгляд в сторону озера и на мгновение поджимает губы. - Я тоже считаю, что это так. Я привык считать так, потому что вырос на рассказах о Каэнри'ахе и о былом величии клана Альберих. Вот только чем старше я становился, тем меньше чувствовал связь с Каэнри'ахом. Регион уничтожен. Королевство пало. Оно уже давно лишь история. Со временем я стал придавать всему этому - своим корням, истории рода, истории Каэнри'аха - всё меньше значения. Так что можешь расслабиться. Если представится шанс, я с таким же удовольствием, как и раньше, проучу Орден Бездны. Дайнслейф какое-то время сверлит его изучающим взглядом, а после кивает, принимая его ответ, и... Разворачивается и направляется прочь? - И это всё? - не может сдержать удивления Кэйя. - Ты просто вот так уйдёшь? - Я удовлетворил свою «личную инициативу», - отвечает Дайнслейф, останавливаясь и оглядываясь на него через плечо. - Что касается помощи, о которой меня просил Путешественник: я не знал, о ком речь в его посланиях, и искал его, чтобы сообщить, что никакой помощи в случае с проклятием Богов не существует. Однако на деле я вновь столкнулся с тобой и с загадкой в твоём лице. Кто ты такой - ответ всё ещё скрыт от меня, даже если у меня появились предположения. Очевидно, что твои друзья нашли способ помочь тебе, ведь ядро твоего элемента изменило своё местоположение. Это был очень умный ход с учётом расположения ядра проклятия. Но ты и твоё происхождение - это вопрос, на который мне только предстоит найти ответ. - Надеюсь, ты понимаешь, что этим ответом было бы неплохо поделиться? - пусть и только частично, но взяв себя в руки, вскидывает подбородок Кэйя. Дайнслейф какое-то время сверлит его нечитаемым взглядом, а после отворачивается и возобновляет шаг. - Не отступай от своих слов, Кэйя Альберих, и ты получишь ответы, - бросает он негромко на ветру. - И будь осторожнее со своей фамилией за пределами Мондштадта. Как ты и сказал, иметь такую фамилию - большое бремя. Он исчезает в чернильно-звёздном портале, будто и не было. Просверлив взглядом его оборвавшиеся следы на песке, Кэйя какое-то время стоит на одном месте, а после проходит до ближайшего валуна и падает на него с громким шумным выдохом. Его пальцы трясутся, когда он отводит чёлку с лица. На губах кривая нервная усмешка. Что ж, последние дни и в самом деле были слишком хороши, чтобы обойтись без чего-то подобного, не так ли? Каждый раз, когда Кэйя ослабляет бдительность, случается какой-то кошмар, и хорошо, если это всего лишь нарушающая его планы на летний отдых Джинн. Нервирует то, что это опять Каэнри'ах. В последнее время его стало как-то слишком много в жизни Кэйи, и это не может не играть на его нервах. Впрочем, именно потому, что это Каэнри'ах, он быстро берёт себя в руки: закалка. Привыкший анализировать всё вокруг ум наконец-то включается в работу, и Кэйя как всегда начинает с худших раскладов. Потомок основателя Ордена Бездны? Он сможет жить с этим. Быть чьим-то потомком не значит разделять взгляды или быть хоть сколько-то похожим. Из-за отца Кэйя давно привык считать себя потенциальным наследником трона Каэнри'аха. Невелико знание с учётом того, что королевство давно пало. Возможная связь с Орденом Бездны его едва ли тревожит, особенно если учесть, что маги Бездны, подчиняющиеся им хиличурлы, обладающие превосходным чутьём и нюхом гончие Бездны - все они пытаются убить его при встрече, так что он точно не является для них каким-то особым лицом. Куда сложнее обстоит вопрос его рождения. Кэйя никогда не знал о том, что народ Каэнри'аха был проклят бесплодием. Если Дайнслейфу можно верить, конечно. Но с чего бы ему врать? Очевидно, что Дайнслейф по каким-то причинам выступает против Ордена Бездны, а значит, и против всего, что может нести угрозу со стороны Каэнри'аха. Он решил, наконец, встретиться с Кэйей лично только потому, что хотел узнать, является он такой угрозой или нет. И что ж, Кэйя не угроза, не бессмертный, не владеет искусством Кхемии и никогда не был хиличурлом, который после вдруг стал человеком. За исключением золота в своём правом глазу и сидящего там же проклятия, подтверждающего его принадлежность Каэнри'аху, он самый обычный человек.

- Но ты и твоё происхождение - это вопрос, на который мне только предстоит найти ответ.

Кошмар о превращении в хиличурла вновь всплывает в памяти, и Кэйя передёргивает плечами. Дурное предзнаменование или очередные происки проклятия в его крови, которое всё никак не уймётся? Оно успело извратить все его самые счастливые воспоминания, пока он находился внутри колыбели, терзая его разум самыми худшими раскладами из всех. Но может ли этот кошмар стать реальностью? Когда Кэйя задумывается об этом, то с облегчением понимает, что нет, не может. Будь так, Крио Архонт не озвучила бы то пророчество, слова которого передал ему Путешественник. Конечно, нигде там не уточнялось, что он поведёт его по дороге в Каэнри'ах в обличие человека, однако Кэйя уверен, что о такой крошечной детали, как его полнейшее физическое и умственное изменение проклятием, Крио Архонт не забыла бы упомянуть. Как минимум, чтобы обращённого Кэйю не убили в неразберихе раньше времени, пока он ещё не выполнил свою миссию. К тому же, судя по пересказу Итэром событий и разговоров в Снежной, его проклятие должно вскоре утихомириться, впоследствии лишь изредка реагируя всплесками на накопление в его крови достаточного количества остаточных следов использования силы Глаза Бога. Очевидно, это будет больно, но Путешественник заверил его, что все уверены, что эта боль будет вовсе не такой сильной, как та, что грозила расколоть его голову на части. И что ж, Кэйя не собирается жаловаться. Если всё так и будет, он сможет с этим жить. Свои приступы он научился предчувствовать, это раз. Научиться держать меч другой рукой не проблема, он уже давно подумывал об этом чисто из спортивного интереса, это два. Терпеть боль - это он умеет едва ли не лучше всего после всех своих предыдущих приступов, это три. Остаётся только одна вещь, которая продолжает рождать муравьёв под его кожей, как только он начинает прокручивать слова Дайнслейфа в памяти. Его мать. Кэйя и в самом деле предполагал, что она - чистокровная. Очевидно, она же являлась носителем фамилии Альберих, потому что его отец не был ни чистокровным, ни полукровкой из Каэнри'аха, хотя и был предан павшему королевству всей душой и сердцем. Вероятно, он принадлежал какому-то культу, который был основан уцелевшими проклятыми. Возможно, это даже было ответвлением Ордена Бездны. Для Кэйи это не играет роли. Куда больше его интересует женщина, что породила его.

- Но она была единственной законной дочерью Клотара Альбериха, известной изобретательницей и той, для кого, как говорили, не было ничего невозможного. Она также владела искусством Кхемии, одна из лучших в его понимании и использовании.

Кэйя помнит, как пристально Дайнслейф рассматривал его правый глаз: будто в нём скрыты ответы на все вопросы. Если его теория верна, если его матерью действительно является эта, судя по всему, выдающаяся женщина, может ли быть так, что она и в самом деле поборола проклятие, сосредоточив магию жизни в своём чреве или что-то подобное? Не потому ли правый глаз Кэйи наполнен золотом? Быть может, это не знак его предрасположенности к искусству Кхемии, а знак того, что это искусство поспособствовало его рождению? В конце концов, это золото находится в том же глазу, что и ядро проклятия в его крови. Может ли это быть формой материи, что всё это время сдерживала проклятье и продолжает сдерживать его до сих пор, даже после того, как оно проснулось, разбуженное появлением у Кэйи Глаза Бога?

- Ты должен остаться здесь. Ты - наша единственная надежда.

Единственная надежда, да? Назвал ли так его отец, потому что Кэйя - первый рождённый за столетия ребёнок Каэнри'аха? Верил ли его отец, что рождение Кэйи положит начало спасению проклятой нации? И значит ли это, что то тихое, едва уловимое в грохоте приближающейся бури «прости» на самом деле не померещилось ему? Может ли быть так, что на самом деле отец оставил его в Мондштадте, так далеко от Сумеру, под которым скрыт вход в подземелья, потому что хотел... Защитить его? От узнавания? От возможных врагов? От вездесущей Селестии, которая, вероятно, не была бы столь тщательна во внимании к региону, который у неё «под пятой»? - Ненавижу всё это, - громко стонет Кэйя, ероша волосы на затылке. Чёрт возьми, Каэнри'ах будто и в самом деле существовал только для того, чтобы разрушать в настоящем его мирную жизнь. Кэйя не солгал Дайнслейфу. Он выбрал свой путь, и прошлое должно оставаться в прошлом, но... Кэйя всегда был самым любопытным из всех. Пока это не угрожает его жизни и Мондштадту, у него нет никаких проблем, чтобы копаться в грязи, особенно в грязи, что касается его прошлого, и даже если он растерял всю привязанность к своему отцу и никогда не имел никакой привязанности к безликой матери, которую отец даже никогда не упоминал при нём, это не отменяет того факта, что после явления Дайнслейфа у него нервы чешутся от желания пойти и докопаться до правды. - Кэйя? Встрепенувшись и обернувшись на оклик, Кэйя шумно выдыхает. Это точно какое-то издевательство. Иначе и быть не может. Селестия точно знает о его существовании и от души издевается над ним, потому что по берегу озера в его сторону идёт никто иной как Дилюк. Хотя это не типичный путь из города к винокурне, потому что зачем бы ему делать такой крюк? Был ли он уже в поместье и узнал о том, что Кэйя у озера? Но опять же, он пришёл со стороны дороги, что ведёт мимо Драконьего Хребта. К тому же, до обеда ещё очень далеко... Впрочем, не то чтобы это волнует Кэйю. Куда больше его заботит вспышка воспоминаний о том дне, когда их с Дилюком пути разошлись в разные стороны на бесконечно долгие годы. Это было из-за тайны Кэйи. Это было из-за разрушенного между ними доверия. Это было из-за неудачно выбранного времени. Кэйя не уверен, удачное ли время в настоящем, когда он поднимается и движется навстречу Дилюку только для того, чтобы заключить его в крепкие объятия. Дилюк привычно смущённо пыхтит и каменеет всем телом, прежде чем расслабиться и обнять его в ответ. Милый. Вдыхая аромат трав и снега с его взметнувшихся на ветру волос - ах, это всё-таки Драконий Хребет; и что, интересно, Дилюк там забыл? - Кэйя понимает, что и в самом деле не сдюжит, если потеряет его ещё раз. - Что-то случилось? - негромко спрашивает Дилюк. Всегда так тонко чувствует его настроение. Кэйя смотрит на оставленные Дайнслейфом следы на песке, которые уже понемногу заметает ветер, и сжимает Дилюка в своих руках ещё крепче. - Да, - признаётся, решаясь. - Дайнслейф был здесь. - И что ему было нужно? - предсказуемо напрягается Дилюк, тут же отстраняясь и заглядывая ему в глаза. - О, я был очень удивлён, - невесело усмехается Кэйя, склоняя голову к опустившейся на его щёку тёплой ладони; находя утешение в том, как пальцы второй руки Дилюка находят его собственные и переплетаются с ними в крепкий замок. - Думаю, нам лучше присесть. Разговор будет долгим. Мне есть о чём тебе рассказать.

|...|