Лето, а Феодора несётся к автобусу. Чтобы успеть. Из-за своего милого и прекрасного друга, который решил вспомнить нужное время в последний момент. Она забегает внутрь и едет к месту сбора всех детей.
А выйдя на нужной остановке, она видит долговязую фигуру с гитарой и косой, окружённую толпой и затем хмыкает, направляясь туда. Неудивительно, что Николай уже со всеми передружился. А тот, увидев подругу, перехватил ее чемодан и начал знакомить со всеми. Какие-то люди, иностранцы даже, но Достоевская лишь сдержанно улыбается и держится за руку Коли, чтобы не потеряться там, в этой толпе. А тот заливисто хохочет, прижимая Феодору к себе. Какой-то парень, имя которого Достоевская благополучно забыла, присвистнул и сказал ей:
— Воу, да ты прямо девушка из шестидесятых, тебе идёт!
— Благодарю, — сдержанно ответила Федя, склонив голову.
Он осторожно попытался обнять брюнетку, но получил по рукам от Гоголя. Тот усмехнулся и пошутил, вместе с этим парнем относя чемоданы, пока Достоевская разговаривала с какой-то девушкой о чае и книгах, заходя в автобус. А потом подоспел и Гоголь, подходя к брюнетке и утаскивая ее на парные места назад. Гитара висела на одном плече, ее удерживал Николай, хихикая и укладывая ее на верхнюю полку. А затем сел у окна и притянул Феодору рядом, которая чуть было не упала к нему на колени, не удержав равновесия. Но смогла деланно-чинно сесть рядом.
— Ну что же, доброе утро.
— И тебе). О, синяки под глазами прошли?
— Тоналка.
— Ох ты! Я же говорил лечь раньше!
— А кто мне сказал, что сбор в десять, а оказалось, что в семь?
— Ну не смотри на меня так!
Николай схватил обе ее руки, заставляя испепеляющее смотреть себе в глаза. Вокруг начались шепотки.
А на полпути дороги Коля и вовсе почувствовал голову на своём плече и книгу — на ляжках. Он нежно погладил подругу по голове, укрыв своей олимпийкой и улыбнувшись, забирая один ее наушник и начиная слушать ее плейлист. Гоголь улыбнулся и прижался щекой к ее макушке, гладя по плечу. Та во сне мирно сопела, прижавшись к нему. А пока их фоткали и постили, Коля улыбался в камеру.
Но вот, вожатая, Елизавета Сергеевна, начала всех будить, и Коля с жалостью оглядел просыпающуюся Федю, которая хотела отдохнуть.
Все вышли и пошли в корпус. В отряде всего-навсего… Четыре мальчика! И Николай в их числе. Он усмехается, видя, как Феодора оглядывается. Ужас. Ей это до безумия не нравилось. Компашка перекрашенных "нефорок", девочки, похожие на инстасамку, пара более-менее нормальных людей, в числе тех — иностранцы. Девушка хмыкает, а потом с лёгкостью затаскивает чемодан на последний, третий этаж. Правда, было невыносимо тяжело, но это лучше, чем строить глазки мальчикам, которым искренне плевать на это. Тот, который "вежливо" попытался подкатить к Достоевской, сейчас шутил с Гоголем. А она вспомнила его имя. Дазай Осаму. За ним поднималась блондинка, которая строго отчитывала его за то, что тот медлит. А Дазай улыбался, мягко рассказывая те же анекдоты, что и Коле, но правда, эта девушка побила его блокнотом. Федя аж усмехнулась, на что Николай ревностно посмотрел на ту. Та скромная девушка, с которой брюнетка болтала о чае и книгах, позволяла угостить себя вафлями, которыми ее кормил один милый паренёк. А парень, у которого волосы были разделены по цвету и перекрашены, а он сам был одноклассником Коли и Феди — Сигма Сыромятников — разговаривал с невысокой рыжей девушкой, которая делала ему в дороге косички. Она улыбалась, бурно жестикулируя, а он улыбался в ответ, внимательно слушая.
Все поднялись и, оставив чемоданы в холле, прошли в игровую. "Нефорки" все передружились и переобсуждали всех. Достоевская чувствовала их взгляды на себе, Коле, Сигме, Дазае и блондинке, той парочке с вафлями, той рыжей девушке и это напрягало. Хотя… Хотя всё равно. Старший вожатый сразу же заселил эту четверку девочек, а именно — Федю-рыжулю-ту блондинку-и шатенку — в одну комнату, в третью.
Когда все расселились и сказали раскладывать вещи, после долгого неловкого молчания та блондинка сказала:
— Тогда давайте знакомиться. Я Доппо Куникида. А ты? — обратилась она к брюнетке.
— Феодора. Можно просто Федя.
— Я Чуя, только прошу, не "Чу".
— Эдди, — тихо пробормотала скромная девчушка.
— Ну вот и чудно, — сказала Куникида, — Предлагаю разложить вещи и поболтать.
Заняв кровати, разобравшись со шмотками, разобравшись с графиком дежурств и прочей фигней, поговорив и подружившими с вожатыми, сходив на ужин, они отправились на дискотеку. Гоголь же успел со всеми передружиться. Те нефорки и вовсе терлись, перебирая его волосы. Фу. Аж воротило. Одна из них, с пафосным именем "Доминика", у которой каре — будто перекрашеный флаг Германии — предлагала "поцарапать" его и всячески кокетничала. А ее компашка не отставала. Но Николай всё равно подбежал к Достоевской и склонился в любезном поклоне, пока она села в реверансе. Гоголь сразу же взял ее под руку и потащил вниз с третьего этажа по лестнице, параллельно закидывая вопросами:
— Как поживаете-с, сударыня?
— Вполне себе терпимо, сударь. Не изволите ли вы отпустить меня на волю-вольную и пойти быстрее?
— Не изволю отпустить.
— Это кощунство, право же.
— А мне всё равно).
Гоголь утаскивает свою подругу куда-то далеко вниз и они успевают даже втереться в доверие к вожатым. Весь отряд пытаются ровно поставить в строй, но потом забивают на это и ведут на плац или, по-другому, танцпол. А Коля, заслышав музыку, уже начал пританцовывать. А Феодоре нужно думать, как уворачиваться от локтей парня, которыми тот норовил заехать ей случайно куда-то. В лицо особенно.
Но вот, они пришли на плац прямо на начало дискотеки. Диджей орет в толпу:
— Вы готовы, дети!?
Раздаётся дружный смех. Гоголь смеётся вовсю, а Феодора тихо усмехнулась.
— Да, капитан!
— Я не слышу!
— Так точно, капитан!
Заиграла песня Коржа. Макс Корж — "жить в кайф". Достоевская ясно видела, что тут будет только русская попса. И всего-то. Но видя счастливого Гоголя, который нашёл себе компашку как только вошёл в чей-то круг на танцполе, она тихо ускользает с книгой в руках на скамеечку.
Гоголь отрывается полностью. И тут играет пол его плейлиста. Но когда заиграл первый медленный танец, вся компашка разбежалась. Его новые подруги становятся парочками, парни сбиваются в сторонку, а он ищет взглядом Достоевскую. И видит. На краю танцполе сидит
она. Ветер развевает её волосы, пробираясь под страницы и желая всё испортить. И блондин несётся к ней. Но заметив какого-то рыжего парня-дылду, накачанного до жути, страшно стало. И Николай спешит к своей подруге, которая отвлекается от книги.
Но увы, он не успевает. Этот рыжий парень самодовольно улыбается Гоголю, когда Феодора отдаёт книгу подруге и подходит к рыжему качку, который показывает фак Коле, обвивает ее талию и слишком близко прижимает к себе. А она обнимает его плечи. Вообще это было интереса ради.
А вот мирок Николая пошатнулся. Он ощутил резкое желание вмазать по роже этому придурку, чтобы не лез к Достоевской. Хотелось подойти и вырвать девчонку из его лап.
Но она осуществила его желания ещё раньше. Видимо, тот хотел облапать девушку и затащить в туалет. А Достоевская вскрикнула и дала ему хлёсткую пощёчину.
— С какой стати ты решил трогать меня там?
— Я? Да я ж не трогал!
Тут уже подходит Коля и утаскивает подругу подальше от него на медляк. Тот рыжий качок злится и уходит на волейбольную площадку, а Достоевская усмехается и прижимается к другу, обняв за шею.
— Выручил. Спасибо.
— Всегда пожалуйста).
Весь медленный танец они протанцевали вместе. Николай бережно прижимал ее к себе за талию, а та прижималась в ответ.
А после Гоголю удалось затянуть ее в танец. И она немного вяло танцевала рядом, потому что хотелось спать. Но она улыбалась счастливому Гоголю в ответ.
В скором времени они пошли обратно в корпус. И блондин любезно накинул на неё свою олимпийку, которая насквозь пропахла подсолнухами и смородиной.
— Но было круто, Феденька, согласишься?
— Нет.
— Ну ты и бука.
Проворчал Гоголь с улыбкой, беря руку девушки в свою и вприпрыжечку. А брюнетка закатила глаза, идя рядом и выслушивая истории про новую компанию.
А в комнате Достоевская прямо упала на кровать и вырубилась. Но пришёл заботливый Гоголь и укрыл девушку пледом. А ее соседки лишь улыбнулись и поблагодарили за это.
Утром — подъём. Да ещё и в семь. Но Коля встал в пять и радовался жизни. Он волнительно смотрел в окно, видя воробушков на ветке за окном, радовался солнцу и в принципе жизни. Блондин взглядом обвёл гитару, радостно и в предвкушении вздыхая. "Как же чудесно", — думал Николай, ерзая на кровати. Он осторожно встал и пошёл умылся и собрался на зарядку, при этом не разбудив соседей по комнате, затем тихохонько прошёл в комнату Феди и забрал у неё какую-то книжку, да так, что та даже не проснулась, заплел себе заново косу, потом ещё раз, потом почитал книжечку, потом лёг обратно спать. Ну а в принципе, почему бы и нет?
И второй раз уже встал в семь-тридцать, когда их будили вожатые. Прохладновато. Николай улыбнулся, понимая, что Достоевская просто замёрзнет. О, а вот и она. В толстовке и в спортивных штанах, так как за джинсы на зарядке — расстрел. Он подходит к ней и приобнимает, на что она сонно укладывает голову на плечо друга.
— Доброе утро).
— Мгм. Куда там — доброе… Доброе — когда встаёшь в два часа дня…
— А мы встали в полвосьмого). Но пошли, зарядка же.
Феодора убийственно смотрит на него, пока тот утаскивает ее к обувнице.
А надев кроссовки, они сбегают по лестнице. Гоголь утащил резинку Феодоры, а та побежала за ним, пытаясь ее забрать. И кто там минуту назад умирал и хотел спать?
Но вот, она забрала у него резинку, завязывая хвост. И Гоголь улыбается на это милое движение. Это было красиво.
Зарядка началась. Голова-руки-тело-ноги.
А потом чёртовые наклоны.
Николай до безумия сильно жалел, что стал за Феодорой. Такое чувство, что она нарочно соблазняла его. Он радовался только тому, что это не велосипедки. Гоголь отвёл взгляд. Красиво…
После зарядки, когда они пошли завтракать, Достоевская тихо сетовала на сахар с чаем, а не чай с сахаром. А Гоголь весело болтал с тем Дазаем. Сигма же, который сидел рядом с Чуей, весело с ней болтал, хотя обычно вел себя довольно скромно. А с девушками, помимо Феди, так и вовсе. В это время Николай посмотрел на Достоевскую, которая с трудом пила этот до безумия сладкий чай.
— Феденька, милая моя, что такое?
— Сахар с чаем. Сахар с чаем, а не наоборот.
— Да неплохо…
— Очень плохо.
Гоголь сочувственно растрепал ее волосы. А та побила его по рукам за это. Потому что хвостик был ровным.
Николай уже сам начал активничать. Он ласково улыбался всем вожатым, шутил с ними, стал "командиром отряда", записал себя добровольно в команду по волейболу и прочее.
А вот Феодора решила не высовываться. Но ее всё равно всунули в драмкружок вместе с Колей. Чтобы жизнь вишней не казалась.
Девушка проклинала место и время, когда их запихнули в комнатушку метр на метр и сказали, что тут они будут учиться танцевать танго прям после слабенькой разминочки. Сам танец она безусловно, любила и обожала. Но вот танцевать его в лагере… нет уж. Но когда Гоголь подтягивает ее к себе, она понимает, что выбора нету.
— Я буду танцевать с Федей!)
— Хорошо-хорошо, остальные парни распределились? — спросил Дмитрий Андреевич.
Всё, в принципе, осталось так, как было в первый день. Но их муки только начинались.
Гоголь искренне пытался повторить, но как только он касался Достоевской — всё из головы вылетало. Он осторожно обнимал ее, но краснел. И терялся. Терялся в ногах, в движениях, в словах. Брюнетка заметила это и легонько стукнула по плечу.
— Ну и чего расклеился, м?
— Да так… К слову, покажи ещё раз, пожалуйста!
— Ох, ну хорошо, смотри. Шаг правой вперёд, левая подтягивается и носочек.
Феодора осторожно объясняет ему, а тот откровенно любуется ею. Она осторожно показывает, как правильно держать руки, где лучше держать, чтобы выглядело прямо "страстно".
— Подожди, Коля. Нога другая. Мы только начало, где по отдельности, ноги чередуем – сначала правая, вперёд, и левая, когда назад. А когда вместе, всё с правой.
— А как развернуться?
— Просто взять и повернуться назад. Ну там темп — раз-два, раз-два, раз-два-три. И на это "три" мы разворачиваемся.
— Мгм… А приставлять ногу в конце не нужно ведь?
— Нет, расслабься.
Гоголь коротко усмехнулся, прижав девушку поближе к себе.
— И откуда ты всё это знаешь?
— Потому что. Не болтай и без моих подсказок попробуем.
— Ты прям как самая яркая звёздочка! Заставляешь так же наблюдать за тобой!
— Успокойся, не собьёшься.
Гоголь улыбается, осознавая, что девушка поняла это по-другому. И это неплохо.
Но вот, шаг. Ещё шаг. Ещё несколько шагов под музыку, которую им всё же включили, и Николай наконец понял. Танго никогда не казалось таким простым. Он аж заулыбался, и его улыбку подхватила Достоевская.
Но парный брейк был реально сложнее. И блондин решает напомнить о их таком маленьком умении. Он негромко говорит ей на ушко, пока та пытается понять движения:
— Ну это получше брейка, согласна?
— Признаюсь. Но давай потом обсудим, сейчас мы перешли на испанскую тематику.
— Хорошо).
Гоголь улыбается и с десятикратным рвением пытается всё сделать. И выходит.
После занятий все идут с отваливающимися ногами и гневными комментариями по поводу Дмитрия Андреевича. А Феде и Коле нравится. Дазай осторожно объясняет Доппо, где она была чуть-чуть не права, а та спокойно воспринимает критику. Тот парень-сладкоежка — Рампо — приобнимал сейчас Эдди и прижимал ее к себе, рассказывая в принципе о танце, а та внимательно слушает. А Чуя гневно покрывает учителя не самыми лестными словами, пока Сигма ласково похлопывает ее по спине. Милота, не иначе.
В корпусе им дают блаженный тихий час. Но увы, только после обеда, где каждого заставили съесть хотя бы половину всего (Феодора смогла провести вожатых).
Достоевская ложится на кровать и обнимает подушку. Как же тепло и хорошо…
А Николай устроил у себя великое сборище. Он хохотал, собрав в комнате пол отряда. Нефорочки терлись прямо у Гоголя, парни тасовали карты, Рампо вовсю уминал сладости, девушки болтали и смеялись с шуток Николая.
— Коля, ты такой классный!
— Хаха, спасибо). Ты тоже ничего).
— Коль, а где ты находишь такие анекдоты? Я их даже и не слышала раньше.
— Ох, ну я не раскрою своего прекрасного секрета.
— Коленька, а у тебя девушка есть?
— Да нет. А что?
— Просто вы так тесно общаетесь с той Федей…
— Да мы с ней просто ве-ли-ко-леп-ны-е друзья, — по слогам пропел Гоголь.
— Колян, слушай, а когда там у вас дети появятся, а?) — подкалывает его Дазай, красиво тасуя ветхие карты.
— Только после вас с Доппо). Я уже слышу топот маленьких ножек у вас дома, — подкалывает в ответ Гоголь, начиная заливисто хохотать.
— Ой, она меня ненавидит, не надо мне тут. А вот вы с Федей прямо на лицо пара. Сами посмотрите), — с лёгкой улыбкой язвит Дазай, откладывая карты.
Началась реальная драка языков. Словесные баталии затянулись, зато Гоголь осознал, что любит Феодору. Ну не мог он представить ее рядом с кем-то, кроме себя. Не мог. Только в своих объятиях.
Начались тем временем партии в дурака. Гоголю было просто банально скучно вечно выигрывать. Но всё-таки, потом Николай тихонечко вышел из своей комнаты, шестой, скользя в третью к милой подруге. Он просто побеспокоился о ней и ее состоянии. Но найдя ее спящей и одну в комнате, успокоился и присел рядышком, стараясь не разбудить. Но он всё равно поддался соблазну и заправил прямую прядку за ушко девушки. Красавица, не иначе.
Тут послышался гневно-обреченный стон, а Николай подсел ближе.
— Микола, будь умничкой и помолчи. Я за твоё здоровье в церкви свечку поставлю.
— Ой, да не стоит, — тушуется и стихает Гоголь, осторожно беря бледную ручку в свою.
— Это значит, что я люблю тебя, дурашка, — в сонной дрёме говорит Феодора, погружаясь обратно в сон и оставляя Колю наедине с кучей вопросов.
Он не верил в эти слова. Он неверяще смотрел на Феодору, которая тихонечко сопела. Он осторожно поцеловал ее в щёчку и погладил по голове, накрывая пледом. Пусть спит. Николай зашторил шторы, чтобы было в комнате чуть-чуть темнее. Гоголь осторожно гладит девушку по голове, а та спокойно спит.
— Спи, мой совёнок, — с нежностью говорит Коля, вставая с кровати и выходя из комнаты, чтобы, не дай Бог, не разбудить.
Он тихооонечко закрывает дверь и уходит к себе, быстро вливаясь в тусовку. Там было довольно шумно, но всем очень даже нравилось. Николай травил байки вместе с Осаму, с которым он умудрился сдружиться, шутил с Сигмой и подворовывал сладости у Рампо.
Но тут пришла самая маленькая и самая злая вожатая. Она наорала на всю компанию так громко, что даже Достоевская проснулась.
— Вы вообще понимаете значение слов "тихий час"!? Это время, когда все ведут себя тихо, а не орут, как черти! Что вы вообще себе позволяете!? Быстро разошлись по комнатам! И чтоб ни звука мне!
Вся толпа рассосалась. В комнате парней остались только они сами. Осаму нервно посмеивался, Гоголь сдерживал смех, Сигма гневным шёпотом отчитывал парней, а Эдогава ел попкорн, наблюдая за такой прекрасной драмой.
Достоевская же спокойно продолжила спать, не глядя на вожатую с ее гневными тирадами.
А партии в шестой комнате в дурака продолжились, но уже на минимальной громкости.
Остаток дня был не очень интересным. Ну за исключением того, что какая-то девочка вылила на себя сок на полднике на спор и потом на нее налетели осы.
Дискотека была обычная и довольно скучная по мнению брюнетки. Она скучающе читала Уайльда, закинув ногу на ногу. Но тут она прямо чувствует, что рядом плюхнулся Николай. И правда, в эту же секунду ее разворачивают к блондину.
— Феденька, я такое нашёл! Пошли скорее, тебе точно понравится!
— Мне понравятся хорошие книги и хороший чай.
— Ой, не занудничай, пошли уже быстрее!
Достоевская вздыхает и встаёт со скамейки. И не давая даже выдохнуть, Николай тащит ее вперёд. Куда-то видимо, очень далеко и надолго. Феодора покорно идёт за Колей, который вот-вот сорвётся на бег.
— Микол, мы вообще куда идём?
— Как ты меня назвала?
— Тебе так нравится, не пудри мне мозги. Так куда?
— На заброшенный корпус! Там так прикольно, пошли скорее!
Феде ничего не остаётся кроме того, что прибавить шаг и продумать план убийства. Николай на это ворчание под нос улыбается и заводит девушку внутрь.
Что снаружи, что внутри — одна ветхость и давняя ностальгия. Этот корпус хранил в себе многие тайны, но от этого стал ветхим и никому не пригодным. Желтая краска уже облезла с одной из стен, на остальных ее просто не было. Рядом пошатывалась рябина.
— Ну вот и это место!
— Что мы забыли в старой заброшке?
— Пошли, внутри прикольно. Там библиотека есть. Заброшенная правда.
Достоевская чуть-чуть оживилась и позволила потащить себя дальше.
Они вошли внутрь, где сразу ударил в нос запах сырости и краски. Феодора с непривычки закашлялась, берясь за руку Гоголя ещё крепче, а тот улыбнулся.
— Ну что? Боишься что ли?)
— Не сегодня, Николай, — гневно бормочет девушка, называя его полным именем.
— А что такое, Феодора Михайловна?) Оставите и накажете меня прямо тут?) — втягивается в игру Коля, разворачивая девушку к себе.
— Полно вам, Николай Васильевич, придуриваться.
— Что же не так? Смущаетесь, как второклассница, ей-Богу.
— Кто вам сказал такую чушь, что я смущена?
— Я же вижу, — Гоголь подошел на шаг ближе, мягко оглаживая лицо подруги.
— Зрение проверьте, Николай Васильевич. Что-то оно вас подводит, — язвит в ответ Федя.
— Проверено, на каждом единица. Феодора Михайловна, не язвите, вам не идёт).
— Ну не знаю-не знаю, Николай Васильевич. Если сами не заткнете — не перестану, — искренне кокетничает девушка, подходя ещё на шаг ближе.
Николай вздрагивает и сглатывает. Вот она, возможность поцеловать Достоевскую! Вот! Искра, буря…
И Коля целует девушку.
Эмоции не описать, но у Феди ступор. Она неверяще смотрит на Николая, который прижал ее близко-близко к себе, укладывая руки на бледные щёки и жмуря глаза, но отвечает ему, неловко обняв за шею.
А тот не верит ответу на поцелуй. Блондин одной рукой обнимает своё хрупкое счастье, второй зарываясь в распущенные волосы. На удивление, не две обычные косички. Хотя ей и так, и так идёт. Она по-любому самая красивая.
Поцелуй был не более, чем прикосновение губ. Они лишь узнавали друг друга вот так. Неловко сминая губы, осторожно поглаживая плечи и талию, теряясь пальцами в
чужих таких родных и любимых волосах. Николай с трепетом прижимал девушку к себе, чуть-чуть наклонившись, чтобы она свободно доставала до его губ. А Федя привстала на носочки, чтобы пощадить шею и спину Николая, осторожно поглаживая его плечи и прижимаясь ближе.
Но тут, они услышали какой-то скрип. Гоголь, отстранившись, прижимает Феодору ближе некуда. Она хотела было возмутиться, но ситуация не предусматривала такого развития событий. Федя быстро реагирует и отойдя от Коли на шаг, заводит его в крепкий на вид шкаф. Гоголь прижимает девушку к задней стенке и закрывает дверь, стоя с ней вплотную. А с того конца коридора послышались до безумия знакомые голоса:
— Осаму, ты придурок. Зачем ты пригласил меня?! Я же просила никак не показывать, что мы встречаемся!
— Доппушка, милая моя, иди сюда. Ну пригласил и пригласил. Тебе же понравилось, не так ли?
— Ты хоть понимаешь, какие шепотки о нас пойдут?
— Ну я же так могу перетанцевать с половиной отряда, солнышко. Тебе сейчас нужно успокоиться.
Послышался звук короткого поцелуя, после него — шорох одежды и бурчание.
— Вот люблю же я тебя…
— И я тебя люблю, моя злючка).
Послышались ещё звуки долгого мокрого поцелуя, потом ещё несколько, затем куча шорохов одежды. Гоголь удивленно поднял брови, глядя в аметистовые глаза Феодоры. Та с неменьшим шоком смотрит в ответ. Но оба тихо и с облегчением выдыхают, когда слышат женский голос:
— Осаму, любимый, не здесь…
— Как скажешь. Пошли тогда скорей, а то ещё дискотека закончится.
Парочка быстро собралась и выбежала оттуда, пока Гоголь и Достоевская удивленно жгли друг друга взглядом. А выйдя из шкафа, Николай засмеялся.
— Что такое? Чего ты смеёшься?
— Я только сегодня слышал, как агрессивно Осаму доказывал мне, что они с Куникидой — не пара, а сейчас мы слышали это).
— Мда… Пошли быстрее, а то нас ещё хватятся.
После этого она отвела взгляд и начала пробираться к выходу, ведя за собой Гоголя, который в конечном итоге подхватил Достоевскую на руки и понёс вот так, чтобы было быстрее. Она, конечно же, поругалась на него, безусловно, но обняла за шею и позволила себя унести. Ну если так будет быстрее, то почему бы и нет? Феодора доверчиво склоняет голову ему на плечо. Николай бережно прижимает ее к себе, вынося отсюда и быстро чмокая в щёчку. Он улыбается и опускает только за пару шагов от танцпола. Она улыбается, отходя, будто не при чем.
Вечер прошёл не менее увлекательно. Девочки толпились смываться от огромного количества макияжа, а Феля с превосходством смотрела на это скопище, думая о том, что как же хорошо не краситься. Гоголь улыбается ей в ответ, а брюнетка ускользает в комнату. Коля немного непонимающе смотрит вслед, потому что Достоевская обычно всегда ожидала Николая на вечерние объятия. Просто, как традиция. И, тяжело вздохнув, блондин идёт к себе.
У девочек же своя тусовка. Чуя поделилась тем, что Сигма чмокнул ее в щёчку, пока они танцевали медляк. Аллан тихо вздыхала по Рампо. Доппо оглядывала яркий засос, думая, как же перекрыть его тоналкой. А Достоевская думала об отношениях между ней и Гоголем. Ибо… Поцелуй был слишком приятным и хотелось повторить. Федя поспешно отогнала от себя эти мысли и, переодевшись, завалилась спать.
А вот у мальчиков всё веселее. Осаму делится тем, какая Доппо красивая. Просто сама по себе. Про то, произошло на заброшке, Гоголь и словом не обмолвился.
— Блин, она реально красивая. И волосы у неё пахнут прикольной фигней.
— Ой, ну ты втрескался, сто проц! — говорит с набитым ртом Рампо, умирая подушечки.
— Ой, ну я же молчу про вас с Эдди! — идёт в атаку Осаму.
— Так а мы и без этого встречаемся! И она самая лучшая девочка! — крикнул Эдогава.
— А, вы реально встречаетесь? — подал голос Сигма.
— Реально! И вас с Чуей советуем того же!
Парень что-то гневно забурчал, укутываясь в одеяло. А Николай уже давно делал вид, что спит. Ибо подумать о мягкости губ Достоевской хотелось в тишине. Она так доверчиво прижималась к нему в шкафу… Да и в принципе. А ещё, она слишком лёгкая. Гоголь удивительно для себя отметил, что хочет вернуть ее в нормальное состояние, а не вот это анорексическое.
— Колян, о Феде мечтаешь?
— Ага, именно, — со смехом отвечает тот, отвернувшись к окну.
— Ох, ну и натерпимся мы тут, — сказал Эдогава.
Но вскоре комната погрузилась в сон.
Но на следующее утро, когда Коля подошёл к Феодоре, чтобы пожелать доброго утра и помучать, как та ускользнула от него в сторону. Из-за вчерашнего что ли?
Гоголь совсем отчаялся. Достоевская упорно не замечала его дня два-три. И в чём причина? Не знает никто. Николай всячески пытался как-то что-то, но ничего не выходило.
На третий день, на тихом часу, Гоголь решил прибегнуть к крайним мерам. Ибо ему надоел тот факт, что его милая возлюбленная не разговаривает с ним. Он проследил, как она вошла в кладовую-чемоданную и тихонько вошел за ней, выключив свет и закрыв дверь с внутренней стороны. Достоевская же дернулась, оборачиваясь на шум.
— Кто это сделал?!
— Теперь-то ты моя. И никуда не уйдёшь.
— Коля, объясни, что ты тут устроил.
— Я — Микола.
А потом Николай довольно влажно целует девушку. Та в недоумении пытается отстраниться, но Гоголь зажал свою больше-не-подругу у стены, просто физически не давая выйти. Но тогда Достоевская начала с неменьшими страстью и рвением отвечать, закинув руки на шею блондина. Но отстранившись, она негромко шепчет:
— Почему?
— Потому что я… я не могу без тебя. Нет, ну могу, но не так, как должно быть. Ну в смысле… — бедный Николай и вовсе запутался в словах, пока Достоевская усмехнулась и быстро поцеловала в щёчку.
— И я тоже, дурашка. Пошли выйдем, поговорим как нормальные люди.
Они вышли и быстренько скользнули к Достоевской в комнату, ведь на тихом часу кроме неё там обычно никого не было.
Феодора напротив Николая, мягко улыбаясь и беря его руки в свои.
— Ты согласен?
— Согласен конечно. Я же… я же могу поцеловать тебя, да?
— Дурашка, конечно.
Девушка улыбается и прикрывает глаза, когда губы парня нежно касаются ее. Она усмехается, обняв его крепко-крепко за шею. А он осторожно прижимает к себе за талию, мягко усмехаясь в поцелуй. Они процеловались весь тихий час. Губы опухли и порозовели, гоголевские и вовсе были прокушены Достоевской, но они были до жути счастливые
— Знаешь, какой ещё плюс? — лениво жмуря глаза от поцелуя в щёчку, сказал Николай.
— И какой же?
— Нам не нужно будет играть какую-то там страсть. Она у нас и так есть.
Смеётся парень и мягко целует возлюбленную сначала в нос, а потом дополнительно ещё и в макушку.
В этот момент они чувствовали себя самыми счастливыми.
Коля нежно перебирал волосы своей девушки, плетя из них незамысловатую косичку. И какая радость, что она заснула у него на плече.
А просыпается она на полдник с двумя ровным косичками и блондином в обнимку.
И за столом не обошлось без подколов по поводу того, что они пара. Но даже взглядом они договорились, что будут до сих пор для всех друзьями.
Дискотека тоже прошла как обычно. Необычно то, что Феодора надела платье. И Николай утаскивает ее к лесному озеру, попутно рассказывая что-то.
— А ещё есть такая туманность, туманность Андромеды, или же NGC 224.
— Ты уже рассказывал, но продолжай.
Николай благодарно целует бледное запястье и продолжает говорить. А Достоевская очень внимательно слушает его. В конце, подойдя к озеру, он улыбается и говорит:
— Вот так вот. Но как бы там не было, ты моя самая любимая туманность!)
— А ты моя самая яркая звёздочка.
Обменявшими благодарными улыбками, они не сдерживается и целуют друг друга, обнявшись крепко-крепко.
И весь мир стоит на паузе, наблюдая за искренней любовью. Они неловки друг с другом, но очень искренни. Он нежно пытается вести в поцелуе, она перехватывает инициативу. Он прижимает ее к себе за талию, пока она распускает косу и зарывается в белой копне. Он поглаживает спину, немного неловко углубив поцелуй и прикусив чужой язык.
Отстранившись друг от друга, каждый видит в глазах напротив — целый мир. Гоголевский голубой глаз — океан. Безбрежный, местами дикий, но тёплый океан. А зелёный хранит в себе светлый изумруд, сияя, как драгоценный камень. Глаза Феодоры — две бусины чёрной смородины. Такие же приятные на вкус.
Оказывается, у Феди под левым глазом есть красивые родинки, которые похожи на сердечко, а загорелый Коля весь в веснушках бегает.
— У тебя такие длинные ресницы, аж завидую.
— Завидуй молча, пташка моя).
Она усмехается и даёт Николаю по голове.
— Завидую, но не молча.
— Но мне ведь идёт?)
— Но тебе ведь идёт. Пошли ножки помочим?
— Пошли!)
Гоголь одним движением скидывает с себя кроссовки, пока Феодора расправлялась с застёжкой на босоножках.
Они, как дети маленькие, побежали к озеру, мол, кто последний, тот и проиграл. Было вничью, но Николай требовал с улыбкой реванша, на что Достоевская улыбалась.
— Но ты ведь прогуливаешь физру, Феденька!
— Может быть ты многого обо мне не знаешь.
— Тогда рассказывай!
— Ага, так возьму и скажу? Ни за что. Пошли лучше ноги мочить.
Гоголь заходил в озеро по колено — шорты позволяли. А вот Феодора немного приподняла платье, походя к нему.
— Вода ледяная…
— Если надо, на обратном пути могу дать олимпийку).
— Буду благодарна.
Гоголь с ювелирной осторожностью берет ее на руки. Николай осторожно придерживает девушку за бёдра, прижав к себе, чтобы она, не дай Бог, не упала. А то промокнет и заболеет. Это плохо, так как болезни Достоевская переносила плохо.
А она сама доверчиво склоняет голову ему на плечо, попутно быстро чмокая в щёчку. Гоголь тёплый-тёплый. Достоевской это нравилось, от чего она сама обхватывает его всеми конечностями. Удобно? Очень даже. А Николай прижимает ее поближе к себе, начиная осыпать поцелуями всё лицо. А она жмурится и улыбается, ведь это до безумия приятно. А потом начинает целовать в ответ, на что Коля усмехается.
— Я и не знал, что ты такая нежнуся.
— Зато теперь знаешь.
— И я очень рад этому.
Гоголь ласково чмокнул девушку в губы, а затем вынес из озера. Не хватало ещё, чтобы их потом хватились и искали.
Парень заботливо усаживает свою принцессу на бревно и опускается перед ней на колени, целуя бледные и худые лодыжки, а затем надевая на ножки "королевские туфельки" и улыбаясь. Достоевская мягко улыбнулась и притянула лицо Гоголя к себе, убирая со лба чёлку и целуя туда. А он обнял ее поперёк живота, прижимаясь к холодному телу и глядя снизу вверх.
— Ты как сливка прям.
— А ты персик.
Обменявшись любезностями, они тихо смеются и целуются снова.
Потом, конечно же, возвращаются. И тут им навстречу бежит Осаму, который вдобавок ещё и что-то.
— Смотрите! Там Чуя с Сигмой вместе танцуют!
— А ты чего Доппо не позвал? Ответственности боишься?)
— Ой, ну это скорее ты. Никак не можешь сказать Достоевской, привет, Федя, кстати, что любишь ее.
Гоголь переглянулся с девушкой, та мягко ему улыбнулась, лишь взглядом договариваясь о том, что они друзья.
— Мы просто друзья, Осаму. Успокойся и поищи Доппо. И пригласи ее на танец.
— О, спасибо за идею).
Дазай ускользает к своей милой избраннице, а Николай втягивает девушку в танец, чтобы было побольше времени, которое они проведут рядом друг с другом. Она улыбается, глядя в ставшие важными, как воздух, глаза.
Гоголь предлагает ей выступить вместе на песенном конкурсе. А Феодора очень даже не против.
В корпусе после отбоя Достоевская, только переодевшись в пижаму (даже косички не расплела), тихонечко скользнула в шестую комнату, подходя, как призрак, так же неслышно, к кровати у окна. Она склонилась и запечатлела мягкий поцелуй на лбу спящего. Гоголь усмехается и притягивает Федю к себе, укладывая на себя. Она залазит к нему под одеяло, обнимая и грея холодные руки-ноги.
— В лоб целуют вообще-то только покойников. Сама мне об этом говорила.
— Ну прости, солнце.
Она мягко целует его в щёчку, обняв ещё крепче. Он улыбается широко-широко, прижимая ее к себе и целуя в макушку. Она нежно зарылась в светлые волосы, прижимаясь к тёплому телу. Тепло до невыносимости…
И Достоевская сама не заметила, как уснула под боком парня. Было тепло и уютно, вот и глаза сами закрылись. А Николай лишь улыбнулся, прижимая ее к себе. Пусть отдыхает. И парень тоже вскоре заснул в обнимку с любимой.
На утро Гоголь проснулся за где-то час до подъёма. Он нехотя попытался разбудить Достоевскую, но та не открывала своих глаз. Она просто спокойно спала. Из-за этого Николай осторожненько взял ее на руки, как принцессу, и понёс в ее комнату. Он уложил ее на кровать и поцеловал в щёчку, укрыв одеялом. Она была очень похожа сейчас на фарфоровую куклу.
— Спи спокойно, моя принцесса.
Он спокойно ускользнул обратно к себе, чтобы не наводить шумиху.
А когда надо было вставать, Достоевская искренне не понимала, как она оказалась в кровати. Но, собравшись, она этого никак не показала, иначе… Иначе шепотков не избежать.
— Доброе утро! — кричит Гоголь с другого конца коридора, — Можешь помочь мне?!
— Смотря что. Иди сюда, расскажешь.
Когда Коля добежал до неё, он уткнулся девушке в плечо, переводя дыхание. А она осторожно погладила длинные распущенные волосы.
— И в чём я должна помочь?
— Помоги мне заплести косу! Я мучился-мучился, ничего ровного не вышло!
— Ох ты… Чудо. Садись на стул, сейчас всё будет.
Гоголь заваливает Достоевскую благодарностями, протягивая ей расчёску и резинку. И Феодора с трепетом начинает колдовать над волосами Николая, максимально аккуратно, чтобы, не дай Бог, не сделать больно. Помассировав недолго голову Гоголя, на смену рукам пришла расчёска. Чёрная расчёска вальяжно рассекала гладь белых волос, а потом ловкие худые пальцы осторожно разделили волосы на три части и отточенными движениями начали плести пышную косу.
Николай же сидел, стараясь не двигаться от слова совсем. Он лишь изредка шикал.
Под конец Достоевская бегло оглянулась и быстро поцеловала друга в макушку, завязывая своё творение.
— Вот и готово, чудо моё. Нравится? — она переложила косу к нему на плечо.
Гоголь осторожно потрогал ее творение, а затем вскочил и крепко обнял, спотыкаясь о стул, падая вместе с Федей и случайно прижимая ее к стене. Слава Богу, она не пострадала.
Но тут вошел Рампо в комнату.
И не передать, что произошло…
Феодора попыталась выбраться, Николай застыл в ступоре, Эдогава подавился мармеладкой (земля ему пухом), Дазай, который пришёл на кашель, захохотал.
Дурдом-солнышко.
Но потом Гоголь засмеялся вместе с Осаму, отпуская Достоевскую. И та тоже засмеялась от нелепости ситуации.
Нет, ну серьезно. Опрокинутый стул, ее зажали у стены, кто-то давится едой, кто-то смеётся во весь голос… Но их уже погнали на зарядку.
День был скучным. Но хотя тихий час как обычно, отличился.
Достоевская перебралась временно в комнату мальчиков из-за того, что к ним кто-то заходил и распылил духи с апельсином так, что нормально находиться там нельзя было. Причём это были духи Чуи, но Феодора, от того, что им задали выучить парный стих, всё время была рядом с Накахарой. Кто-то из тех, кто ревнует Сигму к ней, решил зло подшутить.
Но это не столь важно. Сейчас Достоевская свободно дышала у мальчиков в комнате, играя с Осаму в шахматы. Гоголь перебирал струны на гитаре и уминал скиттлз, кормя с рук Федю. Сигма ушёл к Чуе, а Эдогава — к Аллан. И тут заваливается какая-то орава девочек с красящими мелками.
— Слон на d6… Что за дьяволиада Булгакова?
— Пешка на f2, понятия не имею.
— Коленька, мой единственный и неповторимый!
Это была Саша, которая по уши влюбилась в Николая и даже не скрывала.
— Что такое?
— А давай мы тебе волосы покрасим?!
— Только одну прядь из чёлки! И за кислые мармеладки!
— Вот идиот… — тихо шепчет Достоевская Дазаю в этом балагане.
— Но ведь ты любишь этого идиота, не так ли? — шепчет ей в ответ Осаму.
— Любить-то люблю, но он всё равно идиот.
А Николая, вручив ему кислые мармеладки, уже вовсю малевали. Седьмая часть чёлки стала ярко-фиолетовой. Дальше — хуже. Коле сделали радужную чёлку. Круто? Гоголю тоже понравилось. А игроки в шахматы лишь вздохнули, продолжая партию уже в шуме и изредка поглядывая на это… это непонятно что.
Партия окончилась вничью, а Николая Федя уверенно отталкивала от своей белой толстовки. Лишней стирки ей не хватало.
— Ну Феденька! Не будь такой жестокой, тебе не идёт!
— Ты заслужил.
— И как же мне получить вашего прощения, о, моя милая и жестокая Феодора Михайловна!?
— Любой каприз – за твой отлиз! — вставляет Осаму, с ухмылкой наблюдая за их ссорой, — Даже прощение ее Величества.
Достоевская смотрит на него настолько свирепым и убийственным взглядом, что тому аж самоубиться расхотелось. Дазай сглатывает и мотает головой, пока Николай обнимет девушку и прижимает к себе.
— Прости меня, сливка ты моя…
— Не прощу.
— Ну пожаалуйста, — тянет Гоголь, незаметно расплетая первую косичку.
— Я уже сказала нет. И пусти меня.
— Ну я тебе только массаж сделаю!
— Походу я пойду, не буду мешать вам, — Осаму широко улыбается и ускользает из комнаты ко своей возлюбленной.
— Массаж чего? — продолжила Достоевская, будто не заметив ухода Осаму.
— Головушки твоей.
Гоголь не мог нарадоваться, когда Феодора сама расплела вторую косичку и позволила взъерошить свои волосы. А потом ещё и его волосы расплела, доставая кучу маленьких резиночек. Довольно романтично? Конечно.
Он до сих пор не верил, когда нежные ручки плетут ему первую маленькую косичку. И блондин решает тоже заплести своей милой косички. И да, было не очень удобно, но Гоголь тихо радовался тому, что он вот тут, рядом с милой и любимой Феденькой. Они болтали о самой разной чепухе, но им было очень и очень комфортно рядом друг с другом. Уютно.
И в конце тихого часа они пересчитали косички.
— У меня двенадцать на твоих прекрасных волосах вышло). Тебе кстати, идёт куча косичек, а не две.
— А у тебя двадцать три.
— Вау!) Это даже лучше парных кулонов).
— Согласна с тобой.
Перед тем, как выйти из комнаты, Гоголь притягивает девушку к себе и целует в губы, крепко ее обняв. Не понимая такого прилива любви, она обнимает взаимно, прикрыв глаза и отвечая на поцелуй. Быстрая искра пробежала между ними, косички лезли в глаза, крашеная чёлка Николая грозила всё испачкать, но Феодора решила отдаться поцелую и ощущениям. Нежные губы проворно сминали друг друга, но при этом все прикосновения робкие, спрашивающие разрешения. И оба позволяли, прижимаясь друг к другу ещё ближе.
Но пора отстраняться и идти в холл. Гоголь ведёт ее за руку, а она мягко улыбается, переплетая их пальцы. Достоевская никогда не думала, что ей будет приятно идти с кем-то за ручку и всей в косичках.
Вечер прошёл неинтересно. Пошёл дождь и все мероприятия отменили. Но зато Гоголь посидел в обнимку с Достоевской, которая читала ему Моэма. Это было самой приятной частью дня. И зато все оценили их косички.
А на следующий день была запланирована игра в волейбол с соседним отрядом. Гоголь был в команде. Достоевская знала, что он чудесно умеет играть. И была очень даже не против глянуть на эту игру. Всё утро Гоголь только об этом и говорил. Только волейбол.
— Федя, ты ведь будешь смотреть?
— Конечно, Микола. Не волнуйся.
— Да я! Да я само спокойствие!
А она улыбнулась, а затем и усмехнулась.
Ровненько перед матчем Достоевская подошла к нервничающему Николаю и притянула его к себе, нежно целуя в нос и собирая все косички в один хвост.
— Я рядом. Ты со всем справишься, Микола.
— Спасибо, совёнок).
Гоголь чуть-чуть развеселился и выпустил Федю, которая столкнулась в дверях с Сашей. Та презрительно оглядела ее, Достоевская бросила высокомерный взгляд. Обменялись любезностями… Но обе вышли.
Гоголь провожает обеих удивленным взглядом, а потом думает, что один тут что-то не догоняет. Ну и больно надо. Сейчас важен матч.
Николай выходит на площадку и все страхи и тревоги остаются в раздевалке. На поле вышел окрылённый надеждой человек. Судья даёт свисток. Гоголь подаёт и подача летит слишком ровно. Ее разыгрывают, но при этом четвёртая передача. Гоголь улыбается Феодоре.
Всю игру девушка непрерывно следила за Николаем. Всё было слишком красиво. Чересчур. Прыжки были ровными настолько, что ноги чисто физически не повредишь. Вот как сказалась физра на Коле.
Выиграл их отряд с большим перевесом. 2:1. Николай ушёл переодеваться, а на выходе к нему подошла Достоевская говоря:
— Ты молодец. Конкретно ты.
— Спасибо большое).
Николай обнимает её, приподнимая и кружа над землей. Было чертовски приятно получить похвалу именно от Достоевской. Она улыбнулась парню, обнимая его покрепче. А потом Коля прямо при всех поцеловал ее. Феодора была возмущена. Она негодовала. Но любимые губы заставили ее передумать. И девушки потом уже не будут смело клеиться к Николаю. Вот прелесть.
Отстранившись, Николай опускает ее на пол, а потом заправляет одну из косичек за ушко.
— Спасибо тебе).
— За что? Я ровным счетом ничего не сделала для тебя.
— Я видел, что ты смотрела только на меня).
Федя усмехнулась и поцеловала парня в щёчку. Вот же ж идиот.
Вернувшись в корпус, все массово поздравили команду с победой. Николай выглядел там самым счастливым.
Вечером, когда им впервые дали возможность не идти на дискотеку по желанию, Гоголь, так как ему поручили что-то там сделать, сидел в игровой и рисовал. Достоевская сидела на диванчике и читала Томаса Мора. Чуя отвоевала гитару у Гоголя, с которым смогла подружиться, и играла нечто спокойное. Вскоре к ним зашёл Сыромятников, который сел рядом с Накахарой и бегло проскользнул взглядом по ней, намереваясь что-то спросить.
— Чуя, а мы… мы можем поговорить? Это в правду важно.
— Хорошо), — рыжуля останавливает игру на середине, хотя обычно никогда не смела делать так, и подходит к Сигме.
Они выходят из игровой и идут в комнату к девочкам, так как там было ближе. Накахара, видя, что разговор будет очень важным, закрыла дверь.
— Так что ты хотел мне сказать?
— Дело в том, что… Что ты мне очень нравишься, Чуя…
Рыжуля входит в ступор, но затем неверяще подходит ближе к парню, который порозовел от такого.
— Ещё раз, я не расслышала.
— Я люблю те…
Сыромятникого заткнули поцелуем. Он удивленно смотрит в зажмуренные глаза, осторожно обнимает за талию, наклоняясь, чтобы Чуе было просто достать до него, и отвечает на поцелуй, закрыв свои серые глаза. Накахара с ноткой испуга обнимала его за шею, мол, а вдруг это всё очень хорошая шутка, но когда он нерешительно прижал ее ближе, она успокоилась и доверилась парню.
В этот момент дверь в комнату открыл Дазай.
— Хей, Доппо, ты не…
Но заметив сладкую парочку, он закрыл дверь и бегом побежал в игровую, где незаметно нежились Коля и Федя.
— Ребят, я такое видел!
— Неужто Куникиду в платье? — спрашивает брюнетка, зная, что блондинка побаивается надевать платья.
— Да нет же! Чуя и Сигма теперь пара!
От такой новости пара замерла: Гоголь с кисточкой в зубах и нераскрытой баночкой желтков краски, а Федя с раскрытой книгой и рукой в косичках Коли.
—… Повтори-ка, Осаму.
— Они реально встречаются, Федя!
Гоголя же прорвало и он захохотал.
— Так вот почему он спрашивал вчера, как лучше признаться!
— Он гений. Но я рада за них.
Дазай пошёл радовать этой новостью всех, кто остался, а Феодора мягко улыбнулась и поцеловала Колю в макушку.
— Вот же ж дурики.
— Ну ты наше признание вспомни.
— Наше — лучше.
Девушка смеётся и спускается с дивана на пол, нежно целуя в щёчку.
— Тебе помочь?
— Буду рад побыть с тобой побольше).
Они вместе продолжили рисовать плакат. Вскоре уже были перепачканы краской, так как цель "мазнуть другого-другую кисточкой" никогда не отменялась. Лица, руки, чуть-чуть даже одежда, слава Богу, что это гуашь. Коля улыбается, прижимая Феодору к дивану и нежно целуя в губы, поглаживая по щеке и размазывая желтую краску на ней. А Достоевская прикрыла глаза, расслабляясь в поцелуе и нежно зарываясь в копну из косичек. Два перепачканных краской человека нежно целовались и обнимались, наплевав на всех вокруг. Им просто было очень приятно в обществе друг друг.
Отстранившись, Николай целует ее в щёчку, которая была вся в сине-зелёной краске, а затем улыбается сине-зелёной улыбкой, беря свою гитару. Достоевская склонила голову на его плечо.
— Давай нашу любимую?
— Я как раз и хотел).
Ловкие пальцы левой руки начинают бегать по грифу, пальцы правой, сложенные так, будто он держит медиатор, начинают играть бой, а Гоголь и Достоевская вместе поют "смешно" - дайте танк.
Когда вошла вожатая, они даже не заметили ее, продолжая петь. Елизавета Сергеевна уже знала, кто пойдёт на песенный конкурс.
А вечером Достоевская снова тихо, как мышка, прошмыгнула в мужскую комнату и уснула с любимым Коленькой в обнимку.
А песенный конкурс был как раз-таки не за горами. Через четыре дня. Вожатые были на иголках. Феодоре было как-то всё равно, но всеобщая суета ее раздражала. Николая волновало только то, что нельзя взять гитару. Так было бы гораздо проще. Когда в руках инструмент, на котором играешь сам, тогда понятнее, когда вступать. А так как этого не будет, Гоголь усердно учил текст. Пусть это и бесило временами.
Но он не перестал донимать Федю с чем-либо. Внезапные незаметные быстрые поцелуи? Конечно. И сейчас как раз был один такой.
— Коля, нам нужно запомнить этот куплет. Ты плохо поешь этот момент, не отвлекайся пожалуйста.
— Ну ты и жестокая, — тянет Гоголь, обнимая ее сзади. Достоевская хмыкает и отвечает:
— Осталось немного. Хорошо споёшь – ночью можем сбежать на свидание.
Такая мотивация подействовала мгновенно. Николай отпрянул от возлюбленной и сел за текст. Федя улыбнулась и проложила учить грёбанный второй куплет.
На следующий день — выступление. Гоголь нервно теребил край белой рубашки, которая каким-то невозможным образом очутилась у него в шкафу, ожидая Феодору в холле.
А вышла поистине принцесса
Красивое белое платье с короткими воздушными рукавами сидело на ней просто идеально. Прямоугольный вырез подчеркивал всю красоту. Длинная юбка была вся в цветах, растущих от подола. А волосы были распущена. Ей всё шло. Все тревоги как рукой сняло. Николай подходит к ней и приобнимает.
— Какая ты красавица).
— Спасибо. Ты тоже. Пошли, а то закопают нас на месте.
— Неа, на колбасу пустят).
Коля улыбается на собственную шутку и предлагает руку. Потом они вместе сбегают по ступенькам вниз, где их уже ждала вожатая.
А выступили они… Просто отменно. У всего зала захватило дух. Ни нотки фальши не прозвучало. Все эмоции были слишком искренне переданы ими двумя.
А после выступления, уже вернувшись в корпус (потому что говорить при злой вожатой — так себе идейка), Николай вкрадчиво напоминает Достоевской:
— Мне кажется, или кто-то мне кое-что обещал?
— Успокойся, помню я. Тогда в… ноль-ноль в холле. Только попробуй опоздать.
— Понял вас, Феодора Михайловна!)
Николай берет нежную ручку и оставляет там ласковый поцелуй. Федя нежно приподнимает его лицо и целует в лоб.
— У меня стих с Чуей сейчас. Сможешь?
— Смогу.
Они целуются у двери в комнату. Феодора входит и начинает тренировать их с Накахарой парный стих до идеальности. А Гоголь решает потренировать танго.
Николай старался вспомнить шаги и в принципе последовательность движений. Он будто бы придерживал Достоевскую за талию, держа вторую руку в своей. Перекрещение ног было сложноватым, но Николай постарался сделать максимально идеально. И, на удивление, вышло прекрасно! Гоголь аж довольно подскакивает, поняв суть танца. Он повторяет всё и снова и выходит прямо-таки великолепно. Николай на радостях смеётся.
А вот у Феди с Чуей не так всё радужно. Они вечно запинались на одном и том же месте. Накахара уже начинала злиться.
— И как же мне, по-твоему, тут сказать?!
— Тут пылкие чувства и ностальгия. Придумай что-то такое. Ситуацию в жизни вспомни, ну я не знаю.
Рыжуля представила, будто бы Сигма оставил ее одну и рассказала это с такими же эмоциями. И вышло. На удивление, даже лучше, чем Достоевская ожидала. Феодора мягко улыбнулась и сказала:
— Ну вот, молодчинка.
— Спасибо. Ты, кстати, классная.
— Оу, спасибо.
Чуя улыбается ей и убегает к Сыромятникову, чтобы убедиться, что он всё ещё с ней. А брюнетка тихо ускользает к Николаю.
Тот уже успел выучить даже вальс квадратиком. Правда, слабенько, но смог же ж. Феодора закрытием двери показала, что она тут. Николай развернулся и улыбнулся, подходя и получая поцелуй в щёчку.
— Я скучал.
— Мы не виделись от силы полчаса.
— И что? Я скучал.
— Ох ты.. Чудо.
Она улыбается и мягко обнимает его, зарывшись в белые волосы. А он притягивает ее ближе к себе.
— Покажешь, чем овладел?
— Целых два танца, прикинь!
— Умничка.
Гоголь подводит ее к себе. Песня негромко играет на телефоне. Он осторожно принимает позицию. Достоевская уже гордится им.
И — вуаля! — весь танец без единой ошибки. Феодора ласково улыбается, а он, широко ухмыльнувшись, гордо заявляет:
— Я молодец!
— Вижу. А что ты говорил по поводу второго?
— Ну там основа правда, но мне нравится всё равно.
Гоголь переключает одним нажатием на вальс, а Феодора приятно удивляется. Всё-таки ее Коленька, ее Микола молодчинка вдвойне. Он начинает ее кружить в традиционном вальсе, а та лишь подстраивается под Гоголя. Блондин мягко улыбается, но ему быстро надоедает классический темп, танец и прочее. И Коля закружил Достоевскую в своём вальсе. Он прижимает ее близко-близко к себе, кружа в чём-то своём, но удивительно точно подходящем под музыку. Феодоре ничего не оставалось, как постараться подстроиться. Она осторожно обнимала его за плечи, покорно подходя ближе. Брюнетка была больше озабочена тем, как бы не отдавить ноги Николаю. В конце он просто обнимает девушку, тяжело дыша. Она переводит дыхание, мягко улыбаясь в плечо.
— И что это было?
— Да так просто – скучно. Поэтому вот такого захотелось.
— Чудо моё ты. Но мне понравилось.
— Я так люблю тебя).
— И я тебя.
Николай улыбнулся и поцеловал ее в губы, почти вжимая в себя. Федя улыбнулась и ответила на поцелуй, прикрывая глаза.
Они всегда целовались нежно, показывая, что они рядом, что они друг у друга есть. Гоголь всегда нежно прикусывал нижнюю губу Достоевской. А она в отместку кусала чуть-чуть сильнее. Просто так.
Но тут в комнату вошла Саша, а парочке пришлось отстраниться. Гоголь непонимающе посмотрел на неё. А перекрашенная заявила:
— Коля, ты же обещал!
— Я ничего тебе не обещал. Не надо мне тут.
— Ты обещал встречаться со мной!
Тут уже вставила Достоевская свои пять копеек:
— Не знаю, о чем ты.
— А мы с ним вчера целовались!
— Ну и когда же?
Девушка замялась, а Феодора оглядела ее презрительным взглядом. Та сама уже убралась, а брюнетка зевнула.
— Ужас.
— Согласен с тобой, милая.
Она мягко улыбнулась, приобняв его крепче.
— А на чем мы остановились?
Коля понимает этот намёк и целует ее в губы. Прекрасно, думает Достоевская. В хорошем смысле.
А потом, так как тихий час, они пошли вместе спать в обнимку.
А ночью они реально сбежали гулять. Но тут поподробнее.
Коля весь вечер был как на иголках. Он лежал в любимой футболке и в шортах потому что ночь обещала быть теплой. И за минуту до ноль-ноль блондин тихо выскользнул из своей комнаты.
Феодора уже стояла и ждала его там. Когда он тихо скользнул к ней, девушка, от шума, аж дёрнулась. Но потом выдохнула и обняла парня.
— Пошли, — шёпотом говорит она.
И тут, на другом конце коридора, они услышали шаги вожатой. Николай быстро утащил Феодору на лестничную площадку, а затем бегом вниз. Самая злая вожатая пошла пить таблетки от галлюцинаций, а Гоголь засмеялся, когда им удалось выбраться из душного корпуса. Они вместе скользнули в тень деревьев и убежали к озеру. К прохладной и манящей глади.
Они сняли с себя обувь и вместе прошли в озеро, дурачась, как дети. И Коля никогда не мог сказать, что видел Достоевскую… такой. Такой по-детски счастливой и открытой. Пусть она всё ещё оставалась собой, но насколько Феодора удивительна… Гоголь подходит к ней и мягко касается ее губ, обнимая и прижимая к себе. А Федя ласково обнимает в ответ, чуть ли не превращаясь в воду и не растекаясь в любимых руках. Приятно до чертиков, до бабочек в животе. Николай и Феодора потеряли счёт времени в поцелуях и сокровенных разговорах. Но когда постепенно начинало светать, им пришлось вернуться в корпус. Слава Богу, к этому времени все уже спали.
Дни проходили у них беспечно. За два дня до конца смены весь отряд показывал свои умения. Танго вышло слишком идеальным, но все смотрели только на Колю и Федю, которые настолько сильно проживали этот танец, что остальные казались просто массовкой. А на стихотворении Чуи и Достоевской несколько дам разрыдались, а ещё одна в обморок от чувств упала.
По и Рампо лишь укрепили свои чувства в лагере. Достоевская нередко видела их вместе, нежащихся, как котов. Осаму начал бороться с колючим характером Куникиды, усмиряя ее нежными поцелуями и объятиями. Сигма и Чуя вообще старались не показывать своих чувств, но вскоре Накахара, при попытке подкатить к ее Сыромятникову, поцеловала прям при всех. Чтобы не липли к ее Сигме.
А Достоевская лишь изредка позволяла себе показать, что Николай — ее. Скорее он чаще обнимал ее и целовал на публике. Но только Феодоре было дано чувство, что она чертовски важна для Коли. Слишком важна.
Но вот, наступил последний день смены. Николай со всем отрядом обменялся номерами, понимая, что будет реально писать только пяти человекам, а ещё с двумя общаться лишь в живую. Не забыв собрать всё, мальчики поработали грузчиками, относя чемоданы вниз и бегая наверх за новыми.
Весь отряд в автобусе. Все шутят и смеются, кто-то плачет навзрыд, кто-то успокаивает кого-то, чуть ли не плача сам. А Николай нежно гладит Достоевскую, которая мирно сопит на его плече. Гитара покоится рядом, все их реальные друзья просто болтают с Колей обо всём, а он нежно обнимает возлюбленную.
Пусть смена и закончилась, но их совместная жизнь лишь нашла начало.
