***
Отлично. Кроме него, есть ещё один человек, который понятия не имеет, сколько нервных клеток у него ещё осталось. Наверное, нехорошо это признавать, но Джек чувствует себя лучше, когда узнаёт об этом. У Мериды есть Две Большие Проблемы. И первой из них — Джек почему-то не удивлён, — является Элинор Данброх. Выплёвывая рыжие пряди, случайно зажёванные вместе с наггетсами, Мерида почти два часа ворчит о том, что да, она хотела поступить на археолога, но на стримах можно заработать гораздо больше. Тем более, она с детства увлекается видеоиграми, и Элинор давно стоило бы с этим смириться и не читать ей лекции про «нормальную профессию», «плохое зрение» и «общественную деградацию». В конце концов, это всего лишь видеоигры! Вторая Большая Проблема Мериды — это, как ни странно, её подписчики, которые в последнее время всё чаще… Девушка прерывает свою тираду глотком чая с малиной и, утерев губы тыльной стороной ладони, вдруг спрашивает самым деловитым тоном: — Как Рапунцель? — О, э-э… Она тебе не звонила? — Джек с трудом находит слова от столь резкой смены темы. Мерида в ответ лишь пожимает плечом. — Не знаю, мы вроде как… не общаемся сейчас. — «Вроде как»? Джек изучает взглядом сплетение собственных рук, которыми обнимает колени.***
— Та тусовка на день рождения Иккинга… помнишь? С губ Джека машинально срывается смешок. Сквозь экранные трещины — Рапунцель всегда славилась бережным отношением к телефону, — отражена фотография трёхлетней давности. Пустые бутылки на ковре, смятые пачки из-под чипсов, джойстики, тёмно-бардовая обивка дивана. Скучающий взгляд Иккинга, Мерида с крошками в уголках рта, тогда ещё блондинистые волосы Рапунцель. Пятнадцатилетний он, безответственный, беззаботный, окруженный друзьями. — Такое забудешь, — поморщившись, отшучивается Джек и суёт кулаки в карманы. На самом деле, это довольно легко — игнорировать взволнованность и неясную тоску в солнечном сплетении. Достаточно блуждать взглядом по сумеречному саду. Достаточно ёжиться под порывами ветра — каждый сильнее и промозглее предыдущего. Наблюдать, как сухие стебли качают бутонами, роняя пожухлевшие лепестки. Наблюдать, как они треплют коротко обстриженные волосы Рапунцель, выкрашенные на этот раз в сиреневый оттенок, как уносят с собой сладковатый парок её электронной сигареты… Рапунцель неуютно ёрзает рядом, когда раздаётся звук уведомления, и, пробормотав что-то невнятное про «по работе», начинает стучать по экрану. Подушечками пальцев, а не длинным маникюром, как это было в их прошлую встречу — с ним неудобно играть на укулеле. Джек не может себе признаться, что немного завидует Рапунцель. Тому, как ловко она совмещает учёбу, работу в кафе и волонтёрство. Тому, как у неё хватает сил увлекаться вещами вроде игры на укулеле, астрономии и изобразительного искусства. Тому, как легко с её губ срывается это имя. Иккинг. Месяц назад известия о болезни отца вынудили его вернуться в родной город. С тех пор Иккинг не берёт трубку, лишь изредка появляется в сети и крайне односложно отвечает на сообщения. Вряд ли сердце Рапунцель пропускает удар от равнодушного «был в сети 23 мин. назад». Вряд ли она подписана на паблик «Администрация города Бёрк», чтобы отслеживать погоду и отключения электроэнергии. Вряд ли посреди ночи Рапунцель дырявит потолок остекленевшим взглядом, мучая себя мыслями о том, как просто заканчивается нерушимая, казалось бы, дружба. Джек давно наблюдает за тем, как разваливается их компания — с тех пор, как Мерида вернулась на лето в Шотландию. Джек ненавидит быть единственным, кто сожалеет об этом. Джек раздосадовано прячет лицо в капюшоне толстовки, чувствуя, как подавленность разрастается и теснится в груди. Ну вот. Он в очередной раз испортил себе настроение. Губы Рапунцель трогает невольная полуулыбка. Даже в бледных отсветах экрана Джек замечает румянец, заливающий её щёки. — Юджин, да? — голос звучит надтреснуто. То ли от долгого молчания, то ли от сдерживаемых эмоций. Рапунцель обращает к Джеку глаза. Блестящие то ли от экранного освещения, то ли от того, в чём она давно не может себе признаться. — Флинн, Джек. Флинн Райдер. — Брось. Я знаю его настоящее имя, — Джек хочет, чтобы его ответная усмешка была по-шалопайски тёплой, но выходит холодно и натянуто. Рапунцель нервно смеется и сцепляет руки в замок. — Да, это он! Завтра нам придётся встретиться в кафе… Ну, в-в том, в котором мы работаем… — М. По работе, — Джек иронично склоняет голову набок. Ему почти уморительно наблюдать, как подруга детства пытается звучать деловито и небрежно. Он безрадостно смеётся в ответ на её унылый взгляд. — Солнышко, расслабься! Мне не впервой. Рапунцель хихикает, скорее, для порядка, прежде чем недоумённо улыбнуться: — Ты о чём? Джек упирается головой в деревянный столб и, издав тяжёлый вздох, почему-то не может сдержаться улыбки. Как же это невыносимо — сидеть с ней на одном крыльце… — Думаешь, я не знаю, что будет дальше? — он не отводит взгляд от козырька над крыльцом, наполовину скрытого тканью капюшона, но знает, что Рапунцель свела брови на переносице. — Вы потанцуете друг вокруг друга от силы месяца два. Станете парой. Свиданки, поцелуйчики, все дела… Огорчённый стон не даёт Джеку закончить. — Ты серьёзно?.. — судя по приглушённому голосу, Рапунцель утомлённо растирает лицо ладонями. — Послушай, если ты собираешься поливать его грязью, как это сделала моя драгоценная «матушка», я не… Я не вижу смысла продолжать общение. Камень в груди Джека срывается в бездну. Крыльцо скрепит, когда они почти одновременно вскакивают на ноги. — Что? Нет! Нет, погоди, я всего лишь… я не это имел… — Джек пытается преградить ей путь, но замолкает, когда Рапунцель мягко касается его плеча. Она смотрит на него с усталостью, с сожалением, почти с мольбой. — Джек. Я знаю, что нравлюсь тебе, но… Я не чувствую того же, понимаешь? Прости…***
— У-у-у… Тебе правда нравится Рапс? — Мерида косится на Джека. Боже, как ему надоел этот вопрос. — Я не знаю, — Джек крайне подавленно хрустит картошкой фри. — Никогда не влюблялся. Не знаю, что должен чувствовать. Ему хорошо с Рапунцель. С ней здорово веселиться, делиться секретами и узнавать что-то новое. После развала их компании Рапунцель была единственной, с кем Джек мог хорошо провести время. Он скучал по ней, искренне считал её самой замечательной девушкой на свете и чувствовал странное смятение в груди, когда она предпочитала компанию коллег вроде Фицерберта. Наверное, это и есть то, что люди называют влюблённостью. — Мне просто… очень одиноко, — почти неслышно хрипит Джек, не до конца веря, что произносит это вслух. — Я… мне кажется, что я не нужен. Никому из вас. — Эй, — он поднимает глаза, когда Мерида с несвойственной ей мягкостью накрывает ладонью его запястья. — У тебя всё ещё есть я. Джеку было восемнадцать, когда его впервые поцеловали — робко и трепетно, до звенящей пустоты в голове. В соседском доме, на втором этаже, в маленькой комнатке, где половину пространства занимала кровать, а вторую половину — компьютерный стол. Её губы, тонкие и лоснящиеся от масла, пахли пряным чаем с малиной и… И теперь, кажется, у них появилась ещё одна Большая Проблема.