В ожидании тепла

Тепло и ласка усыпляют И глас рассудка, и ума. Слова всё больше распыляют, Табу забыты навсегда.

*** Несколько дней назад. Окрестности Юньмена, маленький городок, храм Сюань Су. ***       Было по-осеннему холодно, но теплые клановые одежды грели хорошо. В изящном и ухоженном храме, что вольготно расположился в кленовых садах на окраине городка, горели благовония и истончали приятный и успокаивающий запах. Солнце уставшим блеском уходило на заслуженный после тяжелого дня покой и озаряло последними чуть теплыми лучами таких же усталых смертных, скрываясь за кронами елей и сосен.       На кленовых ветках в багровых одеялах пели песни соловьи, делая обстановку возле храма ещё более умиротворяющей и сказочной.       Народу не было. А если кто-то же и был, то постепенно спешно покидал стены милосердного Божества, стараясь успеть до темноты добраться до дома, не забыв при этом достойно попрощаться с хозяином святилища.       Цзинь Лин отдышался после интенсивной дороги, вдыхая и выдыхая морозный воздух. Он легко отряхнул ворот дорогих, пестрящих золотым сиянием одежд и благоговейно шагнул внутрь, кивая статуе Божества.       Юноша стремительным шагом приблизился к алтарю и тихонько замер, большими от восхищения глазами смотря на застывшего в приветственной позе мужчину. Он прерывисто вздохнул, переводя дух, и потянулся к незажжённым палочкам.       Цзинь Лин взял сразу несколько, чтобы, как он знал, его обожаемое Божество получило как можно больше заслуг в благодарность от него за заслуженный тяжелый труд и большое сердце.       В огромных карманах ждали своего часа серебряные и золотые слитки, кои подготовил для щедрого подношения Цзинь Лин. Также вместе с ними лежали драгоценные украшения и завернутые в бумагу острые вкусности, которые были приобретены им по дороге сюда. Он знал, что Божество особенно любит острые блюда, и оттого с удовольствием подносил их ему.       Цзинь Лин поспешил выставить подношения со всей доступной ему искренностью и с наполненным верой сердцем.       Легкий дымок вздымался к высоким сводчатым потолкам и растворялся в вышине. Храмы Сюань Су всегда строились высокими. Именно поэтому в более позднее время суток потолка не было видно, хотя во всю горели свечи в резных жирандолях. Из-за этого создавалось впечатление, будто дымок от благовоний исчезал во мраке потолка, уходя прямо к Божеству. Это, конечно, была полная чушь, но отчего-то при подобной мысли у верующих сердце наполнялось большей теплотой. Словно так становилось спокойней и уверенней; словно точно можно было знать, что зажженные благовония достигли своего адресата и с теплой, покровительственной улыбкой были приняты.       В храме было тепло. Честно говоря, в храмах Сюань Су всегда было тепло, даже жарко. Несмотря на то что он был Повелителем Мертвых, в его святилищах не стоял могильный холод или гробовая тишина. Напротив, было такое чувство, словно обыкновенные легкие двери и недостаточно плотные стены полностью закрывали своих прихожан от уличного мороза, а вместе с тем от жестокостей и превратностей мира, от невзгод и печалей, от сожалений и несбывшихся мечтаний. Укромный храм становился обителью спокойствия, пристанищем для уставших путников или убежищем для нуждающихся в своем собственном оазисе покоя.       Цзинь Лин с благоговейным восторгом рассматривал прекрасный лик возвышающегося над ним мужчины. Несмотря на то что статуя была велика и высока, не создавалось ощущения превосходства. Казалось, что не верующие преклоняют колени перед ним в своих молитвах, а он кланяется им.       Цзинь Лин тяжело вздохнул и прикрыл глаза, позволяя волшебной и возвышенной атмосфере святилища проникнуть глубоко-глубоко в сердце. Как можно больше, чтобы можно было пронести с собой домой и наполнить уже свою обитель божественным светом и умиротворением.       Он нуждался в его помощи. В покое. В утешении. Из-за того, что Цзинь Лин нарушил наказ дяди, было страшно показываться ему на глаза. Лишь от одной мысли о встрече с ним и его полыхающими от гнева глазами, всё внутри леденело. Невыносимо было видеть от близкого человека столь уничижительный и разочарованный взгляд. Дядя никогда его не бил. И пальцем не трогал. Хотя по несколько раз на дню грозится сломать ему ноги. В такие моменты, как сейчас, Цзинь Лин думает, что лучше бы и вправду сломал.       Чувство вины перед дядей грызло его юное сердце. Но он не мог поступить по-другому. Должно было отплатить за спасение собственной жизни. Оставалось надеется, что дядя сменит гнев на милость и будет более благосклонен к нему при их следующей встрече. Следовало бы помолиться за успех.       Что, собственно, он сейчас и делал.       Даже просто стоя в стенах храма напротив безмолвной статуи, становилось хорошо и спокойно. Согревалось сердце и переживания уже не так сильно грызли его душу.       У него никогда не было родителей. Не было того, к кому можно прийти с заплаканными глазами и попросить защиты и ласки. У него никогда не было мамы. И окружающие не преминули упустить возможность напомнить ему об этом в самых колких замечаниях при каждой встрече.       Что он сделал? В чем он был виноват? Какой страшный грех в предыдущем воплощении сотворил, если расплачивается так?       Было одиноко и тоскливо.       Цзинь Лин никогда никому не признавался в этом. Даже самому себе. Но в стенах храма, казалось, все его переживания вылазят из самых потаенных глубин и растворяются, бесследно исчезая вместе с идущим на улице дождем.       Да, у него были дяди. Много. Но ни один из них не мог дать того, что могли бы дать ему его родители.       Но мог дать он.       Цзинь Лин никогда не забудет, как впервые переступил порог этого такого случайного храма в таком случайном городке. Никогда не забудет, как случайный незнакомец спас его в дождливую промозглую ночь.       Никогда не забудет, как сырость и ледяные капли вгрызались в его маленькое тело, слизывали горькие детские слезы с бледных щек, а морозный ветер подхватывал его плач, унося прочь и не давая возможности дойти до дяди. Ему было около четырех-пяти лет, когда вместе с дядей прогуливались по улицам случайного городка в Юньмене. Цзинь Лин не помнит, каким он был в тот год. Но это не важно. Дядя вместе с несколькими адептами увлеченно выполнял дела Ордена, лишь изредка обращая внимание на Цзинь Лина, убеждаясь, что тот не потерялся и идет подле него. Изначально они вышли вместе на прогулку, но выяснилось, что были некие неотложные дела, которые как раз можно было выполнить. И гуляют, и дела делают – два зайца одним ударом. Цзинь Лин тогда откровенно скучал. Все начиналось хорошо, даже замечательно, они с дядей Цзян превосходно проводили время, до тех пор, пока тот не вспомнил о наличии «неотложных дел». Мальчик крутил головой по сторонам, пытаясь хоть как-то развлечь себя. Погода постепенно окрашивалась в серые тона: набежали угрюмые тучи на светлое небо, закрывая собой лучезарное солнце; поднялся сильный холодный ветер, что засовывал свои ледяные хвосты под складки одежд, проходясь по позвоночнику и животу. Было откровенно уныло. Обещающий быть забавным и светлым день закончился, не успев толком и начаться. Цзинь Лин поглубже засовывал маленькую головку в воротник, прячась от порывов надоедливого осеннего ветра. Внезапно наивный и ждущий развлечений детский взгляд зацепился за яркий мазок цвета на периферии. Мальчик взволнованно оглянулся в его сторону и увидел прекрасного воздушного змея. Создавший его человек был явно мастером своего дела. Хвосты змея развевались на ветру, кружась в незатейливом танце; широкие крылья легко парили и разрезали плотный воздух, подобно мягкому маслу; красно-золотые тона мягко перетекали друг через друга, создавая невозможную палитру осенних красок. Привыкший к прекрасному, дорогому и невыразимому Цзинь Лин тотчас захотел рассмотреть невероятную находку поближе, а может даже приобрести. Мальчик взволнованно подергал дядю за палец, но тот лишь отмахнулся, будучи занятым серьёзным разговором с владельцем какой-то уличной лавки. Цзинь Лин обиженно надул губы и потоптался на месте, жадными глазами сверля змея. Ветер был столь силен, что казалось, будто ещё миг и он воспарит к облакам и исчезнет, не дав себя рассмотреть. Мальчик закусил губу и робко посмотрел на дядю. Тот по-прежнему был занят. Продавец воздушных змеев расположился неподалеку: на другой половине улицы, всего в нескольких чжанах. Если он отойдет к нему, то останется в поле зрения дяди и не потеряется. Ведь так? К тому же, с дядей были ещё адепты. Ничего плохого не случится. Пусть дядя будет занят серьезными разговорами, а он посмотрит на змея. Все в выигрыше. А даже, если случится, то дядя сам виноват! Обещал с ним гулять, а не дела решать. Детское сознание, возгоревшееся огнем бунтарства, посчитало сей план превосходным, поэтому немедленно тихонько отошел от дяди и скрылся в потоках сновавших туда-сюда случайных прохожих. Наивный взгляд всё также был прикован к парящему змею и не обращал внимание ни на что вокруг. Но он был маленьким ребенком, а сновавшие прохожие – взрослыми людьми. Спустя пару шагов рослые фигуры загородили обзор и течением отнесли его в неясном направлении, заглушив уличным шумом детское возмущение. Постепенно властный голос дяди затих в отдалении. Он уже не знал, где точно находиться, когда, наконец, спотыкаясь, вышло высвободиться из-под рощи шустрых длинных ног. Осмотревшись, Цзинь Лин не узнал место, в котором он оказался. Улицы были чужими и незнакомыми. Люди не обращали на него никакого внимания, словно его тут и не было. Цветастый змей исчез вдалеке вместе с рассерженным голосом дяди. Теперь он остался совсем один. Цзинь Лин отошел на край дороги, чтобы его случайно не задели. Он не мог сказать, насколько далеко его занесло. - «Дядя…» - робко зазвучал в гомоне уличной какофонии тоненький, взволнованный голосок. Горло свело судорогой, а губы затряслись. Вокруг было уйму народу, но никого нельзя было назвать знакомым. Чужие и равнодушные глыбы, возвышающиеся грозными горными пиками над ним. - «Дядя…» - прорвался плач. Сердце ухало испуганной птицей в грудной клетке и было готово выпрыгнуть из груди. Как найти дядю? Как вернуться? Может, остаться здесь и подождать его? Или попытаться найти обратную дорогу самому? Цзинь Лин закусил губу, вспомнив, что дядя не особо любил, когда тот плакал. Мальчик попытался взять себя в руки и последовал выше, в ту сторону, от которой, как казалось, он пришел. Толпы постепенно пустели. Переулки крутились опасной паутиной и заманивали маленького ребенка все дальше и дальше в свои угрюмые тени и страшные проулки с кучей мусора на углах. Тучи сгустились ещё плотнее. Начал накрапывать дождь. Вода была холодна. Ее капли толстыми иглами падали с обширных тучевых потолков, пронзая своим чуждым морозом и заставляя вздрагивать маленькую фигуру при каждом попадании в цель. Толпы постепенно опустели совсем. Воцарилась на тонкий улочках на окраине городка уютная – но для мальчика напряженная – тишина. Дождь со временем разошелся горестным ливнем и принялся омывать мощеные дорожки, черепковые крыши и тусклые в вечернем свете вывески. Бежали ручьи, затапливая детские ботиночки крупными волнами. Усталые от долгой ходьбы ножки, спотыкаясь, бесцельно брели, утопая в глубоких свежих лужах. Тонкие маленькие ручки обхватили дрожащее от мокрой одежды тельце в попытках удержать хоть крупицу тепла. Горькие слезы тонким горячим ручейком струились по нефритовым щечкам, опадая капелью под ноги. Уже прошло довольно много времени, с того момента как он потерялся. Толпа чужих, донельзя страшных людей редела и отказывалась протянуть руку помощи плачущему ребенку. Сейчас все попрятались в свои теплые, добротно затопленные дома, укрываясь от злых порывов ветра и дождевых игл. Лишь один промокший до нитки мальчик одиноко брел, перебирая ноги, не зная конкретного пути. Он надеялся, что в конце концов дядя найдет его. Обязательно найдет и заберет домой, прочь от этих злых, равнодушных взглядов; от неумолимой непогоды. Спрячет в теплые объятия. Дядя не был злым человеком. Он не всегда добр и мил, но бывают моменты, когда тот особенно заботлив. И Цзинь Лин знал, что это был особенный момент. Когда они найдут друг друга, то дядя непременно заберет его домой. Но пока этого не случилось. - «Дядя…» - хныча, пищал мальчик. Он ушел уже довольно далеко от того места, где был изначально. Сейчас маленькие ножки привели его к обезлюдевшей окраине, что была тиха и безучастна. Уставшие ножки поскользнулись на мокром камне и подвернулись. Цзинь Лин упал в огромную, словно маленькое море, чистую дождевую лужу. Все доселе хоть как-то сдерживаемые слезы хлынули наружу, и Цзинь Лин горько зарыдал: - «Дядя…дядя…» Но никто ему не ответил. Он одиноко сидел под затяжным ливнем и рыдал. - «Дядя...дядя!» Цзинь Лин размашистыми движениями пытался стереть с лица бегущие предательские слезы, но те лишь с новой силой лились из его глаз. Возможно, если он прекратит плакать, то дядя быстрее его найдет? Внезапно поток злого ливня прекратился. Капли громким градом стали отбивать дробь по некой поверхности, что закрыла мальчика от дождя. Глотая слезы, он поднял зареванный красный взгляд. - «Ты в порядке?» - закрывшим его от дождя таинственным незнакомцем был молодой мужчина, что держал в бледной руке раскрытый широкий красный зонт из промасленной бумаги с тонким черным узором летящих журавлей. Голос мужчины, несмотря на его молодость, даже юность, звучал низко и бархатисто, но в то же время мелодично. Он завораживал и с невероятной легкостью мог завладеть твоим разумом, увести в далекие края и похоронить в болотных пучинах. Лицо было по аристократичному бледно и прекрасно. Алые губы; мягко очерченные мудрые, спокойные кристально-серые глаза, смотрящие сверху необъятной бездной в самую душу. Черные-черные волосы, похожие на вороново крыло, водопадом текли по хрупким плечам, облаченным в дорогие черно-красные одежды с вкраплениями изящных драгоценных украшений. Весь его облик кричал о принадлежности к числу знатных господ. От него исходила морозная, но в то же время успокаивающая аура, бережливая и острожная. Он смотрел спокойно, даже безучастно, но в нем также сквозило, несмотря на все, заботливое участие и сострадание к плачущему ребенку. И к тому же, мужчина закрыл Цзинь Лина от дождя! Именно поэтому он воспринял таинственного незнакомца как своего спасителя и с новой силой, облегченно зарыдал, позволяя слезам без зазрения совести вытечь и расслабить испуганное сердце. По спокойной серой глади пробежала рябь. Взгляд смягчился, а мужчина аккуратно присел на корточки. Он протянул руку и отнял ледяными пальцами маленькую ручку, что старательно продолжала вытирать слезы. - «Что случилось? Почему ты один? Неужто потерялся?» - мужчина говорил спокойно и мягко, отчего Цзинь Лин всё больше проникался расположением к нему. Он быстро закивал головой, плача и радуясь, что наконец-то нашелся кто-то, кто поможет ему! Мудрый взгляд мужчины пробежался по зареванному лицу, промокшей насквозь одежде и ботинкам, а после сильнее проникся сочувствием и потеплел. Он аккуратно и мягко предложил: - «Ты весь промок. Наверняка замерз. Тут чуть ниже по улице есть храм. На улице такая непогода, давай укроемся там? А ты как раз расскажешь, кого ищешь. Вместе мы уж точно придумаем решение и вернем тебя семье.» Цзинь Лин, хныча, сглотнул слезы и кивнул. Мужчина легко вздохнул и одной левой поднял дрожащего мальчика, а в правой продолжил держать раскрытый зонтик, что защищал их от дождя. Он мягко прижал плачущего Цзинь Лина к груди, обнимая и укрывая от непогоды. - «Не плачь. Все будет хорошо. Ты больше не один.» Цзинь Лин согласно кивнул, всхлипнув, и уткнулся ледяным носом в ворот мужчины, а дрожащие ручки непроизвольно скрылись в складках дорогих тканей ханьфу и принялись отогреваться. Они мягко плыли вниз по улице, плавно минуя огромные лужи, идя по относительно сухой дороге. Цзинь Лин чуть-чуть выглянул из-под чужих объятий, краем глаза осматривая с немыслимой высоты злую дорогу. Странно, но, сидя в объятиях незнакомца, лужи казались не такими огромными, а дорога не столь бесконечной. Если Цзинь Лин ещё довольно долгое время шел бы до храма, то мужчина порывом ветра достиг нужной цели. Мальчик и глазом моргнуть не успел, как незнакомец плавно скользнул внутрь мягко освещаемого несколькими свечами храма и прикрыл двери, заслоняя их двоих от суровой непогоды. Он, свернув зонт, метко бросил его в предназначенное для него ведро, и в два счета оказался у алтаря, попутно как можно плотнее кутая ребенка, дрожащего в своих руках, в ткани одежд. Мужчина носком подцепил мягкую, объемную подушку для сидения и аккуратно поставил подле нее Цзинь Лина. Поняв, что его пытаются куда-то отпустить, испуганный ребенок вцепился маленькими ручками ещё сильнее в ворот чужого ханьфу, а на глазах выступила новая порция слез. Очерченные пухлые губки подрагивали, а голос надломился: - «Господин…не уходите…» Уголки губ мужчины дрогнули: - «Тише. Я рядом.» Решив всё же не спорить и поверить на слово, кулачки разжались, а сам Цзинь Лин, потеряв опору, попытался устоять на шатких, ослабших ножках, но не особо преуспел в этом и чуть не повалился навзничь. К счастью, крепкие и надежные руки мужчины были рядом, дабы удержать его от нежеланного падения. - «Аккуратнее. Потерпи ещё немного.» Баритон молодого человека был тягуч, словно мед, по-мужски низок и мелодичен, а при особой тональности походил на мурчание кота или манящую в лисьей манере нугу. При первых мгновениях их встречи, он был совсем другим: покрытый морозными иглами, подобно шипам флорибунды*; спокойный и ровный как горный источник**; безучастный, на манер самого беспристрастного, сурового судьи. А теперь он оттаял. Неумолимые ледники треснули, обнажая внутреннюю пылающую теплоту, языки магмы, заботливо слизывающие детские слезы и укрывающие от тирании мира. После всех отстраненных, где-то насмешливых, наслаждающихся бесплатным зрелищем взглядов, подобное радение заставило окончательно расслабиться, обрести чувство опоры и защищенности. Все плохое позади. Все хорошо. Глотая слезы, Цзинь Лин закивал. Не хотелось показаться плаксой перед своим спасителем. На его тщетные попытки мужчина лишь с едва уловимой улыбкой покачал головой. - «Нам нужно снять твою мокрую одежду, иначе заболеешь. Я дам тебе другую.» Всхлипывая, Цзинь Лин пробормотал: - «Господин, откуда у тебя одежда для меня?» Мужчина, что тем временем рылся на закромах алтаря весомо объяснил: - «Пока что у меня ее нет, но она будет.» Чуть поуспокоившись, голос Цзинь Лина выровнялся. Лишь местами подрагивал, а он сам изредка всхлипывал. - «Как это?» - «Сейчас покажу.» Мужчина, как самый талантливый фокусник, буквально из ниоткуда, вытащил стопку чистой, теплой одежды. Достойные ткани нейтральных, пастельных оттенков. Ничего зазорного, прекрасный наряд. Но все же даже глупцу было понятно, что маленькому Цзинь Лину тот не по размерам! Как же он его наденет? - «Смотри.» Любопытство подчистую смыло недавнюю печаль и переключило все внимание на незатейливый трюк. Мужчина тремя пальцами схватился за ворот ханьфу и показал одежду мальчику во весь рост, дабы тот убедился в абсолютной искренности его фокуса. Большие, горящие ребяческим предвкушением и интересом глаза неотрывно сверлили свисающие ткани в ожидании обещанного чуда. Мужчина заговорщически выдержал напряженную паузу и легким мановением руки тряхнул ханьфу. Тепло-желтые и красные расписные пояса махнули кокетливыми лисьими хвостами, став похожими на игривый огонек, и скрылись в цветочном ворохе. Цзинь Лин и глазом моргнуть не успел, а мужчина уже показывал ему наряд, идеально подходящий тому по размерам! Губки приоткрылись, а глазки озарились восторженным блеском. С едва проскальзывающим чувством состоявшейся гордости мужчина изрек: - «Только магия и никакого мошенничества.» Ребенок захлопал в ладоши и чуть не запрыгал на месте: - «Ничего себе! Как ты это сделал?» Мужчина присел перед ним на корточки, а затем вдруг легонько щелкнул мельтешащего мальчика по лбу, на что получил возмущенный взгляд и вскрик: - «Эй!» - он схватился обеими ладошками за «поврежденное место» и воззрился на него исподлобья. Спокойная водная гладь, казалось, тонко просветлела, а лицо, тем не менее, осталось всё таким же равнодушным: - «Настоящий фокусник или воин своих тайн не рассказывает.» Цзинь Лин озадаченно уставился на него и надул губы в ребяческом капризе. Детские глазки, схожие с цветущими персиками, разглядывали безучастное лицо. Мужчина тихонько вздохнул: - «Не стоит сейчас этим голову забивать. Давай для начала тебя переоденем. Ты замерз и устал.» Детям свойственно перепрыгивать с темы на тему. Заурчавший живот и пробежавшая по позвоночнику от внезапного потока холодка дрожь напомнили о случившемся. Цзинь Лин заломил брови, а персиковые глаза озарились печальным блеском. - «Ну-ну. Тихо.» Голос успокаивал, а мягкие, аккуратные и тактичные движения сильных рук внушали чувство безопасности. Совсем скоро мужчина ловко избавил Цзинь Лина от одежды, и также шустро облачив в новые, сухие. Он подхватил ребенка на руки и усадил в глубокий мягкий пуфик, заставив маленького «галчонка» - в этот момент он очень был похож на него – буквально утонуть в нем. Теплые ткани начали сохранять и притягивать окружавшее их тепло, согревая. «Галчонок» из своего импровизированного «гнезда» сонными глазами наблюдал за неспешными передвижениями по помещению храма незнакомца. Тот вольготно, словно находился в собственной обители, заглядывал в каждый ящик и щель; по-хозяйски складывал свежие поднесенные фрукты в нефритовую пиалу, что разместилась на фарфоровом подносе вместе с истончающим пар и ароматный запах супом. Откуда в храме взяться горячему супу? Похоже, судя по всему, просто надо было знать, где искать. Мужчина убрал волосы в высокий пучок и выправил сквозь него плотную длинную прядь, заставив ту водопадом спадать по элегантной прямой спине. Золотые драгоценные украшения таинственно блестели в теплом пламени свеч, притягивая внимание к своему экстраординарному дизайну. Должно быть, сделавший их ювелир обладал недюжинным воображением и вдохновением, незаурядными умениями и проникновенным мастерством, раз создал такое впечатляющее по красоте и утонченности украшение. Шпилька-гребень была похожа на тонкие перья с кроваво-красными прожилками и мягко устроилась в шелковых черных, словно вороново крыло, волосах. Нефритово-бледные руки четкими и методичными движениями устанавливали на поднос еду и чай. Закончив со своим занятием, он неспешно обернулся к наблюдавшему за ним Цзинь Лину. После о чем-то подумал, чуть поджав губы. Обе руки были заняты держанием подноса, а перед мальчиком не было ни столика, ни тумбочки, чтобы тот мог спокойно поесть. Мужчина носком подцепил одиноко стоявший за алтарем маленький столик и вытолкнул на свет. Тот мягко прокатился и замер перед Цзинь Лином. Он танцующе проплыл к нему и опустил горячую еду перед мальчиком. - «Тебе нужно поесть.» Внезапно в Цзинь Лине проснулся дух бунтарства, и он скрестил руки, вздернув подбородок и напыщенным и нахохлившимся воробьем воскликнув, скорее из привычки: - «Чего это вы раскомандовались? Может, я не хочу есть? Я просто хочу к дяде! Отведите меня к нему, и я не буду доставлять Вам хлопоты!» Мужчина язвительно вздернул бровь: - «Что вы, госпожа, разве я смею? Я бы с радостью доставил Вас к вашему дяде, но проблема: я не представляю, кто ваш дядя и где он находится.» - он потер подбородок тыльной стороной пальца. – «Смотря на Ваш нахохлившийся и печальный вид, я было подумал, что Вам хотелось бы поесть и отдохнуть. Правда, очевидно, ошибся. Прошу простить мне мою вольность, в таком случае я это заберу. Цзинь Лин пораженно вздохнул и шустро замахал руками: - «Не надо! Оставь!» Мужчина развел руки: - «Но вы же сказали, что не голодны, госпожа.» - «Я не госпожа!» Молодой господин тихонько хихикнул: - «Как скажете.» Цзинь Лин надул губы и погрузился глубже в пуфик, чуть спрятав голову в ворот ханьфу. Спустя секунду, смерив перед этим жадным взглядом пиалу с фруктами, горячий суп и чай, он уселся поудобнее, а ручки бодро схватили палочки и принялись кормить своего хозяина. Мужчина неслышно усмехнулся и чуть покачал головой. Видимо посчитав свою работу на какое-то время выполненной, он плавно опустился на циновку подле статуи Божества и достал из выемки в алтаре кипу белоснежной бумаги и чернильницу. Мягкие волны прилицевых прядей спадали на нефритовые щеки и блестели на свету. Цзинь Лин быстро расправился с заботливо подаренными яствами и принялся с ленивым, сонным любопытством рассматривать занятого мужчину. Идеально прямая спина, ровное выражение лица, но чуть нахмуренные в задумчивости тонкие брови, пастельные отблески на нефритовых щеках. Кем же был этот таинственный незнакомец? Когда всем было безразлично, что станет с плачущим одиноким ребенком в непогоду на суровой и неумолимой улице, он закрыл его от дождя своим зонтиком. Обнял, приютил, переодел и накормил. Спокоен и обходителен. Выглядит ухоженно и богато. К тому же, способен изменить размер одежды! Он точно не совсем обычный человек. Любопытный взгляд поднялся чуть выше и принялся исследовать искусно вырезанную статую. Прекрасный молодой мужчина в изящной позе, облаченный в дорогие одеяния и украшения и держащий в руке длинный неумолимый меч. Статуя совершенно точно была произведением искусства, не иначе. Детские глаза завороженно вглядывались в чужие черты и любовались. От его облика исходила некая торжественность и сказочность, что при любовании им проникали глубоко в сердце, оставляя в нем искреннее восхищение и благоговение. Вскоре взор вновь упал на пишущего в благопристойной позе мужчину, что полностью погрузился в свое занятие. Цзинь Лин поерзал на своем сидении, покусывая губу. Персиковые глазки робко бегали от чужого лица к еде и обратно, не решаясь прямо рассматривать другого человека. Все же он был наследником именитого клана и Ордена, соответственно, было понятие о манерах. Изящные длинные пальцы сделали аккуратную пометку на листке и отложили кисточку. - «Если хочешь что-то спросить – спроси.» Цзинь Лин клацнул челюстями, осознав, что его разоблачили. Тем не менее, судя по голосу, мужчина не сердился, что его нагло рассматривали, поэтому он набрался смелости и выпрямился. - «Господин, кто вы такой?» Невинный, но в то же время, в какой-то степени бестактный вопрос нисколько не смутил молодого господина, лишь вызвал едва заметную улыбку. С ноткой ехидства, мужчина заметил: - «И ты подумал об этом только сейчас?» Цзинь Лин вспыхнул. Он нахохлился и отвернулся, скрещивая руки: - «Да так, просто стало интересно, кто вы такой. Вот и все. Надо же будет сказать дяде, кого благодарить! Все-таки вы единственный, кто помог мне.» Мужчина покачал головой. - «Не нужно.» - «А?» - непонимающе переспросил Цзинь Лин, чья напыщенная ребяческая обида схлынула так же быстро, как и появилась. - «Я не нуждаюсь в благодарностях. Просто сделал то, что должно.» Цзинь Лин по-птичьи склонил голову: - «Но вы же сделали доброе дело! Помогли мне. Я хочу Вас отблагодарить. К тому же, раз вы не остались в стороне, то наверняка хороший человек! Что такого в том, чтобы вознаградить хорошего человека?» Не поднимая глаз, мужчина ровно возразил: - «Я вовсе не хороший человек.» - Цзинь Лин непонимающе округлил глаза и молча воззрился на него в ожидании пояснения. Мужчина флегматично оторвал взгляд от бумаги и перевел его на мальчика. Оба не проронили и слова. Воцарилась тишина, что, тем не менее, не давила. Цзинь Лин со свойственными его возрасту детской непосредственности и любопытству поинтересовался: - «Но вы ведь однозначно не плохой! Вы спасли меня. Разве…» - «Дитя.» - Цзинь Лин клацнул челюстями, замолкая притаившейся рыбкой в пруду. – «В мире нет чисто хороших людей. Как и плохих. Людей отличает лишь стремление.» Мальчик непонимающе склонил голову, пытаясь понять философское изречение. Мужчина неспешно пояснил: - «Человек многогранен. В нем неотъемлемо сочетаются между собой инь и ян. Именно это сочетание и делает нас живыми людьми. Не бывает чего-то идеально белого или идеально черного. Это баланс. Именно поэтому нельзя утверждать, что кто-то хороший, а кто-то плохой. Возможно, в твоей истории некий человек был для тебя самым лучшим, но для кого-то он стал кошмаром во плоти или самым ненавистным врагом.» - «Но ведь если человек, к примеру, убивает других, то он точно не хороший!» - «Разные бывают случаи. Хочешь я расскажу тебе историю об одном заклинателе?» В персиковых глазах вспыхнул интерес. Цзинь Лин взволнованно защебетал: - «Хочу, конечно хочу!» Мужчина издал тихий смешок и протянул: - «В таком случае слушай.» Цзинь Лин поерзал, устраиваясь по удобнее и весь обратился в слух. - «Когда-то на свете жил один лучезарный мальчик. Он был невинен и похож на яркое летнее солнце. Его веселость и внутренний свет заражали окружающих его людей улыбками и согревали. Многие так и называли его за это качество «солнцем». Шутливый, задорный, никогда не унывающий и идущий только вперед, полный пацифистских стремлений и мечтаний. Он был юн. Вся жизнь впереди, не так ли? Но кто бы мог подумать, что она внезапно и мучительно оборвется. Неприятели подвергли мальчика бесчеловечным пыткам, что за гранью воображения, свели его с ума, втоптали в грязь и опорочили невинность. Светлое сердце мальчика заместо задорного смеха наполнилось горькими слезами и липкой ненавистью. Умирая в муках и замерзая, он поклялся отомстить за собственные мучения. После смерти мальчик обернулся безжалостным демоном, желающим лишь убивать. Его не трогали чужие боль и страдания. Им руководили равнодушие и жажда мести. По итогу, он стал причиной смерти как неприятелей, так и невинных людей, а после безвозвратно исчез в темных пучинах бездны.» Воцарилась тишина. Мужчина терпеливо ждал, когда детское сознание переварит историю и выловит самую суть. Цзинь Лин покусывал губу и озадаченно хмурился. Молодой господин дал наводящий вопрос: - «Как думаешь. При жизни мальчик был светлым и добрым человеком, но стал жертвой немыслимой жестокости мира и после смерти вернул ему долг, тем не менее, став тем самым «злодеем» для ни в чем не повинных людей. Как думаешь, он – плохой или хороший человек? Заслужил мальчик бесследного исчезновения в бездне или нет?» Цзинь Лин помялся: - «Ну…» - он кашлянул. – «он заслужил того, чтобы его упокоили с миром. Нужно было провести ритуал. Мне дядя рассказывал. Это правило «трех У».» - важно ответил мальчик, но после вопроса мужчины «так, какой он человек?» потупился. – «Человек он хороший. А после смерти – это уже не он. Им руководила жажда крови! Он не виноват в содеянном.» Мужчина по-птичьи склонил голову: - «Он ясно сознавал свои действия. Обычные демоны – да, они не ведают, что творят и не отвечают за свои действия. Но тот мальчик был совершенно разумен и ведал, что делает. В таком случае, он – хороший или плохой человек?» Цзинь Лин замялся и с несколько секунд пометавшись, обреченно помотал головой и вовсе замолчал. Взгляд мужчины чуточку потеплел и со снисходительностью, что присуща взрослым, покачал головой: - «Он не плохой, но и не хороший человек. Бесспорно, при жизни мальчик был весьма добр и светел, но после смерти обрел силу, что потопила в огне его ненависти и невинных людей, что тоже имели мечты и надежды.» - он помолчал. – «Именно эта история и доказывает, что ничего чисто белого и черного нет. Мы не можем дать четкую принадлежность этому мальчику. В какой-то момент своей жизни он стал жертвой жестокости, но после сам стал тем, кого презирал. Зная его историю, не можешь так рьяно ненавидеть, но и простить не в силах.» - мужчина вздохнул, делая паузу. – «Поэтому не называй меня хорошим. И я, как и тот мальчик, совершил много плохого за свое существование.» Цзинь Лин озадаченно хлопнул глазами, а после невинно спросил: - «То есть, ты – убийца?» Мужчина едва уловимо вздрогнул и кукольным взглядом уставился на мальчика. От прямого пустого взгляда Цзинь Лину стало не по себе. Вскоре молодой господин потупился и тихонько, но твердо произнес: - «Да.» Цзинь Лин пораженно вздохнул и не нашелся с ответом. Его однозначно шокировало чистосердечное серьезное признание незнакомца и заставило поразмышлять. В конце концов он не смог поменять свое отношение к нему. Ребенок был ему благодарен и видел от этого человека только хорошее. Даже если незнакомец и убивал людей, то Цзинь Лин не верил, что по собственной эгоистичной прихоти и ради забавы. Мужчина вернулся к своей работе, а мальчик, чуть поерзав, тихонько, стараясь не шуметь, поднялся и на цыпочках подкрался к молодому господину, что, не отвлекаясь, сосредоточенно выводил иероглифы на белоснежных листах. Цзинь Лин присел подле высокой фигуры и с любопытством заглянул в лист через чужую руку. В силу возраста он не знал о значении иероглифов, потому не ведал о чем в своих письмах излагал автор. Мужчина, заметив своего гостя, лишь наклонил в его сторону голову и полюбопытствовал: - «Интересно?» Цзинь Лин быстро кивнул, все также всматриваясь в лист. Мужчина пояснил: - «Это отчеты о просьбах обычных людей. Все равно, что в Орден поступает прошение о помощи, понимаешь?» Цзинь Лин поднял на него большие персиковые глаза: - «Господин, ты, кажется, достаточно много знаешь о заклинателях! Ты тоже владеешь дао?» Мужчина не поменялся в лице, но в голосе проскользнул незаметный ребенку холодок: - «Когда-то я был вхож в общество заклинателей. Владею некоторыми умениями, но не более. Не стоит упоминания.» Цзинь Лин пораженно и чуть облегченно выдохнул: - «В таком случае я могу называть Вас «Даочжан»!» - «Думаешь убийце подойдет обращение «даочжан»?» - «Вы же сами рассказали историю о мальчике! Я убежден, что вы такой же, как он. Для меня вы - хороший человек и не злодей в моей истории! Поэтому я буду звать вас даочжаном.» На ровном, безучастном лице мужчины проступила легкая, искренняя улыбка. Он тихо усмехнулся: - «Думаешь?» Цзинь Лин важно кивнул. - «Ну раз так, тогда зови.» Мальчик счастливо хлопнул в ладоши, а после просиял, словно вспомнил о чем-то ещё: - «К тому же, даочжан, вы же смотрите просьбы обычных людей, значит, помогаете им! Это уже о чем-то говорит!» Мужчина неубежденно вздернул бровь: - «Может, я зарабатываю добродетели для следующей жизни?» Цзинь Лин моргнул и по-птичьи склонил голову, наивно поинтересовавшись: - «Добродетели? А что такое добродетели и для чего они нужны?» - «Добродетели – твои совершенные за всю жизнь благие поступки. При достаточном их количестве ты сможешь получить шанс на достойное последующее воплощение. По крайней мере в это верят смертные. Например, Божество Мертвых Сюань Су советует собирать добродетели, дабы позаботиться о своей следующей жизни, иначе будут преследовать несчастья в качестве наказания за тяжелые грехи.» На миловидном круглолицем личике Цзинь Лина возник искренний испуг: - «То есть, если я не накоплю достаточно добродетелей, то в следующей жизни не получу достойное воплощение?!» На сей наивный, чистый испуг мужчина не выдержал и бархатисто рассмеялся. Цзинь Лин вспыхнул: - «Что смешного?!» Мужчина покачал головой: - «Достаточно будет стараться не вредить невинным людям и быть верным своим принципам. А остальное случится так, как должно.» Цзинь Лин сделал вид, что все понял и выдохнул согласное и понимающее «А», а после замолчал. Он немного посидел молча, наблюдая за размеренными движениями чужой кисти, и, заскучав, вновь принялся расспрашивать мужчину о том, о сем. - «Даочжан, ты знаешь, кто мой дядя?» - «Догадываюсь, но во избежание конфуза будет лучше, если ты мне скажешь его имя.» - «Он – глава Ордена Цзян. Цзян…Цзян…» - Цзинь Лин замялся. Ребенку пяти лет свойственно путаться в именах взрослых, коих тот всегда зовет односложно. Совершенно естественно, что он не помнил его имени. Знал фамилию и орден – уже хорошо. Мужчина махнул рукой: - «Я понял. Цзян Ваньинь.» Цзинь Лин просиял: - «Да, да, да! Он! Даочжан, значит, ты все-таки знаешь его! Как здорово!» - «В некотором роде – да, знаю.» - «Даочжан, даочжан, а когда мы пойдем искать дядю? Он наверняка с ума сходит! А еще он точно поломает мне ноги за мой самовольный побег!» - «Так ты убежал?» Цзинь Лин смущенно потупился и пробубнил: - «Не специально…сначала мы гуляли. Дядя давно обещал мне отдохнуть от дел Ордена и просто провести со мной время, но по итогу, он узнал о возможности выполнения некоторых «важных пунктов», поэтому мы встряли надолго, а он сам совершенно позабыл обо мне! Мне стало так скучно…Я увидел такого живописного воздушного змея! Он был в лавке по другую сторону улицы и в поле зрения дяди. Я не планировал отходить далеко…но было так много людей, что заблудился и в последствии потерялся. Если бы не вы, даочжан, то не знаю, что было бы…» - «Все в порядке. Я думаю, в скором времени твой дядя бы итак тебя нашел. Он не из тех, кто так просто отступает. Особенно, когда дело касается его близких.» - мужчина помолчал. – «Говоришь, вместо прогулки увлекся делами Ордена?» - Цзинь Лин обиженно кивнул, а он с мрачной ностальгией усмехнулся и пробормотал: «Так на него похоже.» - «Даочжан, даочжан. А почему мы сейчас не пойдем искать дядю? Мы чего-то ждем?» - «Хорошей погоды.» Цзинь Лин тупо моргнул: - «А?» - «За дверьми бушует буря, а ты насквозь промерз и толком не отогрелся. Если мы сейчас выйдем, то ты снова замерзнешь и велика вероятность болезни. Не стоит торопиться.» Цзинь Лин потупился: - «Но он же волнуется…» - «Нечего было оставлять тебя без присмотра.» - холодно обрубил мужчина, на что получил пораженный взгляд мальчика. Он безучастно цокнул. – «Если обещал гулять с тобой, то следовало гулять с тобой. Дела могли бы подождать либо была возможность передать их приближенным адептам.» - молодой господин чуть замялся и продолжил. – «В любом случае это не мое дело. Но на данный момент следует просто подождать. Думаю, в скором времени мы можем отправиться на поиски. Они не займут много времени. Твой дядя довольно шумный, а городок не столь велик, чтобы в нем заплутать «большим дядям», согласен?» Цзинь Лин, поуспокоившись, кивнул и замолчал, давая мужчине отдохнуть от вопросов и продолжить работу. Правда, маленькую непоседу хватило ненадолго, и вскоре он в нетерпении заерзал. - «Что?» - «Даочжан, откуда ты знаешь столько тайников в этом храме? Ты здесь живешь?» - «Работаю.» - «Кем?» - «Настоятелем, если это можно так назвать. Принимаю прихожан, выслушиваю и записываю их просьбы, привожу в должный вид подношения и слежу за благоустройством храма.» - «Даочжан, я до этого не слышал ни о каких Богах. Расскажите о Божестве, которому служите вы! За что он отвечает? Как его зовут? Неужели существование Небожителей – правда? Тогда почему заклинатели им не молятся?» Мужчина обреченно и устало вздохнул, очевидно поняв, что поработать ему не удастся. По крайней мере, так его понял Цзинь Лин. Но на самом деле, что тщательно скрывалось, мужчина был рад ответить на любой вопрос ребенка и возможности остаться с ним здесь на подольше. Он кашлянул, начав: - «Отвечу по порядку. Божество, коему я служу, является Богом Мертвых Его Превосходительством Сюань Су. Он дарует усопшим покой и благоустройство после смерти, а также защиту. Не обделяет вниманием и живых. Сюань Су дарует душевное равновесие, умиротворение, временное убежище или оазис для налаживания гармонии с самим собой для тех, кто в нем нуждается. Всех возьмет под свое «крыло» и не обделит вниманием. И детей, и взрослых. Возможно, некоторых поначалу пугает его статус «Бога Смерти», но после того, как узнают о нем подробнее, проникаются искренними любовью и верой… Да, существование Небожителей – твердая истина, кою любит игнорировать сообщество заклинателей, ибо их целью является достижение пантеона Божеств и они считают недостойным себя поклонение «потенциальным коллегам». Несусветная глупость и высокомерие, но опять-таки не мне судить…У тебя есть ещё вопросы?» - «То есть, сейчас вы разбираете просьбы прихожан?» - «Мгм.» - «Ух ты, как здорово! Но…если их разбираете вы, то как же Божество их получит и услышит?» - «Я привожу их в должный вид и излагаю суть как можно более кратко, чтобы Сюань Су мог уделить внимание всем. Делю мольбы на «срочные» и «несрочные».» - «А если я – заклинатель, то я могу все же молиться этому Богу?» - «Почему нет? Если твоя вера чиста и искренна, то нет препятствий для молений. Я же сказал, что Сюань Су не обделит никого…Отчего спрашиваешь? Заинтересовался?» - «Да. Даочжан, то есть, я могу попросить о чем-то и Божество это исполнит?» - «Мгм.» - «А что нужно для этого сделать?» - «Загадать свое желание и возжечь благовония. Столько, сколько считаешь нужным. Чем больше, тем лучше, ибо вера последователей есть сила Божества.» - «Понял!» Цзинь Лин воодушевленно заерзал, горящими глазами рассматривая тлеющие чуть ниже у алтаря палочки благовоний. Мужчина заметил его интерес и с проступившей мягкостью поинтересовался: - «Хочешь зажечь?» Цзинь Лин взволнованно закусил губу и пробубнил: - «Я бы хотел, но, наверное, в таком случае и при подобном желании я желал бы загадать его вместе с дядей. Если мы загадаем его вместе, то оно будет сильнее и Божество быстрее о нем услышит, верно?» - «Думаю, да.» Цзинь Лин захлопал в ладоши: - «А сейчас я хотел бы возжечь благовония в благодарность за приют от дождя! Можно? Даочжан, поможешь?» Мужчина мягко усмехнулся: - «Помогу.» Цзинь Лин, подобно солнцу, засиял, резво подскочил на ноги и воодушевленно понесся вниз, перескакивая ступеньки. - «Не торопись, упадешь.» Маленькие ножки шустро притопали и замерли подле алтаря. Широкие глаза цвета персика бегали от палочек к неспешно спускающемуся мужчине и обратно. Казалось, он весь сгорал от нетерпения. - «Давай, вот так, аккуратно.» - мужчина присел на корточки подле Цзинь Лина и мягко направил его маленькие ручки, помогая им зажечь палочку и не обжечься. Широкие горящие живым блеском глаза восторженно следили за степенными движениями и, казалось, проникались торжественным для себя моментом. - «Спасибо Вам, даочжан!» Вскоре в канделябре истончали приятный аромат палочки благовоний, а Цзинь Лин радостно болтал ногами, сидя на мягкой циновке. Он был чрезвычайно горд собой и полон желания привести в храм Сюань Су дядю для молитвы. Они смогут попросить за покой его родителей! Разве это не чудесно? Было уютно. Уже и не вспоминалось об ужасных мгновениях, проведенных на улице. Были только они: даочжан, увлекательные истории и Цзинь Лин. - «Даочжан, даочжан, а расскажите ещё что-нибудь интересное?» С тихим смешком слышалось в ответ: - «Ну слушай, непоседа.» Тихий, размеренный смех; уютная, сонная атмосфера; разговоры о том, о сем. Как же было необычно тепло беседовать с кем-то! Так комфортно и по-домашнему… Когда поток детского любопытства иссяк и вместе с тем воцарилась уютная тишина. Слышались лишь тихое шуршание кисти по бумаге, незатейливая дробь дождевых капель по поручням и конькам крыш, неумолимый ветер запевал известную ему одному песню, а бушующие за дверьми холод и сырость не проникали в их уютный святой оазис. Было хорошо и тепло. Палочки в скором времени догорели. Разомлевший Цзинь Лин, уставший от насыщенных приключений за день, тихонько посапывал свернувшись в своем «гнезде». Дождь и суровые ветра начинали утихать. Мужчина подпер рукой щеку и мягко любовался сопящим в ворохе добытых им одеял Цзинь Лином. Догорали свечи, но было все ещё тепло. Со стороны улицы послышался шум: топот шагов, сердитые оклики и понукания, переругивания. Казалось, толпа варваров принялась громить спящий городок. Скоро бушующие люди замерли у входа в храм аккурат за дверьми. Голоса притихли и принялись что-то взволнованно обсуждать. Мужчина, доселе сидевший совершенно расслаблено и казавшийся донельзя разомлевшим и сонным, плавно выпрямился и спокойно воззрился на замерших за дверью незваных гостей. Дверцы, тихонько и жалобно скрипнув, приоткрылись. В проход плавно скользнул насквозь промокший мужчина, чьи темно-фиолетовые одеяния из-за дождя казались ещё более темными. Неумолимый и сердитый взгляд бегал по округе, старательно пряча бушующую на дне сумасшедшую панику. Крупно дрожащие пальцы крепко сжимали рукоять меча. Он обвел суровым взором дремотное помещение и зацепился за свернувшегося в клубок ребенка. Неумолимый и сердитый взгляд вмиг треснул, обнажая панику и неверие. Мужчина насилу проглотил вставший в горле ком и просипел: - «А-Лин…» - дрожащие ноги подогнулись, а он сам чуть не упал, но успел выровняться и пулей побежал к ничего не подозревающему Цзинь Лину. Адепты, шедшие за ним, мигом последовали примеру своего предводителя и безмолвными изваяниями замерли за дрожащим от облегчения мужчиной. - «А-Лин…» - сипел Цзян Чен. Кажется, он сорвал голос, потому звучал хрипло и тихо. Ребенок что-то промычал и сонно нахмурился. Дрожащие крупной дробью руки трепетно потрясли мальчика. - «А-Лин…» Цзинь Лин приоткрыл замутненный взор и промычал: - «Дядя?..» Цзян Чен всхлипнул: - «А-Лин…» - и порывисто приблизившись, крепко обнял ничего не понимающего спросонья Цзинь Лина. – «Слава Небесам, ты цел…я чуть с ума не сошел…» Сонно моргая, мальчик, наконец, проснулся и облегченно защебетал: - «Дядя! Наконец-то ты нашелся! Со мной всё в порядке. Это даочжан тебя привел?» Цзян Чен мигом напрягся и отстранился, крепко держа мальчика за плечи: - «А-Лин, какой даочжан?» Цзинь Лин простодушно ответил: - «Даочжан – это даочжан. Он нашел меня на улице и укрыл своим зонтиком от дождя! А после привел сюда. Накормил и переодел в теплую, сухую одежду, обещал, что поможет найти тебя, ибо знает, кто ты такой! Он рассказал мне столько интересных историй, ты не представляешь! Кстати, где он?» - Цзинь Лин быстро завертел головой. Его взгляд шустро метнулся в сторону подножия статуи, но обнаружил лишь пустоту. Не было ни чернил, ни стопки с прошениями, ни самого таинственного даочжана. Он печально выдохнул: «Как же так? Когда я заснул, он сидел там! И читал прошения! Дядя, я не вру! Он был там!» Цзян Чен напряженным жестом велел своим адептам осмотреть периметр, а сам треснувшим взглядом вперился в Цзинь Лина. Он засипел: - «Какой такой даочжан? Ты совсем с ума сошел? А если бы он причинил тебе вред? Что за еду он тебе дал? Откуда взял? Что за прошения этот даочжан читал?» Цзинь Лин быстро замахал руками, успокаивая дядю: - «Даочжан – не плохой человек. Он накрыл меня зонтиком и пришел мне на помощь. Никто не желал укрыть меня от непогоды, а он укрыл. Еще и убежище дал! Он заботился обо мне до твоего прихода. А еду взял из подношений, сказав, что Божество, в честь которого построен храм, не обидится, наоборот, будет рад помочь попавшему в беду. Даочжан работает здесь настоятелем и читает прошения прихожан, вот.» - «Ты знаешь, как его зовут?» Цзинь Лин грустно помотал головой: - «Нет. Но я очень надеюсь, что даочжан скоро вернется. Я не успел с ним попрощаться…» - «Глава Ордена, мы осмотрели каждый закуток святилища, но не нашли и следа другого человека. Здесь пусто. Ни следов чернил, ни бумаг, ни зонтика. Ничего не нашли.» Цзинь Лин обиженно округлил глаза и воскликнул: - «Даочжан и вправду тут был! Вы – остолопы и бестолочи, раз найти ничего не можете! Бумаги лежали там!» - он указал пальцем в сторону выемки у алтаря со стороны статуи. – «Даже если их и нет, то возможно, он просто забрал их! Думаю, даочжан скоро вернется. Мы ведь должны поблагодарить его за помощь!» Цзян Чен тихонько вдохнул и выдохнул, после крепко прижав к себе Цзинь Лина: - «Ладно, ладно. Найдем мы твоего даочжана. Только, А-Лин, больше не теряйся так, прошу…иначе я точно с ума сойду…» Уткнувшись в дядину ключицу, Цзинь Лин искренне кивнул: - «Не буду.» - «Пообещай мне.» - «Обещаю, дядя.» Цзян Чен облегченно выдохнул и подхватил Цзинь Лина на руки, все также крепко прижимая его к себе. Чуть наклонившись, дабы заглянуть племяннику в лицо, он ласково прошептал: - «Потом расскажешь мне подробнее про него и мы сделаем все возможное, чтобы найти его. Ты мне веришь, А-Лин?» Цзинь Лин быстро закивал. Дядина рука аккуратно погладила его по волосам. - «Пойдем домой, А-Лин.» - а после, в противовес своему ласковому голосу с Цзинь Лином, без тени мягкости и нежности Цзян Чен властно велел адептам выметаться, а затем быстрым шагом последовал за ними. Цзинь Лин выглянул из-за дядиного плеча, в последний раз любуясь статуей Сюань Су и как бы прощаясь с ней. Правда, спустя секунду его глаза пораженно округлились. У подножия статуи, где до этого зияла непривычная его взору пустота, восседал его даочжан, что ласково смотрел ему вслед. Он тихонько помахал Цзинь Лину на прощание и приставил указательный палец к устам, улыбаясь уголками губ, а после растворился в воздухе, подобно призраку. Словно его тут никогда и не было. Цзинь Лин в изумлении приоткрыл рот и большими глазами смотрел в его сторону до тех пор, пока перед ним не закрылись дверцы его личного светлого убежища и пристанища от суровой непогоды. Закрылись дверцы с магически исчезнувшим в пространстве добрым, что бы тот ни говорил, даочжаном, что возможно так показал на прощание свой последний фокус. Закрылись дверцы, прощаясь с увлекательными, сказочными, поучительными историями, уютным «гнездом» и ароматом благовоний. Но ничего, он обязательно вернется сюда. И не раз.       Цзинь Лин открыл глаза. Воспоминания, начинавшиеся с не очень радужных событий, все же окрасились в теплые тона и медом ложились на сердце. Кто бы мог подумать, что тот день окажется в какой-то степени судьбоносным? Ведь с того самого дня Цзинь Лин проникся искренней верой и любовью к Сюань Су, посмотрел на многие вещи под другим углом и изменил в отношении много свой взгляд и принципы, обрел собственный маленький уголок спокойствия.       Именно этот храм стал для него невероятно важен. Ощущения спокойствия и уюта достигали своего пика именно здесь. Тот таинственный даочжан, с которым они не имели счастья больше встретиться… Цзинь Лин так желал ему много чего сказать…       Как минимум, спасибо.       Даочжан абсолютно и наверняка не был простым человеком. Да и не настоятелем точно. Сердцем Цзинь Лин чувствовал, что это был сам Сюань Су…от этой мысли все внутри прогревалось невероятным теплом и он чувствовал себя не таким одиноким. Защищенным. Цзинь Лин знал, что кем бы он ни был - даочжан, Сюань Су, таинственный незнакомец – тот всегда укроет его зонтиком от дождя, если никого не окажется рядом.       Рука рассеянно сжала висевшую на бедре подвеску в виде лотоса с кроваво-алыми рубинами и золотым оперением феникса.       После всех событий в храме Цзинь Лин в одно из ничем не примечательных утр на своей подушке обнаружил черную бархатную коробку и записку.       В ней лежала эта подвеска, а письмо гласило: «Где бы ты ни был, я всегда буду рядом с тобой, чтобы защитить и укрыть своим зонтиком от любой непогоды.»       Несмотря на не оставленную подпись, Цзинь Лин прекрасно знал, кто был автором.       Его любование статуей и размышления о былом прервал блеск на периферии взгляда. Цзинь Лин с интересом обернулся в его сторону и застыл.       Всего в нескольких чи от него статуей любовалась девушка. В храме были только они вдвоем, ибо все люди уже давно спешно покинули храм.       Незнакомка была прекрасна, словно ясный весенний день; подобна кристально чистому ручью или невинной мелодии.       Прямой нос, румянец на аккуратных ланитах, высокие скулы и нежные черты; пухлые, мягко очерченные алые губки; ясные голубые глаза, что манили своей яркостью и позволяли с невообразимой легкостью потонуть в них. Правда сейчас, отчего-то взирали с невозможным океаном глубокой тоски и печали.       Густые шелковистые волосы, убранные в пучок с выправленными прядями, закреплялись золотыми заколками с кроваво-алыми вкраплениями рубинов. Белоснежные одежды мягко струились по утонченному стану. Ближе к подолу, рукавам белый мягкими мазками перетекал в темно-синий. Оттого те становились похожи на чувственные журавлиные крылья. И в самом деле, на подоле платья были изображены летящие в неведомую даль нежные журавли.       Незнакомка стояла идеально прямо. На тонкой белоснежной шее красовалось яркое ожерелье. Его-то блеск и привлек цепкий взгляд Цзинь Лина, но, тем не менее, на себе не удержал, ибо все его внимание было приковано к хозяйке украшения.       В нос ударил запах цветущей весенней яблони. Должно быть, ее парфюм.       Цзинь Лин не заметил, как застыл, забыв сделать и вдох. Все сузилось до утонченной и изящной незнакомки в «журавлином оперенье». Та, очевидно, не могла не заметить столь пристального внимания к себе, но вместо того, чтобы возмутиться, тоскливым, ровным, словно безмятежная водная гладь, голосом, что был в то же время схож с пением самой прекрасной иволги, протянула: - «Молодой господин Цзинь, как вы думаете… Возможно ли отыскать своего близкого человека среди чуждых тысяч?»