***
Ну, или он так думал, сидя в кресле напротив мозгоправа. Мозгоправ сидел напротив и тоже не понимал, какого черта происходит. У обоих попеременно дергались брови. Только у одного — от скептицизма и сюра происходящего, а у другого — от игривости и абсурдности ситуации. — Чу Ваньнин, значит. — Для вас — господин Чу. — Мы договорились быть на ты. — Только в пределах соседских отношений. Здесь рабочие, если вы не в курсе. — В курсе, просто не понимаю, для чего весь официоз, когда мы и так должны будем перейти на ты. Чу Ваньнину и воздушное кресло стало жестче камня, и теплый чай с бутонами розы превратился в бурду, и сосед, с которым время от времени он пересекался у мусорных контейнеров, оказался мозгоправом. Ну, точнее, он клинический психолог, только язык не поворачивается так называть этого молодого человека. — Раз мой вопрос остался без ответа, то давайте начнем. Добрый вечер, господин Чу, меня зовут Мо Жань и с этого дня я буду вашим психологом. Со мной вы в безопасности, разговоры фиксируются только в моем блокноте, чтобы отслеживать ваши состояния, информация строго конфиденциальна. Приятно познакомиться. — Мо Жань привстал с кресла и поклонился. Чу Ваньнин буркнул: «Взаимно», и тоже поклонился. — Итак, что привело тебя ко мне, господин Чу?***
— Здесь не может быть никакой ошибки? — Без вариантов, ни единой. — Почему такая уверенность? — Потому что я практикую не первый год, и с уверенностью могу сказать, что все, что было у тебя до меня, полнейшие ложь, пиздеж и разводилово. — Но не могли же просто так мне поставить биполярное расстройство? — Чу Ваньнин выпучил глаза, пытаясь передать убийственностью своего взгляда, что еще одно слово про «это потому что у тебя нормального меня не было» от Мо Жаня, и тот полетит в окно. — Могли, с целью выкачать из тебя побольше денег. — Это нелогично, — Чу встал из-за стола и начал наворачивать круги по чужой квартире. — Они в унисон твердили, что у меня нездоровая агрессия к окружающим. Сеансы за пару месяцев переехали из кабинета психолога в квартиру к этому самому психологу. Зачем тратить деньги на метро, когда можно спокойно сидеть в квартире по соседству, валяться на мягком пуфе и разговаривать с мозгоправом, который даже и не мозгоправ вовсе. Точнее, не ведет себя как мозгоправ. Чу Ваньнин до сих пор не понимает, за какие заслуги ему послали Будды Мо Жаня. Этот самый Мо Жань готовил как бог, квартирка, несмотря на небольшую квадратуру, была обставлена просто, но уютно. Всегда теплая вода, шкафчик со специями, стерео система, что в первые дни переезда была сущим адом, пуфы и огромный телек с плойкой. Спальню Чу Ваньнин не осматривал, ему туда дороги нет, но чувствовал, что там так же уютно. — Агрессия у тебя как раз здоровая. Аутоагрессии у тебя не наблюдается. Попытки суицида и прочего аморального поведения тоже отсутствуют. Мой вердикт таков — тебе нужны отношения. Серьезные, долгоиграющие, чтобы в кайф и с кайфом. Чу Ваньнин встал как вкопанный и перевел испуганный взгляд на Мо Жаня. На Мо Жаня, что буквально пожирал его взглядом. — Что ты сказал? — Отношения, Ваньнин. Любовные, романтические. Тебе затирали про агрессию ввиду того, что тебя хотели. А ты им не давался. — То есть… — Думай, Ваньнин, — Мо Жань встал и подошел к Чу, практически сразу умещая ладони на чужих плечах и аккуратно разминая их. — Я не давался им, но ты хочешь, чтобы я… отдался тебе? — Какой смышленый мальчик, — похвалил Мо Жань, сильнее надавливая на мышцы. — Как я говорил еще в начале наших сессий, ты можешь мне доверять, со мной ты в безопасности. И эти слова сопровождались легким поцелуем в шею.***
Удобство и уют спальни Чу Ваньнин оценивал всеми своими фибрами, не только души. Мягкость подушек, ортопедического матраца, теплого одеяла, чужих губ и бархатистой кожи. Бархатистой кожи, в которую вгрызался, метил, облизывал, и в которую горячо дышал и стонал, пока обладатель этой бархатной кожи и этих плюшевых губ поддерживал его колени на своих плечах и втрахивал в кровать. — Я же говорил, — горячо пыхтел ему в ухо Мо Жань. — Что у тебя здоровая агрессия. — Заткн… — в этот момент Чу Ваньнин зашелся в протяжном стоне, откинув голову в мягкость подушки. Мо Жань с жадностью наблюдал за ним сверху, долбя его по простате и шлепаясь уже мокрыми яйцами по заднице. Картина того, как Ваньнин откидывает голову, обнажая дергающийся кадык на напряженной шее, как его глаза закатываются, а кончик языка слегка высовывается из приоткрытого рта, нащупывает чужие предплечья и царапает, царапает, царапает… и стоны переходят в прерывистый крик… Он близко. Очень близко. Мо Жань человек простой. Своими ногтями пропутешествовал вниз по бедрам, вцепляясь в ягодицы. Ртом опустился в ямку меж ключиц и плоским языком собрал весь пот, что покрывал кожу от ямки, вверх по кадыку, до самых губ, до самого развратного кончика языка. Он не целовал, он обсасывал и давал такую нужную сейчас влагу другому рту. — Мо… Мо-о-о-о… — Вот так, красивый, еще немного, и ты познаешь райское наслаждение. Он не сбавлял скорости, когда переместил ладонь с ягодицы на блестящую головку. Прошелся по ней самыми кончиками, едва касаясь, ногтем на мизинце надавливая на щелочку, отчего Ваньнин взвыл. Старший отвернулся и впился зубами в ткань наволочки, его руки дрожали, но смогли-таки достигнуть цели, вцепившись в чужие ягодицы и со всей силы карябая их. — О да, я понял, я отсюда не выйду, ты примешь каждую каплю меня. Мо Жань даже не договорил, когда Чу Ваньнина затрясло и с воплем из него выстрелила струя семени.***
Чу Ваньнин лежал на мокрой подушке и уставился в потолок. У него практически не было сил, он их все выпустил вместе со слезами, потом и спермой. Опухшие от слез глаза отказывались двигаться, тело его поддерживало. Надави он на низ живота — и прольется река молочной спермы из его дырочки, которая даже не в состоянии хоть немного сжаться. Виновник сего плескался в душе, а Ваньнину казалось, что сделай он вдох поглубже, растянув воздухом живот, и он лопнет. Воду перекрыли, из душа, сияя своей наготой выплыл Мо Жань. Чу Ваньнин скосил глаза вниз и наблюдал, как по ляжкам шлепается этот «спасательный шланг», и проклял тот день, когда решил, что хорошей идеей было попросить у соседа соевого соуса. — Как ты себя чувствуешь? — Мо Жань уселся рядом с ним и непонятно откуда достал бутыль с водой. В эту бутыль он запихнул толстую трубочку и кончик приложил к губам Чу Ваньнина. — Вот, попей, потом ответишь. Чу жадно глотал теплую воду, пока Мо придерживал бутыль и гладил его по голове. Очень скоро его ладонь протанцевала в низ живота и слегка надавила, на что только оторвавшийся от трубочки Ваньнин застонал. По бедру полилась горячая жидкость, густая и ароматная. — Мо Жань, прекрати! — А что не так? — он с интересом наблюдал, как дергается растянутый анус другого, и как густые капли собираются в дорожки на бедрах. — Противно и неприятно. — Опиши ощущения, малыш. Чу Ваньнин стукнул другого по голове, чуть стушевался, но ответил: — Как будто делаю… будто хожу по-большому, — сказав это, старший готов был к тому, что станет лавой и утечет так же, как и по бедру катится сперма. — Поплакали, покакали, сейчас отдохнешь и снова можно будет дальше жить эту жизнь. Считай, программу максимум на сегодня ты уже выполнил, — с улыбкой сказал Мо Жань, собирая капли своего семени и растирая им дырочку. — Психолог из тебя так себе, — выдохнул Чу Ваньнин, и очень скоро провалился в сон. — Главное что любовник из меня хоть куда, — улыбнулся молодой человек и, обняв со спины старшего, укрыл их одеялом. Прежде чем самому провалиться в сон, он оставил долгий и нежный поцелуй на чужом загривке.