Жестокий коктейль

      Мы грузимся в машину: Ники пристёгивается и трогается с места, Кевин поворачивает корпус и приваливается лопаткой к двери, незаинтересованным взглядом стреляя в Джостена, мы с Аароном прилипаем виском и щекой каждый к своему окну и засыпаем. Я не люблю глазеть по сторонам, когда за рулём кто-то ещё — меня либо укачивает, либо клонит в сон. Второе ближе мне по натуре, поэтому я засыпаю.       На переднем сиденье копошится Ники. — Будь другом, — обращается он к Джостену, — разбуди Эндрю. Только руками лучше не трогай.       Рядом Аарон бормочет сонное «Чего?» Тихий голос Ники сообщает: «Я забыл, где поворачивать. Ты не помнишь?» Аарон, похоже, не пробует вспомнить, потому что через несколько мгновений он возникает в моих ощущениях — тянется через Джостена, касается моего плеча и трясёт. Очень напрасно, скажу я вам. Я реагирую мгновенно, впрочем, как и мой близнец, — отшатываясь. Локоть прилетает Нилу, которому отклониться некуда, прямо по дых; он хрипит и сгибается пополам, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Н-да… Бить объект своей почти-симпатии так логично, чёрт возьми. Даже если он и галлюцинация, эффект таблеток, в чём я не сомневаюсь, это всё равно паршиво. Я кривлю губы в недовольной жалкой улыбке, глядя на тёмный вихрастый загривок пытающегося вдохнуть Нила… Похоже, это уже становится традицией — гандошить его по рёбрам. Зашибись, блять, позорище. Хочется потереть лицо ладонями, прогоняя сон и невесть откуда взявшийся стыд. Я перехватываю взгляд Ники, устремленный на меня через зеркало заднего вида. Смотрю на него, а он — на меня. Он глядит мне в глаза достаточно долго, что вызывает дискомфорт. Я что, по-гейски спалился сейчас?.. Да не, быть не может.       Аарон щёлкает пальцами, привлекая внимание. Я перевожу бессмысленный взгляд на свою копию. — Что? — Где сворачивать? — он повышает голос, заставляя меня окончательно проснуться.       Я цокаю языком и закатываю глаза. Оцениваю пространство для манёвра: слева — дверца машины, впереди — водительское кресло, справа — сложенный Джостен. Я мысленно чертыхаюсь и распластываю ладонь на его спине, вынуждая его прижаться грудью к коленям. Сквозь тонкую ткань лонгслива, который я купил ему, чувствую, как под моей рукой напрягаются и перекатываются его мышцы… Опираясь на него, я поднимаюсь и протискиваюсь между передними сиденьями, нависая над Нилом и прижимаясь правым бедром к его боку. Наверно, шнурки моего капюшона елозят по его голове или стукаются о густую шелковистую чёлку, в которую меня так и подмывает зарыться пальцами… Я вглядываюсь в дорогу, сильно щурясь, потому что толком нихрена не вижу. — Ещё не доехали. Перед поворотом будет указатель «Вафли и выпечка». — Это же Южная Каролина, — Хэммик усмехается, — тут на каждом углу вафли и выпечка. Нил, ты как там, дышишь? — Кажется, — загудели у меня под ладонью, посылая по моему телу приятную вибрацию, которую мне пришлось прекратить прикусыванием губы.       Я смотрю в окно всю оставшуюся дорогу до Колумбии, чтобы не встречаться с его недовольным осуждающим взглядом. Нил ждёт извинений. Мои руки скрещены на груди, но это не попытка закрыться или защититься, и не потому что мне холодно. Мне просто так удобно. …и Джостен не заговаривает со мной по этой причине. …и не то, чтобы я горел желанием трепаться с ним. Я не виноват в том, что ёбнул ему по рёбрам, и не буду извиняться, потому что это значит, что я испытываю вину или мне жаль. А я не чувствую жалости. Я вообще ничего не чувствую. Хочет извинений — пусть катится к моей уродливой копии. В конце концов, это Аарон виноват, что я ударил Нила, — не хер было трогать меня, когда я сплю.       Я не смотрю на Джостена, но затылком ощущаю каждое его движение. Вот он расцепляет руки, которыми обнимал себя за плечи, осуждающе глядя на меня, и барабанит пальцами по левому бедру — я задницей ощущаю нервные вибрации, которые он посылает в сиденье… У меня вообще очень чувствительная задница, чтоб вы знали. Теперь он чуть разводит колени, почти прикасаясь к моему правому бедру, и сцепляет руки в замок меж разведенных ног. Нил раскрыт, его… член раскрыт. Если Ники сейчас резко свернёт влево, инерция опрокинет меня прямо ему на колени… и мне будет всё равно, что он сделает с этим — столкнёт меня, поможет подняться или мягко задержит там, приобняв за плечи, и позволит немного — самую малость — полежать затылком меж его разведённых колен, прямо на его…       Ники сворачивает.       Я падаю.       Нил вскрикивает громкое «Блять!» и подскакивает, ударяясь головой о крышу машины, когда моя макушка приближается к его бёдрам, но это не помогает ему избежать контакта. Кевин бьётся затылком о стекло и скулит от боли, затем отвешивает Хэммику подзатыльник. У Аарона прорезается голос, — он матерится, потом говорит, что из Ники херовый водила, потом опять замолкает и устремляет взгляд в своё окно. А я… Я всё ещё на коленях Джостена. Я смотрю на него расфокусированным трезвым взглядом. Меня трясёт, ведь я не принял таблетку, чтобы хоть немного побыть собой рядом с ним.       Чтобы посмотреть на него без туманной наркотической дымки, застилающей глаза.       Чтобы изучить его получше.       Чтобы знать, как его сломать.       Чтобы знать, стоит ли брать его к себе.       Я смотрю на Джостена. Его руки подняты вверх, ладони прижаты к лохматой каштановой голове с красиво торчащими локонами. Мне хочется зарыться в них пальцами, сжать и натянуть до предела, чтобы с губ Нила сорвался восхитительный томный и болезненный стон. Его грудь отчаянно и конвульсивно сжимается — наверно, надеется всхлопнуться, вминаясь. Нил ссутулился, его бедра неприятно напряжены: он топает ногами, стараясь не заплакать от тупой боли в голове, и пытается улизнуть из-под моей головы, — на них неудобно лежать, они стали невыносимо жёсткими. Я хмурюсь и ёрзаю затылком. Нил издаёт всхлипывающий скулёж.       Я моргаю.       Он умеет издавать такие потрясающие звуки?..       А… а какие ещё? Какие ещё звуки могут срываться с его по-девичьи изящных, чуть пухлых сексуальных губ? Может, он умеет урчать или мурлыкать? Или ворчать и хныкать как волчонок? Или щелкать языком и челюстями и скулить как лисица? Или рычать как пёс?..       А какой звук сорвётся с его губ, когда он кончит? Когда кончит от моих ласк? С моими пальцами внутри? С моим ртом вокруг его члена? Я хочу знать. Мне интересно.       Лицо Нила вибрирует судорогой… Ой. Похоже, падая, я звезданул ему головой по члену. Вот же бедняжка… А теперь ещё мой затылок разминает его мягкую мошонку. Вот незадача… Блять. Просто блять. Хотя… — ёрзаю затылком, устаиваясь поудобнее, — должен признать, моей голове довольно комфортно на его члене… а если у него сейчас встанет, мне проткнёт ухо или щёку?.. Я чуть подвигáюсь, чтобы чувствовать щекой его тепло. Это настолько охуенно, что хочется закрыть глаза и застонать…       Я должен подняться, чтобы прекратить его мученичество.       Но я не хочу вставать.       Но я же делаю ему больно!       Но мне так, блять, удобно лежать на его бёдрах… Ладно, хорошо, уговорили, — на члене тоже. Мягко так… — я притираюсь щекой к его ширинке, — тепло. Хочется прикрыть глаза и замурлыкать. Хочется повернуть голову на бок, вытащить его горячий член и взять его в рот… поцеловать головку, облизать её, слизнуть с неё каплю смазки, распалить быстрыми облизываниями щелочки кончиком языка, подразнить его текущую дырочку холодом железной бусинки пирсинга языка, чуть потрахать её. Хочется, чтобы он зарылся пальцами в мои волосы и удерживал голову на месте, глубоко трахая мой рот, волнообразно двигая своими восхитительными натренированными бёдрами мне навстречу. Хочется отсосать ему прямо в тачке…       Я хочу ему отсосать. Сейчас же. Плевать, если увидят.       Нет, нельзя. Я уже допустил ошибку, когда прессанул Ники в раздевалке, защищая Джостена от его гейских подкатов. Уже чуть не спалился, когда купил ему одежду. Чуть не подставился, пока смотрел на его согнутую от боли в груди спину. Достаточно. Я не наврежу Нилу, а Монстрам не дам повода думать, что я гей. Я не гей. В нашей компании гей один, и это Ники. Его одного хватает с головой!.. Блять, и эти его журналы! Бесит. Хотя, на семнадцатой странице номера десять есть очень привлекательный парень… и он до боли напоминает мне Джостена. Но у того волосы нежно-медные, карамельные, а глаза цвета аквамарина. …но в остальном…       Нужно встать…       Не-а, нужно, чтобы не встал.       …Блять-блять-блять! У меня уже стоит!.. Ёб вашу мать, у Джостена тоже!.. Е-если… если я поверну голову совсем чуть-чуть, мои губы коснутся его головки… А если чуть спущу его чёрные брюки карго, смогу облизать и пососать его член сквозь бельё… Ему это понравится, потому что для него я постараюсь. А если спущу и трусы, смогу открыть и лизнуть головку, поймать языком капельку смазки, познакомиться с его вкусом и решить, хочу ли я, чтобы он кончил мне в рот… а Джостена познакомлю со своим горячим ртом, острым языком, холодной бусинкой пирсинга и глубоким минетом. Я буду смотреть ему в глаза, пока буду дразнить, лизать и сосать — хочу видеть малейшие изменения на его лице… Хочу, чтобы он видел мои глаза и слышал мои стоны, приглушенные его дружком в моём рту. Боже, это будет охуенно! Я запомню всё в мельчайших деталях и буду проигрывать в голове перед сном …и каждый раз, мастурбируя. Мне даже журнал Ники больше никогда не понадобится.       Нет-нет-нет! Заткнись! Нельзя поворачивать голову, нельзя спускать его брюки, лизать его сквозь ткань трусов, нельзя его облизывать и нельзя пробовать на вкус! И уж тем более нельзя ему отсасывать! Не поворачивать голову. Не поворачивать. Не думать о его члене у меня во рту…       О, святый боже, но он будет идеально смотреться там! Глубоко… о, боже, я возьму его так глубоко, что мне будет сложно дышать… так глубоко, что мой нос уткнётся в его тёмные волосы — я почему-то уверен, что он не сбривает их. Я возьму тебя, Нил. Возьму тебя в рот, и ты всё поймешь. Ты поймешь, что я чувствую, когда думаю о тебе, когда смотрю на тебя, когда ощущаю тебя рядом. Я возьму тебя в рот, и ты поймёшь меня.       Завали. Ебало. Нил, не бойся, я тебя не трону.       …но я ведь уже его трогаю в каком-то смысле. Я же прямо сейчас разминаю его яйца и прижимаюсь щекой к его паху. Но Джостен расслабился. Значит, всё хорошо?.. Значит, ему комфортно с весом моей головы на его мошонке?       …а может, у него лопнули яйца, пока я пытался размять их затылком, и у него болевой шок?! Может, он уже медленно истекает кровью?!       Он истекает, но не кровью. Я, кажется, начинаю чувствовать тёплую влагу его белья.       Блять, его гель для душа так приятно пахнет… это же можжевельник, правильно? Я люблю запах можжевельника. Стойте, а почему он пахнет на уровне поясницы? Джостен, ты надеялся на отсос в «Райских сумерках» и решил навести там марафет?.. Вау. Потому что я надеялся на отсос в «Райских сумерках»… я ставил на отсос в «Райских сумерках»… но марафет не наводил. У меня и без всяких там необычных интимных стрижек и бантиков на члене всё красиво. Особенно после того как я наконец подобрал нормальную стрижку, чтобы подчеркнуть свою грёбаную мужественность и было, за что там схватиться…       Нужно встать. Давай же, поднимайся!       …а может, он просто гомофобный натурал? И сейчас его триггерит, потому что его яйца разминает моя голова, а не рука симпатичной девчонки?       Ага, натурал, конечно! Натурал, который наводит марафет члену? У него встал!       Да это от удара, ёбаный ты придурок! Подними свою ёбаную башку, пока его ёбаный стояк не проткнул твоё ёбаное лицо!       Мои пальцы зарываются в шелковистые волосы, притягивая голову Нила к самым губам. — Слишком близко для тебя, Джостен? — вырывается у меня низкий шёпот с порочной хрипотцой. Бёдра под моей головой вновь напрягаются, становясь неудобными и жесткими. Я хмурюсь, хочу поёрзать снова, но меня останавливает сиплый, но уверенны приказ: — Слезь. — цедит Нил сквозь зубы. Я подчиняюсь мгновенно: пальцы выпускают тёмные локоны, тело принимает сидячее положение. Это так странно… я же секунду назад не хотел даже двинуться. Мне на подсознательном уровне хочется слушаться его?.. К чёрту всё.       …А как долго я вообще лежу на нём? Я отворачиваюсь к окну, различаю окрестности. Мы проехали полмили с момента резкого поворота Ники. Ну пиздец, чё. Если никто из Монстров не заметил, как я провёл на коленях Джостена несколько минут, то они ебланы. А если и сам Джостен этого не заметил, то он тупое уёбище, на которое не стоит тратить моё драгоценное время.       Роланд, свет очей моих, я по тебе соскучился…       Мы едем мимо череды фонарей и меня начинает укачивать. Довершает моё «неважное» самочувствие таблеточная ломка. Это нехорошо. Я смотрю на свои руки с растопыренными пальцами и кривлюсь от страха и безысходности — в свете уличных фонарей я вижу свои трясущиеся пальцы. К горлу подкатывает тошнота; я сообщаю Ники о необходимости остановки. Ну, как — сообщаю?.. Я зову его, приказываю тормозить, он говорит, что мы на эстакаде, — как будто мне, блять, есть до этого какое-то дело! — Ники обещает, что мы скоро приедем, и я щипаю его за то, что удаётся нашарить руке — за бицепс. Ники вскрикивает, дёргаясь, — машина чуть виляет, — и останавливает внедорожник у несуществующей обочины, чудом не улетев в кювет. Мимо проносится тачка, возмущенно сигналя.       Я вываливаюсь из салона и прощаюсь с желчью, которой почему-то не нравится в моём желудке. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось. Пока я блюю, Ники спрашивает, где мои крекеры. Хочется показать ему фак, но я слишком занят — конвульсивное выталкивание рвоты требует от меня огромной сосредоточенности. — А он уже их съел. — сообщает Кевин. Я слышу в его голосе осуждение. Думаю, он скрещивает руки на груди и отворачивается, чтобы не видеть меня. — Все? — ужаснулся Ники. — Господи, Эндрю.       Я не вижу Джостена, но затылком чую, что тот кивает своим мыслям, ощупывая меня взглядом. Я буквально чувствую, как его тёплая рука ласково прикасается к моему плечу, затем оглаживает спину, успокаивая, спускается ниже и, проникнув под ткань джинсов, сжимает и мнёт мои ягодицы, а потом проскальзывает меж них пальцами и… входит. Впрочем, это уже моё бурное воображение. На самом-то деле он просто кривится, когда видит, как я блюю. — Заткнись. — хриплю я, отплёвываясь от мерзостной слюны. Уж и не знаю, кому адресую эту фразу — себе, Нилу или Кевину… Хотя, скорее, Ники. Я слышу шаги, чувствую на своих плечах руки. Кто-то рядом. Вот только кто?.. — Я принёс воды. — Узнаю голос Кева сквозь набат в ушах. — Люблю тебя, мальчик-водолей. — удаётся выдохнуть мне. — Я — Рыбы. — отзывается Кевин уставшим голосом. — Сынок, щас так похуй. — отмахиваюсь и упираюсь руками в колени. Нил смотрит на мою вздрагивающую спину. Когда удаётся выровнять дыхание, я принимаю бутылку из рук Кевина. — Спасибо, что открыл. — хриплю я перед первым глотком. Он кивает; внимательно смотрит, пока я набираю воду в рот, — наверно следит, чтобы я не захлебнулся. Придурок. Я гоняю её от щеки к щеке, выплёвываю в низкую жесткую траву, повторяю, чтобы стереть с языка вкус рвоты, и только потом пью.       Я нащупываю подголовник кресла Ники только с третьей попытки и сверзаюсь на сиденье, сталкиваясь плечом с Нилом — он резво выставляет руки вперёд, отчаянно цепляясь за кресло Ники, чтобы я снова не врезал ему башкой по члену. Неженка, блять. Ну и пошёл на хуй!       Высунувшись в открытое окно, Ники захлопывает мою дверцу. — Просто довези нас до места. — выдыхаю я.       Оставшуюся до крекеров дорогу я чувствую себя мерзко. От меня наверняка несёт блевотой… иначе зачем открывать все окна?! Может, они хотят, чтобы я на ходу выпрыгнул из машины?.. Надо проверить. Я приподнимаюсь, намереваясь высунуться в окно, и на бедре возникает крепкая рука… Пальцы вдавливаются в кожу так близко к паху, что меня прошивает волна желания, — потому что я знаю, чья рука возвращает мою задницу на место. Я оборачиваюсь.       Нил тянется ко мне. Если он не уберёт руку, я кончу сию секунду, клянусь. Кровь приливает к лицу, обжигает шею. Внизу становится горячо, живот покалывает тёплыми иглами, мышцы напрягаются.       Нил тянется ко мне! Я облизываю губы, чтобы встретить его влажным поцелуем, но… Господи, в джинсах так тесно! Боже, я теку как сучка.       Нил тянется ко мне! На лбу — испарина, кожа раскалилась до предела: на мне можно спокойно поджарить яичницу с беконом. Я могу прожарить заносчивого ублюдка, что сидит справа от меня, да так, что он неделю ходить не сможет и будет ойкать всякий раз, как нужно повернуться с боку на бок или сесть на свою натренированную сексуальную задницу. Я сейчас умру… Убери свою грёбаную руку, иначе я… я… Я с-сейчас… — Сиди смирно. — рычит Нил, и мой член конвульсивно дёргается.       Агрх!..       М-м-м… Ха…       Блять, Джостен… М-м-м… Ха… хах… Грёбаный ты засранец. Теперь у меня внизу тепло и мокро. Блять! Я кончил от твоего прикосновения? Твою ж мать… Как мне удалось не издать ни звука?       Хочется взвыть от напряжения, с каким воздух моих стонов давит на легкие.       …Нил щелкает кнопкой, закрывая окно наполовину, и исчезает из моих ощущений… а я вспоминаю, что проблевался минут десять назад, захлопываю рот, стараюсь дышать только носом, и надеюсь, что никто, особенно Джостен, не учует запах моей спермы. Блять-блять-блять! Я жмурюсь и стискиваю зубы, тяну толстовку так, чтобы прикрывала как можно бо́льшую область паха, шнурки капюшона резко дёргаю и завязываю под кадыком, чтобы запах спермы, если он будет, был запечатан под моей толстовкой.       Мы вваливаемся в кафе «У красотки». Я запускаю руку в вазочку с крекерами, потому что никто меня не остановит, вскрываю упаковки и заталкиваю их в рот так, словно не боюсь подавиться. Нил следит за мной. Наверно, сейчас я выгляжу как бездомный, который не ел две недели, рассовывая по карманам все крекеры, — запасы на зиму, так сказать, — но мне плевать, потому что крекеры хрустят и у них приятный вкус бекона. Они чертовски вкусные, поэтому я издаю блаженный стон, подмечая, что у Нила в этот момент дёргается кадык. Красиво дергается, должен признать. Настолько красиво, что мне хочется приложить к нему ладонь и попросить Нила сглотнуть, чтобы поймать это ощущение ладонью. А ещё он ШуМнО дЫшИт. Слишком шумно. У него будто сердечный приступ. Мне не нравится. Проталкиваясь через толпу, я захожу в туалет и выдёргиваю дюжину полотенец для рук. Дождавшись, пока одна из кабинок освободится, неуклюже переваливаясь от неприятных ощущений на коже, захожу в неё и почти срываю с себя одежду.       О, господи боже… У меня все трусы в сперме, она белыми нитями тянется от головки к ткани и сползает по моему ещё твёрдому дружку. Грёбаный Джостен, из-за него я кончил как конь. Как мне это исправлять, а?.. Я скалю зубы, вытираю член, пытаюсь промакивать ткань белья, но быстро сдаюсь, понимая, что силы бумажных полотенец и влажности явно не равны… Спускаю джинсы до пола и избавляюсь от обкончанных трусов, бросая их в ведро, а сверху добавляя бумажные полотенца.       Я всё ещё чертовски твёрдый. Если сейчас оденусь, любое неосторожное движение, и я снова могу кончить, и скрыть это как первый раз у меня не выйдет. В соседней кабинке смена караула. Я опускаю крышку толчка и сажусь на самый край, спиной опираясь о бачок. Беру стояк в ладонь и медленно веду от основания к истекающей головке, прерывисто выдыхая. За стенкой слышатся хриплые выдохи — кто-то так же сильно напряжён, как я. Забавно. Я прикусываю нижнюю губу и поглаживаю верхушку головки подушечкой среднего пальца. Я не сдерживаю нетерпеливый стон, и с удовольствием подмечаю, что парень в соседней кабинке издаёт испуганно-пристыженный охающий звук. Мне это чертовски нравится. Да, пусть мы не видим друг друга, но это добавляет остроты. Дрочить в одиночестве вот вообще не прикольно, скажу я вам. Я ласкаю себя правой рукой, а левой упираюсь в стенку. Чувствую ладонью удар — парень цепляется рукой за ту же точку преграды, разделяющей нас. Я издаю надсадный стон; глаза закатываются от наслаждения. Мой сосед отзывается отчаянным скулежом. Я представляю на своём члене крепкую руку Н… Нет, не надо о нём думать. Пусть будет Ро — стоящий на коленях, по-кошачьи глядящий на меня дымчато-серыми глазами, с растрёпанными смоляными волосами. Он наклоняется и целиком берёт меня в рот. Я прикрываю глаза всего на секунду, а когда снова смотрю вниз, Роланда уже нет. Есть Джостен. И он сосёт мне. Глубоко. Влажно. Мокро. И потрясающе. Он перехватывает мой взгляд и ухмыляется. «Нравится, Дрю?» — шепчет он и медленно облизывает меня от основания до щелочки на головке острым языком. Я кончаю, когда он сосёт мою головку, направляя её в мякоть щеки, и стонет, приятно вибрируя вокруг меня.       Я не умею быть тихим. Вот вообще ни разу. Если я хочу выкрикивать стоны наслаждения, я это сделаю. Даже если потом мне будет стыдно. …Мой сосед изливается, выстанывая имя «Дрю!» когда слышит мой отчаянный громкий стон «Нил!»       Я вытираюсь оставшимися бумажными полотенцами, надеваю джинсы и пару минут привыкаю к новым ощущениям, шагая на месте и пробуя присесть до того, как застегну ширинку. Я покупаю только ту одежду, внутренняя поверхность которой будет мягкой. Джинсы — не исключение. Их тонкая подкладка напоминает нежную байковую ткань. И ткань эта чуть потирается о мою обнаженную плоть при движении, и это… это просто восхитительно-потрясающе, мне так хорошо. Я прерывисто выдыхаю, когда подтягиваю джинсы и укладываю член так, чтобы не прищемить его, — головка всё ещё невероятно чувствительная, её не спрятать крайней плотью, и я дрожу от её контакта с одеждой.       Чувствую внезапное желание хоть глазком взглянуть на своего соседа. Забираюсь на бачок унитаза и свешиваюсь корпусом. В соседней кабинке стирает сперму со своего восхитительного члена Нил Джостен.       О мой Бог… Его дружок слишком красивый, чтобы я мог не смотреть на него — длинный, большой и ровный, с блестящей от спермы розовой головкой и несколькими выступающими венками. — Стонешь как сука. — заявляю я с нотками жалости в голосе. — Блять! — вскрикивает Нил и прячет член под тканью лонгслива. Даже обидно как-то. — Ты следил за мной? — Нужен ты больно! — я пренебрежительно фыркаю и внимательно слежу за его руками: Нил подтягивает пепельно-серые боксеры, на ткани которых я отчётливо вижу мокрое пятно, пряча свой потрясающий зад, затем тянет вверх брюки карго. — Развлекаешься? — Пока — нет. — я ухмыляюсь, когда осознаю: Нил кончил, выкрикнув моё имя… — Но скоро буду. — Гондон. — выплёвывает Джостен, швыряя бумажные полотенца в урну и яростно одёргивая лонгслив. — Гондон — это та хуйня, которую надо было использовать твоему папаше прежде чем трахать твою мать. — доверительно сообщаю я, пожимая плечами. Джостен взрывается мгновенно, подрываясь со своего места и забираясь на бачок. Наши лица в двадцати сантиметрах друг от друга. Такой вид завораживает меня не меньше, чем его напряженный, только что излившийся член. — Прежде чем скажешь какую-нибудь тупую херню типа «Не смей так говорить», — я тыкаю ему пальцем в центр лба, отталкивая его лицо чуть дальше, чтобы снизить риск внезапного поцелуя, — вспомни, что дрочил и кончил, слушая другого парня.       И выкрикивая его имя.       Джостен поперхнулся и густо покраснел. Ему просто нечего было противопоставить моим словам. Ну, кроме того, что и я кончил, прислушиваясь к его дрочке и выстанывая его имя… Но давайте не будем напоминать ему об этом, а то вдруг его тонкая душевная организация не вынесет такого позора и он возьмёт и вскроется?.. Или, что ещё хуже, расскажет об этом кому-нибудь. Хер ему кто поверит, кроме Ники, конечно, но рисковать мне не хочется…       Джинсы круто обтягивают мой офигенский чувствительный зад. Я выхожу из туалета и чувствую себя более раскрепощенным, лёгким, сексуальным и желанным. Просто чудо, что делает отсутствие на члене сдерживающих элементов! …и совместная мастурбация с тем, кто «нравится»… С Роландом мы не исследовали эти территории сексуальности, остановившись лишь на минете и короткой дрочке друг другу. Но чтобы ласкать себя рядом с кем-то… — такого мы никогда не делали, даже не думали о подобном…       После трейлера фильма «Дохуя сексуальный и мокрый член Джостена» настроение немного поднялось, достигнув отметки «ровненько».       Когда я возвращаюсь, Ники уже стоит со всеми, дожидаясь меня, а Нил — сунув руки в карманы и отвернувшись, чтобы лишний раз не пересекаться со мной взглядом. Меня это вполне устраивает. Администратор ведёт нас к кабинке в дальней части зала, пока я засовываю пустые пакетики от крекеров ему в карман — он либо не чувствует, либо игнорирует это. Я забиваюсь в угол кабинки и делаю вид, что мне интересно меню — укладываю щеку Кевину на плечо, — потому что шея не справляется с весом головы, — и рассматриваю картинки блюд. — Мы приехали отведать вашего фирменного мороженого. — говорит Ники официантке, захлопывая книжку меню. — Поняла вас, сейчас всё будет. — девушка кивает и удаляется. С лица Ники сходит улыбка и он с тревогой пялится на меня. Я делаю скучающее лицо, подпираю щёку рукой, а другую укладываю на столешницу. Дрожь теперь отчетливо видна каждому, кто осмелится взглянуть на меня. По моему телу пробегает судорога, и я чувствую рябь на своём лице, как на озёрной глади в ветренный день, и шумно вдыхаю сквозь стиснутые до скрипа зубы.       Кевин бренчит пластиковым пузырьком, и я, отшатываясь к окну, замираю, мгновенно напрягаясь настолько, что руки перестают дрожать. — Прими лекарство. — Кевин ставит пузырёк на стол. При виде таблеток я замираю. — Пошёл ты. — выплёвываю я. — Да у тебя ломка… — это выдыхает Нил. Что-то он больно разговорчивый… Я коротко взглядываю на него, пока он пытается прочесть название медикаментов. Я скалю зубы и отворачиваю от себя баночку, давая Нилу возможность прочитать этикетку и узнать этот секрет — расплачиваюсь за потрясающее представление «Дрочка Нила Джостена». Потому что я умею быть благодарным. Я пью флувоксамин, если кому-то вдруг интересно. Не, Джостен слишком тупой для меня. Он же понял про ломку ещё в общаге, — когда я рассматривал его ужасные сексуальные голубые глаза трезвым взглядом, борясь с желанием втянуть в рот его длинный острый язык и сосать его, пока не превращу Нила в гея и он не начнёт мне отвечать, забираясь одной рукой мне под футболку, а пальцы другой вплетая в волосы. Он понял это, когда смотрел вместе со мной на мои дрожащие руки. Он понял, когда я выблёвывал свои внутренности. Но не сказал. Потому он и дурак. — Пей. Таблетки. — раздельно произнёс Кевин строгим родительским голосом, отвлекая меня от Нила. — Ешь. Одеяло. — отозвался я, скаля зубы. — Эндрю. — Кевин. Убери на хер, или затолкаю их тебе в глотку. — прорычал я. Больше он спорить не стал, и таблетки волшебным образом исчезли со стола, а я уставился на свои трясущиеся пальцы. Нил поёрзал на своём месте и его колени коснулись моих. Молния жара и волна дрожи затопили всё моё тело, заставив вздрогнуть и отшатнуться назад, к спинке дивана. Джостен чертыхнулся и выдал неловкое извинение. Я уставился на него огромными убивающими глазами. Проклятый страус! — Хера тебе на месте не сидится?! — зарычал я, едва не брызгая слюной как бульдог с бешенством. — Я извинился! — рыкнул Нил, побелев от злости.       Вскоре нам принесли мороженое, и моё внимание переключилось на вазочки с шоколадными шариками. В центр стола официантка положила стопку салфеток. Когда она удалилась, я раскидал салфетки по столу, откапывая целлофановые пакетики с желтоватым порошком — «крекерную пыль».       Аарон неодобрительно посмотрел на меня и произнёс, прикрывая лицо рукой: — Люди же вокруг.       Я стойко проигнорировал его реплику и всыпал содержимое двух пакетиков в рот, отлетая от накатывающей легкости. — Попробуй мороженое. — Ники толкнул локтем Джостена, чтобы тот не пялился. — Тебе понравится. — Джостен замычал в ответ, сунул ложку в мороженое, но есть не стал. Ни мороженое, ни Ники не могли отвлечь его внимание от меня, рассовывающего «крекерную пыль» по карманам. Дёрнулся я, правда, чересчур резко, и к горлу подкатила рвота, которую пришлось сглотнуть из-за невозможности выбраться из-за столика в кратчайший срок. Ну не в вазочку же с мороженым мне блевать?! Впрочем, через минуту меня отпустило и я смог слопать свою порцию мороженого — шарик шоколадного и шарик ванильного с шоколадной крошкой. Да, я люблю шоколад, он крутой. Поэтому, прикончив мороженое, я снова выгляжу вполне довольным и расслабленным.       Когда принесли счёт, я щелкнул по нему, отправляя своей уродливой копии, и Аарон прикрепил к нему несколько двадцатидолларовых купюр.              Ещё десять минут в пути, и мы подъезжаем к «Райским сумеркам» — двухэтажному ночному клубу, расположенному в нескольких кварталах от шоссе. У входа всегда полно народу, но нам пофигу. Мы подходим к охранникам: я стою и ковыряю ботинком бетон, потому что это куда интереснее происходящего вокруг: Аарон приветствует вышибал сложной комбинацией ударов кулака, Кевин стоит с кислой физиономией, Джостен озирается, Ники прикрепляет протянутую Аароном оранжевую карточку к зеркалу заднего вида и уезжает парковаться. Минуя очередь, я захожу в клуб, на ходу коротко кивая охране. Кевин следует за мной, Аарон пропускает Нила перед собой.       Пройдя через вторые двери, мы оказались в сумасшедшем доме, вибрирующем музыкой и беспорядочными движениями тел. Я отыскал взглядом свободный столик, ещё заставленный пустыми бокалами, и двинулся к нему, лавируя в толпе. Кевин направился за мной следом, Нил рванул за Дэем, чтобы не потеряться. Я избавился от грязной посуды, Аарон притащил ещё стульев. Когда мы расположились, я сцапал Джостена за ворот лонгслива и потащил за собой к барной стойке.       Сегодня посетителей было больше, чем обычно, поэтому за стойкой работали три бармена. Я отыскал глазами своего ненаглядного и, кусая губы, стал ждать, когда он освободиться.       Когда Роланд увидел меня, подошёл к краю стойки и дружелюбно мне улыбнулся. Обожаю его улыбку. Он это знает. — О, Эндрю, уже вернулся? И кто твоя новая жертва? — спросил он, светясь. — Никто. Нам как обычно. — мне пришлось сделать голос сухим, чтобы не выдать радости, которую мог услышать Джостен, отвернувшийся от барной стойки и разглядывающий толпу. Очень непредусмотрительно с его стороны, скажу я вам. Мой вам совет: нужно всегда быть начеку, когда входишь в незнакомое помещение в компании Чудовищ. Я коротко киваю в сторону Нила, бросаю в пустой бокал для виски маленький пакетик и подталкиваю к Роланду. Его указательный палец вопросительно нацелен на Джостена: «Его, что ли?» Я стреляю в Нила тяжёлым взглядом и отвечаю коротким кивком. Роланд ухмыляется, отворачивается и делает восхитительный жест рукой на уровне своей поясницы: соединяет подушечки своих дохуя сексуальных пальцев — большого и указательного, — а средний, безымянный и мизинец распрямляет до хруста, и два раза плавно опускает и поднимает кисть. Похоже, скучал не один я. О мой Бог Любви… Я всё-таки не зря ставил на отсос. Мне ещё и подрочат сегодня! Чёрт, да кругом сплошная выгода! Я фыркаю, на моих губах кривая усмешка. Роланд глядит на меня своим игривым кошачьим взглядом, который я просто обожаю, сексуально прикусывает нижнюю губу и ждёт ответа.       Я маню его пальцем, он наклоняется. — Мне скучно. — объявляю я. Роланд расслаблено хмыкает мне на ухо, и этот звук приподнимает меня над землёй. Я жадно ловлю его, мои ресницы блаженно дрожат. Я люблю звуки его дыхания. Мне с ним спокойно. С Роландом я в безопасности. Тёплые губы мажут по ушной раковине. Его новый фетиш — поцелуи и слабые покусывания моих дохуя чувствительных ушей. Я с наслаждением выдыхаю весь воздух, что есть в лёгких, напевно урча, как кот, задремавший на солнышке. — Ты чист, — замечает он, обнимая пальцами мой подбородок и близко рассматривая мои глаза. — Как стёклышко. — выдыхаю я и чувствую, что растягиваю губы в счастливой и нежной улыбке. Чёрт, как же я люблю этого парня!.. — В подсобке через десять минут? — Я уж думал, придётся укрась тебя. — выдыхает он. Его лицо так близко к моему, что я могу рассмотреть формы цветных бликов в его дымчатых глазах. Я встаю на цыпочки, а Роланд чуть наклоняется ко мне. Наши носы соприкасаются. Роланд такой тёплый, что хочется прижать его к себе и греться зимними вечерами… Он накрывает моё тело своим, как одеялом. Я чувствую на своих губах его тёплое дыхание. Он не целует меня, а я — его, потому что рядом Джостен, который вот-вот повернётся. — Смешай моей даме свой самый жестокий коктейль. — шепчу я ему в губы и усмехаюсь. — За счёт заведения, ковбой. — он игриво кусает мою губу и хмыкает. Мне так этого не хватало!       Роланд ощупывает Нила внимательным взглядом. Тот поворачивается, когда Ро ставит на поднос наши напитки. — А ты что будешь? — Я не пью. — отозвался Джостен. — Бе-е! — прокомментировал я, изображая рвотный позыв. Нил фыркнул, смерив меня брезгливым взглядом. Похуй, у меня намечается секс с очаровашкой-барменом. Не могу сдержать довольной ухмылки. — Значит, газировку. — заключил Роланд и принялся готовить для него напиток. — Этот для тебя, трезвенник. — он указывает Нилу на бокал с газировкой. — Ненавижу сладкое. — комментирует Джостен. О, ты точно не в моём вкусе. За ненависть к сладкому я любого угандошу. Роланд пропускает его реплику мимо ушей, потому что смотрит на ремень моих джинсов. Мой член напрягается, предчувствуя скорые ласки моей сладкой симпатяжки.              Когда все бокалы оказались на подносе, я привычно взял его в руки и понёс к нашему столику, расталкивая нетрезвую толпу. Ники отошёл в сторонку, чтобы я мог поставить поднос на стол, а Нил — припарковать свою дохуя сексуальную задницу на пластиковый стул. — Ну, будем! — торжественно провозгласил Хэммик и мы дружно чокнулись.              Мы пили с космической скоростью; Ники призывал Джостена не отставать. Я поглядывал на него поверх своего бокала с виски и мысленно ухмылялся — он глушил газировку быстрее, чем я предположил. Его начало покачивать — это мог заметить лишь человек с наметанным глазом, вроде меня. Ро добавил в его бокал небольшую щепотку «пыли», чтобы усыпить бдительность. Мой сексуальный клофелинщик. Во второй раз направившись со мной к барной стойке, Джостен открыл было рот — хотел перейти на воду, но Роланд, свет очей моих, налил ему ещё газировки, не позволяя вставить ни звука. Ай да умничка, да? Надо его наградить, заслужил.       Вместе с новым заказом на столе появились пакетики «крекерной пыли». Я сексуально закусываю губы и дразню Джостена одним пакетиком. Этот дебил отвечает недоумевающим взглядом, и я делаю разочарованное лицо и фыркаю. Нет, он правда конченный придурок. Я раздаю пакетики остальным. — Это «крекерная пыль», — объясняет Хэммик Джостену, надрывая свой пакетик. — Слыхал? На вкус как соль с сахаром, но приход от неё будь здоров. Точно не будешь? — Наркота — отстой. — Джостен складывает руки на груди и надувается. Обиженка ёбаная. — Аккуратнее с оценками. — предупреждаю я, холодно улыбаясь. — Я считаю такое поведение идиотским, и извиняться за это не собираюсь. — отрезает Нил. Я начинаю заводиться. В плохом смысле. — Кипишь праведным гневом? — я усмехаюсь, сжимая кулаки. — Пытаешься задеть меня, потому что на тебя давит тяжкий груз твоей праведности? — Праведность для тех, кто ни черта не понимает в жизни.       Мне хочется задать резонный вопрос «А ты — понимаешь?», но я не задаю его. — Полегче, парни, — пытается вставить Ники свои три копейки, — полегче. — он расставляет шоты с алкоголем. Роланд на этот раз налил газировку в стопку. Ники ставит её перед Джостеном и объясняет про «пыль» дальше: — «Пыль» — не тяжелая дурь, просто помогает скрасить вечер. — он делает неопределенный жест рукой. — Думаешь, Кевин стал бы рисковать будущим ради тусовки в клубе?       С губ Джостена срывается пренебрежительный звук. — Каким будущим? — мрачно спрашивает Нил.       А вот это — здравая мысль. Я тоже так думаю — если Кевин не возьмёт себя в руки, хера с два он чемпионат выиграет… вообще, мне плевать на экси, но если Кевин проиграет, он будет рыдать, а жилеткой снова буду я. Мне не нравится видеть его в слезах — Кев сразу опухает и краснеет, а мне приходится сцеловывать солёную влагу с его щёк, чтобы он прекратил рыдать, — а я ненавижу солёное! Простой небрежный приказ «Уймись» перестал на него действовать, когда я имел неосторожность поцеловать его солёную щёку первый раз… Чёрт, тогда в штанах стало так горячо, что я подумал, что самовоспламенился. Ещё жарче стало, когда Кев, выжравший бутылку водки в одно рыло, полез ко мне с ответными поцелуями… а я не остановил его. Не потому что не мог, а потому что не хотел. Я осознал, что желал, жаждал его: пухлые губы, повлажневшие от слёз и слюны, горячие и припухшие веки, солёные щеки, шмыгающий нос, веснушки под глазами, горячие ладони на моей груди, вес его тела на мне. Наутро его воспоминания были обрывочны — он помнил, что много выпил и разревелся, и что я поцеловал его разок, … но не помнил, что потом мы сплетались языками так, словно те были змеями в сезон спаривания. Я не стал говорить, что его стояк чуть не проткнул мой живот, а мой член — его бедро. Не стал говорить, что от одного взгляда на его обнаженную натренированную грудь с четырьмя кубиками пресса я кончил, как конь, а он после этого обласкал влажного меня горячей ладонью и погладил пульсирующую головку. Не стал говорить, что его член сквозь ткань трусов оставлял на моей коже ниточки влаги. Не стал говорить, что предложил сделать ему минет сквозь ткань белья, а он согласился. Не стал говорить, что с исступлением открывал и прятал головку под крайней плотью и лизал его через ткань боксеров, отчаянно жмурился и пытался сквозь неё ощутить языком щелочку на его головке и возбужденную мокрую дырочку. Зачем ему это знать? Его тонкая гетеросексуальная душевная организация не вынесет позора. А мне совсем не хочется, чтобы Кев думал, будто я гей, который только и ждал, когда он подбухнёт, чтобы воспользоваться им для собственного удовлетворения, и перестал со мной общаться. Я НЕ гей. Я дорожу нашей дружбой и не позволю горячей и влажной слабости, продлившейся всего-то минут сорок, разрушить её и забрать у меня моего смазливого жирафёнка… которому глубоко сосал горячий твёрдый стояк и который кончил, глубоко засадив мне в горло.       Я коротко взглядываю на Кевина: он смотрит на меня с робким вопросом, покусывая губы. «Должны ли мы жалеть об этом?» Я заламываю брови в саркастичном смешке. «Жалеть о чём? Никогда в жизни я ни о чём не жалел.»       Об этом — тем более! — мысленно шепчу я, вспоминая, как сцеловывал бисеринки пота с пресса Кевина, облизывал его глубокими мокрыми поцелуями…       Дэй стискивает челюсти, потому что понимает, о чём я думаю, но быстро переключается на Джостена и метает в него предупреждающий взгляд, но Хэммик не даёт ему раскрыть рта: — Выпей с нами, если закидываться не хочешь. — он протягивает Нилу стопку газировки, держа в другой руке надорванный пакетик. — Ну, на счёт три! — объявил Ники. Джостен не стал спорить, потому что понял — это бесполезно, здравый смысл мы оставили в моей BMW. А ещё он понял, что допустил чудовищную ошибку в компании Чудовищ — выпил то, что ему дали.       Из дрожащих пальцев выпадает стопка с «крекерной» газировкой. Джостен подскочил, но я рванул его за волосы и резко усадил обратно. От рывка голова Нила запрокинулась под опасным углом. Я распластал его ладонь на столе, и Ники тут же впился в его запястье, не давая двинуться. — Только сейчас заметил? — выдохнул я с ироничной жалостью. — Идиот. — Т-ты?.. — прохрипел Нил вопросительное. — Думал, безопасно самому заказывать напиток? — я холодно усмехнулся. Бедняга… такой умный и такой тупой. Даже жалко немного, что он мне не подходит. Его бы научить быть внимательнее, и мы могли бы подружиться. Вот только… Я закусываю губу и отвожу в сторону тяжелый помрачневший взгляд. Вот только Нил ненастоящий. — Роланд знает, что делать, когда я привожу чужаков. — выдыхаю я, сильнее сжимая пальцами другую его кисть. Нил вырывает руку, но я снова сильно дёргаю шелковистые каштановые пряди. Нил шипит и замирает. Я соскальзываю со своего места, упираюсь коленом в пластиковое сиденье стула Джостена и наваливаюсь на его тело. Я изучаю его зрачки дольше, чем нужно, потому что хочу полюбоваться настоящим цветом его глаз. Смотрю на него и чувствую, что уголки губ сводит от глупой улыбки.       Ты мне нравишься… И поэтому я тебя ненавижу. — Почти готов. — я с силой отталкиваю его от себя, словно он плюнул мне в лицо. О, он мог бы, гарантирую. Задержись я рядом с его лицом, он сделал бы это непременно. — Ещё минута, и его вштырит. — выношу я вердикт. — А пока почему бы нам не развлечься? Вечер только начался. — на моих губах появляется хищная улыбка, за которой я прячу свою тупую симпатию к галлюцинации.       Когда Нил рванул ко мне с явным намерением задушить, Аарон уже опрокинул перед ним стул, и Джостен полетел на пол, ударяясь своей лохматой башкой об пол. В каждую клеточку его тела проникал наркотик. Нил уже дрожал, как чихуахуа на морозе; всё его тело сотрясалось от сумасшедших пульсирующих вибраций, которые проходили сейчас и сквозь моё тело. Я бросил взгляд на экран мобильника — у меня ещё пять минут до свидания в подсобке.       Ники и Аарон приподнимают Джостена и, волоча по полу его ноги, тащат вниз — на танцпол. Я неспешно спускаюсь по ступеням, когда брат идёт к нашему столику, а Ники прижимает Джостена к себе и целует, глубоко проникая языком ему в рот. Мне вот почти не больно. Почти. Я почти не чувствую того грызущего чувства, которое появляется, когда ревнуешь кого-то. Нил отталкивает его, и Хэммик хохочет. — Такие у нас правила. — говорит он Нилу и исчезает в толпе. Джостен падает — ноги его не слушаются. Стиснув зубы, я спускаюсь в двигающуюся толпу и толкаю Джостена в спину, выбивая из танцующей массы. Он упирается в стену предплечьями, сильно сгибаясь. Сейчас у него очень сексуальная задница. По его ненавистному взгляду я понимаю, что он хочет зубами вырвать мне трахею. — Какая неблагодарность! — восклицаю я с видом оскорбленной благодетели. Рене похвалила бы меня за такую мастерски отыгранную роль. — Бухло недешевое. — Ненавижу тебя! — выкрикивает Нил. Я слышу в его голосе злые слёзы. И я тебя, Джостен. Я тоже тебя ненавижу… потому что, будь всё иначе, я бы любил тебя. А любовь — это слабость. А я больше никогда не буду слабым! — Встань в очередь. — я устало зеваю. У меня ещё три минуты. — От этого я не стану спать хуже. — Когда ты уснёшь, я убью тебя. — Да ну? Силёнок хватит? Или наймёшь кого? Твоих бабок на приличного киллера хватит. Вопрос напрашивается сам собой — откуда у такого ничтожества как ты деньги? — На дороге нашёл. — Интере-е-е-сно… — тяну я, обхватывая подбородок пальцами. — Ты поэтому их не тратишь или тебе просто нравится выглядеть бомжом? Мнения команды разделились, — чтоб ты знал. Большинство уверены, что ты — обычный голодранец, вроде Дэн… Но Рене так не думает, и я тоже. Мы думаем, что ты такой же, как мы. — я наклоняюсь к его уху, частично прячущемуся за непослушными шоколадными локонами. — Бе-гу-нок.       Будь Нил трезвее, его реакция могла быть другой. Сейчас он вздрогнул. Я, блять, прав. Ёбаный гандон, я так и знал! Ля ты крыса… — Не лезь не в своё дело! — он рычит, из глаз бегут слёзы. — Сегодня у нас вечер залезания в дела Нила Джостена. — спокойно объясняю я ему, как маленькому. Бедный глупый Нил… — Врубился? Не дашь мне внятного объяснения, и я выкину тебя из команды. — Это не твоя команда. Ты ничего не решаешь. — Не вынуждай убеждать тебя в обратном. — я защебетал соловьём — нежно, мягко и убедительно. И улыбнулся — страшно, хищно. — Что, если я позвоню в полицию и попрошу проверить некоего Нила Джостена — опасного подростка. Как думаешь, я смогу разузнать о тебе что-нибудь интересное? Или ты хорошо замёл следы, крысёныш? — Пустое. — отзывается Нил. — В полиции тебя не станут слушать. — Один полицейский станет. — пожал я плечами. — Вот прямо сейчас возьму, и позвоню ему — расскажу о трудном подростке, опасном для окружающих. Шестерёнки бюрократической машины быстро закрутятся. Ты будешь перемолот в пыль. Ты точно уверен, что хорошо замёл следы? — Заткнись, — шипит Джостен, — чего до меня доебался?! — Мне не нравится, как ты смотришь на Кевина. — раздельно произношу я. — Вороны переводятся в наш округ, и тут в моей команде появляешься ты — криворукий лох, пустышка из Аризоны. Что Кевин в тебе нашёл? — я выплёвываю слова и морщусь от омерзения. — Ты — фальшивка с головы до пят, с полной сумкой бабла и секретов, дрочащий на Кевина и Рико. Теперь врубился? — спросил я. Нил не только был шокирован, мне удалось вывести его из себя. — Издеваешься?! Я не крыса! — Докажи. — я снова пожал плечами. — Даю минуту. Подумай хорошенько, стоит ли меня выводить. Скоро вернусь.       Шагая через толпу, я один раз оглядываюсь: Нил ползёт вдоль стены и уже видит просвет в движущейся массе тел, — он идёт туда, намереваясь сбежать, но путь преграждает Ники. Второй поцелуй оказывается ещё хуже первого — Нил зеленеет и отталкивает Ники, а мне отчего-то становится тепло. Наверно, я рад, что Джостену не нравится сосаться с Хэммиком…       Я проталкиваюсь через толпу и влетаю в подсобку. Закусываю губы, стягиваю толстовку, оставаясь в футболке, и паркую свою чувствительную задницу на выключенной стиралке. Роланд заходит через минуту — покрасневший и запыхавшийся. — Привет. — он смущенно улыбается. Я порочно облизываю губы и призывно развожу ноги. Роланд останавливается в шаге от стиралки. — Что будем делать сегодня? — Хочу поцелуи, минет и, может, секс. — Ох… — Роланд ошеломленно выдыхает, потому что я ввёл запрет на разговоры о сексе как таковом. Но сегодня у меня настроение сделать что-то необычное. — Для тебя это приемлемо? — спрашиваю я на всякий случай.       Роланд нежно улыбается. — Ты же знаешь, что да.       Я обнимаю руками его шею и придвигаюсь к краю стиралки, чтобы притираться к животу Роланда своим полутвёрдым членом. Наши губы встречаются в легком неспешном поцелуе, который мы постепенно углубляем, постанывая друг другу в рот. Я подаю сигнал к переходу на новый уровень, когда спускаю руки Роланду на грудь и начинаю расстёгивать его рубашку. В ответ он мягко касается моей талии, ожидая разрешения снять футболку. Я ухмыляюсь и поднимаю руки, давая Роланду самому избавиться от мешающей детали. Минуту он голодно смотрит на мою грудь, закусывая губы. Потом поднимает вопросительный взгляд. — Соски?       Я расслабленно улыбаюсь и небрежно прислоняюсь лопатками к стене, чтобы обрести опору, и делаю приглашающий жест рукой, обводя свою грудь. Роланд обнимает ладонями мою талию и наклоняется к моей груди. Я кусаю губы — такие эксперименты были очень редки, и я толком к ним не привык. Но я доверяю Роланду, поэтому готов сделать это с ним.       Его горячие губы вбирают меня в рот, и мои бёдра конвульсивно трясутся. Мягкая подкладка джинсов елозит по головке, и я жмурюсь, всхлипывая. — Дрю, тебе бо-… — начинает Роланд, но прерывается на полуслове и исправляется: — Ты как? — Непривычно. — отзываюсь я, натужно улыбаясь. — Не будем сегодня. — сразу переводит Роланд. — Хочешь, просто поглажу? — Спасибо. — тихо отзываюсь я. Ро скомкано улыбается и поглаживает подушечками пальцев мои грудные мышцы, обводит ареолы сосков. Я слабо постанываю и ёрзаю, подставляя для ласк чувствительные участки тела. — Что мне сделать? — он мягко целует меня в лоб и гладит мой торс кончиками пальцев. — Можешь… — я шумно сглатываю, — можешь мне отсосать? — Всё, что пожелаешь. — Роланд кивает и сжимает мои запястья, подбадривая. Он опускается на колени мучительно медленно. Я слежу за ним опьянённым взглядом и закусываю губу. Он кладёт руки на мои колени и ждёт разрешения двинуться выше. Я облизываюсь и киваю. Роланд смещает ладони к середине бедра и снова останавливается — на случай, если это — слишком для меня. Но я разрешаю ему подняться ещё выше.       Его пальцы расстёгивают ремень, пуговицу и молнию ширинки. Роланд запускает руку мод мою одежду и ошеломленно охает: — Ты без белья? — Тебе нравится? — Д-да… да, очень. — он кивает, жутко краснея. Его горячая рука вытаскивает на свет божий моего напряженного дружка. — Уже течёшь?.. — Для тебя. — отзываюсь я.       Роланд хмыкает и проходит языком по головке. Горячая влага сводит с ума и я сильно кусаю губы, подавляя громкий стон наслаждения. Ро не даёт мне толком насладиться облизываниями и распробовать их, и сразу берёт головку в рот. Он определенно боженька минета. Хорошо, что я познакомился с ним тогда. Ро помог мне лучше узнать и принять себя, многому научил, показал, что и как делать, чтобы доставить удовольствие себе и партнёру. На его потрясающем члене я учился делать минет — обычный и глубокий. Первое время это было непривычно и немного стыдно, но когда я стал перехватывать его помутневший взгляд, пока сосал, понял, что сейчас я управляю его телом — дыхание, стоны, прикосновения ко мне и к себе, оргазм. Я управляю, а значит, я — главный. Это успокаивало, поэтому следующие разы я проявлял доминирование, действуя быстрее и помогая себе руками. Удобнее было, когда Ро лежал — так я ещё и был сверху. Он же предпочитает быть на коленях, когда отсасывает мне. Это вполне меня устраивает, потому что мне непременно нужно схватиться за его волосы и управлять. Что сказать, я люблю доминировать в постели.       Роланд берёт меня так глубоко, что член проникает ему в горло. Я вплетаю пальцы ему в волосы, предупреждая, что ему не следует делать мне королевский минет — я и без него проживу. — Не бери так глубоко. — я перебираю его смоляные волосы. — Да, Дрю. — послушно отзывается он. Чертяка! — знает ведь мой кинк на послушание. — Ро, поцелуй мои бёдра. — прошу я. — Хорошо. — отзывается он, выпуская мой член изо рта и спуская мои джинсы к коленям. Его влажные губы прокладывают дорожки поцелуев от колена к паху. — Блять, ты охуенный… — хриплю я, жмурясь. — Ты тоже. — Ро усмехается и одаривает мою головку глубоким поцелуем и коротким облизыванием. Он хочет перейти к другому бедру, но я останавливаю его. — Стой-стой, чуть подольше, прошу. Оближи меня там. — я слышу в своём голосе отчаяние и мольбу, и мне не стыдно, потому что это — мой Роланд, и он не осудит меня за мои слабости. — Да, мой хороший. — шепчет Роланд. — Блять, Ро!.. — я выстанываю два слова, отчаянно всхлипывая и жмурясь, — Скажи ещё раз!.. — Сказать что, любимый? — Назови меня хорошим. — прошу я, до боли прикусывая губы. — Хорошим, любимым или сладким? — уточняет он, облизывая мою головку, как леденец. — Первое. — Я сделаю всё, что попросишь, мой хороший. — шепчет он, осыпая мой член поцелуями. — Ещё. — прошу я, цепляясь левой рукой за его волосы, а правой щипая себя за сосок. — Эндрю, ты такой хорошенький, когда возбуждён. — отзывается Роланд. — Ты потрясающий. Такой красивый… я уже весь мокрый и твёрдый из-за тебя. — Насколько? — я едва нахожу силы, чтобы разлепить веки и взглянуть на него. — Настолько, что моим членом можно забивать гвозди.       Я кончаю, как только он снова сосёт мне. Роланд сцеживает всё до капли и проглатывает, а после — облизывает губы и мой член. Я соскальзываю со стиралки, укладываюсь грудью на пол, беру его стояк в рот и начинаю усердно сосать, чуть поворачивая его кулаком. Роланд цепляется за мои плечи, стонет, распаляя меня этим звуком, и укладывается лопатками на пол, чтобы я снова чувствовал себя сверху. Я то ускоряюсь, то замедляюсь, сдавливая его член губами, иногда стреляю взглядом в Роланда — он уже не пытается глядеть на меня, поглощенный приближающейся разрядкой. Выгнувшись навстречу потолку, он вскрикивает и кончает мне в рот. Я всегда проглатываю, потому что у Роланда — сладкая. Может, он выпил сегодня сок или какой-то коктейль, или съел ананас… Его сперма сладкая, и мне нравится её вкус. Если бы не нравился, я бы не глотал и не позволял бы кончать мне в рот.       Какое-то время мы лежим на полу, стараясь отдышаться. Наша кожа слипается из-за пота, но нас это не особо волнует — за дверью есть душевая кабинка для персонала, так что мы обмоемся и снова будем опрятными, свежими и чистыми. — Я очень скучал по тебе. — шепчет Роланд, перебирая мои волосы. Я притираюсь к его обнаженной груди и согласно мычу. — А я — по тебе. — Жаль, что ты не можешь приезжать чаще. — Мне тоже. — отзываюсь я и поворачиваю голову, чтобы легонько куснуть его податливый сосок. С губ Роланда срывается восхитительный всхлип. — Буду стараться выбираться чаще. — обещаю я. — Пойду в душ. — я приподнимаюсь на локтях и глубоко целую его губы.       Когда я возвращаюсь, апатично проводя языком по зубам, Кевин сообщает: — Он всё. — Кто «он» и что «всё»? — не понимаю я и хмурюсь. — Он — это Нил, и Нил того… этого. — объясняет Ники, неловко взбивая копну каштановых волос и делая их более лохматыми. — Этого? — переспрашиваю я. Теперь я замечаю, что парни стоят стенкой, загораживая от моего взора кожаный диванчик. — Ну слился он. — переводит Аарон, скрещивая руки на груди.       Я отодвигаю Кевина и Ники в стороны, как занавески, и гляжу на отлетевшего Джостена, пускающего слюни на диван. Он лежит на животе, и я почти не переживаю, что он может начать блевать. На его челюсти краснеет здоровенное овальное пятно. — Кто это сделал? — я оборачиваюсь к Чудовищам, едва сдерживая злость. — Никто не трогал твои вещи. — Кевин протяжно вздыхает и трёт пальцами переносицу. — Он заплатил кому-то, чтобы его вырубили.       Я сажусь на корточки рядом с диваном и рассматриваю безмятежное лицо. — Какой же ты придурок. — шепотом выдыхаю я, и Нил слабо улыбается мне сквозь дрёму.       Не думая о том, как это выглядит со стороны, я ныряю под правую руку Нила и поднимаю его на ноги. Наркотик в теле Джостена отчаянно протестует, и Нил роняет голову мне на плечо, утыкаясь мокрыми губами в мою незащищенную шею и пуская слюни мне за шиворот. Отвратительно. Мокро. Горячо. Ники вызывается помочь, но я посылаю его, потому что не хочу, чтобы он трогал мои вещи. Тогда на помощь приходит Кевин, а его гетеросексуальности в подобных ситуациях я доверяю больше. И что с того, что ему понравился мой минет? Это ещё ничего не значит — мы оба были под кайфом.       Машина остаётся на парковке до утра, и мы молчаливой нестройной кучей бредём домой. Я доверяю Кевину уложить Нила в кровать в гостевой комнате, а сам вызываю Ники на разговор тет-а-тет. — Эй, Ники, — начинаю я, скалясь, — мы так не договаривались. — О чём ты? — Я не говорил тебе вылизывать его пасть своим грёбаным гейским языком. — я рычу, но сдерживаюсь от пользования ножом — могу перегнуть и поцарапать. — И ты сделал это дважды. Не поверю, если скажешь, что я не предупреждал. — Предупреждал. — Ники понуро опускает голову. — Прости. Наверно, «пыль» в голову ударила… он чертовски симпатичный. — Я з-… — я затыкаюсь, едва не бросив опасное «Я знаю!» — Я не хочу ничего слышать. Вали спать — ты дежуришь после меня. — Дежурю? — Ники так нажрался, что не понимает слов. — Будешь следить, чтобы он не захлебнулся рвотой. — Фу! — Ники делает недовольное лицо, но всё-таки не спорит и отправляется спать, пока ему позволяют.       Я собираюсь сменить Кевина, уверенный, что он уже уложил Нила, и тот дрыхнет на узкой кровати, обслюнявив подушку, но, когда я вхожу, Нил яростно пытается отбиться от длинных рук Дэя, пытающегося придать его телу горизонтальное положение. — Дальше я сам. — я сжимаю его руку повыше плеча и делаю короткий кивок в сторону двери — выпроваживаю его. — Удачи. — Кевин с раздражением смотрит на Джостена и выходит.       Я присаживаюсь на край кровати и молчу. Нил глядит на меня исподлобья и глухо рычит, а потом вдруг бросается ко мне и изумленно восклицает, обхватывая своими дохуя горячими ладонями мои щёки: — ТЫ ГЛАЗА ПОДВОДИШЬ? — подушечки больших пальцев очерчивают мои нижние веки.       Покраснев от стыда, я стал давить на его плечи, стараясь уложить на матрас. — Заткнись и спи! — зашипел я, пытаясь оторвать его руки от своего лица. Нил сделался более сговорчивым и стал постепенно приближаться спиной к матрасу. —… м-мне… нра-… вится… тебе идёт. — шепнул он, сонно сощурив сексуальные голубые глаза, вглядываясь в моё лицо. — …очень. Ты очень красивый. — выговаривает он, и глупо хихикает. Я сдерживаюсь, чтобы не брякнуть смущенное «спасибо». Смешок Нила отдаётся тупой ноющей болью в груди.       Я шумно сглатываю и дышу ртом. Нил, перестав ощущать давление на свои плечи, снова садится. Он прикрывает глаза и тянется ко мне. Я напрягаюсь и задерживаю дыхание, готовясь встретить его губы коротким влажным поцелуем и запомнить их вкус и ощущение на своей коже. Когда между нами остаётся несколько миллиметров, я прикрываю глаза и быстро облизываюсь, чтобы стереть с губ виски и «крекерную пыль» — чтобы ничего не мешало мне чувствовать вкус Нила.       Джостен едва касается меня, как его тупая тяжеленная башка падает мне на колени. Щека прижимается к бедру, Нил недовольно ворчит — видимо, лежать на мне не так уж удобно, и подкладывает под голову согнутую руку. Локоть упирается мне в пах. Ой, как неудачно… Чёрт, это пиздецки больно! У меня же нет дополнительного слоя защиты в виде белья! Его острый локоть давит мне на головку. По-моему, я сейчас умру от болевого шока. Нил обиженно хныкает — мне кажется, что он вот-вот заплачет, — и взбивает мои бока кулаками, будто я — его грёбаная подушка. Я подвываю от боли и заваливаюсь на матрас, и тело Нила вдавливает меня в постель. Его вес совершенно не пугает, и от этого становится не по себе. Моё сердцебиение учащается. Я чувствую накатывающее возбуждение и ползущего вверх по моему телу Нила Джостена — он трётся щекой о мою грудь и сладко чавкает, собирая во рту слюнки и сглатывая их. Он звучит слишком хорошо, чтобы я останавливал его. — ф-… фсё хосо. — шепчет он, робко поглаживая моё плечо и заглядывая в мои глаза, и я его ненавижу.       Ты фальшивка, Нил Джостен. Фальшивка с головы до ног. Я тебя ненавижу. Слышишь, ненавижу!..       Тогда почему наши губы такие влажные? Почему наши тела такие горячие? Почему его колено прижимается к моему паху? Почему я целую его? Почему он мне отвечает? Почему урчит?.. Блять, он звучит слишком хорошо!       …Но это же неправда, верно? Нил — галлюцинация, эффект таблеток… Нил не может быть таким. Со мной — не может.       …Он не может быть галлюцинацией, так ведь?.. Я же… я же чувствую… Нил помогает мне избавиться от толстовки, и я мгновенно поднимаю руки, позволяя стащить её с себя. Но он останавливает мои руки, когда я тянусь к поясу своих джинсов, чтобы освободить низ футболки и снять её тоже. Нил смотрит на меня своими идиотскими сексуальными глазами. Его взгляд расфокусирован, но Джостен пытается сосредоточиться на моём лице. — Ост-… -авь её. — шелестит он бархатистым голосом. Я размыкаю губы, чтобы ответить сиплое «Как пожелаешь», когда Нил подаётся ко мне и жарко целует, не пытаясь ворваться в мой рот языком. Он жмётся ко мне всем телом, и мне чертовски не хватает контакта с его кожей. Какой она окажется? Гладкой, упругой, мягкой, бархатистой? Или, может, сухой, обветренной, грубой, толстой? Есть ли у него царапины и следы ссадин? Есть ли порезы, похожие на мои? Наносил ли он их сам или кто-то вредил ему? Я этого не узнаю. Сегодня — не узнаю… Я обвиваю его спину руками, роняя на себя и теснее прижимая. Я позволяю ему быть сверху, потому что Нил не пытается управлять мной. Он ёрзает, и его колено трётся о моего напряженного дружка. Я чувствую, что уже теку. Из-за него. Для него.       Мои джинсы становятся влажными. — Мокро. — комментирует Нил едва слышно, когда мои смазка и сперма пропитывают ткань его брюк карго. Я неуклюже извиняюсь, и колено Нила исчезает из моих ощущений, а через несколько секунд его заменяет напряженный дружок Джостена — он притирается им к моим влажным джинсам. — У меня тоже. — сообщает он порочным шепотом. Я чувствую жар его тела и прерывисто дышу. — Мне надо бы передёрнуть. — он словно извиняется. Я слышу своё сбитое дыхание и сиплый умоляющий писк. — Ты не против? — спрашивает Нил, ткнувшись лбом в мой лоб. Он чертовски тактильный… Я хочу ответить, но горло скованно сладкой судорогой, поэтому я лишь отчаянно мотаю головой. Нил быстро целует меня в губы, словно благодарит.       Нил приваливается спиной к стене, запускает руку под резинку трусов, обхватывает свой изнывающий от желания член. Но не вытаскивает сразу, — только медленно тянет на себя, словно ожидая от меня запрета или совершенно противоположного — мольбы ускориться.       Я приподнимаюсь на локтях и слежу за каждым движением его руки. — Давай. — слышу свой осипший голос, и проклинаю себя, потому что звучу жалко. — Ты тоже можешь. — он перехватил мой взгляд и произнёс это с возбуждающей хрипотцой, которую я возненавидел. — Давай. Вдвоём будет не так стрёмно. — подбодрил меня мой личный змей-искуситель. Я усмехнулся. Он прав: дрочить в одиночестве не прикольно и тупо. Мгновением позже, когда я тоже привалился к стене, расстегнул ширинку и спустил джинсы, освобождая свой член, дыхание Нила на несколько мгновений прервалось. Его губы раскрылись, будто ему было нечем дышать, или он хотел обхватить ими головку моего только что излившегося члена. Быстро облизнувшись, Нил подсаживается ко мне поближе и вытаскивает свой твёрдый аппарат.       Я медленно опускаю кулак к основанию, открывая головку, и Нил повторяет за мной, неотрывно следя за движением моей руки. Я хрипло выдыхаю, глядя на его охуенного дружка и поросль огненно-рыжих волос, и обвожу головку подушечкой среднего пальца. Нил сипло стонет и, закусывая губы, делает то же. Сегодня я открываю всё новые грани Нила Джостена — голубые глаза, мастурбация в туалете и выкрикивание моего имени, рыжие волосы над пахом… Чувствую на своих губах тупую улыбку и решаю немного подразнить Нила: обхватываю член у основания, покачиваю им из стороны в сторону, открываю и закрываю блестящую головку, размазываю влагу по всей длине, бью головкой по ладони левой руки и быстро надрачиваю. Нил стонет и безошибочно повторяет всё за мной. Я обхватываю член тремя пальцами, и подушечкой среднего поглаживаю под уздечкой.       Нил заваливается, сталкиваясь своим плечом со мной, и тыкается носом в мои волосы над ухом. — Дрю, — зовёт он, опаляя дыханием моё ухо, — сядь ко мне на колени. — Мягкий поцелуй обжигает ушную раковину, и я не сдерживаю нетерпеливый стон. Исполняю его просьбу так медленно, как только могу: перебрасываю ногу, плавно опускаюсь, паркуя задницу на его бёдрах — словом, делаю всё, чтобы подразнить. Эндрю Джозеф Миньярд, полутораметровая дразнилка, неприятно познакомиться!       Когда наши напряженные и мокрые аппараты соприкасаются головками, мы оба вздрагиваем, а потом глупо хихикаем, соприкасаясь носами. Нил мягко притягивает меня за плечи, запрокидывает голову и целует меня в лоб. — Можно коснуться там? — робко спрашивает Нил. Я моргаю и пытаюсь вспомнить, говорил ли ему, что ненавижу прикосновения. Кажется, не говорил… — Хочу приласкать тебя. — объясняет он. — Ласка? — я усмехаюсь. — Ни один из нас не создан для ласки. — Тоже верно. — Нил кивает. Я даю разрешение на прикосновение.       Нил обхватывает наши стояки мозолистой ладонью, и я готов выстрелить от одного лишь этого касания. Он нежничает, и я дрожу, цепляясь за его плечи. Я запрокидываю голову, складывая руки у него за головой и царапаясь сквозь ткань лонгслива, и Нил целует мой кадык — едва касаясь, робко и трепетно. Его мозоли щекочут меня; чуть шершавые пальцы поглаживают чувствительную дырочку и подталкивают к новому оргазму. — Я близко. — шепчу, едва ворочая пересохшим языком и обессиленно утыкаясь носом в шелковистые каштановые волосы. — Я тоже. — Нил кивает и последний раз проводит ладонью вверх-вниз, заключает две головки в кулаке, и мы изливаемся, склеиваясь на телесном уровне.       Я хриплю ему в шею, пытаясь выровнять дыхание. Нил поглаживает меня внизу подушечкой большого пальца. Мои бедра конвульсивно дрожат, и Нил влажно целует меня в оголившуюся ключицу. — Ты потрясающий. — слышу я трепетный шепот над ухом. — Эндрю, я в тебя влюбляюсь. — Я тебя ненавижу. — напоминаю я с истерическим смешком: как жаль, что утром мы оба ничего не вспомним… Жаль, что я забуду тепло его тела, давление зубов на мои губы, твёрдость его дружка и его влажность внизу. Жаль, что Нил Джостен — гребаная галлюцинация. — Я не хочу тебя отпускать. — шепчет он и снова гладит мой опадающий член своими чуть шершавыми горячими пальцами.       Жаль, что мы не можем перебраться в мою комнату, чтобы побыть вдвоём без свидетелей чуть больше. Мы укладываемся на матрас нос к носу, чтобы видеть лица друг друга. Нил водит кончиком пальца по моим губам и шепчет на незнакомом языке: — Je veux me souvenir de ce moment pour toujours.       Мы оба слишком накачаны для передвижений…       Я должен побыть с ним ещё несколько часов, чтобы протрезветь. Я должен не засыпать, чтобы Нил не захлебнулся, если его будет рвать. Должен убедиться, что Ники не тронет его, когда заступит на пост после меня. Должен… не засыпать… — Du bist… — поцелуй, — so schön… — поцелуй. Я шепчу, укладываясь на кровать рядом с ним. — Danke. — Джостен прикрывает глаза и тихо усмехается, накрывая меня своим телом, как одеялом. Он выше меня всего на тринадцать сантиметров, а кажется, что на все четырнадцать…       Я поворачиваю голову и утопаю носом в каштановых волосах. Глубокий вдох. Мне нравится запах его волос. Они пахнут также, как пахнет его живот — можжевельником. Я обхватываю его шею рукой, чтобы приблизить к себе, и зарываюсь носом в шелковистые локоны. Вдыхаю его запах и не могу сдержать надсадный стон. В уголках глаз собирается горячая влага. Слёзы скатываются по коже и прячутся в копне тёмных волос Нила. Я провожу ладонью по его лбу, убирая чёлку, и прижимаюсь губами к открывшейся коже, оставляя долгие влажные поцелуи.       Джостен гладит заветную точку под моим прессом, и я дрожу от сладкой неги. Он издаёт убаюкивающие тикающие звуки — укачивает меня. Дурак. Я глажу его по волосам. — Ненавижу тебя, Нил.       Его тупое сексуальное тело согревает меня своим теплом. Голова покоится на моей ключице, а до тупого длинные конечности обвивают моё тело, подминая под себя.       С ним мне не страшно. Тяжесть его тела не пугает. Его язык не врывается в мой рот. Его руки не ощупывают меня. Его ногти не впиваются в мои запястья, кисти не прижимают мои руки к матрасу, запрещая вырываться. Он не избавляет меня от одежды против моей воли. Он не позволяет раздеться, потому что понимает, что утром я буду жалеть обо всём. Или он будет. А, может, мы оба будем жалеть о минутной слабости…       Жаль, что завтра я об этом не вспомню…       Завтра я забуду, что мы с Роландом делали друг другу минет, и я был влюблён в него…       Завтра я забуду, что сегодня вечером влюбился в Нила Джостена…       Завтра я забуду, что сегодня вечером Нил Джостен влюбился в меня.       Я приподнимаю голову. Нил спит. Осторожно выбираюсь из-под него, выпутываясь из верёвок-конечностей. Он протестующе стонет и всхлипывает, не желая отпускать, цепляется за меня напряженными пальцами. Я чмокаю его в лоб, успокаивая, и отцепляю от себя его горячие руки, влажно целуя тыльную сторону ладони — извиняюсь, но Нил затихает, лишь когда подминает под себя мою толстовку и утопает в ней лицом, глубоко затягиваясь запахом моей кожи. — Я буду рядом. Если понадоблюсь — зови. — шепчу ему и, заправив тёмный локон, невесомо дотрагиваюсь губами до ушной раковины. Согласием мне служит томный вздох и тихий, едва слышный стон: «Ага…» Несколько минут я не покидаю его — глажу по волосам и едва дотрагиваюсь кончиками пальцев до задней поверхности шеи — запоминаю тепло и мягкость кожи, усыпляю и убаюкиваю Джостена. Потом, убедившись, что Нил уснул, натягиваю на него боксеры и брюки карго, пряча его дохуя сексуальный пах, я с тяжестью на душе покидаю его, чтобы сдать пост…       …А если бы я остался? В смысле, остался с ним до утра. В одной постели. Полуобнаженный. Как бы он поступил? Столкнул бы меня с кровати? Наорал? Прижал к себе и запретил мне покидать его?..       Блядство.       Трясу за плечо храпящего Хэммика и, не получив реакции, пинаю его. Ники падает с кровати и трёт глаза. Я считаю, что у него самая дурацкая комната из всех нас — на стенах плакаты мужчин-пожарных или полицейских, которые позировали для фотографий на календарь «Горячий чувак». Иногда он оставляет на кровати свои гейские штучки… Меня бросает в дрожь от мыслей о том, как он засовывает в себя такой хер… По собственной воле!.. Однажды, когда я перестилал постели, из складок одеяла Ники выпала пробка. Я собирался поднять её, когда осознал, где она побывала… Кажется, своими криками я поднял на уши всех соседей. А ещё как-то раз под его подушкой оказалась жужжащая прищепка, которую цепляют на член в качестве наружного вибратора. Отвратительно!       Ники приподнимается с пола и глядит на меня одним полуоткрывшимся глазом поверх сбитого в кучу одеяла. — Чего тебе, чудовище? — бурчит он, зевая. — Твоя очередь. — Уже? — Ники достаёт из кармана телефон и хочет посмотреть время на дисплее, но яркость экрана слишком большая, и Ники чертыхается и жмурится. — Ладно, иду. — он встаёт с пола и, качаясь, плетётся в гостевую комнату. — Эй, Ники. — я преграждаю ему путь. — Не трогай его. Если мне не понравится, как ты смотришь на него, как дышишь рядом с ним, или как касаешься — я тебе брюхо вспорю.       Хэммик просыпается от реалистичности картинок, что рисует ему бурное воображение. — Я понял. — твёрдо говорит он и кивает, шумно сглатывая ком страха, появившийся в горле. — Он — твой. Твоя вещь. Доступно. — Ники послушно кивает. Меня это успокаивает. Немного. Потом я напоминаю себе, что моя комната совсем рядом, и я чутко сплю, так что смогу защитить Нила, если того потребует ситуация. Ники, может, и ведёт себя как придурок, но он не идиот. Он знает, на что я способен ради тех, кого взял под своё крыло.       А Нила я взял. — Пост сдал, пост принял. — Так-то. — я подозрительно прищуриваюсь, провожая его недоверчивым взглядом.

***

      Я смотрю на пустую ванную комнату огромными глазами. Сбежал. Охуеть, блять. Он затолкал купленные мною вещи в грёбаный толчок. Вот же пидорас! Я не буду вытаскивать их из унитаза! — НИКИ! — я ору так громко, что где-то в районе кухни Кевин роняет на пол кружку. Да, в жизни он бывает неуклюжим… и это делает его чертовски-тошнотворно-ужасно-невыносимо-прекрасно секси-милым форвардом.       Хэммик высовывает голову из коридора. — М? — издаёт он вопросительный звук. — Вытаскивай из толчка эту хуйню. — рычу я приказным тоном. — Да ну на хуй! — Ники машет руками, оценив масштаб трагедии. — Я туда не полезу! — Ники. — я убиваю его взглядом. — Не беси меня. — с губ срывается рычание; моё тело вибрирует от злости. Мой парень сбежал из моего дома через окно, затолкав в унитаз одежду, что я выбирал ему! Хуже было бы лишь если бы мы перед этим ещё и переспали!.. — Ладно-хорошо! — Ники сдаётся на удивление быстро, — наверно, читает в моих глазах обиду и разочарование в избраннике: с каких пор в Монстры принимают кого попало?! Ники, матерясь, надевает резиновые перчатки, вытаскивает из толчка вещи и кидает их в мусорный мешок.       Я выглядываю в окно ванной и вижу стремительно удаляющуюся оранжевую фигурку — убегающего Нила — он останавливается на мгновение, оборачивается и, заметив меня, показывает мне фак. — ПИДОРАС! — ору я в окно и отвечаю ему оттопыренным средним пальцем. — ЁБАНЫЙ МУДОЗВОН!       Джостен замахивается правой рукой снизу вверх и бьёт левой ладонью бицепс согнутой руки. — СУЧКА! — последний раз выкрикиваю я, злясь. Из окон соседних домов доносится раздраженное и яростное «Завались!» — Блять. — запускаю пятерню в волосы, зачёсывая чёлку назад, и часто дышу, чувствуя подступающую паническую атаку.       Я сажусь на развороченную гостевую кровать и зарываюсь пальцами в волосы. Растерянный взгляд упирается в чёрную тканевую кучу. Я поднимаю её и разворачиваю. На постели лежит моя чёрная толстовка. Я хмурюсь, пытаясь понять, как она здесь оказалась, но на ум ничего не приходит — наверно, я ещё не проснулся. Я оглядываю постель в поисках подсказок: глаза спотыкаются о тёмно-серые простыни — я вижу на ткани дюжины разномастных мутных пятнышек. Касаюсь их подушечками пальцев — влажные. — Его сперма. — констатирую я совершенно безэмоционально и хмыкаю: — И кого же ты представлял, а, Нил? — я подцепляю капельки указательным пальцем, смыкаю и размыкаю его с большим — играю белыми нитями.       Кевин неловко топчется в дверном проёме. — Эй, Кевин, — обращаюсь я к своему смазливому жирафёнку, не скрываясь играя с нитями спермы Джостена, — ты мог бы мне сказать, что значит «Же ву ми сувени`р дэ сэ мумо пур тужур»? — У тебя отвратильное произношение. — Кевин делает такое лицо, словно почуял дурной запах. — А значит это «Я хочу запомнить этот момент навсегда.» — отвечает он. — Стой, а где ты слышал эту фразу?..       Я прижимаю толстовку к губам и глубоко втягиваю носом воздух — на ткани ощущается его запах. Можжевельник. Я усмехаюсь, — натужный истерический хохот, — вытираю выступившие слёзы, продолжая соединять и разъединять подушечки пальцев, играя со спермой Джостена: — Однажды во сне.       Жаль, я ведь так и не узнал у Нила то, что хотел… Жаль, что если расскажу об этом, мне никто не поверит.