Река свинцового цвета

Разноцветные дома в трущобах, уходящих куда-то вверх к горам, липли друг к другу, почти не оставляя между собой даже узких переулков. Соуп видел из окна машины, как местные стояли у окон и бегали по лестницам, всё время кидая на них взгляды. Идущий впереди фургон тёмно-зелёного цвета повернул налево, на мгновение исчезая из поля зрения. Соуп медленно моргнул. Его тошнило от тёмно-зелёного — они ехали за этим фургоном уже полчаса. Лучи высоко стоящего солнца пробрались сквозь лобовое стекло, касаясь передней панели, и когда Соуп попытался провести по ней пальцем, то чуть не обжёг его. Бразильское солнце было беспощадным. — Эй, элти, — сказал он, когда говорящий по рации Прайс замолк. К Гоусту пришлось обернуться. Тот сидел позади, положив руки на колени, и мрачно дышал в свою дурацкую маску с черепом. На Соупа он даже не взглянул, продолжая внимательно что-то высматривать за окном. — У меня есть вопрос. — Слушаю, — всё-таки отозвался Гоуст. — Бейонсе, Рианна, Тэйлор Свифт. Поцеловать, жениться, отшить. Кого выберешь? Газ громко фыркнул, но никак это не прокомментировал, продолжая вести машину. На Соупа Гоуст всё-таки посмотрел, но глаза его были непривычно стеклянными и равнодушными. Соуп подавил желание досадливо цокнуть языком. — Я знаю только Рианну, — медленно сказал он. — Я бы её… поцеловал. — Отличный выбор, — сказал вдруг Газ. — Я бы тоже. А женился бы на Бейонсе. Так что прости, Тэйлор… — Вы закончили? — вновь раздался голос Прайса из рации, на что Соуп с Газом дружно ответили: “Да, сэр”. — Замечательно. Сколько раз останавливалась машина Рохаса? — Два, сэр. Ополченцы покидали фургон, но сообщник Рохаса замечен не был. — Продолжайте слежку. — Так точно. Соуп ненавидел жару, собак и тишину. Собак здесь вроде не было, зато тишины с жарой хватало. В Рио они попали прямиком из прохладного Херефорда, и Соуп всё ещё с грустью вспоминал тот недопитый стакан кофе со льдом, который пришлось бросить из-за внезапно приказавшего идти за ним Прайса. Этот стакан, наверное, до сих пор стоял там на столе, а лёд уже растаял. С тишиной было не лучше. Если с Газом они ещё перекидывались парой словечек, то Гоуст был как обычно молчалив, стараясь давать на все глупые вопросы Соупа односложные ответы. Вообще, самую долгую речь Соуп слышал от него, когда перепутал двери во время задания и влетел прямо в комнату, где сидело с десяток террористов. Тогда по рации он узнал от своего дорогого лейтенанта как минимум шесть синонимов к слову “идиот”. Но Соуп надежды не терял. Опять развернувшись к Гоусту, он закинул руку на изголовье водительского сидения, чтобы было удобнее, и спросил: — Ладно. Тогда… Рианна, Бритни Спирс и, э… — Пи Джей Харви, — подсказал Газ. — Кто такая Пи Джей Харви? — удивлённо спросил Соуп. — Я знаю Пи Джей Харви, — сказал Гоуст, смотря Соупу прямо в глаза. — Я бы женился на ней. Соуп медленно склонил голову набок. — Понял. Никто, кроме меня, здесь не любит блондинок. Бритни, сегодня не твой день. Сегодня не день Соупа МакТавиша. И не его месяц. Кажется, и не его год. Гоуст посверлил Соупа взглядом ещё пару долгих мгновений, прежде чем вновь повернуться к окну, начав высматривать что-то между косых домиков и на пустых дорогах. Внезапно фургон, за которым они следили, вновь остановился у одного из зданий. Газ сообщил об этом Прайсу, едущему по соседней улице, и попытался припарковать машину так, чтобы этого не заметили ополченцы. — Это он, сообщник Рохаса, — негромко заметил Газ. — Покидает здание. К нему из фургона вышли два ополченца. Кажется, они не… Договорить Газ не успел. Рохас выхватил пистолет и ловко пристрелил обоих ополченцев. Раздался женский крик, и в этот момент треснуло лобовое стекло их собственной машины, падая осколками прямо на лицо Соупа. Он успел пригнуться в последний момент, и пуля просвистела совсем близко. Времени у Соупа хватило лишь на то, чтобы обернуться и убедиться, что она не задела Гоуста. — Какого хера, — вырвалось у Соупа, когда сообщник Рохаса начал убегать, по пути беспорядочно стреляя вокруг себя. Задумываться об этом у него не было шанса. Соуп выскочил из машины, слыша, как Газ докладывает о случившемся Прайсу, и побежал вслед за сообщником Рохаса. На, казалось, пустых улицах откуда-то возникло множество людей. Соупу пришлось оттолкнуть от себя какого-то парня, появившегося прямо перед ним. Чей-то ребёнок полез ему под ноги, и Соуп едва не споткнулся. — Sal de aquí! Vamos! Давай, Соуп! — раздался за спиной голос Гоуста. Гоуст всегда бегал быстрее, поэтому вскоре он уже поравнялся с Соупом, а потом и вовсе перегнал его, первым сворачивая в переулок, где скрылся сообщник Рохаса. Тот петлял по закоулкам, прекрасно зная местность, и Соуп с досадой понимал, что скоро они его упустят. Это, видимо, понял и Гоуст; он резко остановился, выхватывая пистолет. — Элти! Нам нельзя его убивать! Гоуст не ответил. Он нажал на спусковой крючок, на мгновение оглушив Соупа громким звуком выстрела, и в следующее же мгновение сообщник Рохаса упал на землю, схватившись за ногу. Гоуст опустил пистолет. — Никто и не собирался его убивать, — даже не посмотрев в сторону Соупа, сказал он, после чего направился к стонущему от боли сообщнику Рохаса. Соуп лишь проводил его взглядом, вытирая пот со лба тыльной стороной кисти. Бразильское солнце над ним издевалось. * * * В помещении без окон и с единственной закрытой дверью стояли запахи мочи и рвоты. Серые стены были неровными, а на полу по углам прятались странные пятна. Сообщник Рохаса сидел ровно посреди комнаты, привязанный к стулу, и, когда Соуп зашёл внутрь, то услышал, как Гоуст говорит: — Нао фало инглес, а? Ничего, скоро заговоришь. У его ног стояли три пятилитровые бутылки воды. Сообщник Рохаса вздёрнул подбородок, пытаясь выдержать тяжёлый взгляд Гоуста. Соуп не понаслышке знал, как сложно было выстоять перед ним, поэтому совсем не удивился, стоило пленнику, сдавшись, вскоре отвести глаза в сторону. — Развлекаешься, элти? Гоуст даже не повернулся к нему. — Пока нет. От сообщника Рохаса пахло кровью и страхом. Штанина была закатана до колена левой ноги, туго перевязанной бинтом. Пуля всё ещё была внутри, но Гоуста это особо не волновало. Несколько капель крови скатились по коже и упали прямо на голый грязный пол. Так вот что это были за пятна по углам. Гоуст решил отойти к небольшому столику, и тогда Соуп приблизился к пленнику. Ему явно было больно; пот ручьём бежал по коже, к поджатым губам, а брови сошлись к переносице. Зная Гоуста, Соуп был уверен, что руки у него были перевязаны добротно. Сообщник Рохаса их, наверное, уже и не чувствовал совсем. Соуп заглянул ему за спину, чтобы проверить, и не сдержал удивлённого свиста. — Офигеть, элти. — Что там? Соуп присел на корточки, аккуратно разворачивая руку сообщника Рохаса за запястье, насколько это было возможно. — Ты не поверишь, у него часы Ролекс. Чёрт, это Субмаринер? Я всю жизнь о них мечтал. Мужик, ты херов дайвер, а? Где их взял? — Думаешь, они настоящие? — недоверчиво спросил Гоуст, вновь развернувшись к ним. За дверью раздались шаги и знакомые голоса. Соуп выпрямился, отрывая взгляд от часов и переводя его на Гоуста. Тот смотрел на него сверху вниз, задумчиво и внимательно, как будто не понимал слова Соупа. Такое часто случалось раньше, когда они только начинали работать вместе. Соупу казалось, что они общаются на разных языках. К Гоусту он никак не мог подступиться, все стороны были огорожены высокими стенами. Лишь со временем между ними будто что-то стало щёлкать, и Соуп думал, что ни с кем ему не работалось так хорошо, как с Гоустом. Только когда Гоуст смотрел на Соупа через линзы оптического объектива винтовки, прикрывая его спину, он ощущал себя практически в полной безопасности. Только когда его нелепые шутки доносились через хриплый шум по рации, Соуп мог на мгновение позабыть об огнестрельном ранении. Только Гоуст мог понимать его и без слов, хотя слова Соупу всегда казались самым важным. Гоуст умел читать его прекрасно и без лишних разговоров. Как прочитать Гоуста, если он был закрытой книгой без обложки — Соуп понятия не имел. Так было в Лас-Алмасе. Так было в Жезкенте. — Настоящие они или нет — как раз и выяснишь, элти. Когда в помещение зашли Прайс, Газ и ещё двое солдат, Гоуст отвернулся от него, вновь подходя к сообщнику Рохаса. Соуп вздохнул. — Что скажешь? — спросил Прайс, встав рядом с Гоустом. — Это надолго? — Скорее всего. Вначале нужно научить его говорить по-английски, — голос Гоуста, казалось, не изменился, но Соуп заметил: он стал чуть ниже и серьёзнее. Опаснее. Это не сулило добра. — Соуп, Газ, возьмите Мита и Ройса. Возвращайтесь в трущобы. Рохаса в последний раз видели там. Мы останемся здесь. Как только что-то выясним — сразу дадим вам знать. Прежде чем покинуть помещение вслед за Газом, Соуп обратил внимание, как Гоуст заходит за спину сообщника Рохаса и роняет взгляд к его запястьям. Немногим позже, когда Газ скручивал самого Алехандро Рохаса, а Прайс говорил что-то по рации, к лежащему на примятой крыше машины Соупу подошёл Гоуст и посмотрел на него сверху вниз нечитаемым взглядом. — Ты прыгнул на машину прямо со второго этажа дома, чтобы успеть поймать Рохаса? Это прозвучало и как искреннее удивление, и как осуждение одновременно. Возможно, где-то даже затесались нотки умеренного восторга. — Пока вы с капитаном прохлаждались, мы с ребятами занимались настоящей работой. Судя по небольшим морщинкам, собравшимся в уголках глаз, Гоуст улыбался. Соуп научился различать это. Соуп любил замечать это. Он принял протянутую руку и слез наконец с крыши убитой машины, опускаясь на асфальт вместе с крошками лобового стекла. — Ничего себе не сломал? Соуп хлопнул себя по бокам, сразу же об этом пожалев. — Нет, но тут точно будут синяки размером с кулак. Мне не привыкать. Гоуст внимательно пробежался тёмными глазами по всему его телу, словно пытаясь заглянуть ими под одежду и кожу. Прайс нетерпеливо позвал их обоих, и Соуп только начал разворачиваться на звук голоса капитана, как его запястье попало в такую цепкую, сильную хватку, словно Гоуст и там пытался оставить свои синяки. — Я выяснил. Настоящие. Когда Соуп хотел было поинтересоваться, о чём вообще шла речь, Гоуст поднял его руку и уронил в открытую ладонь часы. Субмаринер. Пальцы, сжимающие его запястье, пропали, и в это же мгновение исчез и сам Гоуст, так быстро, что Соуп даже ответить ничего не успел, лишь заметил пятна крови на стальном браслете и чёрном циферблате. Сапфиры и бриллианты ярко сверкали под лучами бразильского солнца. — Сукин сын, — усмехнулся Соуп и, замахнувшись, отправил эти часы в далёкий полёт по улице. Вот так его давняя мечта осталась валяться где-то в трущобах Рио-де-Жанейро. * * * Началось всё и закончилось незадолго до Рио, недалеко от Жезкента, на востоке Казахстана, прямо у границы с Россией, там, где располагались русские авиабазы. Они прятались глубоко в бесконечных сухих степях, храня сбитый спутниковый модуль, который нужно было захватить до того, как им воспользуются русские — так, по крайней мере, им сказал Прайс. — Здесь кругом ковыль, — проговорил Соуп, когда вертолёт выплюнул его с Гоустом посреди пустошей. — У меня аллергия на ковыль. Или на шалфей? Всё время путаю. Ты знаешь, однажды в Венгрии… — Пять с половиной километров на восток. Нужно успеть до захода солнца. Вперёд. — Надеюсь, ты хотя бы пустишь слезу, если я умру от анафилактического шока. — Мне будет грустно, — заверил его Гоуст, двинувшись в путь. Соуп ненавидел его длинные ноги. За каждым широким шагом Гоуста ему приходилось делать два, чтобы не отставать. Паршиво было, когда Гоуст замечал это и слегка сбавлял шаг, словно делая ему одолжение. Но ещё хуже было, конечно, когда он вообще забывал про существование Соупа и шёл вперёд так, что Соупу приходилось едва ли не бегом поспевать за ним, ощущая себя бестолковым мопсом в погоне за борзой. Как сейчас, например. Кажется, Гоуст делал это специально. Потому что в таких случаях дыхание сбивалось и говорить становилось проблемнее, а поговорить Соуп любил. “Воистину природа чудесна, — устало сказал как-то Гоуст, внимательно выслушав детальный рассказ Соупа о том, как он однажды сел на муравейник во время задания в пустыне, — у человеческой женщины родился попугай”. Соуп намёк понял, но Соуп намёк проигнорировал. Если Гоуст так любил помолчать, пускай хотя бы ушами поработает. — …нет, на самом деле он оказался нормальным мужиком, мой старый капитан. Я даже скучаю по нему. Немного. Хотя знаешь, как-то я уронил глушитель для винтовки, и он откатился за приваренные к полу и стенам трубы, за которые мы так и не смогли пролезть. Мой капитан, он сказал мне: “МакТавиш, можешь даже не молиться на спасение, я всё равно вздёрну тебя на твоём же розарии”. — Это богохульство, — не оборачиваясь, отреагировал Гоуст. Соуп удивлённо приподнял брови. Гоуст редко отвечал ему. — Кэп не верил в Бога. И знаешь, где он сейчас? На том свете. Подорвался на мине в Актаби. — А тебя, думаешь, Бог от этого сбережёт? — Я бежал в тридцати метрах от него, элти. Бог, наверное, меня всё-таки сберёг. Они оба понимали, что будь тогда Соуп хоть на пять метров ближе к своему капитану, его останки давно бы уже сгнили в пустыне Урзикстана. — Твоя очередь, элти. Открой свой симпатичный рот и расскажи мне какую-нибудь историю или шутку. Соуп любил ходить по тонкому льду. Поняв, что Гоуст не собирается убивать его за попытки флирта, он постоянно проверял лимиты. На безобидные, незначительные подкаты Гоуст никак не реагировал, зато когда Соуп впервые назвал его “красавчиком”, у него ощутимо дёрнулся глаз (потом он, казалось, смирился). Иногда Соупу даже чудилось, будто Гоуст пытается ему отвечать, и чаще всего проявлялось это не словами — дождёшься от него доброго слова — но интонацией, которая становилась ниже, а сами слова тянулись медленнее, как будто Гоуст тщательно раздумывал, следует ли это вообще произносить. Но, наверное, Соупу это всё-таки чудилось. — Что делают кофейные зёрна перед смертью? — Что? — Молятся. — Кто-то правда думает, что ты смешной? — Нет. Соупу послышалось, будто это прозвучало с грустью. — Или, может, ты хочешь историю? Это было настолько неожиданно, что Соуп чуть не запнулся о свои ноги, стараясь нагнать Гоуста. Многого это не дало: лица всё равно не было видно, а тёмные глаза упрямо смотрели перед собой, словно Соупа здесь вообще не было. Хотелось пощёлкать пальцами рядом с ними, чтобы привлечь внимание, завопить во всю глотку, лишь бы Гоуст посмотрел на него. Но Соуп боялся, что после такого останется со сломанными пальцами и кляпом во рту. — Слушаю. — Там, в Лас-Алмасе, я не в первый раз столкнулся с картелем и предательством. В шестнадцатом году мы сотрудничали с УБН для устранения Зарагозского наркокартеля в Мексике. Я был в группе под командованием майора Вернона. Он мне тоже казался нормальным мужиком. Помог мне выжить. Хочешь знать, как? Соуп мельком глянул на горизонт. Солнце всё ещё стояло высоко в небе. — Как? — Майор предал нас. Всю нашу группу. Мы оказались в плену у этих наркош, и ты сам, наверное, знаешь, что происходит в плену у картеля. К сожалению, он знал. Помнил, как в Уруапане рассматривал пять лежащих на горячем асфальте отрубленных голов, про которые в записке от картеля было сказано: божье возмездие. Картели любили рубить головы, это ни для кого не было секретом; перед этим, правда, избивали несчастных так, что человека даже опознать было сложно. Лица просто превращались в месиво. Соуп нечасто сталкивался с картелями, это было далеко не их основным полем деятельности, но то, что ему удалось увидеть и услышать, он уже не забудет никогда. Голова Гоуста всё ещё была на плечах. Соуп догадывался, что это было единственной хорошей вещью в его незаконченной истории. — Когда все парни из группы умерли — некоторые погибли быстро, некоторым не так повезло — глава картеля, поняв, что я не собираюсь сдаваться, решил это так не оставлять. Их гордость, понимаешь, для них самое главное. Иногда даже берёт верх над их безумием. Воспитание, сержант, оказывает слишком сильное влияние на нас в течение всей жизни. А гордость таким людям прививали с самого детства. Голос Гоуста был ровным, будто он рассказывал о погоде. В Лондоне сегодня не так туманно, как двести лет назад, и знаешь почему? В эпоху промышленной революции, когда появилась куча фабрик, а по городу стали кататься тележки с углём… — Он решил уложить меня спать рядом с майором-предателем. Правда кровать была под землёй, а майор давно сдох. Соуп остановился на месте, как вкопанный. Ковыль смялся под ногами Гоуста, когда тот сделал последний шаг вперёд, прежде чем заметить, что что-то не так, и тоже замереть. Но не обернуться. — Он… — Похоронил меня заживо, да. В гробу вместе с уже погибшим Верноном. — Чёрт, элти. — Они закопали меня на глубину, скажем, полтора метра. Нет, наверное, чуть меньше. Мне всё равно это казалось бесконечностью, когда я проделывал путь на поверхность. Тут-то мне и помог майор. Ты не представляешь, насколько крышка гроба оказывается твёрдой, когда пытаешься её сломать. Смотрел “Убить Билла”? Забудь. Херня. Я чуть не сломал себе все пальцы, а пальцы мне были нужны. Но человеческие кости, они крепкие. Кто тогда не чувствовал боли, Джонни? Соуп сглотнул, смотря на прямую широкую спину Гоуста и не решаясь вновь сократить расстояние между ними. — Майор Вернон? — Майор Вернон. Я пробил крышку гроба его лживой челюстью и прорыл себе дорогу через мягкую почву. Держи ещё одну шутку, Джонни. Почему могильщик решил уволиться после долгих лет работы на кладбище? — Почему? — Похоронил своё прошлое. Соупа хватило на тихий смешок, хотя, видит Бог, ему было совсем невесело. — Ты тоже стараешься похоронить своё прошлое, Саймон? Гоуст не ответил. Оставшийся путь они проделали в тишине, только один раз над ними громко пролетел МиГ-29. Вдали от дорог было совсем безмолвно, лишь редкая живность степей слабо разговаривала на своих языках, и ветер теребил стебельки ковыля. Успевать за Гоустом Соуп уже даже не делал попыток, решив следовать за его широкой спиной, как к спасительному свету маяка. Когда вдалеке показались очертания авиабазы, Гоуст приказал ему остановиться. — Нам нужен план Б. — У нас есть план А? — Спутник находится в дальнем ангаре на северо-востоке. В идеале мы должны добраться туда незамеченными и найти модуль системы автоматического контроля. — Но когда что-то было в идеале, да? Гоуст усмехнулся. — Ты прав. На северо-западе находится заправочная станция. Предлагаю разделиться. Я отправлюсь прямо в ангар, а ты — на станцию. Соуп не сдержал широкой улыбки. — Бензин хорошо горит. — Умница, Джонни. Установишь взрывчатку на случай, если придётся использовать это как отвлекающий манёвр. Встретимся в ангаре. Не забудь: незамеченными. Молча показав Гоусту большой палец, Соуп направился вслед за ним к базе, огороженной высокой сеткой. С попавшимся на пути патрулём они расправились быстро и без лишних слов; Соуп скосил взгляд вбок, чтобы посмотреть, как Гоуст вытирает окровавленное лезвие, прежде чем убрать его в ножны, и ловко подымается с корточек. Пробравшись внутрь, они разделились. До заправки Соуп добрался без проблем, стараясь не думать о Гоусте. Выходить на связь лишний раз не хотелось; казалось, что его могут заметить даже из-за шёпота, но неизвестность Соупа убивала. Не сдержавшись, он прислонился спиной к пустому грузовику и притронулся к шейному микрофону. — Элти, меня слышно? Гоуст ответил не сразу. — В чём дело? — Я на заправке. Сейчас буду устанавливать взрывчатку. Послышалось небольшое кряхтение и тяжёлый вдох. — Ты убиваешь кого-то, элти? — Нет, я прячусь под внедорожником и жду, когда мимо пройдёт группа бойцов. Двадцать человек. — Будь осторожен. — Всегда, Джонни. Сумрак помог Соупу оставаться незамеченным. Это хорошо, что они успели добраться до базы до захода солнца: началась пересменка и людей стало меньше. — У них собаки. Соуп, как раз закончивший возиться с взрывчаткой, тихо выругался. Только не собаки. — Красавцы. Немецкие овчарки, — не обратил на это внимания Гоуст, продолжив говорить тихим, хриплым шёпотом. В любой другой ситуации Соупу было бы приятно это слушать. — Собачник, элти? — Да. — А я люблю кошек. Мой па подарил мне котёнка, когда мне было четыре года, — сказал Соуп, вновь прижимаясь к грузовику, чтобы пропустить пару солдат. — Мы назвали его Уинстон. Потом оказалось, что это девчонка. Стала Уэнди. Белая была, как снежинка. Красавица. Постоянно приносила потомство. Мы жили в деревне, и тогда… — Соуп. — Да? — Северо-запад. Соуп вздохнул. — Помню, элти, помню. Гоуст ждал его у задней двери в ангар, прислонившись к стене. В руках он держал винтовку, и на одной руке не было перчатки. Соуп даже отсюда мог видеть светлые длинные волоски на его кисти. — Где перчатка? — Потерял, — просто ответил Гоуст, отстранившись от стены и подходя к двери. — Ничего страшного, я как раз видел парочку таких же в магазине “Всё для Хэллоуина”. Гоуст на него шикнул и приоткрыл дверь, заглянув в образовавшуюся щёлку. Спустя мгновение, он скользнул внутрь, жестом приказав Соупу идти за ним, и Соуп послушался, крепко сжав в руке оружие. Они шли по узкому короткому коридору, когда Гоуст отвлёкся, чтобы проверить какие-то надписи на стоящих у стены ящиках, вынуждая Соупа пройти вперёд. В этот же момент из-за угла вывернул русский солдат, что-то напевающий себе под нос. Он повернул голову в их сторону, озадаченно замерев. Рефлексы не подвели солдата — рука потянулась к кобуре, и Соупу не осталось времени на раздумья; он рванул вперёд, сшибая с ног громко охнувшего русского, приземляясь сверху, и всадил нож в обнажившийся от запрокинутой головы участок шеи. — Это было близко, — прошептал он, смотря, как закатываются глаза солдата. Гоуст протянул ему руку в перчатке, и Соуп принял помощь, поднимаясь на ноги. Одобрительно похлопав Соупа по спине, Гоуст направился вперёд, и вскоре они вышли в основное помещение ангара. — Вот и он, — сказал Гоуст, подходя к разбитому спутнику, стоящему посреди помещения. — Будь на страже. Я поищу модуль наверху. — Понял, сэр. Держи. Если заметят, ты знаешь, что делать. Соуп кинул Гоусту детонатор, который тот ловко поймал и направился к лестнице. Проводив его взглядом, Соуп подошёл к спутнику и устало прислонился к нему, чтобы выдохнуть. Стояла середина сентября, и погода была идеальной: не холодной и не жаркой, лишь ветер в голых степях задувал с такой силой, что у Соупа звенело в ушах. Соуп бездумно начал вертеть головой из стороны в сторону, как основная дверь, ведущая в ангар, вдруг начала открываться, и до него донеслись крики. Как на русском будет “Руки вверх” Соуп, к счастью, знал. Когда дверь полностью открылась, за ней оказалось около двадцати солдат с наставленными на него пушками. В идеале этого происходить не должно было. — Соуп, что случилось? Но когда что-то было в идеале, да? — Меня обнаружили. Приступаем к плану Б. Жалко, как жалко, что эти прекрасные C4 взрывались так далеко. У Соупа даже пальцы зачесались — очень хотелось их самому активировать. Он успел спрятаться за спутником, пока на заправке продолжали греметь взрывы, и в тот же момент услышал выстрелы, доносящиеся сверху. — Соуп! — раздалось одновременно по рации и со второго этажа. — Нам нужно пройти через предангарную площадку. Прижмись к стене. Разобравшись с солдатами, они встретились внизу и направились на юго-восток. База уже стояла на ушах, поэтому приходилось действовать осторожно. Единственным укрытием им мог послужить стоящий МиГ, к которому они оба прислонились, укрываясь от пуль. — Что там ещё было в плане Б? — пробормотал Соуп, крепко схватившись за своё оружие. — Угнать их внедорожник и направиться к точке эвакуации. Я пойду вперёд, прикрой меня. Удостоверившись, что Гоуст добрался до безопасного места, готовый прикрывать его, Соуп мысленно прочитал молитву и побежал вперёд, выждав удобный момент. — Быстрее, быстрее, — раздалось у него в ухе взволнованное и нетерпеливое. В это же мгновение плечо словно обожгло чем-то раскалённым, и Соуп от неожиданности и боли расслабил пальцы, едва не выронив винтовку. До Гоуста оставалось жалких пару метров, которые он преодолел, сразу же упав на землю и хватаясь за раненое плечо. — Джонни, — послышалось совсем рядом, — что произошло? — Меня подстрелили. Чёрт возьми. Опять это плечо. — Идти можешь? Мы почти у цели. Соуп попробовал надавить на рану, которая в ответ отдала резкой болью во всей руке. — Да, да. Просто царапина. До внедорожника, о котором говорил Гоуст, и впрямь оказалось рукой подать. Они запрыгнули в него, пригнувшись на мгновение, чтобы спастись от выстрелов. Ключи зажигания беспечно торчали прямо в замке, и мотор с радостью заурчал, когда Гоуст завёл его. — Ты знаешь, как отсюда выехать? — беспомощно спросил Соуп, выхватив пистолет и едва ли не наугад стреляя из бокового окна. — Выход из базы в той стороне… Должен быть. Я почти уверен. — Ты оптимист, элти. Гоуст оказался прав, и им удалось выехать с базы под звуки выстрелов и сирен. Соуп с облегчением выдохнул, когда все это осталось позади, и уронил ноющую руку на колено, позволив пистолету расслабленно лежать в пальцах. Гоуст вёл машину по ухабистому бездорожью, колёсами убивая ковыль. Или шалфей. — Как ты? Соуп попробовал приспустить ткань на плече, но всё равно мало что увидел в темноте. — Пуля слегка задела. Жить буду. Не критично. — Нам нужно выехать на трассу А-20, потом повернуть на юго-запад и проехать около пяти километров до точки эвакуации. Потерпишь? — Если скажу нет, посмотришь на моё плечо? — выдавил Соуп, оставляя попытки самому разобраться, что произошло с его рукой. Раздалось непродолжительное молчание. — Да. Соуп не сдержал улыбки. Вскоре они выехали на трассу. Соуп не переставал всё время оборачиваться, боясь погони, но Гоуст заверил его, что большую часть транспорта они уничтожили взрывом, оставляя лишь грузовики, не предназначенные для путешествий по бездорожью. Только после этих слов Соуп позволил себе немного расслабиться. А когда Соуп расслаблялся, развязывался его язык. — Так вот. Уэнди. Моя кошка. Мы тогда жили в деревне, поэтому коты там были везде. Потом у меня родилась сестра. И ты не поверишь, элти. Моя мама захотела и её назвать Уэнди! Либо Соуп бредил, либо Гоуст действительно позабавленно фыркнул, поворачивая руль и съезжая с трассы. — И как решили проблему? — Сестрёнке дали имя Уинифред. Но все всё равно звали её Уэнди. А кошка Уэнди умерла через десять лет после этого. Было у нас две Уэнди. Осталась одна. Машина внезапно остановилась посреди поля, и Гоуст с щелчком включил свет внутри салона. Соуп медленно моргнул, слишком привыкший к темноте, и недоумённо выпрямился на сидении, наблюдая, как Гоуст покидает машину и обходит её. Только когда он постучал костяшкой пальца по стеклу, Соуп додумался открыть свою дверь внедорожника. — Что такое, красавица, подвезти? — Снимай кофту, МакТавиш. И, — заметив, как открывается рот Соупа, резко добавил Гоуст, — если ты сейчас хочешь пошутить про то, что сперва тебя надо сводить на свидание, лучше не надо. Снимай, иначе я просто воспользуюсь ножом. Недовольно поворчав на чувство юмора Гоуста, Соуп послушно стянул разгрузочный жилет и кофту, оставшись только в белой хлопковой майке. Гоуст нагнулся и аккуратно взял его за локоть, вынуждая приподнять руку. — Помоги мне. Сказав это, Гоуст достал фонарь и протянул его Соупу. Тот послушно начал светить на своё плечо. — Тебя слегка задело пулей. — Ага, уже даже почти не болит. Взгляд Гоуста стал осуждающим. Он выпустил локоть Соупа, начав выпрямляться. — Можешь поцеловать, чтобы вообще не болело, — вырвалось у Соупа скороговоркой, когда он выключил фонарь. Гоуст замер, так и не разогнувшись до конца. В тусклом свете из салона невозможно было различить его взгляд, но Соуп уже успел пожалеть о сказанном. Интересно, неужели тут лежала грань флирта, за которую переступать было нельзя? Соуп никогда не ощущал себя таким идиотом. Почему с Гоустом всегда было так сложно? Он не ожидал, что голые пальцы грубо схватят его за подбородок, вынуждая громко выдохнуть и поднять голову. Гоуст снова наклонился, и теперь Соуп видел очертания его белой маски, хотя тусклый свет из салона ничего не давал разглядеть толком. — Если я поцелую, Джонни, болеть точно будет, — очень тихо сказал Гоуст, большим пальцем нежно ведя по его челюсти. Соуп тяжело сглотнул. Сердце колотилось под рёбрами не переставая — вначале от адреналина, теперь от внезапной близости и чужих слов. Пальцы у Гоуста были шершавые, со старыми, въевшимися в кожу мозолями. Гоуст слегка расслабил хватку на подбородке, и Соуп, испугавшись, что он сейчас вовсе покинет его, схватил Гоуста за запястье, не дав отстраниться. — Мне будет намного больнее, если ты сейчас уйдёшь и сделаешь вид, что этого не было. — Джонни… Ладонь у Гоуста была широкой. Он положил её на щетинистую щёку Джонни, кончиками пальцев касаясь его затылка. Для такой грубой руки прикосновение у него было удивительно ласковым. Соуп прикрыл глаза, не зная, чем всё это закончится, но надеясь сохранить ощущение чужой ладони на своей коже как можно дольше. Он слегка наклонил голову, чтобы прижаться к ней, и громко выдохнул, когда пальцы Гоуста скользнули дальше, добираясь до его макушки и касаясь коротких волос. — Пожалуйста, элти, пожалуйста. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем раздалось какое-то шуршание, а потом Гоуст ощутимо наклонился. Соуп вновь зажмурился, задержав дыхание, потому что с открытыми глазами его вело в сторону, словно кружилась голова. Ладонь Гоуста дрогнула на его лице, прежде чем он сократил оставшееся расстояние между ними. Губы Гоуста, прижавшиеся к коже Соупа совсем рядом с раной на плече, послали по всему телу стайки мурашек. Соуп громко выдохнул, здоровую руку неосознанно подняв вверх и кладя её на затылок Гоуста. Ею наткнулся на твёрдый холодный шлем, скользнул вниз, чтобы уронить на заднюю сторону шеи, спрятанную под одеждой. Гоуст оставил несколько слабых поцелуев рядом с царапиной от пули. Его челюсть была гладкой, а губы — сухими. Соуп вновь беспомощно попытался положить руку ему на макушку, словно в этот раз надеясь наткнуться не на жёсткую поверхность защитного шлема, а светлые, тонкие волосы, которые он в первый и последний раз видел в Лас-Алмасе, ещё тогда мечтая к ним прикоснуться. Хотелось с досадой сорвать этот шлем с Гоуста, не спрашивая, так сильно хотелось, что Соупу пришлось сжать руку в кулак. — Элти, — тихо прошептал он, не зная, что сказать дальше. Гоуст не ответил. Сухие губы двинулись дальше, вверх по шее, заставляя Соупа немного запрокинуть голову и вцепиться пальцами в одежду на шее Гоуста. Гоуст слабо прикусил кожу на его челюсти и потёрся носом о щёку Соупа, громко выдыхая. — Джонни, — так же бездумно ответил Гоуст. — Это я, да, — ответил Соуп и повернулся, надеясь вслепую наткнуться на губы Гоуста своими. Ещё с Лас-Алмаса Соуп помнил его губы, тонкие и длинные, помнил гладкую тяжёлую челюсть и кривоватый нос; шрамы около серых глаз и морщины на лбу. Помнил, как хотел смотреть в его лицо целую вечность и прикасаться к нему. Ну что же. Просите, и вам воздастся. Целовался Гоуст осторожно, неуверенно, словно вспоминал, как это делать. Тонкие губы медленно двигались, не пытаясь перехватить инициативу, но не собираясь сдаваться, когда Соуп попытался прикусить нижнюю губу, чтобы заставить Гоуста открыть рот. Гоуст этого не сделал; он беспомощно сжал в кулак ладонь на затылке Соупа, другой рукой надавив на царапину на плече. Соуп громко выдохнул от неожиданности, и Гоуст воспользовался этим, чтобы протолкнуть свой язык в рот Соупа. Не обращая внимания на боль, Соуп поднял раненую руку и уронил её на спину Гоуста, чтобы притянуть ближе. Чтобы почувствовать всю тяжесть его тела на себе, удариться почти голым торсом о твёрдую амуницию. Застежка от какого-то ремня впилась в его ребро, но Соупу было всё равно, пока Гоуст изучал его рот, иногда прикусывая губы, иногда сталкиваясь с его зубами своими. Лежащая на плече рука в перчатке поехала вниз, останавливаясь на груди, и… Гоуст резко отстранился и отошёл, становясь спиной к Соупу, вынуждая его громко и поражённо вздохнуть. Пробирающий до мурашек ветер коснулся лица и тела. Увидеть Гоуста было сложно, но очертания фигуры Соуп мог разглядеть. Свет спасительного маяка был так близко и так далеко одновременно. — Элти, чёрт, Саймон, — быстро сказал Соуп, сам подскакивая на ноги. Без тела Гоуста рядом и в одной хлопковой майке было холодно. Соуп обнял себя за плечи, собираясь, подойти к Гоусту, но тот вытянул руку с поднятой ладонью назад, останавливая его. — Что случилось? — едва ли не шёпотом спросил Соуп. Гоуст не ответил. — Это из-за того, что произошло в Мексике шесть лет назад? Гоуст медленно повернул к нему голову. Он всё ещё был без маски и с, наверное, поднятой ко лбу балаклавой. Ночь не давала Соупу увидеть его лица, и из-за этого хотелось выть от досады. — Что ещё они с тобой там сделали, Саймон? Медленно развернувшись к Соупу всем телом, Гоуст опустил руки по швам, громко вдохнув и выдохнув. У Соупа зудели пальцы — так хотелось вновь к нему притронуться. — Одевайся и садись в машину. Соуп надеялся, что его голос не дрожал. — Хорошо. — Ни слова об этом. Никогда. Никому. Особенно мне. Соуп только хотел вернуться к внедорожнику, как до него дошёл смысл сказанного. Он нахмурился и вместо этого сделал один широкий шаг к Гоусту. — Не говори глупостей, Сай… — Джонни. — …мон. Я могу помочь тебе, ты же знаешь, я… — Сержант, — резко оборвал его Гоуст, и Соуп сразу же заткнулся. О, он знал эту интонацию и знал, что, заслышав её, стоило делать, как приказано. Гоуст, однако, никогда не говорил таким голосом, обращаясь к нему. Никогда до этого. — Ты не сможешь мне помочь. Садись в машину и забудь обо всём, что только что произошло. Оставалось только скрипнуть зубами. Собственная кожа до сих пор хранила тепло от прикосновения пальцев Гоуста. Соуп поднял ладонь и положил её на то место, где Гоуст последний раз касался его. Под ладонью бешено колотилось сердце. — Как скажешь, сэр. * * * Лицо капитана Прайса светилось от радости каждый раз, когда он разговаривал с Николаем. Соуп бы подумал, что они занимаются горячим жахачем на регулярной основе, не будь капитан настолько гетеросексуален и поглощён своей работой. Николай вроде бы тоже. Русских сложновато было измерять по шкале Кинси на глазок. Вертолёт Ника забрал их в первой зоне высадки. Соуп без сожаления посмотрел напоследок на бухту Рио-де-Жанейро, сверкающую даже издалека под лучами закатного солнца. Прайс ушёл в кабину пилота к Николаю, а Гоуст сел рядом с Газом напротив Соупа, слегка прикрыв глаза. Когда самолёт набрал высоту, Соуп вновь выглянул в иллюминатор. — Хорошая новость, парни, — раздался в наушнике голос Прайса. — Мы возвращаемся на базу. — Дом милый дом, — зевнув, сказал Газ. Когда бухта осталась далеко позади, Соуп оторвал наконец взгляд от иллюминатора, повернувшись вперёд. Гоуст теперь смотрел прямо на него. По прибытии на базу в Херефорде, Прайс отправил их отдыхать, сказав, что утром ждёт у себя в кабинете. Первым исчез Газ, а за ним и Гоуст. Соуп долго стоял на улице, наслаждаясь спасительной прохладой Англии после жара Рио. Он выкурил две сигареты, пытаясь заставить себя почувствовать хоть что-то, кроме тоски. Хотелось вернуться в Жезкент, в сентябрьскую ночь на голом поле из ковыля, схватить Гоуста и не отпускать его, как в тот раз. Не глупить и не думать самому. Не давать Гоусту делать это. Но Соуп понимал, что возможность ловко выскользнула из его пальцев, когда Гоуст прекратил поцелуй и отвернулся. Опять возвёл стены вокруг себя. Соуп мог бы ему помочь, в этом он был уверен. Проблема заключалась в том, что Гоуст не хотел, чтобы ему помогали. Когда Соуп начал продумывать о том, чтобы достать третью сигарету, рядом появился Гоуст. От него уже пахло гелем для душа и дезодорантом, а на лице он носил простую чёрную балаклаву без рисунка. Он встал рядом с Соупом, протягивая руку. Соуп подумывал вложить в неё свою ладонь, просто чтобы посмотреть на реакцию Гоуста, но сдержался и послушно дал ему сигарету, которую Гоуст зажал между голыми пальцами. Соуп неприлично засмотрелся на его пальцы, вспоминая, как они касались его лица, спасая от пахнущего ковылём ветра. — Последний раз ты был таким молчаливым, когда тебя сконтузило от взрыва, — первым подал голос Гоуст, задирая балаклаву до переносицы и вставляя сигарету между зубов. Ах, какой прекрасный, прекрасно-кривой нос у него был. Интересно, сколько раз его ломали? — О чём мне с тобой говорить? — пожал плечами Соуп. Сама судьба шептала: ещё одну сигаретку. Бог любит троицу. Гоуст внезапно прочистил горло кашлем. Это было абсолютно необязательно и оттого очаровательно. Словно взволнованный подросток впервые собирался разговаривать с девчонкой, которая ему нравилась. Соуп заинтересованно развернулся к нему всем телом. — У меня была собака, — начал Гоуст. — В детстве. Вообще, она была отцовой, но отец никогда за ней не ухаживал. Только я. Немецкая овчарка. Её звали Стэйси. Брови Соупа поползли вверх, но он заставил себя сдержать рвущиеся наружу вопросы. — Мой отец был тем ещё мудаком. Частенько колотил маму и меня с братом заодно. Трезвым я его видел пару дней в году. Один раз он повысил на меня голос и начал кидаться бутылками. Тогда Стэйси прыгнула на него и вцепилась в руку, вырывая кусок кожи зубами. Никогда не забуду, как орал отец и сколько вокруг было крови. Соуп сделал затяжку и сразу же выпустил дым. Его начинало мутить. Когда он в последний раз ел? Когда спал? Зато пачка сигарет уже была почти пустой. — Сколько тебе было? — Одиннадцать. Чёрт. Соуп покачал головой, отворачиваясь. Ему было тяжело смотреть на Гоуста. — Что стало со Стэйси? — Отец забил её молотком до смерти и выбросил на свалке, — тихо сказал Гоуст, ломая недокуренную сигарету между пальцами. — Больше у меня никогда не было домашних животных. Больше никто никогда меня не защищал. Только я сам. — Мне жаль, Саймон. — Я рассказываю это не затем, чтобы ты пожалел меня. — Кожа горела под взглядом Гоуста — теперь он смотрел на него. — Джонни, я хочу, чтобы ты понял: я лишь стараюсь оградить тебя от всего, через что мне пришлось пройти. Соуп потушил сигарету о стену и развернулся к Гоусту, ловя его взгляд. Сейчас его глаза сложно было назвать отрешёнными и стеклянными; он смотрел на Соупа с печалью, и даже белые ресницы терялись рядом со свинцом его глубоких, грустных глаз. Он и сам был похож на побитого пса, которого отпинал хозяин и бросил умирать на обочине. И пёс был готов умереть. — Я влюблён в тебя, — просто сказал Соуп. — Уже давно, наверное, как мы покинули Лас-Алмас. Может чуть раньше или позже. Не знаю. Никогда не вёл отчёт своим чувствам. Всегда позволял им просто… быть и не обращал лишний раз внимания. Знаешь, почему? Тебя так легко любить, Саймон. Естественно, как дышать. Но ты всё равно мне не поверишь. Занимательно было наблюдать, как Гоуст широко раскрывает свои красивые глаза и смотрит на него с удивлением, но Соуп уже не мог это выдерживать. Он развернулся на пятках и направился прочь. И всё-таки, когда он в последний раз спал? * * * Соупу казалось, что гнаться за Макаровым было всё равно, что охотиться на призраков. Он выскальзывал из рук Прайса и Ласвелл, точно кусок мокрого мыла, и каждый раз, когда им казалось, будто они делают шаг вперёд, выяснялось, что всё это время они топтались на месте. Единственной зацепкой Ласвелл была тюрьма в Петропавловск-Камчатском, но пока у них было недостаточно информации, чтобы штурмовать эту крепость в России. Поэтому и оставалось только строить воздушные замки. Что было забавно, так это терять связь с человеком, который казался тебе настоящим другом. Может, если бы Соуп знал, что его слова так испугают Гоуста, он бы держал рот на замке. Забавно было это потому, что Соупу всегда думалось: уж от чего-чего, а от признаний в любви не бегают. Гоуст бегал, причём так хорошо, что его было не словить. Соуп скучал по Гоусту. Гоуст всегда был человеком непростым, но… ни с кем Соупу в последнее время не было так спокойно, как с ним. Перед заданиями, когда Соупа бил мандраж от волнения. Во время заданий, когда кровь кипела от адреналина. После заданий, когда свалиться от усталости не позволяло только крепкое тело Гоуста, стоящего рядом. Спустя почти две недели после признания Соупа, они столкнулись на стрельбище, когда Соуп заскочил к натаскивающему новичков Газу, чтобы сообщить о том, что его разыскивает Прайс. С Газом они как всегда разговорились, дав рекрутам передышку. — Всё плохо? — спросил Соуп, кивнув в их сторону. Газ поморщился, ничего не ответив. — Да ладно, брат, — рассмеялся Соуп. — Все мы с чего-то начинали. — У меня был лучший результат, — проворчал Газ, тут же резко сменив тему: — А у тебя как? Всё плохо? Соуп нахмурился. — Почему? — Я про вас с Гоустом. Поругались? Не делай такое лицо, мы же не слепые. — Ага, — усмехнулся Соуп. — Поругались. Как оказалось, мы с ним болеем за разные футбольные команды. Приподнятая бровь Газа говорила сама за себя. Он приоткрыл было рот, чтобы насесть на Соупа в попытках выведать правду, как вдруг его взгляд упал на что-то за спиной у Соупа. — Вспомнишь солнце… О нет, подумал Соуп. Гоуст бесшумно подошёл к ним, встав рядом с Газом. Прошло полторы недели с признания Соупа, а они так и не поговорили нормально. Соупу казалось, что Гоуст даже ни разу не взглянул в его сторону. Кого ему в этом винить, кроме себя самого? — Газ, тебя ищет Прайс. Срочно. — Раз он отправил и тебя, значит, я ему действительно нужен, — вздохнул Газ. — Соуп, новички на тебе. Увидимся. И вот так он ушёл, оставляя Соупа наедине с Гоустом. Если не считать косяка бестолковых рекрутов, стоящих поодаль и поглядывающих на Гоуста с опасением. Чёрт, Соупу в последний раз было так неловко, когда он стоял в одном исподнем на кухне своей девушки, и в этот момент домой пришёл её отец, оказавшимся его старым учителем физики в старшей школе. — Как жизнь? — Отлично, — прогремело в ответ. — Отлично, — эхом отозвался Соуп. У кого угодно, но не у них. Вновь повисла тишина. Гоуст мог уйти в любой момент, но не торопился это делать. Рисунок черепа скалил челюсти на его чёрной балаклаве, а серые глаза были уставшими. Веки даже издалека Соупу казались тяжёлыми — положи на них палец, и они захлопнутся на долгое время. — Слушай, — вдруг сказал Гоуст, заставив Соупа медленно моргнуть от неожиданности. — Так дело не пойдёт. Что произойдёт в следующий раз, когда мы будем на задании? — Я не знаю, элти. Будешь бегать от меня по полю боя? Взгляд Гоуста стал острым и цепким. Это Соупу уже нравилось больше. Плохие эмоции лучше, чем их отсутствие. — Я серьёзно. — И я. Я кажусь тебе страшнее вражеской пули? — Соуп… — Или мои слова хуже любых угроз? — Джонни. Это не так. Я объяснял тебе причину. — Херовая причина. Я не хочу снова переливать из пустого в порожнее. Он не ожидал, что Гоуст развернётся к глазеющим на него новичкам и крикнет им оставаться на месте, угрожая тем, что если что-то пойдёт не так, он отправит их наматывать круги бегом на поле. Потом он кивком показал Соупу на дверь, ведущую в пустые коридоры ближайшего здания, но Соуп лишь сложил руки на груди. — Неа. Никуда я с тобой не пойду. Не ожидал он и того, что Гоуст просто схватит его за запястье и потащит за собой. Вырываться на глазах у новичков было нелепо, поэтому Соуп позволил увести себя со стрельбища в здание и закрыть за ними дверь. — Ты ведёшь себя непрофессионально. Соупу показалось, что он ослышался. — Я веду себя… Не перекладывай на меня всю ответственность! От того, как Гоуст заозирался по сторонам, боясь, что их услышат, стало тошно. Соупу хотелось развернуться и уйти, лишь бы не продолжать этот разговор. Находиться рядом с Гоустом было невыносимо. — Помоги мне разобраться, а то я не совсем понимаю. Ты поцеловал меня, ты подарил мне сраный Ролекс с чужой кровью на циферблате, ты рассказал мне о том, что с тобой произошло, и теперь это я веду себя непрофессионально? Гоуст смягчил взгляд, явно намереваясь сменить тактику. Ну нет, этот номер не пройдёт. — Ладно, мы повели себя непрофессионально. И поэтому сейчас же нам стоит прекратить это. Медленно вздохнув, Соуп сделал шаг к Гоусту. Стоило отдать ему должное — тот не шевельнулся. — Мы не будем закрывать эту тему, пока ты не ответишь мне. Гоуст сузил глаза. Между бровей залегла морщинка — всегда была там, когда он хмурился. — А ты разве задавал вопрос? — Элти, я сейчас в тебя чем-нибудь брошу. Может, так и следовало поступить. Видит Бог, удар тяжёлым предметом по голове Гоусту бы не помешал. Глядишь, и мозги вправит. — Ты сводишь меня с ума, — несчастно проговорил Гоуст, понизив голос почти до шёпота. — Я думаю о твоих словах почти всё время. Зачем ты их сказал? — А что мне нужно было делать? — так же тихо спросил Соуп. — Солгать? — Промолчать. Иногда это лучшее решение. — Сколько лет ты молчал, Саймон, и кому от этого стало легче? Хватит уже. В этот раз он поцеловал Гоуста первым, и для этого пришлось подняться на носочки. Он схватил Гоуста за грудки, вынуждая слегка нагнуться, и коснулся губами того места, где, вроде бы, должен быть рот Гоуста. Балаклава там была теплее от дыхания, и Соуп, зажмурившись, сильнее прижался к губам Гоуста, словно пытаясь поцелуем пробраться сквозь ткань. Гоуст в то же мгновение схватил его за плечи и отстранил от себя, смотря широко раскрытыми, безумными глазами, заставив Соупа задержать дыхание, а потом резким движением задрал балаклаву до переносицы и сам поцеловал Соупа. Это совсем не было похоже на поцелуй у внедорожника в Казахстане. Тогда Гоуст пробовал, сейчас Гоуст дорвался; он отбирал контроль одним языком и руками, вынуждая Соупа беспомощно цепляться за его шею и раскрывать рот, пытаясь сделать вдохи. Губы его были такими же сухими, как в прошлый раз, а тело — горячим и твёрдым. Тепло разливалось внутри Соупа, и он забрался пальцами под балаклаву, чтобы зарыться ими в потные волосы на затылке Гоуста. Он скучал по его волосам и широкой переносице, по небольшим ушам и морщинистому лбу — всё это он видел в последний раз в Лас-Алмасе, и воспоминания об этом уже начинали блёкнуть, как старая фотография. Гоуст прервал поцелуй, но не отстранился. Он бегал по лицу Соупа взглядом, останавливаясь то на губах, то на глазах. Приоткрывал рот, словно желая что-то сказать, и тут же захлопывая его, передумав. Соуп тяжело сглотнул, вновь потянувшись вперёд, когда в конце коридора вдруг раздались шаги. — Вы что, бросили моих новичков? — с ноткой укора сказал подбежавший Газ. Если он и обратил внимание на их растрёпанный вид, то никак не прокомментировал. — С нами только что связалась Ласвелл. Прайс ждёт всех у себя. Не став их дожидаться, он пошёл дальше. Соуп поймал Гоуста за предплечье и посмотрел прямо в тёмно-серые глаза. — Не вздумай больше убегать от меня. Гоуст выдержал его взгляд, но ничего не сказал. Соуп не стал дожидаться ответа; он выпустил руку Гоуста и первым направился к кабинету Прайса, чувствуя знакомое присутствие за спиной. От этого присутствия ему всё ещё становилось спокойнее, несмотря ни на что. * * * Соуп любил холод. На нефтяной вышке в России было холодно, и это оказалось намного, намного лучше удушающей жары Бразилии. Дома, в Шотландии, тоже было всегда довольно промозгло и пасмурно. Соуп привык к этому. К чему он никогда не привыкнет — так это ловить пули телом. В этот раз пуля отскочила от бронежилета, заставив Соупа упасть на спину. Дыхание покинуло его лёгкие, и он выронил винтовку, хватаясь за грудь и пытаясь сделать вдох. Сверху возникло знакомое лицо… знакомая маска с белым черепом, и словно сквозь вату до него донеслось: — Джонни, Джонни, ты меня слышишь? Ты должен сделать вдох. Соуп сделал вдох лишь для того, чтобы ответить: — Как будто я без тебя не знаю. Боль расползлась по всей груди и спине, добираясь до живота. Гоуст помог ему подняться на ноги и сунул в руки винтовку. — Я в порядке. — Только синяк размером с кулак будет, да? Соуп едва заметно усмехнулся, заслышав знакомые слова. Волнение во взгляде Гоуст даже не пытался скрыть. Он с теплотой вспоминал об этом взгляде чуть позже, сидя на краю одной из платформ вышки, когда солдаты выводили оставшихся заложников, а Прайс связывался с морпехами США, сообщая о расположении зениток. Гоуст подошёл к Соупу незаметно и тихо опустился рядом, свесив длинные ноги с края платформы. — Я не буду больше бегать от тебя. Соуп только собирался сказать о том, как здесь было красиво, когда Гоуст чуть не сбил его с этой платформы одними лишь словами. — Я вряд ли тот человек, которого ты действительно хочешь, но я устал бегать. — От чего ты бегаешь? — очень мягко спросил Соуп. Гоуст приподнял балаклаву, чтобы вдохнуть холодный морской воздух. — От прошлого. Никак не могу его похоронить. Ты знаешь… у меня никого не было с Мексики. Соуп удивлённо приоткрыл рот, наблюдая, как Гоуст задирает голову, подставляясь под прикосновения студёного ветра. — Уже пять лет? — удивлённо спросил Соуп. — Я и не хотел никого. Но хочу тебя. Гоуст частенько недоговаривал, однако в этом не было ничего страшного. Соуп привык с ним читать между строк. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никому до них нет дела, он положил руку на ладонь Гоуста, слегка сжимая его пальцы своими. — Здесь красиво, да? — всё-таки спросил Соуп, кивая в сторону горизонта, где солнце катилось в надир, последними лучами играя блёстками по тёмно-синей глади моря. — Очень красиво, — ответил Гоуст, но смотрел он только на Соупа.