Этери

Летний день постепенно склоняется к вечеру. Небо темнеет, опуская свой мрак на столицу молодого Советского Государства, воздух становится прохладнее. Где-то над рассыпанными по тёмному небесному ковру звёздами повисла луна. Хочется выть. — Ты чай пей, пей, пока горячий! — послышался строгий голос матери где-то над ухом, и она послушно взяла чашку и сделала глоток чая. Но оторваться от небесного ковра было невозможно — хотелось взять иголку с белой ниткой и вышить там, на нём, свою историю, хотя бы кратко. Как бы она звучала? Моя история началась 14 июня 1903 в Санкт-Петербурге. Родилась в грузинской семье: отец — революционер, мать — из дворян, тоже революционерка. Есть старший брат — партийный работник, который старше на три года. В 18 лет вышла замуж за молодого писателя, не имеющего за душой ничего. Прошла с ним и горесть и радость. В 19 родила сына. В двадцать один — дочь. В апреле этого, 1933 года, застрелился на моих глазах муж — знаменитый в СССР писатель, завещав перед своим уходом «верить в партию и Сталина». Муж похоронен на Новодевечьем кладбище. Сама я увлекаюсь живописью, литературой, хожу на подобного рода мероприятия, где собираются и долго-долго беседуют писатели, художники, оперные певцы, актеры. Как говорит отец — представители богемы. Как говорят? Краткость — сестра таланта? Почему «сестра»? Разве нелогичней было бы, если бы краткость была матерью таланта, ведь всё пошло от неё? Как бы то ни было, кратко не получится. За спиной — 30 лет опыта. Она видела всё: ужасы гражданской войны — когда свои рубят своих, голод, холод, и, наконец, признание! Признание, которое муж получил совсем неожиданно от поддержавшего его товарища Сталина. Года четыре хорошей семейной жизни. И так всё сломать… — О нём думаешь, да? — мать присела на стул напротив, оперлась рукой о подбородок, участливо вглядываясь в глаза дочери, — 12 сентября. Сегодня ровно пять месяцев, как Роман застрелился. Она поморщилась от слов матери. Само слово «застрелился» вызывало в ней странное, мерзкое ощущение, возвращало в ту холодную ночь 12 апреля, когда её муж нажал на курок, лишив себя, тридцати четырёх летнего, жизни. В голове эхом до сих пор отзывались его слова «верь в Сталина и партию!». — Ты чай-то пей, Этери, хороший, ромашковый. Отец ещё в далёкой молодости, когда только-только начал свою революционную деятельность, сменил свою грузинскую фамилию Махарадзе на более приятную для русского уха — Вольский. Меня зовут Этери Вольская.