Forgotten things remembered
Эксл думает, что лучше бы кто-то предупредил его, о чём альбом Youthanasia, прежде чем он начал слушать ‘Family Tree’. Впрочем, было очевидно, что песни о мрачном – стоило предупредить лишь о том, что они настолько хороши. Незадолго до того вечера на очередном сеансе психотерапии Эксл пережил потрясение, впервые вспомнив эпизод из детства со своим отцом в главной роли, и с тех пор чувствовал себя ещё на шаг ближе к бездне.The tigers eat their young
«Это не Ваша вина», – вспоминает он слова психотерапевта с гримасой усмешки. – Да лучше бы была моя. Неужели не понятно, что нет ничего ценнее выбора и ничего хуёвее его отсутствия?.. – Во всём существе Эксла не хватает места для ненависти. А точнее, для ненависти, протеста, жажды мести за унижение и преследующие всю жизнь страхи, наконец, ревущего непонимания, почему именно с ним должно было случиться всё это дерьмо – почему столько боли на него одного. В номере, где они жили с Даффом, вместо одной из стен было огромное окно с широким пустым подоконником. Эксл упирается в него бёдрами и снова и снова вслушивается в текст песни, по второму кругу играющей рядом.Tell them... I know they were doing it to you But don't try doing it to me
Грудь Эксла затряслась. «Да если бы я мог... Если бы я мог». Вновь заревел припев.Let me show you, how I love you It's our secret, you and me Let me show you how I love you But keep it in the family tree...
На последней строчке Эксл зарыдал.When you hear them saying "Trust me" Don't wait to see what's next
«Блять, великие, конечно, строки, – усмехаясь, думает Эксл, во второй раз ловя от них дрожь. – особенно когда ты слишком хорошо знаешь, что боль придёт из ниоткуда, и ты ничего не сможешь выставить против. Что твоя мать, которая вообще тебя не хотела, будет спокойно смотреть, как отчим пиздит тебя и твою младшую сестру. А когда позже окажется, что тебя пидорасит перед прикосновениями к женщине, никто не захочет узнать, почему».So beware in the shadows Your family tree waits in the dark
Эксл смотрит в темноту, хрипло пропевая последние строчки вместе с Мастейном, и понимает, что ложиться спать ему бессмысленно. Эта дрянь живёт в нём, и она явится вновь – безразлично, во сне или наяву. Он встаёт на корниз, и в памяти мягко, в каком-то золотистом свете, проносится вся жизнь, а перед расфокусированным зрением открывается поток несущихся куда-то машин в огнях города. Школа, прослушивание музыки в тайне от мамы и отчима, первые попытки дружбы, религиозное промывание мозгов, драки, аресты, концертные туры, наркота, отношения с Эрин и Стэфани, бесконечные гневные срывы и неизбежное отравление всего – даже того, что обещало быть хорошим. Бесконечная ненасытная беготня. Прошлое, словно мерзкие лезущие в самое нежное щупальца, обвивало горло. «Если бы хоть один человек на Земле знал, как я хочу сброситься с балкона и разъебаться в окровавленное безжизненное месиво. Чтобы ошмётки моего тела отскребали от асфальта. И от меня ничего не осталось... Разве только улыбка. Последнее неудобство, которое я причиню миру» – он обнажает стиснутые зубы и поднимает голову, сверля взглядом небо. Там как всегда спокойно и тихо – так, как после Человека будет везде. Песня вновь подходит к концу. Капелька катарсиса падает на глубокую трещину в сердце Роуза. Слёзы быстро стекают по худым щекам, сливаясь друг с другом. Эксл чувствует себя одновременно почти что Христом и последним ничтожеством, которое не может считаться за человека. Взгляд снова падает на шумную улицу: «Интересно, когда я уже это сделаю, а не просто видом сверху полюбуюсь? Мне же нет спасения. Что я всё ещё здесь делаю?» До слуха Роуза доносится стук кулаком в дверь. Сердце пропускает удар. – Билли, это я, открой, – он узнаёт голос Даффа. Через секунду Дафф переступает порог комнаты, потому что дверь оказывается не заперта. – Ты что?! – кричит он, застывая в нелепой позе. – Ничего, – Эксл разворачивается, крепко хватается за оконную раму и спрыгивает на пол, захлопывая окно за собой. – Всё нормально.