Живи!

Он не знал, что заставило его проснуться. То ли еле слышный скрип приоткрывшейся двери в его покои, то ли приторно-гнилостный запах. Чуть приоткрыв глаза, он увидел еле заметную струйку дыма, прихотливо вьющуюся по комнате. А. Очередное покушение. Судя по поведению воздуха, дядя. Конкретно этих ядовитых благовоний Мобэй-ван не знал, но судя по тяжести, появившейся в теле, они должны были либо сделать его сон более глубоким, либо обездвижить. Мобэй задержал дыхание, направил по меридианам холодную струйку ци – тело нужно было очистить от того яда, который он уже успел вдохнуть – и незаметно, пряча за своим телом от возможной слежки, открыл "форточку", крохотный портал на ветреную верхушку дозорной башни. Вдохнул свежий воздух... Кого из слуг на этот раз подкупил дядя? И что планирует делать дальше? Время тянулось, как хвост отожравшейся гадюкослизи, и он не знал, сколько именно ему пришлось ждать в сгущающейся дымке «благовоний». Глаза пришлось держать почти закрытыми, прикрывая гневный блеск радужки ресницами: хоть он и лежал на животе, отвернув лицо к дальней стене, но ее ледяная поверхность позволяла ему, пусть слабо и размыто, но видеть комнату, а значит, и вошедшие в дверь могли видеть отражение его лица. Форточку он затолкал поглубже, в самую густую тень почти под собой, чтобы совсем не было видно. Ага, дождался. По шее мазнуло сквозняком распахнутой двери, мягко зашуршали шаги, и в голубоватой поверхности стены проявилось отражение двух фигур. Более высокий и статный силуэт в светло-синих и белых одеждах толкал перед собой второго, низкорослого и трясущегося, в яично-желтом. Слуха Мобэя достигли всхлипы, скулёж и бормотание очень знакомого голоса... Цинхуа! Нет! Дядя добрался до него! Но как!.. Он с трудом подавил попытку тела дернуться и проигнорировал резь в груди. Ситуация только что стала на порядок опаснее, и нельзя было допустить ни малейшей ошибки – иначе последствия предыдущих просчётов станут гибельными. Он медленно, цунь за цунем, подсунул свою форточку под грудь и шею, по возможности незаметно меняя точку выхода. Одновременно с этим Мобэй-ван прислушался к голосам. — Нет, нет, пожалуйста, — всхлипывал Цинхуа, и его голос дрожал не меньше, чем трясся он сам. В отражении было видно, как он волочил ноги, упирался и вообще, старался потянуть время изо всех сил. Жаль, что с дядей это было бесполезно. — Пожалуйста, господин, не заставляйте этого ничтожного, не надо. Голос Линьгуан-цзюня журчал и тëк в уши расплавленным паучьим шелком, гладкий, ядовитый и насмешливо-снисходительный: — Ну же, человечек, ты ведь давно уже предал своих сородичей. Что тебе ещё одно крохотное предательство. Дядя почти силой впихнул в руки всхлипывающего Цинхуа что-то длинное, прозрачно-светящееся, и издевательски похлопал его по плечу. На мгновение длинные пальцы сжались сильнее в предупреждении, и человек тихо вскрикнул. Линьгуан-цзюнь взял Цинхуа за подбородок, поднимая его лицо, вглядываясь в глаза и щекоча когтями горло: — Ты же помнишь наше маленькое соглашение? — Эт-тот ничтожный п-помнит, — пискнул Цинхуа, пытаясь по обыкновению мелко закивать, но едва не насадившись на когти, испуганно замер. — Ты помогаешь мне разобраться с любимым племянником, — от этой фразы у Мобэя почти перехватило дыхание, — а я не буду отрывать тебе ручки-ножки и прочие нужные части тела, мр? — Д-да, господин, — Цинхуа прижал плечи к ушам и вообще весь сжался в дрожащий, жалкий комочек. Дядя вытянул что-то небольшое из рукава. Следом послышалось тихое брякание. А, значит, яд. Действительно, такой мелкой ковырялкой, которую дядя всучил человеку, много урона иначе нанести сложно. Убрав склянку с ядом, Линьгуан-цзюнь одним небрежным движением руки швырнул Цинхуа к постели Мобэя, придерживая за волосы. Молодой демон почувствовал, как продавился край постели под коленями его человека, и внутренне напрягся, растягивая форточку под собой ровно до тех пределов, чтобы не выдать себя, и готовясь действовать в любой момент. Он знал, что шанс будет только один, а пока... Пока дядя слишком близко, нужно ждать. — Ну же, человечек, ты знаешь, что нужно делать, — дядя поторопил Цинхуа. — Н-но господин, почему этот ничтожный, п-почему господин не возьмется собственноручно... — Потому что племянничек на пороге Диюя должен усвоить последний урок, — Линьгуан-цзюнь был явно доволен своей задумкой и разливался соловьем, снисходительно трепля человека за взъерошенные волосы, — что доверять в этом мире нельзя никому, ха-ха! А ещё смерть от руки жалкого человечишки будет особенно унизительной для него и забавной для меня... А теперь, червь, не испытывай моё терпение, бей! Цинхуа заскулил и нерешительно поднял трясущиеся руки с зажатым ледяным клинком. Сейчас, уже почти, главное подгадать подходящий момент, чтобы дядя не успел вмешаться... Руки Цинхуа поднялись ещё чуть выше и, поколебавшись, резко упали вниз. Спину Мобэя пронзил укол боли – не особо сильный, клинок вонзился совсем неглубоко – но от раны тут же поползло онемение. Мобэй упрямо сжал зубы, отсчитывая удары сердца, колеблясь – ждать, пока дядя отойдёт, или действовать, пока ещё хватает духовных сил на то, чтобы растянуть портал достаточно широко... К счастью, его сомнения продлились недолго: Линьгуан-цзюнь действительно отпустил волосы его заклинателя и сделал пару шагов назад, чтобы окинуть торжествующим взглядом дело рук своих во всей красе. Сейчас! Мобэй резко провернулся и дёрнул Цинхуа на себя, тут же распахивая из форточки полноценный портал, как раз достаточный, чтобы провалиться в него спиной вниз. Последним, что он увидел перед тем как отпустить тени, было исказившееся в яростном рыке лицо метнувшегося за ними, но безнадежно опоздавшего дяди. Схлопнувшийся портал растаял на фоне звёздного неба, в ушах свистел рассекаемый их телами воздух, и Мобэй поудобнее перехватил вскрикнувшего «Мой король!» и прижавшегося к нему Цинхуа. Приземление будет жёстким, а человек был уже избит. И действительно, через несколько ударов сердца твёрдая земля вышибла из него дух и – проклятье! – вогнала вглубь торчащий из раны клинок. Впрочем, это было меньшей из его проблем. Мобэй чувствовал, как затихает в его ядре круговерть мороза, как истончаются и сходят на нет струйки ци в меридианах. Выбранный дядей яд был надёжным. Что ж, главное он всë-таки успел. Цинхуа зашевелился и приподнялся над ним, помогая себе одной рукой и неловко прижимая к груди другую. Ледяной демон обшарил его взглядом. Лицо всё в крови, слезах и других жидкостях вперемешку, губа разодрана и сочится кровью, одежды порваны и в полном беспорядке. И ещё в падении, прижимая человека к себе, он успел почувствовать, как подаётся под ладонью сломанное ребро. Подвёл. Не углядел. Просмотрел этого... выкидыша трясинных червей, нацелившегося на его Цинхуа... Собственное тело было непривычно непослушным, слабым и мягким, как одна из тех подушек, в которые так любил зарываться Цинхуа. Перед глазами начинали появляться черные точки, вьющиеся противной мошкарой. Собрав остатки сил, он приподнял руку достаточно, чтобы обхватить щеку заклинателя и большим пальцем стереть с щеки безостановочно льющиеся слезы. Тот сразу же подхватил его ладонь собственной здоровой рукой, прижимая к лицу, с хриплым от долгого плача полушепотом «...Мой король... Мой король, не умирайте, держитесь, этот сейчас что-нибудь приду...» Он сдвинул палец на губы Цинхуа, остановив панический поток слов. Человек чуть дернулся и замер с широко распахнутыми глазами. — Здесь... Цанцюн... безопасно... — он выталкивал из себя слова по одному, надеясь, что успеет договорить до того, как тьма захлестнет его полностью. — Последний... приказ... Цин... хуа... х-ха... живи! Дрожащие губы скривились под его ладонью – и сжались в упрямую линию. А потом пришла тьма. Мобэй падал в неё, как в один из своих порталов, и холодные тени кружились вокруг него. Он был уверен, что следующим, что увидит, будет адский пейзаж Диюя, но был готов бестрепетно встретить любую муку. Потому что, даже если он и оплошал, но хотя бы сумел сохранить жизнь своему Цинхуа и вырвать его из жестоких рук вероломного дяди.

(ಠ_ಠ)

Шан Цинхуа, он же Самолет, сейчас вот совсем не взлетал в небеса. Наоборот, он приземлился, сука, в огроменную кучу дерьма всей задницей. Все его тело болело от увесистых пинков и оплеух этого ледяного мудака Линьгуан-цзюня, по сравнению с которыми, если честно, все побои Мобэя можно было назвать любовными шлепками. Сломанную в двух местах левую руку при каждом движении дергало, так что жесткое плетение ци, удерживающее кости от смещения, приходилось то и дело подновлять. Вдохи тоже отдавались явственным скрежетом одного из нижних ребер, но на вторую плетенку-корсет ему внимания уже не хватило бы, тут или-или, а рабочая рука сейчас была нужнее. Этот уёбок со смазливой рожей подкупил одного из слуг его короля, и тот оглушил его со спины. Очнулся Шан Цинхуа уже без меча, без своих рассованных по цянькуням запасов всякого-разного и без связного артефакта. Блять. Беловолосый выблядок сначала посулил ему за помощь в покушении на Мобэй-вана награду, потом пригрозил смертью, потом избил. Когда Линьгуан-цзюнь скучающим тоном сообщил, что вполне может поразвлечься тем, что будет отрывать от него по ма-а-аленькому кусочку, раз уж живым и здоровым человечишка ему бесполезен, и примерился к мизинцу, Цинхуа сломался. Хотя он до самого конца надеялся, что попадется какая-нибудь лазейка. Что он сумеет как-нибудь выкрутиться. Что его сюжет не встанет окончательно с ног на голову, вынуждая его собственными руками убить мужчину своей мечты. Нет, Самолет прекрасно помнил, что по сюжету мелкой крысе Шан Цинхуа свернет шею собственный же хозяин, но до того было еще далеко. И весь этот десяток лет, когда к нему изредка приходили в непрошеных живописных деталях мысли о том, каким еще занимательным образом может покончить с ним его король, он отбрасывал их так быстро, как только мог, и говорил себе, что это проблемы будущего Цинхуа... Он не мог и представить, что получится вот так, раком наперекосяк. Однажды ему уже пришлось держать в руках нить жизни принца Севера, и менять раз принятое решение Цинхуа не собирался. А потому он пыхтел, подновлял сползающее фиксирующее плетение на сломанной руке, спотыкался в темноте и из-за того, что не мог увидеть собственных ног, но продолжал тащить по дорожкам Цяньцао на руках бесчувственную увесистую тушку своего ледяного демона, направляясь к домику главного ученика. Мобэй очень удачно приземлил их на задворках пика целителей, и вообще сегодня не сплоховал... в отличие от него самого. Цинхуа все еще брала оторопь от того, что надменный ледяной демон, презирающий людей и не забывающий все эти годы регулярными тычками напоминать своему шпиону, что его место – ползать у ног, на самом деле так его ценил. Ценил достаточно, чтобы подставиться под удар отравленным, сука, клинком. Чтобы пожертвовать, блять, собой ради того, чтобы он – жил. И он, зареванный, избитый, стоящий на коленях перед телом Мобэя, который собрался вот так запросто сказать адью, взбунтовался против всего этого дерьма. Поняв, что демон, хоть и потерял сознание, но все еще дышит и прямо сию минуту отбрасывать коньки не собирается, он показал всем большой и жирный фак. Он послал нахуй небеса, воплотившие в жизнь придуманную им порно-трагедию, или навеявшие ему пророческие видения о будущем этого мира, или какую еще хуйню они могли сморозить. Он предложил системе, запугивающей его красными аварийными окошками и воем сирен, засунуть в ее виртуальную задницу все те баллы, которые она грозила скинуть за раскрытие его связи с демонами и за риск потерять место лорда Аньдин, от которого он был уже в двух шагах (или скорее, в паре месяцев до смены поколений). Да, и подтереться протоколом наказаний. Поднявшись на крыльцо, он осторожно уложил бессознательного ледяного демона на бок, чтобы не пошевелить лишний раз застрявший в спине ледяной кинжал. Затем начал тарабанить в дверь здоровой рукой, надеясь, что на пике не случилось ничего срочного, из-за чего Му Цинфана могли бы ночью вызвать в госпиталь. Большой удачей было то, что большинства пиковых лордов сейчас в ордене не было – как раз случилась хуйня с Тяньлань-цзюнем, и они умотали запечатывать неудачливого любовника под горой-как-ее-там, прихватив с собой Юэ-шисюна и Лю-шиди. Поэтому сейчас технически на пике целителей был главным именно сердобольный Му-шиди, разжалобить которого было куда легче. О, Цинхуа собирался, если потребуется, валяться у него в ногах и обнимать его бедра, умолять и давить на жалость. Если потребуется, он будет пресмыкаться так артистично, как не сумел даже при первой встрече со своим королем, когда спасал только собственную шкуру. Он без зазрения совести использует собственный плачевный вид, чтобы произвести самое что ни на есть жалкое впечатление... Короче, он сделает все, что в его силах, чтобы Му Цинфан взялся лечить Мобэя. А в высочайшем профессионализме Му-шиди он не сомневался. Дверь распахнулась, и перед ним предстал распахнувший в удивлении заспанные глаза целитель...

(ಠ_ಠ)

Это не походило на Диюй. Да, его тело все еще было тяжелым и будто набитым соломой. Да, он не чувствовал ни тока своей ци, ни окружающей, фоновой энергии. Но он был в прохладном и сухом помещении, лежал на чем-то мягком, другим мягким был укрыт, а в воздухе витала смесь запахов мазей и отваров, которыми его временами, после ранений или отравлений, пичкал Цинхуа. Мобэй шевельнулся и чуть не взвыл, едва сумев ограничиться коротким резким вдохом. Прострелившая всё тело боль, начавшаяся с резкой пульсации под правой лопаткой, была неожиданно сильной. Хотя... Если его совершенствование не работало, так, наверно, и должно было быть. Просто рана не спешила затягиваться, воспалилась и потому болела сильнее обычного. Рядом послышалось невнятное бормотание, и он осторожно повернул голову, проморгался и поискал взглядом источник шума. Он лежал спиной кверху на кровати, по большей части раздетый и укрытый одеялом, а рядом, сидя на стуле и уткнув голову в сложенные на краю кровати руки, дремал Цинхуа. Его заклинатель был одет в простые светлые нижние одежды, не носящие символов Аньдина, а на обоих запястьях серебрились в косых лучах утреннего – или вечернего, Мобэй точно не знал – солнца наручи в ладонь шириной, на которых вилась вязь печатей. Он скосил глаза еще сильнее и увидел такой же, но более массивный наруч на собственной руке, лежащей поверх одеяла. Сдвинувшись с места снова, он раздраженно зашипел: тело слушалось плохо и простреливало болью, так что попытка повернуться с живота на бок оборачивалась сплошным скрежетом зубовным. Его возня разбудила маленького заклинателя, который встрепенулся, пару раз недоуменно моргнул – и подскочил на стуле, стремительно просыпаясь. — Мой король! – Цинхуа дернулся было к нему, но заколебался, прикусив губу и не решаясь прикоснуться. — Цин... кха, кха... — во рту царила сушь южных пустынь, песком царапая горло. Цинхуа тут же вскочил и, метнувшись куда-то неподалеку, тут же вернулся с чашкой воды, снабженной вытянутым утиным носиком. Человек ловко, привычно подсунул чашку носиком к его пересохшим губам, помогая напиться. Когда чаша опустела и была отставлена в сторону, Мобэй еще раз откашлялся и спросил: — Цинхуа... Где?.. Где мы? — На Цяньцао, мой король. Это один из уединенных и укрепленных домиков, обычно здесь лечатся сильные мастера, у которых есть риск искажения ци. А теперь вот мы... Демон окинул своего заклинателя, снова присевшего на стул и скромно сложившего руки на коленях, более внимательным взглядом. Пострадавшая рука была заключена в странную конструкцию, видимо, фиксирующую кости. Разбитая губа выглядела немного поджившей, а под тонкой тканью одежд угадывались витки бинтов, обхватившие торс. За спиной заклинателя в нескольких шагах виднелась небрежно застеленная койка, видимо, такая же, как та, на которой лежал он. Значит, Цинхуа здесь тоже лечат, но до выздоровления еще далеко. — Как долго? — Утро третьего дня. До этого мой король не просыпался, аха, и этому Цинхуа приходилось обихаживать... Му-шиди – мой король ведь помнит, это наследник пика целителей – так вот, он не рискнул отправить сюда других учеников, но это понятно, мой король все-таки демон, — разговорившийся заклинатель пожал плечами, но потом снова погрустнел и шмыгнул носом. — Этот Шан очень боялся, что мой король совсем не проснется. Яд оказался очень сильным, и Му-шиди не знает, сможет ли вывести его полностью... И есть ли ему смысл пытаться. — То есть? — приподнял бровь Мобэй. Цинхуа постучал пальцами по одному из наручей. — С нами еще не решили, что делать. Ну теперь, когда известно, что этот Цинхуа уже давно знаком с Принцем Севера, и до сих пор не сдал праведным орденам. А с другой стороны, то, что мой король спас жизнь этому Шан Цинхуа... В общем, пока нас лечат, но на всякий случай заперли в этом домике и нацепили подавители ци, — он еще раз ковырнул пальцем наруч, махнул рукой и уронил ее на край койки, — но когда Му-шиди занимается диагностикой и лечением, то один снимает, и ци немного чувствуется, вот... Заклинатель неловко замолк, видимо, не зная, что сказать дальше. — Цинхуа... Цинхуа тоже спас жизнь этому Мо... — демон потянулся рукой, превозмогая очередной укол боли, и накрыл ладонью тоненькие пальчики своего человека. Тот порозовел, смутившись, и снова затараторил: — Ну, пока еще действительно ничего не решено, и глав пиков почти никого на месте нет, но Му-шиди, кажется, настроен довольно доброжелательно, и сюда еще приходит Шэнь-шисюн со второго пика, допрашивать, он вроде как ведет расследование. Шэнь-шисюн стра-а-ашный, самый страшный из всех наследников пиков, а этот Шан поделился с ним самым главным секретом Юэ-шисюна, нашего будущего главы ордена, и теперь они поругаются, а потом помирятся, и тогда Юэ-шисюн тоже постарается нам помочь, потому что будет должен, и он вообще бро, вот! А еще он может убедить кого угодно в чем угодно, так что скорее всего, все будет хорошо... Мобэй смотрел на своего маленького заклинателя, который уже смог добиться того, чтобы чистокровного священного демона в праведном ордене человеческих заклинателей лечили, вместо того, чтобы бросить куда-нибудь вроде водной тюрьмы. Слушал, как тот делится планами договориться с руководством сильнейшего из орденов царства людей, найти какие-нибудь экзотические растения или артефакты для его очищения от яда и восстановления совершенствования, вернуть потерянные при похищении Линьгуан-цзюнем припасы и меч... Слушал, легонько сжимал в пальцах теплую ладошку и постепенно начинал тоже надеяться, что все будет хорошо. И даже если что-то и не сладится сразу, то вместе они смогут найти выход. Потому что они оба остались живы. Потому что они твердо усвоили, что могут доверять друг другу (уж этот урок его дядя точно не планировал, ха!). Потому что пальчики Цинхуа пусть пока нерешительно, но пожали его руку в ответ, а щеки маленького заклинателя слегка окрасились розовым... Потому что Цинхуа выполнил его последний приказ, и выполнил с блеском.