***
Когда он впервые видит Хёнджина с длинными светлыми волосами — он проверяет, не померещилось ли ему. Тот возвращается с танцев, пока Чан сидит на кровати, корректируя один старый бит. Он практически падает с неё, увидев Хёнджина, завалившегося на соседнюю кровать и потянувшегося словно кот. Они не виделись весь день, Хёнджин оттачивал движения для кавер-выступления, в то время как Чан привычно застрял в студии. Сейчас, в свою очередь, уже за полночь, и младший кажется измученным, весь истощённый и потный, с волосами, прилипшими ко лбу и взмокшими на затылке. — Когда… Когда это… С каких пор? — мямлит Чан. Что вообще такое слова? Хёнджин поднимает взгляд. — О, ты про мои волосы? Сегодня покрасили. Выглядит неплохо, правда? Увидев ухмылку младшего, Чан сглатывает. — Выглядит сексуально. Боже мой, это сведёт Стэй с ума. Хёнджин встаёт и неспешно следует к Чану, всё ещё двигаясь с грацией танцора и не обращая внимания на отяжелевшие от нагрузки ноги. — А тебя сведёт? Чан уверен, что его глубокий вдох был бы слышен в соседних комнатах, если бы кто-то бодрствовал. — О, абсолютно. К слову, тебе стоит принять душ прежде, чем ты захочешь подойти ко мне. — А-а-а-а-а, я не хочу… — капризничает Хёнджин, напускная дерзость исчезает, уступая место милой и усталой гримасе. — Душ, — повторяет Чан и хихикает над тем, как младший плетётся вон из комнаты со вздохом. Очаровательный.***
Наступает время их камбэка. Чан потрясён тем количеством радости и позитива, который они немедленно получают от поклонников, понимание того, что все те месяцы изнурительной работы в конце концов окупают себя, наполняет его сердце гордостью. День выхода альбома один из самых загруженных на его памяти со времён дебюта, но он слишком взволнован, чтобы осознать это в полной мере. Ночью, они заряжены энергией и охвачены здоровым количеством тревоги, когда впервые выходят на сцену с премьерой заглавного трека — Чан клянётся, эти ощущения никогда ему не наскучат. Есть что-то захватывающее в том, как они впервые показывают миру новое выступление. Конечно, он полон решимости выполнить свою работу так идеально, как только может, но, судя по полученным откликам фанатов, их камбэк точно не провалится. Этот факт немного успокаивает его, не заставляя нервничать сильнее, чем обычно. Всё проходит сносно. Он чувствует себя хорошо, настолько хорошо, что утомление подкрадывается лишь глубокой ночью, когда они всей толпой направляются домой. Чан плюхается на сиденье микроавтобуса, и единственная причина, почему он не отключается в этот же момент — это ребята вокруг, слишком взбудораженные и шумные. Всё, о чём он способен думать — это долгий душ, и он не забывает заранее объявить об этом. Большую часть времени он более чем рад пойти последним и уступить всем место в очередь, но сегодня всё, чего он хочет — это помыться, как только он окажется дома, и сразу уснуть. И это именно то, что он делает по приезде — хватает полотенце, сменную одежду, шустро переобувается в тапочки и направляется в ванную. Но прежде, чем он успевает проскользнуть внутрь, Хёнджин подходит к нему, слишком близко, чтобы ощущать себя комфортно. Тот всё ещё накрашен, с уложенными волосами, и когда Чан смотрит на парня снизу вверх, то в миллиардный раз осознает, как же ему повезло. Слишком красивый, внутри и снаружи. Он игнорирует узел, затягивающийся внизу живота. — Хён, — шепчет Хёнджин. Он выглядит нервным, но смотрит на старшего в упор своими тёмными глазами. Чан сглатывает. — Что такое, Хёнджинни? Младший отводит взгляд, его рука скользит вверх и теребит подол Чановой футболки. — Насколько ты устал? — Хм… — Чан хмурит брови. — Достаточно? Сильно. Не самый тяжёлый случай, который у меня был, но… Устал. Почему спрашиваешь? — Я хочу… Ну, знаешь, — Хёнджин прочищает горло, но продолжает шептать. — Я хотел сделать это. Оу. — Сегодня. Оу. И тут планы Чана на сон отходят на второй план. Не то чтобы он зол — он отказался бы от сна до конца жизни ради младшего, он уже осознал это в полной мере. Он наклоняется чуть ближе, понижая голос. — Ты спрашиваешь о том, о чём я думаю? Хёнджин кивает, и его сердцебиение учащается. — Чёрт, малыш. Как быть с остальными? — Я буду тихим. Я клянусь, что буду, я просто… После сегодняшнего, ты нужен мне, хён, я хочу, чтобы это случилось сегодня. Прошу. Чан медленно выдыхает. Хёнджин доведёт его до смерти однажды. — Дай мне минут двадцать, хорошо? Нервная улыбка, что дарит ему младший, когда он всё-таки проскальзывает в ванную, заставляет его сердце трепетать. Его тело, должно быть, двигается на автопилоте, пока он принимает душ, потому что его голова определённо находится не в этом измерении. И всё же, он следит за тем, чтобы хорошо помыться, чтобы убедиться, что он полностью чист для Хенджина, но его мысли разрознены. По правде говоря, он нервничает. Он даже не может назвать себя опытнее младшего. Конечно, он был ведущим, когда они начинали, но не теперь. Большая часть его опыта связана с тем, что он делал и пробовал с Хёнджином; теперь уровень определённо другой. Они подошли к тому, чего никто из них не делал раньше, и эта нервозность сводила Чана с ума. Он отвлекается от своих мыслей, напевая незамысловатый мотив себе под нос. Ему на удивление трудно удержаться от возбуждения или от прикосновений к своему члену. «Нет, Чан», — мысленно ругается он. «Рано возбуждаться. Продли момент». Сказать значительно легче, чем сделать, особенно с тем, как Хёнджин целует его по возвращении в комнату. — М-м, ты так вкусно пахнешь, — подмечает он между двумя жадными поцелуями. — Подожди меня. И вот он уже за дверью, оставляет Чана в одиночестве с ощущением, будто он сейчас выпрыгнет вон из кожи. Он заходит на кухню за стаканом воды для успокоения, Чанбин и Сынмин готовят здесь… Нечто? Это рамен? Выглядит катастрофически, определённо. — Хочешь посмотреть с нами фильм? Мы обмываем камбэк, но в уставшем формате, — прыскает Чанбин, держа в руке бутылку соджу. Чан наливает воды, отрицательно помотав головой. — Спасибо, но я пас. Думаю, мы с Хёнджином ляжем спать. Мы очень устали. Младшие участники кивают и желают ему спокойной ночи, ничего не подозревая. Он слышит, как открывается бутылка, и возвращается в комнату. Чан залипает в телефоне несколько минут, хихикает над видео с котом до тех пор, пока не слышит щелчок дверного замка. Хёнджин заходит в комнату, свежий и без макияжа, его волосы всё ещё немного влажные. Они просто смотрят друг на друга пару секунд, пока Чан не откладывает телефон, задерживая взгляд на Хёнджине. Младший щелкает выключателем, оставляя лишь маленький ночник Чана, освещающий комнату приглушённым рыжим светом. Они ничего не говорят. Хёнджин раздевается. Хенджин бросает одежду, в которую он переоделся, на соседнюю ненужную кровать, сразу же снимает футболку, натянутую после душа. Прежде, чем Чан успевает попросить его просто подойти к нему, пальцы Хенджина скользят вниз по животу и находят край спортивных штанов. Чан завороженно наблюдает, как они спадают с бёдер младшего, открывая… Весь воздух словно выбивает из его лёгких. Трусики. На Хёнджине лишь пара чёрных кружевных трусиков. Он способен только как в трансе наблюдать, как блондин медленными шагами направляется к кровати. Покачивание его бедер, эти длинные, гладкие ноги, то, как впадинки и изгибы его тела ловят тёплый свет маленькой лампы. Чан словно прожил всю жизнь в пустыне, а Хёнджин — это оазис. — Блять, — немногословно выдыхает Чан. — Ты выглядишь… Он не упускает из виду румянец, покрывающий щёки Хёнджина. — Тебе нравится? Прежде, чем Чан успевает что-то осознать, Хёнджин оказывается на кровати и перекидывает ногу через его бёдра. Чан инстинктивно отодвигается назад, упираясь спиной в изголовье кровати, и увлекает младшего за собой, чтобы тот мог устроиться на его коленях как следует. Даже если бы он постарался, он не смог бы убрать руки от своего возлюбленного, но он и не пытается. Одной рукой он ласкает грудь Хёнджина, другой оглаживает спину и просто… чувствует его. Он позволяет себе ощутить гладкую, тёплую кожу под ладонями, позволяет потеряться в свежем запахе мыла, доносящемся до него. — Конечно нравится. Ты так прекрасен, — в конце концов, отвечает он. Хёнджин краснеет чуть сильнее, обвивая плечи Чана. Чан ведёт руками ниже, пока не чувствует под подушечками пальцев кружево. — Вот это, кстати… — размышляет он вслух, голова кружится от вожделения. Приглядевшись получше, он отчётливо видит полутвёрдый член Хёнджина, едва прикрытый трусиками. — Это нечто особенное. Идеально. Хёнджин втягивает воздух сквозь зубы прежде, чем повернуть голову Чана и соприкоснуться губами. Так требовательно и грязно, практически отчаянно — старший отстраняется спустя пару секунд, но ничего не может поделать с тем, как его член подёргивается в трусах. Он позволяет себе ещё пару минут поразмыслить головой. — Тс-с, помедленнее, детка, — одной рукой он гладит щёку Хёнджина, другой нежно водит вверх-вниз по спине, успокаивая парня. — У нас в распоряжении всё время мира. Блондин скулит: — Я просто так хочу тебя. — Я тоже, — признаётся Чан, — но давай не будем торопиться. Он скорее чувствует, чем видит, как Хёнджин кивает, когда прижимается губами к его шее, спускаясь поцелуями к местечку, где шея переходит в плечо. Он прикусывает его — несильно, но Хёнджин всё равно стонет и ёрзает у него на коленях. Пары укусов и засосов хватает, чтобы младший начал тереться об него, приводя разум Чана в бешенство. Охваченный желанием, он сбрасывает майку и прижимает Хенджина к своей груди. Это первое соприкосновение кожи с кожей ощущается как никогда божественно, то чувство, когда младший прижимается к нему, никогда не перестает мгновенно возбуждать его. Хёнджин никогда не вёл себя тихо, не с Чаном точно — он вынужден целовать блондина, чтобы заглушать его голос. — Тихо, помнишь? — шепчет он, бросая Хёнджина в дрожь. — Мы же не хотим, чтобы остальные услышали. Чтобы уменьшить опасения, Чан быстро подключает свой телефон к блютуз-колонке, стоящей на его столе. Он выбирает плейлист, который слушает, когда теряет вдохновение, и перемешивает его. Понижает громкость до тех пор, пока музыка не звучит слишком громко, но, тем не менее, маскирует их возню. В следующую секунду Хёнджинов рот снова прижимается к его, одна рука находит сосок Чана. Он шипит под вступление «Sweater Weather», наполняющее комнату битами. Они целуются неспешно и грязно, именно так, как нравится Чану. Его язык вылизывает рот Хёнджина в том же темпе, в котором двигает бёдрами. Это ощущение восхитительное, почти ошеломляющее, но, Боже, его недостаточно. Чан со вздохом отстраняется, чтобы поцеловать и прикусить ключицы Хёнджина. Он не контролирует то, как его руки сжимают задницу младшего; это происходит само по себе, словно действие мышечной памяти. Он направляет бедра парня навстречу собственным, давление определенно творит чудеса с ними обоими. Подняв глаза, он видит, как блондин кусает свой собственный кулак, чтобы глушить стоны. — Джинни, — шепчет он, снова замедляясь. — Ты уверен? Ты всё ещё хочешь этого? В ответ он получает не иначе как интенсивный кивок. — Да. Да, да, прошу, — Хёнджин хнычет, и вместе с этим Чан ощущает, как самоконтроль покидает его. Они делают это. Они действительно делают это. — Ложись, хорошо? — он укладывает Хёнджина на спину и нависает над ним. — Сначала мне придётся растянуть тебя, ничего страшного, детка? — Чан, пожалуйста, ты уже делал это раньше. Умоляю, я скажу тебе, если мне что-то не понравится. Это заставляет их обоих тихонько посмеяться. — Я просто хочу убедиться, что тебе хорошо, — улыбается Чан. — Мне замечательно, — уверяет Хёнджин, вытягивая ноги, чтобы избавиться от нижнего белья. — Единственное, что сделает мне ещё лучше, чем сейчас — это твой член внутри. — Боже мой, Хван. Хорошо, я понял. С этого момента, всё кажется знакомым какое-то время. Они занимались этим пару раз ранее, так что всё получается с отработанной лёгкостью: то, как Хёнджин поднимает бёдра, чтобы Чан мог подложить подушку; то, как он покрывает пальцы смазкой, дразня анус младшего до тех пор, пока он не сжимается в предвкушении, и лишь затем проникает ими внутрь. К счастью, они быстро выяснили, что Хёнджин любит чувствовать себя наполненным. Каждый раз, когда пальцы Чана входят в него, его стоны становятся высокими и хриплыми, всё его тело почти сразу начинает трепетать от наслаждения до той степени, что он практически насаживается на пальцы самостоятельно. Чан бы соврал, если бы сказал, что это не самое эротичное зрелище, которое ему доводилось видеть. Этот раз не исключение. В считанные минуты Хёнджин — хаос воплоти, старающийся сделать всё возможное, чтобы его стоны были как можно тише. Длинные локоны прилипают ко лбу, приоткрытые губы красные и блестящие, сияющая кожа, заалевшая грудь. Его длинный, гибкий торс изгибается от удовольствия, стройные мышцы перекатываются под гладкой кожей — вау, что за картина. Чан абсолютно загипнотизирован тем, насколько похотливо выглядит его возлюбленный, и в то же время… Так невероятно красиво. Порнографично во всех смыслах, но в то же время интимно и хрупко. На трёх пальцах Хёнджин начинает посасывать собственные, чтобы заглушить стоны, грозящиеся вырваться наружу. Чан наклоняется вниз, чтобы обхватить губами головку его члена, но Хёнджин тут же останавливает его, задыхаясь: «Стой, стой, иначе я кончу». Лишь тогда до Чана доходит, насколько он твёрдый, и его желание не торопиться будто ветром сдуло. Ему нужно быть внутри Хёнджина прямо сейчас. Хёнджин скулит, когда из него вытаскивают пальцы, поднимает руки, чтобы схватиться за Чана. — Подожди, — просит Хёнджин, увидев пачку презервативов. — Ты не занимался этим раньше, так ведь? Ошеломлённый, Чан отрицательно кивает. Если всё идёт туда, куда он думает… — Я тоже. Они действительно нужны нам? Именно туда, очевидно. Чёрт, чёрт, чёрт. Сама мысль о том, чтобы трахнуть Хёнджина вот так — Чан чувствует, как всё человеческое медленно, но верно покидает его, оставляя только первобытную потребность в глубине его живота, которая нуждается в удовлетворении. — Так будет менее грязно, к слову… — он предпринимает последнюю попытку сохранить здравомыслие, но Хёнджин лишь мотает головой. — Мне нравится грязно, — шепчет он. Чан срывается. С тихим рычанием он закидывает одну ногу Хёнджина себе на плечо и щедро смазывает себя. Оставшиеся капли лубриканта он размазывает по его анусу. Чем больше — тем лучше, таково их главное правило. Последние несколько секунд перед тем, как он толкается внутрь, он просто смотрит на Хёнджина, а Хёнджин в ответ — глаза тёмные от предвкушения, затуманенные похотью. Сперва кажется, что он не войдёт. Чан боится толкнуться сильнее, но нога, не лежащая у него на плече, обвивает его поясницу, Хёнджин, по сути, вжимает его в себя. Когда головка его члена наконец проскальзывает внутрь, из груди вырывается стон — однозначно более громкий, чем следует, учитывая, что от остальных мемберов их отделяет одна дверь. — Тихо, — задыхается Хёнджин, раскрыв рот, явно потрясённый. — О боже мой, блять… Подожди. Чану требуется вся сила воли, чтобы удержать бедра на месте, а не просто податься вперед, но сквозь туман в голове его мозг всё ещё осознает, что комфорт Хенджина намного важнее собственных порывов. — Ты такой большой… — шепчет Хёнджин спустя пару секунд, немного привыкнув. — Хорошо, продолжай. Чан старается двигаться медленно, но Боже, как же это мучительно. Всё, чего хочет тело – вбиться в это тугое жаркое нутро и не останавливаться, пока он не насытится, но всё, чего хочет разум — доставить Хёнджину удовольствие. Когда он всё-таки входит до конца, он склоняется к блондину, нависая над ним. Хёнджин опускает ногу и притягивает Чана к себе, пока они не оказываются на одном уровне, прижавшись вплотную, будто растворяясь друг в друге. Чан зажмуривает глаза, когда они обмениваются отчаянным поцелуем. Ошеломительным в лучшем смысле этого слова. — Ты в порядке? — шепчет он в губы Хёнджина, когда они отрываются друг от друга. Тот кивает. — Да, просто… Много. Но я сойду с ума, если ты не сделаешь что-нибудь, поэтому мне нужно, чтобы ты двигался. Просто… Медленно, прошу. Чан сглатывает и кивает в ответ, двигая бёдрами так неспешно, как только может, пока они, тяжело дыша, прижимаются к губам друг друга. Это так приятно. Чёрт возьми, очень приятно. Просто рай. — Тебе больно? Хёнджин тихо смеётся. — Немного. Не так больно, как я думал. — Это ты назвал меня маленьким? — они оба фыркают. — Заткнись, ты знаешь, что твой член не маленький. Они обмениваются лёгкими поцелуями и смешками, пока Чан двигается в устойчивом темпе. Медленно, всё ещё, но ровно. — Блять… — выдыхает Хёнджин спустя время. — Чувствую себя странно. — В плохом смысле? — тот отрицательно кивает. — Нет, в хорошем, правда. Это как… Чёрт… — и Чан всё понимает, потому что ему знакомо это лицо. Он знает, как у Хёнджина отвисает челюсть и поднимаются брови, когда он чувствует себя хорошо. — Это притуплённое удовольствие, но оно просто… нарастает… Чёрт возьми, теперь быстрее… Чан с радостью подчиняется, отодвигаясь назад так, что он усаживается на пятки, и набирает более быстрый темп. Это положение, должно быть, что-то делает с Хёнджином, потому что он накрывает ладонью свой рот и стонет в неё, двигая бедрами навстречу толчкам. Его нога снова поднимается к плечу Чана, но старший толкает ее к груди блондина, положив руку на внутреннюю сторону его бедра. Он немного наклоняется вперёд, перенося свой вес, чтобы сильнее прижаться к Хенджину, и вот, вот оно. Он знает, что нашёл идеальный угол, когда стоны младшего внезапно становятся громче. — О Боже мой, — протягивает Хёнджин и обхватывает рукой свой член, который, к удивлению Чана, всё ещё твёрдый. — О Боже… Чан стонет, больше не в силах замедлиться. — Блять, детка, то, как ты выглядишь сейчас… Греховно, хочет сказать он. Красиво. Нереально. Потрясающе. Всё это и многое другое. Комната наполняется звуками шлепков кожи о кожу, возгласами имён, стонами, умоляющими вздохами — плейлист Чана всё ещё играет на заднем плане, глубоко забытый. Где-то глубоко в душе он знает, что они ведут себя слишком громко, но никак не может заставить себя по-настоящему беспокоиться об этом, не может заставить себя замедлиться и остановиться. Вскоре он чувствует знакомое напряжение внутри, готовое выплеснуться наружу в любую секунду. Он не хочет, чтобы это всё так быстро заканчивалось, но уже зашёл слишком далеко, чтобы теперь вернуться к началу. — Я близок, — выдыхает он, Хёнджин пристально смотрит на него. — Я тоже, — немедленно отвечает блондин, всхлипывая. — Я хочу… Пожалуйста… — он мямлит. — Чего ты хочешь, детка? Скажи мне, — Чан поднимает руку, чтобы устроить её на щеке Хёнджина, погладить, но парень ловит его запястье и направляет руку к собственной шее, побуждая обхватить её. «Этого не может быть наяву», думает он. Не может быть правдой то, что этот красивый парень просит Чана придушить его, он просто не может знать, что эта просьба творит с Чаном. Но это не сон, он осознает это, и с губ срывается глубокий грудной стон, когда Хёнджин сжимает его руку своей, давая понять, как сильно можно надавить. По тому, как Хёнджин начинает всхлипывать, отчаянно кивая головой, Чан понимает, что он не единственный, кому это так нравится, и это… Почти конечная точка. Он снова наклоняется вперёд, насколько ему позволяет прижатая нога Хёнджина, и этого как раз хватает, чтобы их губы встретились. Он просто чмокает, прежде чем отстраниться, достаточно, чтобы поймать взгляд Хёнджина и затаить дыхание. Стоны Хёнджина теперь звучат прерывисто, сдерживаемые рукой Чана, неспособные вырваться. Почувствовав лёгкий шлепок по руке, он убирает её, и парень под ним жадно хватает ртом воздух, великолепный, как всегда. — Да, Боже, да, хён, я сейчас кончу, — всхлипывает он, закатывая глаза. Это одна из любимых картин Чана — видеть, как Хенджин полностью теряет самообладание. Стон, вырывающийся из его горла, низкий и громкий, настолько громкий, что его абсолютно точно никто не пропустит. Когда Хёнджин содрогается от оргазма, Чан скулит, его бедра теряют ритм, вбиваясь в младшего в неровном темпе. Он так близко, что чувствует и запоминает каждую деталь — семя Хёнджина, разрисовывающее его грудь полосами, непристойный хлюпающий звук смазки, тёплое, влажное нутро вокруг его члена; всего этого слишком много. — Кончи внутрь, кончи в меня, — умоляет Хёнджин, переплетая их пальцы, и это последняя капля. Чан подаётся вперёд, впиваясь в плечо Хёнджина зубами в попытке заглушить себя, когда его захлёстывает оргазм. Он рычит в чужую кожу, когда наслаждение омывает его тело волнами, и каждое нервное окончание горит от жаркого, раскалённого удовольствия. Он почти уверен, что на секунду теряет сознание, потому что, когда он приходит в себя, Хёнджин осторожно гладит его по лицу, глядя на него с выражением чистого обожания. — Ты снова со мной? Чан не может удержаться от смешка, когда выходит из него. — Да. Хёнджин вздрагивает, но сразу же расслабляется. — Спасибо, — говорит он, прежде чем они обмениваются поцелуем. — Тебе спасибо, — отвечает Чан, втискиваясь между Хёнджином и стеной, не предприняв ни малейшей попытки встать или прибраться. Его тело выжато, но в то же время трепещет от счастья. Хёнджин двигается, чтобы им обоим было удобнее разместиться на маленькой кровати. — Я люблю тебя, — шепчет он тихо и чувственно, даже беззащитно, но определённо так, чтобы Чан услышал. Он мог бы опешить, услышав это, он мог бы вздрогнуть или удивиться, но… Это Хёнджин. И это то, каким всегда будет Хёнджин. Чан должен чувствовать весь этот спектр странных эмоций, но ничего подобного не происходит. Услышав такие важные слова своего возлюбленного, ему кажется, будто он вернулся домой. Он чувствует себя защищённо. Безопасно. — Я тоже люблю тебя.***
Когда Чан заходит на кухню утром, чтобы предусмотрительно взять что-нибудь съедобное для ещё спящего Хёнджина, он испытывает дежавю: снова Чанбин и Сынмин, только на этот раз они завтракают. — Доброе утро, — коротко бубнит он, протирая глаза. Он роется в холодильнике, когда слышит фырканье одного из них, а затем как они оба разражаются хихиканьем. — Вы чего? — Чан оборачивается и видит, что у обоих парней даже лица покраснели от сдерживаемого хохота. Чанбин вторгается в его личное пространство с насмешливым тоном: — Ох, мы о-очень устали… — воркует он. — Мы просто собираемся лечь спать, мы та-а-ак устали! — немедленно присоединяется к нему Сынмин с такими же ужасными обтекаемыми цитатами. Чан чувствует, как у него краснеют уши. — О боже мой, — он сокрушённо прижимает ладонь ко рту. — Пожалуйста, не говорите мне, что вы всё это слышали. — Ну, вероятно, не всё это… — Но определенно достаточно… — Да, достаточно для того, чтобы у меня осталась травма на всю жизнь, — язвит Сынмин. Чан стонет, тут же разворачиваясь на пятках и удаляясь из кухни без всякой еды. — Я разберусь с вашими задницами позже, — добавляет он со вздохом. — Пожалуйста, не надо! — кричит ему вслед Чанбин, не отступая от темы. — Я буквально провёл ночь, слушая, как ты разбираешься с задницами, нет, спасибо! Он открывает дверь и обнаруживает, что Хёнджин уже проснулся и абсолютно ошарашен громкими замечаниями Чанбина. Однако, когда они встречаются взглядами друг с другом, оба не могут удержаться от смеха. Да, думает Чан. Он дома.