***
Гарри был приятно удивлен, когда Северус (мысленно мальчик пробовал его потихоньку называть папой), предложил потрапезничать вдвоём. Не просто перекусить, а набить себе животы вкусными блюдами. Для Гарри они, конечно, и вполовину не были так вкусны, но когда он сидел за одним столом с человеком, у него появлялся аппетит. Это было очень приятное чувство. Отец едва ли мог по-настоящему разделить с ним трапезу. Его еда всегда выглядела куда скромнее, если только речь не шла о сладком. — Пирог и овощи сегодня очень вкусные. — Да, пирог удался за счёт мягкого теста, — одобрительно кивнул Северус, нанизывая ещё один кусочек на вилку, — овощи хороши в сочетании с мясом. Не хочешь попробовать и его? — Конечно, попробую! Просто папа настаивает, чтобы я ел и овощи тоже, потому что ещё расту. — Да. Жаль, завтра я уже не смогу насладиться с тобой едой, — подобие улыбки легло на губы мужчины. — Именно поэтому нужно отъесться вдоволь. — Бабушка как-то говорила мне, что если обращать внимание на голодный желудок, то ты станешь сильнее, но отупеешь. А если на сытый — то и сила прибавится, и ум останется. Особенно, если ешь мясо, — поведал Гарри интересный факт, о котором отец не рассказал, и продолжил с аппетитом есть. Мальчик вообще удивительно спокойно отнёсся к словам Северуса о том, что завтра они уже так не пообедают. Выходит, он знал? Что ж, это к лучшему. Не нужно будет объяснять, почему в один день Северус станет другим. Опуская взгляд на свою тарелку, где и половины не было съедено, у мужчины резко пропал аппетит. Сам ведь говорил прямо противоположное. А сейчас… Он отодвинул тарелку, взявшись за бокал. Красное вино налито совсем немного, а он взял и подлил ещё. — Ой, не пей много! — предостерёг Гарри. — Иначе папе потом станет дурно! Да, точно. Джеймс говорил, что если употребить хмельную кровь, начнёт мучить бодун. Пришедшая мысль, что Северус превратится для супруга в графин крови, смешанного с вином, заставила тихо засмеяться. Но даже его веселье было переправлено сильной горечью и не ушедшим страхом потерять себя. В способности Джеймса он верил безоговорочно. Зная, что придется медленно умирать у него на руках, чтобы переродиться, он был готов. Но вот встретить себя нового — всё ещё нет. На все сто он не будет уверен никогда. — Ты переживаешь, да? — участливо спросил Гарри. Северус и не заметил, как мальчик обошёл стол и теперь стоял рядом. Вздрогнув, мужчина убрал бокал. Рука автоматически легла на бок ребёнка, придерживая. А тот посчитал это за разрешение и осторожно сел к нему на колени. — По мне всё видно? — Да. Ты всегда такой собранный, даже строгий зачастую. Грустно видеть тебя таким нервным, — мальчик сочувствующе прикоснулся к его голове. — Всё будет хорошо. Слишком наивно звучало из уст ребёнка. Но именно она отозвалась теплом в душе. Северус слабо улыбнулся и мягко прижал названного сына к своей груди. Носа коснулись мягкие волосики, пахнущие травами, легким шлейфом груши и улицы. Приятный запах. Успокаивающий. Мандраж и мрачность отступали. Он должен верить в лучшее. Должен доверять. Всё это время Джеймс ни разу не подвёл его. Они все вместе будут справляться. Северус не останется наедине с самим собой, даже если перестанет себя узнавать. — Тебе полегчало, — не спрашивал, а утверждал ребёнок. Прозорливый мальчишка, порой видящий то, что не видели другие. — Да, — проговорил тихо в макушку и не смог удержаться, поцеловал её же, — спасибо тебе, Гарри. Каким бы я не стал, очень надеюсь, что ты вновь примешь меня. Мальчик потёрся об его щёку с трогательной улыбкой, хихикая: — Ты явно не будешь страшнее, чем был в тот раз, когда я тебя укусил. А остальное не страшно. В тот раз Северус был больше ошарашен и избегал встречи с мальчиком, как и с его отцом. Но то была естественная реакция. Нет, скорее она оказалась мягче, чем могла быть. В любом случае, мужчина понял, что Гарри имел в виду. Медленно поглаживая ребёнка по спине, он спросил: — Ты будешь ещё кушать? — Буду, да. Нам обоим надо доесть, — напомнил мальчик, безмятежно улыбаясь. Красивые глаза цвета летней травы успокаивали, напоминая о уже прошедшем лете. Северус взялся за маленький носик и осторожно его потянул. В ответ получил яркий, искристый смех, от которого окончательно забылись все тревоги. Даже аппетит появился. И в благодарность ребёнку хотелось преподнести что-то особенное. То, что после обращения дать будет невозможно. Взяв со стола нож, Северус, не спрашивая будет Гарри или нет, сделал небольшой надрез на кисти. От небольшой боли он немного поморщился. Реакция Гарри же оказалась куда ярче. — Северус… На секунду это был испуг. Он прижал руки ко рту, ощущая запах, к которому привык, и усвоил, что запрещено. Но который не потерял свою привлекательность. А значит сейчас особенно соблазнял. Вторая секунда ушла на то, чтобы понять — его угощают добровольно, и Гарри не позволил ни одной капле упасть на пол. Он бережно взял мужчину за запястье, приникая к нему губами. Личико светилось, словно ему дали невероятно вкусный десерт. — Не торопись, — об одном попросил Северус, свободной рукой гладя ребёнка по голове. Тот послушно кивнул, и отвлёкся от вкусного ещё немного, чтобы сказать: — Сними ремень. Самообладания мальчику хватило только на это, после чего он снова приник к запястью, медленно глотая кровь и тихо мыча. Это длилось ещё какое-то время, прежде чем мальчик мученически оторвался от его руки с прикрытыми глазами, и в наслаждении облизал губы. — Я должен оставить папе. — Умница. За такую выдержку стоило похвалить. Прожив с вампирами почти год, Северус стал понимать их намного лучше. В том числе и то, как сильно влияет на них человеческая кровь, когда они ей не сильно-то балуются. Взрослому, и то сложно вот так оторваться. А здесь ребёнок. Северус правда им гордился. Испил Гарри достаточно, но не критически. Возможно, если Северус встанет, он почувствует небольшое головокружение. Но вставать он пока не собирался. Лёгкую спутанность сознания сбило ощущение заметной боли на повреждённой руке. Мальчик затянул на ней ремень, тем самым перекрывая кровоток, не позволяя сочиться дальше. — Прости, может быть больно. Папа может залечить, а я нет. Он скоро придёт. А тебе нужно ещё докушать… Ой… Ой… У Гарри закружилась голова, и он спешно осел на стул. Северус совсем забыл, что в его крови есть вино. А ребёнку много и не нужно. — Сиди, не двигайся, — немного нервно посмеялся мужчина, — я и бокал не выпил, а тебе этого уже хватило. Прости, Гарри. Папа настучит мне по макушке, когда увидит. — Я не злюсь. И папа тебе не настучит, он тебя очень любит, — хихикая, ответил Гарри, неуклюже пытаясь насадить кусочек овоща на вилку. — А вот Сириуса он бы гонял по всему дому, включая крышу! Так бы гонял, что только одежда бы раздувалась во все стороны. Фью-ю-фью-ю! — рука смеющегося мальчика разрезала воздух. — Осторожнее. Ты сейчас пьян, ребёнок, так что советую особо не дёргаться. Я верю, что Блэк бы точно пострадал, он подозрительно много испытывает терпение нашего папы. — Потому что у него шило… м, там, где мне нельзя говорить, — в последнюю секунду мальчик себя одёрнул и нажал пальцами на губы. — Папа так про него часто говорит. Сквернословие. За Джеймсом грешок водился, аристократ и сам признавал, всегда слегка смущённо посмеиваясь, если его ловили за нехорошими словами. Вспомни солнце, как говорится, и появится лучик. И не просто появится, а ворвётся. И Северус, и Гарри вздрогнули от неожиданности, когда двери столовой резко открылись, создавая неприятный шум, а сам глава семьи шумно дышал и таращился на них страшными глазами. — Папочка! Привет! А мы про тебя говорили! — поприветствовал Гарри с весёлой улыбкой. Его лицо прямо говорило о нетрезвом состоянии. — Что случилось? — Джеймс пробегал глазами по обоим и картинка в его голове никак не складывалась. Особенно, когда увидел свежий порез и перемотанную ремнём руку. — Мы ели, а потом я немного выпил вина, заглушая свою нервозность. Гарри почувствовал это и стал меня успокаивать. Довольно успешно. В итоге, я решил поблагодарить его, угостить своей кровью в последний раз. Однако из головы совершенно вылетело, что пил вино. И Гарри сейчас немного пьяный, а я с порезом на руке. — Да, папочка! Всё так и было! — подтвердил ребёнок, быстро дожёвывая содержимое тарелки. С тяжёлым вздохом облегчения, Джеймс хлопнул себя по лбу и подошёл к Северусу, осторожно беря его за запястье своими надёжными, крепкими руками. — Вы меня напугали. Я думал, что-то случилось, — укоризненно посмотрел на обоих отец семейства перед тем, как провести языком по ранке, тут же закрывая её. Северус удостоился зрелища, как вампир с наслаждением сглотнул то, что попало на язык. До одури возбуждающе. Клыки нелюдей, измазанный в крови рот должны пугать, вызывать отторжение. Брезгливость. А Северус, как заворожённый, наблюдал за процессом лечения, совсем не против угостить папочку своей кровью. — Спасибо, Джеймс. Тот кивнул, облизываясь несколько раз, чтобы полностью убрать кровь с губ, после чего, подмигнув сыну, поцеловал своего мужа, пока Гарри закрыл лицо тарелкой. После сын и вовсе тактично вышел из столовой, завершив трапезу. — Как вы здесь? Северус не ожидал оказаться на коленях Джеймса. Прямо как недавно Гарри сидел на нём. Но оно случилось. И не то, чтобы мужчина был против, как раз наоборот. Объятья успокаивали, давали чувство защищённости, а сейчас Северус нуждался в куда больших прикосновениях и тепле. Хоть он никогда и не признался бы в этом вслух. — Хорошо, насколько это возможно. Я хотел набить желудок, а в итоге съел совсем немного. И сейчас не хочу. Может… — с новым предложением Северус ощутил сильную неуверенность. Пальцы из-за нервозности крутили пуговицу на груди вампира, пока тот внимательно слушал и ласково гладил по пояснице, — может, стоит начать уже сейчас? Не оттягивать до вечера? — Если ты так хочешь — можем и быстрее. Но давай выждем ещё хотя бы полчаса, хорошо? Иначе я буду, как Гарри, — неловко улыбнулся Джеймс. — Вообще удивляюсь, как он сумел добровольно от тебя оторваться. — У него невероятная сила воли, — не без гордости ответил Северус и улыбнулся. — А что касается опьянения — тебя это точно не коснется, я выпил много для организма ребёнка, но никак не взрослого. Джеймс отвёл глаза и улыбнулся. — Признаюсь, наверное, я тоже немного оттягиваю прощание с тобой человеком. Но ничего, на попятную не пойду. Мы сделаем всё, что нужно. — Полчаса, — повторил Северус сказанное мужем ранее. Уж тридцать минут он сможет потомить себя, и дать Джеймсу время проститься с ним, как с человеком.***
Они перебрались в спальню, заранее договорившись провести обряд обращения там, где будет удобнее всего. Рядом лежало сложенное одеяло. Как и всегда, Джеймс был готов позаботиться о нём до самого конца. Дверь они заперли. — Нам никто не помешает. Всё будет хорошо, — эти слова предназначались для обоих. — Садись на кровать, я сделаю всё сам. Никаких пуговиц, петель до горла, никаких лент. Северус изначально надел свободную рубаху с открытой шеей. Не снимая и не оттягивая ворот, супруг сможет вонзить клыки в его плоть, медленно забирая жизнь. Северус пальцами перебирал складки рубахи. Не мог успокоиться, зная, что вот он, час настал. Он послушно сел на постель, держа взгляд на своих руках. Ожидая. Однако, у Джеймса был другой план. Он сел рядом и взял человека за подбородок, прижимаясь к его губам в нежном поцелуе. Северус почувствовал, как его бережно роняют на кровать. И нависают сверху. Тяжесть тела супруга всегда была для него приятна. Обхватывая его руками за шею и ногами за талию, мужчина отдался поцелую, словно в последний раз. Джеймс дернул за его внутренний рычаг и все эмоции хлынули. Он хотел ощутить всё так, как больше не сможет ощущать. Этот напор, этот обольстительный жар, эту распаляющую мощь. Раз Джеймс хотел его, будучи вампиром, значит и Северус сохранит плотские желания. Но когда до них дойдёт — даже сам вампир не мог сказать, будучи чистокровно рождённым, а не обращённым. Поэтому сейчас они оба отдавались друг другу. Северус чувствовал, как его сердце громко и быстро стучит в груди от вожделения и волнения. Его кровь будет вкусна для Джеймса, и опьянит сильнее какого-либо вина. Без добавок. — Давай, — тихо зашептал, сквозь тяжёлое дыхание, двигаясь в такт с любимым, крепко сжимая его плечи и волосы на затылке, — сделай это, Джей. Сейчас. Блуждающие губы вампира добрались до своей цели. Рука забралась под рубашку, оглаживая грудь, за которой колотилось сердце. — Я люблю тебя… Зубы прокусили там, где Джеймс никогда не позволял себе кусать. Кровь, со стоном Северуса, сладким потоком хлынула в рот. Ограничения, которые Поттер самостоятельно выдвигал для себя, разорвались подобно тонким цепям, не способным удержать голодного зверя. Жажда по человеческой крови никогда ещё не была так сильна, как сейчас. За все годы своего существования, Джеймс не пробовал кровь возлюбленного человека в таком большом количестве. Именно она, жажда зверя, ослабила разум, который подкидывал страшные картины бездыханного тела Северуса, жизнь которого именно он, Джеймс, сейчас так жадно забирал. Тело под ним ослабевало. Тяжелое дыхание замолкало. Глаза закрывались под тяжестью век. Сердце, сперва трепыхавшееся, как крылья пойманной бабочки, стало замедлять свой бег, приближаясь к порогу, когда наступит конец. Совсем близко. Живительная красная влага была выпита за несколько секунд, подаривших вампиру невероятное наслаждение, а человеку — быструю и лёгкую смерть. Внутренний хищник издал жадный, мучительный вой, когда артерия опустела. Он не насытился. Потому что ему всегда будет мало. И больше не получить. Зверь неохотно отошёл к своей клетке, очищая самообладание. Дрожащей рукой вытирая испачканный в крови рот, Джеймс прокусил артерию на кисти. Другой рукой он приподнял голову, чтобы кровь попала в нужное место. Последние штрихи, зависящие от него — взболтать мягкий человеческий живот ладонью и несколько раз постучать кулаком по груди. Дальше следовало отдать руководство нечеловеческой, но всё-таки природе, у которой были свои законы, принципы и способы. Джеймс накрыл остывающее тело возлюбленного одеялом. Самое долгое обращение из известных ему длилось полдня. И то лишь потому, что человек изначально был на грани смерти, попавшись волчьей стае. Поскольку Северус в полном порядке — ожидать придётся несколько часов, а может и меньше. Не сумев удержаться, Джеймс поцеловал его руку и положил к себе на колени. — Я посижу тут, любовь моя. Подожду, когда ты проснёшься.***
Стук в дверь показался слуховой галлюцинацией. Джеймс велел никому их не беспокоить, он оставался наедине со своей любовью, медленно обращающейся, не двигался с места и не замечал за собой времени. Поэтому приход сына стал неожиданным. Поскребя по двери последний раз, Гарри подал тихий голос: — Это я, папа. Джеймс вздохнул. Сыну не стоило бы это видеть. Но он не мог не открыть. — Как он? Мальчик переживал за возлюбленного своего отца, которого принял, как родного. Не зная, что он чувствует, и чувствует ли что-то вообще, ведь сейчас Северус лежал, как труп. Остывающий, бездыханный, не шевелящийся. Запах и тот выцвел. Гарри бы испугался, если бы не знал, что всё это — нормально. Джеймс поднял сына на руки, именно сейчас осознавший, что рад теплу ребёнка. Проведя несколько часов в комнате, держа в руках окоченевшую конечность Северуса, он не понимал, что за это время замёрз вместе с ним. И все его чувства замерзли. В ожидании долгожданного тепла. — Всё хорошо, сынок, — тихо выдохнул в лоб ребёнка, тут же его целуя и прикрывая глаза, — всё будет хорошо. — Пусть так. Иначе страшно видеть его таким. Пусть на вид Северус не отличался от побледневшего спящего человека, Джеймс понимал, что его сын видит больше. Как и любой другой нечеловек. Его не обмануть. — Который час? — Семь вечера, папочка. Прошло столько времени ожидания, причиняющего тупую боль. Можно было бы выйти и поужинать, но они оба хотели побыть с тем, кто дорог. Встретить первые секунды его новой жизни вместе. Джеймс вернулся на постель, но теперь с сыном на руках, и вновь взял Северуса за руку. Так, чтобы и Гарри, если захотел бы, мог его коснуться. — Как думаешь, нашему Северусу пойдут клыки? — Думаю, да. Будет красиво и жутко. Особенно, когда наденет тот самый зимний плащ, который ты ему подарил. Мне придётся привыкать, — с хихиканьем признался Гарри. — Но я привыкну. — Хорошо, — с улыбкой кивнул Джеймс, поглаживая палец любимого с обручальным кольцом. — А папой его когда-нибудь назовёшь? — Когда-нибудь да, — пообещал ребёнок. — Если только его это не испугает. Мы подружились, но я не знаю, хочет ли он, чтобы я был и его сыном тоже. — Хочет, — уверенно заявил Джеймс, — я по глазам это вижу. Да и сам наблюдаю за вами со стороны. Ты даже не представляешь, как вы мило смотритесь вдвоём. Моё сердце готово вновь забиться от одного взгляда на вас, мои дорогие. С весёлым тихим смехом, Гарри потёрся щекой о его грудь. Такой ласковый ребёнок всегда пробуждал нежность у тех, кто с ним общался. Северус не стал исключением. Джеймс был полностью уверен, что после обращения их отношения лишь укрепятся. С любовью смотря на супруга, Поттер заметил то, от чего в груди стало волнительно. Укус на шее зажил и побледнел. Это значило, что обращение подошло к концу. Супруг скоро проснётся. Остались считанные минуты. — Уже скоро, — вслух сказал радостную новость, чуть крепче обнимая сына. — Правда? — просиявший мальчик смотрел на отца, а после с нетерпением перевёл взгляд на всё ещё неподвижного Северуса. — Как здорово. А чем ты его накормишь, когда он проснётся? В отдельном хлеву уже ждала молодая, здоровая, упитанная свинка. Джеймс понял одно — молодых вампиров стоило сразу приучать к крови животных, и лишь изредка баловаться человеческой. В обратном случае, голод будет сводить с ума, особенно первое время, пока к нему нет привычки. — Свинкой полакомится. Будем потихоньку приучать его к крови животных. Сириусу с его похождениями придётся на время уехать в своё имение. — Согласен, — мальчик вдруг засмеялся. — Иначе Северус сам его съест! Он давно хотел отходить Сириуса кочергой за шутки, а теперь и кочерга не понадобится. У них будет одинаковая сила! — Не совсем, сынок, — потрепал того по голове Джеймс, — у Северуса будет сильная жажда, но его сила пробудится со временем. Перестройка тела занимает много сил. — А, вот как, — понимающе покивал Гарри. Ему простительно не знать. Он никогда полностью не принадлежал к одному миру. — Ой, кажется, у него шевелятся пальцы! — Северус, — с нежностью обратился к лежащему супругу мужчина, поднеся его руку к губам и целуя кончики пальцев, — мы здесь, ждём тебя. Просыпайся, любовь моя. — Да, мы ждём. Просыпайся, — охваченный восторгом, Гарри тоже облапил руку Северуса, начавшую наливаться теплом. Не таким как раньше, но всё же заметным по сравнению с тем, как было в начале. Теперь тело всегда будет немного прохладным. Как и у папы. Они оба к этому привыкнут. Уже не просто дёргая пальцами, Северус сжал руки своей семьи и вдруг распахнул глаза. Рот приоткрылся, новообращенный хрипло задышал, словно вынырнул из глубокого озера. Позже он поймёт, что воздух больше не нужен, это лишь привычка. А сейчас он глубоко дышал обновлёнными лёгкими. — Северус, — Джеймс снова прижал его руку к своим губам, — любовь моя, с пробуждением. — Чт… ? Г-где? — Дорогой, ты у нас в спальне. Посмотри на меня. Узнаёшь? — Джеймс осторожно приподнял его, немного оглушённого. Новообращенный хмурился и прикрывал глаза рукой. — Слишком… почему такая чёткость? — непонимающе спрашивал, пальцами надавливая на глазные яблоки через веки. — Здесь даже не горит свет. И шум! — немного повысил голос и отвернулся, стараясь закрыть уши. — Кто так сильно отбивает мясо?! Откуда голоса?! — Тише-тише, любимый. Всё хорошо, — Джеймс осторожно подобрался к супругу и прижал к своей безмолвной груди, перекрывая ухо ладонью. — Папа, что с ним? — тихим шёпотом спросил Гарри, растерянно смотря на мужчину. — Обострение всех чувств. После пробуждения так бывает. Потом станет легче. Нужно только привыкнуть, — тоже шёпотом ответил Джеймс. Всегда обладая обострёнными чувствами, он и не подумал, что для кого-то это станет в новинку. Вскоре до обоняния стали доносится не очень приятные запахи. Северус шипел, фыркал и некрасиво выражался сквозь зубы. Что не позволил бы себе при ребёнке, будь сейчас в адекватном состоянии. Джеймс продолжал держать его в своих руках, мягко укачивая и желая разделить неприятные ощущения. Гарри был с ним солидарен, подсел поближе и осторожно гладил по голой лодыжке, беспокоясь за состояние новорожденного. Вскоре ощущения стали притупляться. Северус, затихнув в объятьях супруга, зашевелился и постарался отстраниться. Оба Поттера, внимательно наблюдая, одинаково-восхищенно выдохнули. Всегда чёрные глаза Северуса изменили свой цвет. Они стали прекрасного, необычного оттенка цвета золота. — Ты прекрасен, Северус, — без преувеличения восхитился Джеймс, смотря ему в глаза, словно заворожённый. Он знал, что после пробуждения улучшаются не только телесное состояние, но и внешность, однако, такого результата не предвидел. Зрачки стали напоминать топазы. Полудрагоценные камни, с которыми Джеймс сравнивал человека в первое время знакомства, поскольку тот не был из знатного рода, но представлял собой ценность. Теперь, став вампиром, Северус получил достойную огранку. Касаясь своего лица, новообращённый выглядел растерянно. Он понимал, что изменится. Но насколько? — Я хочу посмотреть на себя. — Хорошо. Вставай осторожно. Подхватив под руку, Джеймс подвёл своего мужа к большому зеркалу, скрытому за дверцей огромного шкафа. Поняв без слов, взбудораженный Гарри открыл дверцу, позволяя Северусу взглянуть на обновлённого себя. Они оба стояли немного в сторонке и жадно ловили реакцию Северуса на своё отражение. И тот их не разочаровал, с удивлением, почти в шоке, рассматривая себя и касаясь лица. К нему вернулся ровный цвет лица, аристократическая бледность, как это принято называть. Нависшее веко на правом глазу приподнялось, делая взгляд более выразительным. Горбинка на носу исчезла. Губы стали немного полнее. Но главное изменение коснулось глаз. Золотистый оттенок сбил с толку. Этот новый цвет делал его похожим на хищника. Да и волосы. Всегда тонкие раньше, они приобрели густоту. — Как я и говорил, ты прекрасен, Северус, — Джеймс обнимал со спины, позволяя точно быть уверенным, что ему это не снится, не мерещится и не видится в горячке. Всё по-настоящему. — Ты не говорил, что изменения будут глобальными, — выдохнул, всё ещё не отошедший от увиденного, и вдруг приподнял рубаху, оглядывая идеально чистую кожу, без намёка на лишний жирок. А ведь он был. За время жития с возлюбленным вампиром, его хорошенько откормили. Все рыхлости расправились, пятнышки мелких сосудов исчезли. Неужели это правда он? Так похожий на дворянского отпрыска, воспитанного в заботе и уходе. — Насчёт глаз я и сам не догадывался. А всё остальное, можно сказать, мелочи. Джеймс улыбался ему в отражении. Северус выглядел равным ему. Гордость с любовью распирали грудь. Если бы сын не был сейчас рядом, вампир повалил бы своего прекрасного мужа на кровать и исцеловал каждый участок обновленной кожи. — Гарри, — Северус обратил внимание на мальчика и осторожно высвободился из объятий супруга, — как давно ты здесь находишься? — Эм… — тот замялся. Он не засекал время, просто присутствуя рядом с отцом в ожидании. — Не знаю. — Часа два где-то, — подсказал Джеймс, помня, сколько примерно он отмерял. — Да. Хотел увидеть тебя сразу, как проснёшься. Неожиданно резко выдыхая, будто собираясь нырять с разбега, мальчик подошёл к Северусу, обнял его и сказал: — С новым добрым утром, папочка. Джеймс прикрыл рот рукой, ошарашенный не меньше Северуса услышанным. Они с Гарри не так давно затронули тему обращения к Северусу, как ко второму родителю. Джеймс не думал, что это случится так скоро, и что услышанное затронет душу так сильно, что глаза станут мокрыми. Северус опустился перед ребёнком на колени и молча его обнял. Глаза были закрыты, потому что так же как и Джеймс, он прятал слёзы. То, что его назвали отцом — событие, такое же сильное, как и обращение. Они стояли на одной ступени. Радость и гордость переполняли обновленное сердце, и он почти ощущал, как оно стучит в груди. Раньше не жалуя детей вообще, Северус был счастлив от того, кем стал для этого ребёнка. — Спасибо, — шёпотом поблагодарил, касаясь щекой головы ребёнка. Маленькая капля слёзы упала и затерялась в волосах Гарри, — мой сын. Искрящаяся довольная улыбка названого сына — яркая звезда в новом воплощении Северуса. Ещё один родной человек, которого он непременно будет беречь. А их двоих будет беречь Джеймс, крепко обнявший обоих. Не позволяя себе склоняться перед кем-то другим, он преклонял колени перед своей семьёй. — Я вас люблю. Вы — моё самое драгоценное сокровище. Они связаны. Теперь не только, как семья по узам брака и усыновления. Они теперь действительно принадлежат к одному роду. К одной дворянской вампирской династии. Одной крови.