Мы не ведаем, что творим

You got me uptight, twisting inside Hot thoughts all in my mind And all of the time. (Spoon — Hot Thoughts)

Слава богу, в гостиной никого не было. Фред, кое-как без ранений протащив Спику сквозь узкий туннель за портретом, остановился в нерешительности на границе ковра. Помещение было всё окрашено в уютный желтый, что сочился из камина. Знак того, что вечер подходил к концу, перетекая в ночь. В отсутствие Гермионы, святая святых львят была брошена всеми в «хай так» состоянии, поэтому сбившиеся пледы тут и там висели на ручках кресел, стаканы валялись неубранными, дожидаясь ночных домовиков. Единственный источник света укромно скрыл в тенях мебели прочий беспорядок. Нести ее наверх? Там наверняка Парвати. Куда ее девать? Несмотря на неприязнь, нутро подсказывало: ничего хорошего не выйдет, если дебютантку в таком состоянии увидят посторонние. А просто, может быть, престиж сборной не был для Фреда пустым звуком. Но путь от поля был неблизким, и в суставах рук накопилась усталость, а решение так и не было принято. — Хочу… — выдавила Спика, на мгновение оживая в теле, словно пытаясь выбраться из лодки, но тут же обмякла снова. — Чего ты там еще «хочу», бестолковая, — Фред вздохнул, в замешательстве окинул взглядом гостиную и направился к единственному достаточно просторному объекту — дивану напротив камина. Девушка снова дернулась, цепляясь за его рукав, когда он опускал ее с ногами вдоль дивана на мягкую кожу, меняя положение тела на полусидячее. — Я х… хочу свободы, хочу петь. Это ведь т-то же самое, — Спика снова разлепила серые глаза за ворсом ресниц, глядя сквозь него. — Рухнуть лиц-цом в перину, кинуть Оглохни и орать с-свои томные пес-сни. Хочу как угодно исп-пользовать собственную глотку для из-звлечения з-звуков. И мне полегчает. Ее голова дернулась, серьезные зрачки на мгновение сфокусировались на лице Фреда: — Тебе когда-нибудь помогало п-просто проораться? Фред опешил от внезапного потока вполне связной, на первый взгляд, речи. Но ответа она не ждала, через миг остекленевшая галька ее радужек снова смотрела в несуществующую даль. — А потом Тео п-придет, мы будем т-танцевать, неп-пременно… Буду танцевать, ведомая его рук-ками направо… налево… поворот головы… наклон… Фрайдрих, где Тео? — Тео в Слизерине, — неуверенно ответил Фред, отцепляя ее острые коготки от своей уличной мантии. — Пусть он снова п-поцелует ту м-маленькую косточку, что торчит сбоку на запястье, — Спика мечтательно улыбнулась и глупо посмотрела на свои руки, словно впервые их обнаружила. И тут же забыла о них, отталкиваясь плечами от подлокотника и вытягиваясь в длину, как только что проснувшаяся кошка. Щеки налились нездоровым румянцем. Тугой кожаный воротник формы оставил на шее вмятину, пока она ерзала, выпрямляя и вытягивая ноги до самых кончиков пальчиков. Безумие какое-то. Фред встал, бросая последний взгляд на вытянутый торс, но ноги не несли его. Этот воротник… Как бы она не задохнулась во сне. Парень снова сел на корточки и протянул руки к шее нордиша. — Без всяк-кой одежды, — шептала она, вперяясь в далекий сводчатый потолок не моргая. — Быть рядом с ним с-сейчас. П-пусть делает со м-мной, что хочет. Тео так х-х-хорошо умеет руками… Ай! Ты чего меня р-раздеваешь?! — встрепенулась она, когда плохо гнущиеся пальцы Фреда вскрыли пару заклепок. — Ляг спать, Хельквист, ты перебрала, — выдавил Фред, но волна смущения на мгновение захлестнула его лицо. Как хорошо, что при свете камина не так-то просто различить красный. Спика уже забыла поползновение, задышала глубже, шумно, позволяя воздуху полнее наполнять освобожденные легкие. — Быть снова в воздухе… Важно… Ты не п-понимаешь. Квиддич… нахуй эти очки, — переключилась она вдруг на новую тему. — Когда земли коснулись н-ноги и захотелось неистово сорвать с себя эту ч-чужую форму, навстречу б-бежали одногруппники, но не все… Почему ты так п-пахнешь, Тео? Она протянула руки к его свитеру, словно настырный краб: — Я скучала по тебе весь матч, Тор, какой длинный матч… — девушка дернула его на себя, и Фред едва устоял на цыпочках подле дивана. — Ты странно пахнешь, но… мне нравится, — она шептала практически в его губы. — Давай п-повторим… Я скучала, — Спика потянулась вперед, касаясь его щеки ресницами. — Ненавижу чертову Британию. Ошеломленный, Фред встал, и она его не удерживала. Лишь снова распласталась на диване во всю длину. Черты Хельквист были мягкими, лохматая голова, вскрытый воротник и красные щеки. Она смотрела в упор. Это словно был другой человек, растаявший, невинный, но в то же время такой обжигающий. Если бы он не видел ее нормальной своими глазами час назад, то поклялся бы на папке с Вредилками, что это близняшка. Какая-нибудь Вега Хельквист. Парень сделал шаг в сторону, все еще смотря в ее лицо, ждущее ответа от своей галлюцинации. Казалось неправильным оставлять ее, такую подвижную, одну на диване в опасной близости от камина, но в Выручайке ждала Кэти, а наверх он ее точно теперь не понесет. Да и что, связывающим ее, что ли, приковать? Точно, отрезвляющее зелье! Фред крепко моргнул, прогоняя морок, и метнулся к шкафу с личными ячейками. Он открыл свою, произнеся над ней пароль: последний пузырек синего стекла мерцал среди других персональных безделушек. Эх. Уизли достал его и снова с опаской обогнул диван. — Послушай, это надо выпить, — он попытался поймать сосредоточенный взгляд, снова садясь на корточки, но это не удавалось. Спика, словно забыв о его существовании, смотрела на блики, что бросал огонь на потолок. Руки тоже обмякли и выглядели так, словно пальцы в них имели одну лишь функцию: красиво носить на себе ногти. Гребаные соплохвосты. Я ей мать, что ли… Фред выдернул пробку зубами и выплюнул ее прямо в огонь. — А ну сядь ровно, девчонка, — он приподнял ее голову за затылок, чтобы она не захлебнулась. Подушечки пальцев ощутили накопленный под ее волосами уютный жар. Фред пристроил флакон на нижней губе девушки и слегка склонил его. Только не подавись и не забрызгай тут все, пожалуйста… — Ты меня слышишь? Открой рот пошире. Ноль реакции. Фред огляделся в поисках вспомогательных объектов и удачно обнаружил на соседнем кресле небольшую подушку. Примостив ее вместо своей руки под голову, он отогнул большим пальцем губу Спики, и жидкость заструилась внутрь, минуя влажный край. Кажется, глотательный рефлекс работал нормально. Когда флакон был пуст, Хельквист порывисто вздохнула и закрыла глаза, словно уже очень давно хотела, но не могла спать. Фред, убедившись, что она точно не подскочит, как заведенная, снова, приподнял ее и уложил головой плашмя, убрав подушку. Квиддичная форма, конечно, худшее, в чем можно провалиться в сон, но это максимум, что он мог сделать. Подняв с пола плед с длинными кисточками, парень укрыл утомленную Хельквист до плеч и, бросив последний взгляд на фигурку, что, кажется, действительно теперь уснула, вышел из гостиной. Кэти, освеженная и теплая, ждала его в постели на восьмом этаже. … Слава тому, кто строил этот замок: дверь в Выручай-комнату была самой бесшумной из всех, что полностью оправдывало назначение помещения. — Что ты так долго? — сердцеподобное лицо лежало в центре огромной подушки, которую, словно каракатица щупальцами, захватили пряди угольных волос Кэти. Выручайка на этот раз была необычайно компактна, ведь под чарами Белл превратилась в спальню уютного альпийского домика. Холод серой каменной кладки стен разбавлял теплом дерева балочный потолок. Танцевало танго пламя в топке камина из жилистого мрамора, пытаясь вовлечь в движение даже мертвые уже угли на дне. Пушистая бело-коричневая шкура расползлась в ногах Белл, которая полностью упаковала себя под пышное одеяло из гагачьего пуха. Зачем при свете камина требовалась еще и витиеватая люстра из белого стекла, непонятно, но раз Кэти так хочет, кто он такой, чтобы оспаривать. — Откуда ты знаешь, сколько в среднем занимает уложить спать пьяного нордиша, — улыбнувшись, Фред стащил обувь, по очереди придерживая пятки другой стопой. Затем он прошел к камину и осмотрелся. На небольшой стойке чуть левей рядами стояли стопки книг, и Фред, заметив их, ухмыльнулся. Кто будет читать здесь, да в такое время? Конечно же, они тут исключительно для антуража. Тем не менее, удовлетворяя любопытство, он потянулся к паре из них. «Сонеты колдуна», «Силы, дремавшие в вас: как с ними быть?», «Обзор Магического образования в Европе». Совершенно случайный набор. — Ты читала всё это? — спросил он, вскрывая «Силы» и обнаруживая стилизованный под рукописный текст с большим междустрочием. — Нет, только вон ту, голубую. Сонеты. — Меня даже под Авадой не заставят читать сонеты, — Уизли перелистнул пару глав, отрывисто пробегаясь по заголовкам. Не обнаружив ни одного изображения, он захлопнул книгу и сделал еще несколько шагов к антикварным часам, что стояли на надкаминной полке в окружении оловянных подсвечников. Приземистые, лакированные, с широким низом, словно рисковали упасть и пожелали упреждающе врасти в поверхность, на которой размещались. Они показывали неправильное время. — Часы сломались. — Я знаю, — спокойно ответила Кэти, не двигаясь, — я люблю неправильное время. Немного теряешься в нем, не так ли? Иногда просто хочется забыть, где именно на циферблате ты обитаешь. — Интересная мысль, — Фред направился к кровати от огня, что уже принялся печь его колени, по меховому ковру молочного цвета, ощущая его пушистый ворс сквозь носки. — Не задумывался о таком. Тебе тепло? Такой номер ты еще не колдовала… — Это называется шале. Народная архитектура Альп. Слово «шале» изначально означало «приют пастуха». — Да? А я думал — охотника. Фред присел на кровать поверх одеяла. — У моих родителей был такой, потом они его продали и вложили все деньги в акции Гринготтс, дальше взлет, ну… ты знаешь, — Кэти тепло улыбнулась, касаясь руки парня, легшей недалеко от нее. — Но я все еще, бывает, скучаю по этой гостиной, где у меня была точно такая же кровать. Близнец перевел глаза на массивное изголовье из грубо обработанной сосны. Его прямоугольные столбики по краям от центральной доски венчали гладко отполированные набалдашники в форме сосновых шишек. В ансамбле с нежной люстрой все смотрелось уравновешенно и от этого стильно. В этом выдуманном шале словно сама миссис Белл приложила свой дизайнерский талант. — Мои родители купили свинарник после свадьбы. Мы до сих пор в нем живем, только с тех пор, как он обрел больше этажей, стал называться Нора. — Забирайся ко мне, — потянула девушка. Фред встал. После холодных трибун и не менее леденящих разговоров постель воображаемого шале, в котором, конечно же, не бывал ни один Уизли, поманила с утроенной силой. Он потянул за края свитера, и мир на секунды потемнел в волне запаха сандалового дезодоранта. Он вдохнул поглубже и откинул свитер сразу с майкой, что тонким слоем грела его тело под вязаной поверхностью. По торсу ударил жар огня. Руки на автоматизме расстегнули молнию джинс. Он забрался под одеяло в шелковые объятия хлопка и рук человека. Фред повел носом, улавливая легкий запах цветочного мыла, что нежно излучала Кэти, и обвил ее руками, как будто было от кого защищать. От кого-то, кроме самого себя. — Расскажи мне про Нору, — произнесла она куда-то в его грудь. — В этом нет ничего интересного, Кэти. Не для тебя. — Зачем ты меня так недооцениваешь? Я не только о науке могу разговаривать, — она провела пальцем по его коже, придвинулась бедрами ближе. — Как хорошо, что завтра воскресенье… — Ну ладно. Если уснешь, хотя бы не говори мне завтра, на каком моменте. Итак… — Фред автоматически перевел глаза в левый верхний угол, вспоминая в деталях любимый дом. — В Норе четыре этажа, кое-как обитых досками, и чердак. Она забита до верха всяким хламом: маггловскими прибаутками отца и маминым вязанием. Оно буквально покрывает каждую свободную горизонтальную поверхность. Конечно, кое-где разбросаны и наши с Джорджем коробки с удавшимися и не очень изобретениями. Джинни ругается, спотыкаясь о них. Особенно она злится, когда мы занимаем ее шкаф, сгребая одежду в тесные кучи. Мы с Джорджем живем на третьем этаже. В нашу комнату первым с утра заглядывает солнце. И это единственное помещение, в котором не слышно, как хлопает входная дверь, которая, к тому же, еще и скрипит. Голос Фреда звучал мерно, словно он рассказывал колыбельную. Его рука гладила девушку по волосам, плечу, талии. Он привыкал просыпаться рядом с Белл, которая занимала какие-то крохи пространства, дышала тихо, как мышь, и всегда дарила ему лучезарную улыбку, едва открывала глаза. Через два дня тут будет какой-нибудь слет слизеринцев, но сегодня — шале их отважной охотницы. Он, она и Джордж с Лавандой единственные умели запирать комнату изнутри. Сегодня сюда точно никто не проберется. — Продолжай, милый, это очень интересно, — глухой голос куда-то вниз. — Расскажи, какая у вас комната? — Крошечная, — ухмыльнулся Фред, вспоминая старый ковер и пару пролежанных кроватей, и в нем, несмотря на любовь к дому, вспыхнула едкая злоба. На бедность. На реальность, в которой он до этого жил. Ему захотелось увидеть Молли и ее глаза, когда он пришлет ей первый чек из магазина «Всевозможные Вредилки Уизли». — Я слушаю, Фредди, — мягко воодушевила девушка. Фред вздохнул, глядя в стену за ее спиной. Там висела в золотистой рамке масляная картина, изображавшая Маттерхорн. — На входе стул, я постоянно бьюсь о него коленом, но там Джордж держит свои шмотки и отказывается двигать. Стул как стул, потертое сиденье цвета черепашьего панциря. Далее кровать Джорджа, с железными такими серыми прутьями у изголовья. Он накрывает их запасной подушкой, чтобы не биться головой. Любит уют. Моя кровать такая же, но на ней обычно лежит яркий плед, лоскутный, маминого производства в год, когда родилась Джинни. Он куда больше моей постели по формату, поэтому я заправляю ее с легкостью одним броском. Джордж же обычно как вылезает, так больше не притрагивается к белью. Кэти хихикнула, поерзав в простынях. — Так, а между ними у нас в торце письменный стол, над ним окно на кукурузное поле. В ящиках прототипы конфет и старый дневник мой, я там писал, как впервые побывал на квиддиче с отцом, в восемь лет. Бесценная книга. Храню на удачу. А когда я что-то пишу за столом, то всегда включаю бабушкину антикварную лампу. У нее нелепый плафон из цветных стекляшек и желтый успокаивающий свет. Мысли как будто сами выстраиваются в ряды, если я щелкаю выключателем. За входной дверью, в ногах моей кровати, шкаф. Оттуда родом все мои любимые джинсы. Но самые любимые — с дырками. В таких не пустят в школу. — У тебя, и с дырками? — поразилась Кэти, слегка приподнимая голову. — Ты самый аккуратный человек, которого я знаю! — Когда я их надеваю, активируется моя черная сторона, Кэтрин Бэлл, — Фред вдруг приподнялся на локте и атаковал подругу щекоткой. — Ну или я просто прикидываюсь Джорджем. Кстати, откуда ты знаешь, что это не он сейчас с тобой здесь, м? — Фред склонил голову на бок и мягко щелкнул Кэт по курносому носику. — Еще спроси, как я знаю, что это не Рон! — рассмеялась Кэти, шутливо толкая Фреда в грудь. Рон… Первым делом завтра утром он напишет матери, попробует узнать, что ей известно о наступившей тишине от троицы друзей. — Кстати, послушай. Я хочу кое-что тебе рассказать, — начал Фред, став вдруг серьезным, обдумывая нахлынувшее воспоминание из Логова. — Это важно. *** Джордж едва поспевал за кошкой-патронусом МакГонагалл, которая перескакивала по пять ступенек за прыжок, ведя парня все выше и выше по этажам замка. Он и так был уставшим после игры, и не ожидал постановки спортивных рекордов под вечер, колени ныли. — Да куда ты, подожди, проклятый комок шерсти! — Джордж вытер пот со лба, провожая взглядом животное, которое и не думало останавливаться. «Почему ты все еще не спишь, Минерва…», — бубнил он себе под нос, делая, как он думал, последний рывок до этажа, на котором находилась их гостиная и кабинет декана. Но кошка понеслась в сторону летающих лестниц, да так, что только голубые пятки сверкали. — Вас разве что за смертью посылать, мистер Уизли! — МакГонагалл, ждавшая его у горгульи кабинета директора, крутанулась нетерпеливо на месте, пуская подол мантии в пляс. — Скорее, за мной! Непонимающий Джордж восстанавливал дыхание, пока волшебная мраморная лестница везла их двоих выше, но вопросы рвались наружу вопреки физическим возможностям легких. — Профессор, что случилось? Родители в порядке? Вам пришла сова? — парню не хватало даже нескольких секунд терпения дождаться, когда перед ним откроется кабинет в конце подъема. — Это не сова, это камин. Ваш брат, Рональд… Уизли испугался, увидев, как Минерва, отвечая, нервно стиснула в пальцах свою палочку. И как только лестница пристыковалась, кинулся в просторную обитель Дамблдора, рыская глазами по сторонам в поисках камина, чтобы быстрее получить ответы. — Джордж! — позвал из угла Рон, и брат кинулся в направлении звука. — Рон, что случилось? Ты цел? — близнец рухнул на колени у огня, из которого торчала идеально вписавшаяся в цвет пламени голова младшего Уизли. — Где ты, почему вы перестали писать? — Время на исходе. Послушай, Джордж, пока ты бежал, я уже сказал все самое главное профессору МакГонагалл, — проигнорировал шквал вопросов Рон. — Скажи Фреду и Джинни, чтобы не волновались. Мы встретимся в Норе на Рождество. А Фреду передай еще и от Гарри, что он сожалеет, что они не увидятся. Ему и профессору Дамблдору придется на какое-то время пропасть. — Пропасть? Почему? — удивился Джордж. — Я не могу сказать тебе большего, прости… Информация держится в секрете после случившихся нападений, — Рон выглядел печальным, потеряв напущенный ранее уверенный тон, призванный не пугать брата. Джордж похолодел: — Каких нападений? — Мы в курсе нескольких подозрительных убийств сквибов, Сам-Знаешь-Кто крепнет, и нападения последних недель имеют к этому… — Как это — вы в курсе? Когда вы стали в курсе? Почему все молчат? — вскричал Джордж, оборачивая на МакГонагалл изумрудные глаза, словно это она удерживала тайны, хотя и сама узнала о событиях час назад. Рон тяжело вздохнул, осознавая, что крупицами знаний, кинутых Джорджу, ему уже не обойтись. — И мы не знали до недавнего времени. Гарри и профессор раскопали что-то связанное с прошлым Реддла. Они думают, что он каким-то образом воскресает из давно сделанной копии самого себя… Знаю, это звучит безумно. И хотя это лишь теория, все именно так и выглядит. Он добыл себе тело. Мы пока не знаем, что оно из себя представляет, но Гарри видит его перемещения во снах. Кажется, это окклюменция или какое-то ее подобие… Пока что Лорд не покидает одну комнату какого-то особняка, поэтому мы думаем, что убийства совершил кто-то из старой гвардии пожирателей, избежавших Азкабана. — Почему в газетах тишина? — Это министерство контролирует печатников, а завтра они начнут следить за каминной сетью, поэтому я обязательно должен был увидеть тебя до полуночи! Они не спешат пугать людей ранними выводами. Дамблдор пытался до них достучаться, но лишь потерял авторитет. Фадж думает, что он хочет его подсидеть. Я здесь потому, что Дамблдор хотел, чтобы в случае потребности вы могли помогать профессору МакГонагалл. Он доверяет нашей семье, как никому другому. А Уизли все еще много в школе. Голова Рона на секунду пропала, но этого хватило, чтобы сердце Джорджа скакнуло в горло от страха. К счастью, веснушчатое, объятое пламенем лицо снова появилось и заговорило. — Кстати… Гермиона просила обнять тебя и сказала, что скучает. Она не может подойти сейчас, уничтожает чары с нашего убежища. Мы снимаемся сегодня. — Обними ее от меня, Рон, — сглотнул Джордж, ощущая прилив нежности. — Как я рад, что скоро снова увижу вас… — Держись, брат. Все будет нормально. Профессор обратится к вам, если потребуется помощь. — Все будет замечательно, Ронни. Береги себя и Гермиону, — Джордж протянул было руку, чтобы потрепать привычно волосы на макушке младшего брата, но вовремя спохватился. Последний блик, и лицо Рона растворилось в огне. Джордж еще несколько секунд смотрел вглубь молча, а затем встал и решительно повернулся к МакГонагалл, которая тем временем заняла место за директорским столом, перелистывая какую-то старую книгу. — Что еще он вам рассказал? — с вызовом начал Джордж, приближаясь. — Успокойтесь, мистер Уизли. Я не могу и не должна делиться с вами подробностями, связанными с директором, — сказала Минерва, не поднимая глаз. — Вам не страшно? Полученные обрывки информации, словно апельсиновый сок с молоком, не уживались в теле Джорджа. Спокойная жизнь превратилась в стеклянный сосуд, наполненный песком, — часы… И перестала быть константой. У Лорда есть тело, тело! Что будет с Гарри? С директором? Со всеми ними, если министерство не поторопится? Минерва вздохнула и, наконец, посмотрела на него, сняв круглые очки и потерев переносицу. — Мне очень много лет. Я пережила Гриндевальда, переживу и это. — Как вы можете так спокойно об этом говорить! Вы же знаете, что творил Волан-де-Морт пятнадцать лет назад! — всплеснул руками гриффиндорец. — Присядьте, — Минерва указала на стул, и он опустился на резное кресло. — Учитесь, мистер Уизли, — сказала декан, склонив голову. — Побеждает не сила палочек, а гибкость ума. Том Реддл был умен, а Тот-Кого-Нельзя-Называть — глуп, но тщеславен. Злоба способна протащить жаждущего сквозь километры пустынь, жадность поможет удержать богатства, но не насладиться ими. Тот, кто борется за власть, выдумывая под свою борьбу красивую идею, способен получить только временное преимущество. Вы — должны знать, зачем учитесь, Джордж. Не для того, чтобы сдать ЖАБА, а для того, чтобы в абстрактный день вовремя выхватить палочку для защиты своей семьи. Этой ли, будущей ли… Не играет роли. — Я ничего не понял, профессор. — Поняли, — она снова надела очки, желая возвратиться к фолианту. — Вы умнее, чем хотите, чтобы мы все верили, Джордж. А теперь идите спать. В понедельник трансфигурация. И вы делаете успехи. Поэтому завтра я хочу вам кое-что предложить. — Ну кто так делает, профессор, — вздохнул Джордж, — вы же знаете, что я теперь буду настаивать узнать об этом сегодня. — Хорошо, — МакГонагалл сложила руки перед собой и нагнулась ниже. Ее умные глаза, окруженные сеточкой морщин, блестели в тени, бросаемой полой шляпы, и Джордж ощутил непонятный трепет, словно уже услышал то, что она произнесла секундой позже: — Я хочу предложить вам выучиться на анимага.