В утерянном мифе о настоящей любви

«Давным-давно жили почтенный солдат и прекрасная придворная музыкантша, которые безумно любили друг друга». Голос рассказчика в чайной разносился над праздной возней и суетой толпы, сопровождаясь с терпким цветочным ароматом сяньчжоуского черного чая. Слова превращались в силуэты и иллюзии страсти и тоски, пока слушатели не услышали мягкий голос музыкантши и смех солдата. Эту сказку большинство жителей Лофу слышали хотя бы раз в детстве или в театре в образе задорной песенки, но даже сейчас она все еще притягивала к себе внимание. Она привлекла и внимание Инсина, стоявшего у одной из полок чайной, и он направился к рассказчику, оторвав взгляд от кувшина с листьями сушеного лотоса. «Однажды их маленькое королевство вступило в войну с соседней страной, а солдату пришлось отправиться на фронт. Перед отправкой влюбленные со слезами на глазах поклялись — как бы далеко они не были, у них всегда будет одно сердце и одна душа. Навеки, пока они оба живы, они всегда будут чувствовать пульс и тепло друг друга, как свои кровные». — Так вот откуда взялись родственные души, да? — Громко перебил ребенок, сидевший за одним из бамбуковых столиков, покачивая ножками. Народ в чайном домике разразился смехом. Мать смущенно прижала ребенка к себе. — Тише. Да, вот почему есть родственные души. В этот момент Инсин вспомнил, зачем вообще пришел в чайный домик. Он взял листья лотоса, которые ранее рассматривал. Солнце уже уверенно занимало половину небосвода, а Инсин обещал скоро вернуться домой. У него были стрелы, чтобы заплатить за листья, ибо он был завсегдатаем в этой чайной, потому отдал банку управляющему. — Не хотите остаться и дослушать до конца? — спросил менеджер, забирая деньги. — Знаете, во второй половине истории будет лучше. Инсин покачал головой, бросив взгляд на место рассказчика, чей голос звучал эхом и резким от растущего конфликта. Публика восторженно слушала, как рассказчик размахивал руками, показывая грандиозное зрелище. Инсин обернулся к менеджеру и смущенно улыбнулся. — Нет, я уже знаю чем все закончится. Закончилась она, как это частенько бывает, трагедией. Пока солдат был на поле боя, замок был осажден, а музыкантша погибла. Солдат почувствовал холод в теле и понял, что возлюбленная мертва. Он погрузился в отчаяние, и в довершение был убит вражеским мечом. В смерти влюбленные наконец воссоединились. — Почти все знают, — ответил управляющий и похлопал Инсина по плечу, разразившись заливистым смехом. — Тем не менее, это популярно. Людям нравится слушать истории о родственных душах — это романтично, знаете. Менеджер сделал паузу и, не дав ответить, заглянул собеседнику в лицо. — Инсин, у тебя ведь нет второй половинки? В таком случае, может, я познакомлю тебя со своей дочерью, уверен, вы поладите.. — Вообще-то, дома меня уже кое-кто ждет, но я ценю вашу заботу, спасибо, — быстро прервал его Инсин, вырываясь из рук мужчины. — Спасибо за чайные листья. На следующей неделе я вернусь за новой партией. Управляющий удивленно моргнул, а Инсин точно увидел, как в его голове закрутились шестеренки, зубчики которых щелкали, пока не сошлись под нужным углом. — Кто-то.. Не дожидаясь, пока мужчина закончит мысль, Инсин быстро вышел из чайного домика на оживленные мощеные улицы. Летнее солнце пекло кожу, Инсин, привыкший к низкому освещению в здании, был вынужден прикрывать глаза. Прижимая к груди кувшин с листьями лотоса, он пошел по знакомому маршруту к небольшому домику из камня и дерева, который он называл своим домом. Мысленно представлял, как тот ждет его дома, спит, свернувшись калачиком в их постели, а солнце переливалось на нежной коже и темных волосах, словно жидкое золото. Этот кто-то Инсина. Люди любили говорить, что у каждого жителя Лофу Сяньчжоу есть своя половинка, человек, с которым можно разделить тело и душу, возлюбленный, с которым суждено жить и умереть. Многие ждали того рокового дня, в который они пройдут мимо незнакомца и почувствуют, как их сердца соединились в одно целое, или, пожмут руку новому знакомому и поймут — их ладони одинаково теплы. У Инсина все было иначе. Ему не было дела до так называемой судьбы, у него уже было все, что он хотел. Когда он наконец добрался до дома, в дверях его ждал Иньюэ-Цзюнь в белом халате с зелено-голубой чешуей, залитой солнечным светом. Встретившись взглядом с Инсином, приветливо взмахнул рукой, а уголки рта поднялись в улыбке. — А-Фэн, я вернулся, — сказал Инсин, наклоняясь, чтобы оставить поцелуй на этой улыбке. — С возвращением, — ответил Дань Фэн и положил руку на локоть любимого, будто ей больше нигде не было места. А у Инсина между ребрами тепло расцвело. Дань Фэн занес кувшин с листьями внутрь, Инсин последовал за ним. В углу дома на горелке Иньюэ начал заваривать чай. — Как дела у управляющего чайной? — спросил он, дождавшись закипания воды. — Давненько я его не видел. Инсин сидел на одном из двух стульев за бамбуковым столиком, наблюдая за спиной Дань Фэна. — У него все хорошо. Не стоит беспокоиться, он все такой же болтливый, как и раньше. Дань Фэн издал короткий смешок, который, на удивление, был заразителен, что сразу же вызвал улыбку на лице Инсина. — Что было на этот раз? — Сказочник. Он рассказывал ту легенду о солдате и музыкантше. Уверен, ты слышал о ней. — А, да. Думаю, что да. Она о том, что у всех есть родственные. Инсин остановился, ответ вертелся на языке, а в голове звучало: «обреченные души». Четкая линия разделения, которую провел в этой истории между собой и людьми Верховный старейшина, между собой и Инсином. Тяжелая неизбежность судьбы, словно все, что у них было — маленький дом с бамбуковым столиком, пар, выходящий из чайника на плите, листья лотосового чая, растекшиеся в воде — было временным. Конечно, у видьядхар не было вторых половинок, они не рождались с судьбой, как люди, но, несомненно, то, что было у Инсина и Дань Фэна — больше, чем просто пустые обещания предрешенной истории любви. — Вера в судьбу — это так по-детски, — сказал Инсин, и слова прозвучали резче, чем он ожидал, Иньюэ посмотрел на него нечитаемым взглядом. — Может, и так, — чай был налит в пару одинаковых кружек с обломанными концами. — Тем не менее, есть вещи, которые судьба может преподнести так, как никто другой. Дань Фэн поставил чашки на стол и расположился напротив Инсина. Стол вдруг стал казаться пропастью между ними, слишком широкой и непреодолимой. В голубом взгляде Дань Фэна было что-то мягкое, что напомнило Инсину о дне, когда он признался в любви. Под лунным светом слова «я люблю тебя», прозвучали без всякого умысла, Дань Фэн уставился на него с удивленными глазами и с искаженным от страха ртом, словно сказанное было не признанием, а проклятием. — Прости меня, — сказал он, прижимая руки к лицу. — Прости. И Инсин понял, что он имел в виду: — Прости, что не могу отпустить тебя. Прости, что лишил тебя счастливого конца. Прости, что нам не суждено быть вместе. Инсин встал со стула, и обойдя стол, протянул руку к Дань Фэну, переплетая пальцы и соединяя как кусочки пазла. Даже если им не суждено быть вместе, они уже слепили себя, только они могли подходить друг другу; они вырезали части из себя, становясь единым целым. Больше не было никого. — Я… — Замешкался Дань Фэн, нерешительно отводя руку и взгляд от Инсина. Осталась лишь тишина, разливавшаяся между ними, как дождевая вода, просачивающаяся сквозь трещины в крыше. Дань Фэн повернулся к полке позади и достал тонкую прямоугольную коробку. Встретившись взглядом с Инсином, поставил ее на столик и открыл. Внутри, в шелковой подкладке лежали два наручных браслета. Кораллово-золотые из тонкой кожи, они переливались под солнечным светом, льющемся в окна. На запястьях были ленты: одна красная, другая зеленая, что означали — неправильная пара. Инсину хватило одного взгляда, чтобы понять — это мастерство видьядхар. Он удивленно посмотрел на Дань Фэна. — Инсин, мы с тобой оба знаем, что у родственных душ всегда будет связь, которой никогда не будет у нас. Ты будешь стареть, а я нет, и ты потратишь свою смертную жизнь впустую, находясь со мной, но даже так… — Дань Фэн сделал паузу, сглотнув. — Я хочу, чтобы мы были вместе. Он осторожно достал из коробки наручи, с зеленой лентой надев на правую руку, а с красной на руку Инсина. Впервые они чувствовали тепло друг друга даже не прикасаясь, разделяли биение сердца, ощущали тяжесть эмоций друг друга, и все было хорошо. Судьба не была благосклонна к ним, но вместо нее они создали свою собственную, в виде одинаковых наручей, в этом маленьком месте, которое они называли домом. — Я люблю тебя, — сказал Инсин, наклонившись, и прижался к губам, а руки нежно обвили запястья Дань Фэна. Мне больше ничего не нужно, кроме этого. Мне и так хорошо.

***

— Эй, Стелла, ты слышала, что у некоторых людей на Лофу Сяньчжоу есть такая штука, как родственные души? Март 7 стояла у окна звездного экспресса, наблюдая, как галактики и созвездия мелькают мимо по пути к их следующему пункту назначения. Гул поезда успокаивал своей обыденностью, особенно после суровых снежных бурь и холодных шахт Ярило-VI. Она повернулась и посмотрела на Стеллу, облокотившуюся на подлокотник одного из мягких красных кресел. — Звучит интересно, — ответила Стелла, подняв взгляд с телефона. — Что это? Март задумчиво поднесла руку к подбородку и хмыкнула, раздумывая ответ. — Что-то о суженном партнере? Думаю, ты даешь общую клятву. Или сердце, или что-то такое. Глаза Стеллы расширились в недоумении. — Сердце? Физическое сердце? Не может быть. — Нет-нет! — сказала Март, замахав руками и отвлекая Стеллу от таких мыслей. — Я думаю, что сердце — это метафора, я уверена. В ответ Стелла лишь сузила глаза и очень медленно сказала: — Может, нам стоит спросить у Дань Хэна? Он может знать. Девушки обменялись взглядом, который точно передал то, о чем обе думали: Дань Хэн не спит. Он знает все. Они обернулись на задумчиво сидящую фигуру позади, и стали приближаться к нему. Он поднял голову, а брови нахмурились в замешательстве, которое стало еще более очевидным, когда Март опустилась на кресло напротив. — В чем дело, вы двое? — Дань Хэн! Ты что нибудь знаешь об истории с родственным душами на Лофу Сяньчжоу? —Спросила Март, быстро переходя к сути. — Март сказала, что это что-то вроде общего сердца, или что-то такое, — добавила Стелла. — Что бы это не значило. — Родственные души… — Пробормотал Дань Хэн, перебирая слова в уме, словно пытаясь понять что-то скрытое в них. Рука неосознанно коснулась наруча, и изделие перелилось радужным светом. — Это означает, что у некоторых людей есть предначертанные. У родственных душ одинаковый пульс, температура тела и судьба — им суждено умереть вместе. — Нелепо, — прокомментировала Стелла. В ответ краешек рта Дань Хэна поднялся в улыбке. — Так и есть. Ну, а верить в судьбу — по детски, правда?