Имя

— Ты должен понять, — печально сказал Лэй Уцзе. — Это необходимость, — сказал Лэй Уцзе. — Так будет лучше, — сказал Лэй Уцзе. Его подослали потому, что на Лэй Уцзе у Тан Ляня не поднимется рука. И нога. Ни у кого не поднимается. Вот будь здесь Сяо Сэ или Усинь, тогда бы... Толку-то, конечно. После сражения с Тёмной Рекой Тан Лянь никому из них не противник. Но тех двоих он мог бы хотя бы пнуть и отвести душу. — Нет, — вместо этого твёрдо говорит он. Барышню Е в каком-то смысле ещё труднее отослать, чем Лэй Уцзе. Она не уговаривает, просто укоризненно вздыхает и пьёт чай. Уже два часа. — Это будет разумно, — деликатно говорит она. Тан Лянь наливает себе пятую чашку. — Послушай, — мрачно говорит Цяньло-шимэй. Она Тан Ляню как настоящая сестра, которой у него никогда не было. — Имей совесть. Сестрица Е играла в твою память на цине, ты знал? Я била в барабан; дева Жуй лила слёзы, как вдова; Сяо Сэ закатил роскошное застолье. На нём присутствовал весь двор и самые видные и уважаемые люди Бэйли, включая принцев, князя Ланъе, государственного наставника, регента и уличных бандитов! Огромный пир по высшему разряду, проведённый ни много ни мало в самом большом и богатом игорном доме столицы! Чтобы оплатить его, Сяо Сэ пришлось отдать владельцу заведения свой дом. Он высек мечом посвящённые тебе стихи на каменной стеле на глазах у всех гостей. Траурные замёна, накидки, прочувствованная речь — ты бы видел лица чиновников, когда убранство зала сменили. Даже покойный император явился под конец и съел поминальную еду в твою честь! Рис и тофу, как принято на твоей родине, а ведь он уже тогда был болен. И кстати, Тан Цзэ заменил тебя, взял на себя роль Стража севера в бою с Ло Цинъяном. Он едва не погиб. Это было очень героически. — Мне всё равно, — говорит барышня Жуй по прозвищу «Небесная Дева». Глаза у неё влажно сияют, подобно лепесткам персика под весенней росой, грудь вздымается в низком вырезе. — Для меня это не имеет значения, пока это ты. — Ура!!! — радостно вопит Лэй Уцзе, глядя на мрачного и смирившегося Тан Ляня. — Усинь, Сяо Сэ, идите сюда! Он согласился! — Надо было с самого начала посылать барышню Жуй, — негромко говорит Сяо Сэ с этой своей улыбочкой, с этим своим намёком, и прячет руки в рукава. Поклеп и клевета, между прочим, отношения девы Жуй и Тан Ляня непорочны, как первый снег. — Амитабха, — соглашается Усинь, по-лисьи щуря красивые глаза. — Дева Жуй и я чисты! — наконец с негодованием говорит Тан Лянь вслух. Сяо Сэ фыркает. — Нашёл чем хвастаться! — Амитабха, — поддакивает Усинь. Из него так себе монах. Ну, или это монах из рассказов Пу Сунлина, из тех, что вечно путаются с лисицами. — Тан Мохэ или Тан Четырнадцатый? — восклицает Лэй Уцзе. — Ах, старший братец, ты должен определиться с новым именем! — Лэй Чжэнъюй, — цедит Тан Лянь. — Амитабха. — Да ладно тебе, — умиротворённо говорит Сяо Сэ и прячет руки в рукавах поглубже. — Хватит кукситься. Ты и сам должен понимать, что будет крайне неловко и неприлично оказаться живым после того, как по тебе справили самые роскошные и скандальные поминки в стране!