Гори в Аду

      Неприятельский лагерь татар окутала ночь. Спали все, кроме бдительных часовых. Ну как, кроме часовых — не спал Михаил, которого до сих пор не заметили. Бесшумной тенью он шёл меж шатров, пока наконец не дошёл до заветного и одновременно проклятого занавешенного тканями входа палатки Сильнейшего. Сердце стало биться быстрее. От волнения и от того, что план провалится. Нет. Не провалится. Не в этот раз. И пора бы перестать называть его так у себя в голове.       Москва мечтал об этом с самого детства. Так же сильно, как стать столицей. С того самого момента, как татаро-монголы подожгли город. Отомстить Есугею. Заставить его почувствовать хотя бы половину, что вытерпел он сам. Это давало силы жить и бороться все эти годы. Лелеял в своей голове этот момент. И вот, час расплаты настал. Сейчас Михаил всё спланировал.       Охраны рядом с шатром нет. Неужели Есугей до сих пор так самоуверен? Беззвучно войти в его покои не составило никакого труда.       Шатёр обставлен роскошно. Обутая в красные кожаные сапоги нога ступает на дорогие, вышитые золотом персидские ковры. Красивой обстановкой Орда хочет скрасить свою гнилую сущность и мерзкие поступки. Присутствие Московского явно замечено Есугеем. Тот не спал, а сидел за столом. Лицо монгола освещала лишь свеча. Этого Михаил не ожидал.       — Кто здесь?! — Орда не сразу узнал своего бывшего раба. Нельзя терять ни минуты. Москва выхватывает из-за пазухи плаща кинжал, одним прыжком очутившись перед ним. Орда хотел был вытащить свой кинжал, но тот был выбит из рук. Острое лезвие было приставлено к горлу, и Есугей узнал бледное, с обескровленными губами лицо Михаила, тускло освещаемое единственной свечой, всё ещё стоящей на столе.       — Паршивец! — Есугей был изумлён, но не терял самообладания. — Как ты смеешь поднимать руку на меня — твоего господина и великого хана! Я позову стражу — и тебя с позором казнят перед всеми, но если ты…       Внезапно за шатром раздались крики, бряцание оружия и невнятный гул. Всё идёт по плану.       — О, нет. Боюсь, что вовсе не меня. — Михаил с удовольствием наблюдал за бывшим мучителем, за его плохо подавляемым смятением. Он и впрямь думал, что его преступления останутся безнаказанными? Как же сладок вкус мести! — Это мои воины напали на ваш лагерь и подожгли его, и сейчас там неразбериха. Все отправились сражаться и тушить пожар. А здесь никого не осталось. Тебе никто не поможет.       Орда резко ударил Москву под дых, и воспользовавшись слабостью соперника, отскочил в сторону, взяв свой всё ещё валявшийся на полу кинжал. У Миши всё поплыло перед глазами, дыхание перехватило. Нет, он не может проиграть сейчас. Московский резко выпрямился.       — Нравится, когда тебя калечат, Москва? — язвительно спросил тот. — Чтож, могу помочь. Видимо, ты совсем позабыл, как ещё столетие назад ты валялся в ногах, как жалкая шавка, и слёзно умолял не сжигать тебя. Ты просто не сможешь уйти от своего позорного прошлого. Как прислужником был, так и останешься. Ты ничтожен.       Москва чувствует, как от ярости сдавило лёгкие, при взгляде на ненавистные тёмные глаза. Дальше он себя уже не помнил. Ну и пусть. Теперь он поквитается.       Словно ураган, Михаил налетел на Есугея, что тот ничего не успел сделать. Лязг клинка и удар. Ещё и ещё удар. Наконец-то звон в ушах и странная пелена злобы рассеялась. Орда рухнул на колени, охнув. Из ран на груди, на животе хлестала кровь, обагряя ковёр, лезвие, руки и одежду Михаила тёмно-красным. Казалось, весь мир пропитался этим цветом. Красный, красный… Есугей бился в конвульсиях у ног Москвы, но был ещё в сознании. Умереть он, конечно, не мог. Но сполна чувствовать боль — да.       Взгляд Михаила зацепила свечка, стоящая на столе. Лёгким движением руки тот её опрокинул. Ковёр вспыхнул, и пламя быстро передавалось по всему шатру. Мучения Орды не закончились. А только начинались.       — Гори в Аду, — тихо прошептал Михаил, проскользнув из пылающего шатра.

***

      Московский широко распахнул глаза. Просторную спальню в московской квартире освещал лунный свет. Всё тихо и спокойно. За окном слышен гул машин. В ногах, свернувшись клубочком, спит кошка Москва-река. Воспоминания о прошедшем сне резко ударили в голову. Есугей, кровь, приятное чувство возмездия… стоп, сне?       И опять же — это всего лишь сон, и приходит осознание, что он так и не смог отомстить насильнику и мучителю в реальной жизни.