Помоги мне/Help me

Джин не изменял самому себе. Сам назначил Чонгуку время для встречи в одном из лучших ресторанов Сеула и сам же на нее опаздывал, уже на полтора часа, заставляя Чонгука медленно, но верно закипать от ярости. И ровно в тот самый момент, когда Чонгук уже дошел до точки кипения и решил, что оно того не стоит и пошел Джин, его папаша и всё, что они могли знать (а могли и не знать вовсе), ко всем чертям, и уже собирался было встать и уйти, как ослепительно улыбающийся омега впорхнул в ресторан и, звонко цокая шпильками по мраморному полу, направился к столику, за которым его ждал Чонгук. Естественно, приковывая к себе взгляды и альф, и омег, и даже бет. Ведь выглядел Джин, как всегда, непозволительно красиво и роскошно. От природы высокий, стройный, но с приятными для глаз и рук любого альфы округлыми формами, роскошными рыжими волосами и безупречными чертами лица, Джин использовал свои данные по полной, не стесняясь применять полный спектр всех омежьих ужимок и ухищрений для того, чтобы выглядеть еще лучше: модная стрижка и укладка, яркий макияж, выделяющий хитро поблескивающие глаза, и пухлые, так и манящие губы, идеально подобранная одежда из последних коллекций самых известных модных домов, умело подчеркивающая все достоинства фигуры и заставляющая рот каждого посмотревшего на Джина человека непроизвольно наполняться слюной, неизменные шпильки, делающие его ноги практически бесконечными, и необходимый (исключительно для приличия!) минимум украшений, стоящих столько, что на эти деньги вполне можно было бы прокормить десять лет какую-нибудь голодающую африканскую страну. А может, даже не одну. И, разумеется, кричаще лимитированная сумка. «Биркин». Из кожи питона. Розовая. Ручная выделка. Внутренний подклад из натурального шелка. Вся фурнитура из чистого золота, украшенного россыпью бриллиантов. Чонгук знал это, потому что дарил эту сумку Джину сам. Чуть больше года назад. И ему едва ли не полмира пришлось перевернуть с ног на голову, чтобы ее достать. Как и платиновый браслет от «Картье», который поблескивал на запястье омеги. И эти ужасно блядские, тьфу, то есть деловые черные шорты, белую приталенную рубашку и укороченный расшитый вручную несчастными китайскими женщинами кристаллами Сваровски пиджак, на который было накинуто белоснежное меховое манто. Чонгук отчетливо помнил, когда и как он подарил этот комплект Джину. И какую получил за него благодарность. И довольно ухмыляющийся Джин, видимо, тоже. Специально так вырядился. Чонгук даже не сомневался. Но оценил. Определенно. И еще внезапно понял, что даже скучал. Почти. Хотя… нет. Скорее все-таки нет, чем да. — Чон Чонгук, ты ли это! Сколько лет, сколько зим! — подойдя к столику, в наигранно-театральном жесте всплеснул руками Джин и, склонившись, наградил Чонгука тепло-липким поцелуем в щеку и опутал его своим приторно-сладким запахом кокоса, от которого альфу моментально начало подташнивать. И как только раньше ему подобное могло нравиться? Нет, ему просто крышу рвало от этого аромата и от Джина. А сейчас… Он смотрел на омегу и… не понимал. Да, Джин по-прежнему был потрясающе красив, как будто только-только сошел в реальность с обложки журнала, но… вся эта красота, сладость, его манеры и ужимки выглядели настолько ненатурально, что это просто не могло не бросаться в глаза. И вызывало у Чонгука исключительно отвращение. На физическом и на эмоциональном уровнях. Какая влюбленность? Какая страсть? Какое «крутил во все стороны»? Чонгук правда не понимал. Того себя, год назад, что смог влюбиться в эту пластиковую куклу с гнилым нутром. То ли дело Юнги. При одной мысли о нем внутри всё начинало ныть и сладко сжималось. Чонгуку так сильно хотелось обнять его сейчас, именно сейчас, поцеловать, почувствовать вкус и запах, убедиться, что Юнги существует, что он правда живой, настоящий, но… он сумасшедшим усилием воли это желание подавил. Не сейчас. Хосок прав: он стал слишком мягким и эмоциональным. И с этим нужно было бороться. И Джин будет его лекарством номер один. Именно поэтому Чонгук буквально силком заставил себя подняться с места и улыбнуться: — Всего каких-то пару-тройку месяцев, Джин. — Неправда! — наигранно надулся и капризно топнул ногой омега. — Мы виделись в последний раз в мае на ужине в честь дня рождения моего дяди! — Да? — Чонгук вскинул брови в притворном удивлении. — Как же быстро летит время… — А я, между прочим, скучал! — Белоснежное меховое манто небрежно полетело в руки подоспевшему метрдотелю. — Ну же, не дуйся, — по-доброму пожурил омегу Чонгук и, распахнув руки, позвал его: — Иди сюда. И Джин, чертыхаясь себе под нос, всё же позволил бывшему заключить себя в объятия. — Чертов ловелас, — пробормотал Чонгуку куда-то в шею он, даже не пытаясь понизить голос. — Капризная сучка, — тут же прилетело в ответ ему, заставляя омегу звонко рассмеяться: — Уж какой есть. — Джин с легкостью высвободился из объятий Чонгука и, дождавшись пока тот отодвинет ему стол, грациозно уселся за столик, бросив уже принесшему меню официанту: — Нам как обычно. — А твои вкусы не изменились, — усмехнулся Чонгук, тоже возвращаясь на место и стараясь дышать через раз. Раньше ему казалось, что он просто обожает вкус и запах кокоса, но… Нет. Тоже нет. Всё не то и не так. — Хочется быть постоянным в таких вещах. — Джин пытался улыбаться и быть очаровательным, но Чонгук насквозь видел его фальшь. Везде — в словах, улыбке, позе, жестах, глазах. Несмотря на показную расслабленность, Джин чертовски нервничал, и Чонгуку было очень любопытно узнать почему. И они до этого еще обязательно дойдут. А пока он предпочел занять ведомую роль и позволить Джину немного повести в этом разговоре и этой встрече, ведь он всё это так сильно обожал. — А ты? — внезапно спросил омега, заставляя Чонгука, не ожидавшего этого вопроса, вполне себе искренне удивиться: — Что — я? — Что стало с твоими вкусами, Чонгук? — Джин наградил альфу долгим пристальным, пронзительным, как рентген, взглядом. — Я слышал, что они ОЧЕНЬ изменились и что ты влюбился в какого-то там американского писателя и всё настолько серьезно, что дело идет к свадьбе…