Листья

              — Это бесполезно, — зло восклицает Дин и отбрасывает грабли в сторону.        Листва, в которой они с Михаилом стоят почти по колено, разлетается во все стороны. Ее вокруг бункера столько, что Дин просто не понимает, откуда она взялась, если количество деревьев в округе можно пересчитать по пальцам одной руки.        — Думаю, нам стоит придумать что-то, что будет удерживать листья в одном месте, — задумчиво замечает Михаил.        — Да ладно, — с сарказмом тянет Дин. — Тебе только что пришло это в голову? Очешуенно. Так, может, ты просто щелкнешь пальцами, все станет чудно, а мы завалимся на диван и возьмем по бутылочке холодного пива?        — Дин, — Михаил смотрит укоризненно, даже строго. — Разве весь смысл подготовки к празднику не в том, чтобы делать все своими руками?        Дин закатывает глаза. Одержимое желание Михаила понравиться племяннику, которое выливается в нездоровое стремление делать все правильно и по-человечески, потому что Джеку так намного привычнее и оценит он это больше, уже не на шутку раздражает.        — Ага, — бурчит Дин, чтобы что-то ответить. — Может, через пару лет мы закончим собирать эти чертовы листья в кучи.        — Я не думал, что это может оказаться так сложно, — признает Михаил и выглядит почти несчастным.        Дин подавляет тяжелый вздох, ловит руку Михаила и сжимает его запястье.        — Эй. Хочешь грести листья сам, окей. Но, поверь, Джек не станет относиться к тебе хуже, если ты хотя бы уберешь ветер.        — Мне не пришло это в голову, — Михаил светлеет лицом и шевелит пальцами.        Ветер, налетающий довольно сильными порывами и исправно поднимающий и кружащий листву, стихает вмиг.        — Зато пообещать Джеку лабиринт в листве пришло, — бурчит Дин, оглядывая листья, которые еще грести и грести.        — Я хотел как лучше, — Михаил не оправдывается, конечно, но в его взгляде медленно проступает вина.        Дин лихорадочно соображает, что сделать, чтобы отвлечь Михаила, потому что нового витка самобичеваний он не выдержит. Не сейчас, когда от терпения остались жалкие огрызки после войны с чертовой непокорной листвой.        Идея осеняет. С Михаилом, каким тот был раньше, Дину и в страшном сне не приснилось бы пытаться провернуть такое. Но сейчас все совсем по-другому. Не только между ними, но и для каждого из них. Победа над Чаком, одержанная в основном благодаря Джеку, изменила все и всех.        Дин выкидывает из головы мрачные мысли. Праздник у них или что? На лицо наползает усмешка, когда Дин вспоминает, что Кроули вообще досталось печь кексы. Печет их, конечно, Кас, тут ни к гадалке, ни к Ровене идти не надо. Но делать вид раздражающий, хотя и вписавшийся в категорию «свои» демон все равно обязан.        Дернуть Михаила за руку легко. Дин радуется, что так и не отпустил ее. В огромную кучу листьев, которую нагрести получилось, они летят вместе и поднимают оглушительный шелест. Михаил моргает так забавно, что Дин смеется в голос, не обращая внимания на листья, которые частично накрывают лицо. Отсмеявшись, резковато тянет Михаила в объятие.        — Эй. Я сделал малому больше дерьма, чем ты. Он все еще считает меня семьей. Люцифер, — Дин морщится, но употребляет именно имя, потому что обещал и Сэму, и Михаилу, и Джеку, — у тебя не шибко сейчас выигрывает. Отец года из него дерьмовый. Если тебе так важно стать для пацана лучшим дядей в мире, просто не делай ему дерьма и забей на прошлое. Джек — хороший парень, который умеет прощать. Мы его учили поступать и выбирать правильно, — с гордостью в голосе заканчивает Дин.        — Значит, у меня определенно нет шансов, — слишком грустно для того, чтобы в это поверить, произносит Михаил.        — Чего? — Дин моргает и приоткрывает рот, а потом впечатывает кулак в спину Михаила, который лежит на нем. — Да мы очешуенные воспитатели по сравнению…        Михаил смеется, целует, и продолжить возмущение не получается. Дин отвечает на поцелуй, но запоминает недовольство.        — Спасибо, — просто и искренне благодарит Михаил, когда поцелуй заканчивается, поднимается на ноги, обреченно оглядывает множество листьев, прилипших к одежде, и протягивает руку.        — Ага, — Дин кивает, встает без помощи и немного мстительно добавляет: — Но лабиринт ты делаешь сам.