Дружба дороже ссор

Тот дурацкий февральский вечер Михаэль запомнит надолго. Тогда, отдыхая в баре со своим главным соперником и лучшим другом Микой Хаккиненом, спьяну наговорил тому много лишнего, указав на недостатки финна. Драка не состоялась, а её и не нужно было: резкие высказывания немца заставили Хаккинена давить слёзы обиды и сглатывать ком в горле. Но Шумахеру тогда было плевать, он продолжал гнуть свою линию. -Ты слишком мягкий и неприспособленный к правде. А кто кроме меня скажет тебе всю правду? Иногда ты бываешь таким слюнтяем, что обнять и плакать. Разве нам, гонщикам, можно такими быть? Я понимаю, что ты по природе добрый и благородный, но давай ты как-то разделишь свою жизнь, а? На гонке жёсткий и резкий, бескомпромиссный, а в обычной жизни можешь не притворяться. Кому как не нам знать, что гонки - спорт жестокий, и если не можешь проявлять характер, иди на танцы! Будь мужчиной, намотай сопли на кулак или растопчут! Шуми выпил ещё несколько рюмок виски, не обращая никакого внимания на тихо вытирающего слезы Мику и не думая, как ему в тот момент было больно. Хоть финн и понимал, что его друг прав, но в силу своей мягкости и неконфликтности, посчитал его слова слишком резкими и больше не мог находиться рядом с Михаэлем. Поэтому вскочил, схватил своё пальто и выбежал на улицу, в растерянности забыв шарф и совершенно не заботясь о том, что слезы могут замёрзнуть в такой мороз и что он сам может простудиться. Мика бежал в надвигающихся сумерках не разбирая дороги и оглядывался: не пошёл ли за ним Шуми? Это было нужно ему в самую последнюю очередь. Упав наконец под деревом в парке, летучий финн заплакал сильнее, нисколько не стесняясь редких прохожих. -Почему ты так со мной?.. Мика смог сказать только это из-за душащих его слёз. Не желая уходить, он так и сидел, вытирая со щёк мокрые дорожки, которые уже потихоньку превращались в льдинки, и смотрел в тёмное хмурое небо. Тем временем Михаэль, оставшись в гордом одиночестве возле барной стойки, внезапно осознал, что он только что натворил. Испугавшись за друга и что он на эмоциях может что-то с собой сделать, быстро вытащил из бумажника несколько ровных аккуратных купюр, положил на стол и пулей вылетел из заведения под удивлённый взгляд симпатичного молодого бармена, забрав шарф Мики. На выходе Шуми судорожно оглядывался, пытаясь понять, в какую сторону мог побеждать его впечатлительный друг. Но долго думать Красному Барону не пришлось: он увидел следы на снегу, которые вели в тот самый парк, и быстро пошёл по ним. Спустя несколько шагов Михаэль засомневался, те ли это следы, так как из бара до них выходили ещё люди. Дойдя до развилки и увидев, что одна дорожка следов уходила в парк, другие к дороге, понял, что это действительно следы Мики и решительно двинулся вперёд, ускоряя шаг. Пьяное сознание подсовывало Шумахеру очень неприятные картинки по поводу друга, но он со всей силы отгонял их и пытался убедить себя, что на самом деле всё хорошо и что ничего такого бедный финн не задумал. Ему было абсолютно всё равно на ещё саднящую после недавней аварии ногу, на замёрзшие уши и руки. Больше всего Михаэль переживал за Мику. -Боже, я надеюсь, что ты всего лишь сидишь где-нибудь в этом парке и просто плачешь, а не ищешь способ самовыпилиться. Мика, пожалуйста, будь в порядке... Тот парк Шумахер знал очень хорошо, поэтому найти Хаккинена ему не составило труда вообще. Он робко забился в самый дальний угол под сосну и сидел с закрытыми глазами, выплакав все слёзы. У немца и правда отлегло от сердца, когда он увидел тихо сидящего Мику в полном порядке. Не тратя времени на бессмысленные разговоры, аккуратно подошёл и, присев, взял того за локоть. Финн даже не вздрогнул, лишь шёпотом сказал: -Мишель, уйди. -Пойдём, замёрзнешь. Уже весь трусишься. С этими словами Шуми поправил Хаккинену ворот пальто и намотал вокруг шеи забытый им шарф. -Даже шарф забыл... Идём. -Мне всё равно. Уходи. Михаэль грустно вздохнул и приземлился прямо на снег рядом с ним, приобняв за плечи. -Прости меня, дружище. Напился и наговорил чего попало. Я не думал, что ты так болезненно воспримешь мои слова. - Шумахер говорил мягко и нежно, пытаясь снова не ранить чувства Мики. - Я просто хотел тебе сказать, что на гонке нужно быть жёстче, не уступать никому и думать только о себе. У меня правда не было мысли как-то тебя обидеть или унизить. Я знаю, Мика, что ты плакал. Ты начал плакать ещё в баре, но мне, дураку, было плевать. Я правда сильно тебя обидел, алкоголь хорошо ударил в голову. -Не переживай, ты сказал правду. Я действительно слюнтяй для такого спорта. И ты прав, что мне лучше уйти в балет. Хаккинен говорил сухо и бесстрастно, и этот холодный тон больно бил по сердцу немца. Он чувствовал огромную вину перед другом и не знал, как её загладить. Таким подавленным Шумахер не ощущал себя очень давно. И тут ему в голову пришла одна идея: просто взять и обнять Мику, чувственно и нежно. Он знал, что финн очень тактильный и любит объятия, прикосновения, чувствовать человеческое тепло. Мишель улыбнулся и перешёл к выполнению своего задума. -Встань. - мягко попросил он Мику. -Зачем? Не хочу, мне и здесь хорошо. -Не вредничай. Просто встань. Блондин шевельнулся и нехотя, медленно начал подниматься. Ощущения были не из приятных, так как ноги уже успели замёрзнуть и занеметь. В итоге финн встал, но едва не упал. А Михаэлю только это и надо было. Он тоже встал, подошёл ближе и нежно прижал его к себе, поглаживая по спине и шепча извинения на немецком. Сразу почувствовал, как Мика дёрнулся, но потом заметно расслабился, сомкнув руки на стройной талии в ответ. -Я не злюсь на тебя, Мишель. Ты сказал правду, хоть и грубовато. Последние слова про танцы просто добили меня, но ты прав: моя мягкость мешает моей профессии, и я постараюсь исправить это. -Пойдём уже греться, я сам замёрз. И прости ещё раз, в следующий раз я буду помягче с тобой. Забудем это, ведь дружба дороже ссор.