Замена

      Его перехватывают на узкой улице, заполненной для своих размеров неприличным количеством людей. Чужие руки болезненной хваткой ощущаются на изнеженном чутким обращением плече, стискивая ткань тёмного пиджака. Но он не чувствует боли — отвык за эти пару дней.       Великобритания шумно вдыхает холодный воздух мрачного сентября. Он знает, что выглядит непрезентабельно. Последние события ошеломили всех и особенно королевскую семью, смягчив надзор за утонувшим в волне нью-эйджа и панк-рока главным воплощением.       Он приоткрывает рот, чтобы высказаться, но его грубо затыкают ударом в плечо. У франции были варварские методы успокаивания. британия хмурится, небрежно потирая ушибленное место. Он сдерживает себя от пары ласковых — она бы не простила ему такие вольности.       — Не говори мне, что с её смертью ты решил отказаться ото всех нас, — почти шипит Франция, одним своим видом метая гневные молнии. Британия безразлично поднимает брови в немом вопросе. Он понятия не имеет, кого имеет ввиду этот чем-то разъяренный француз.       — Мне нет нужды задерживаться здесь, — монотонно, но с некоторой надменностью произносит Великобритания, косясь на все ещё крепко сжимающую его пиджак руку. Он прекрасно помнит, что отказ от особых веществ у Франции был мучительным, и что эта ярость вызвана ничем иным, как длительной ломкой, но такую злобу, такую обиду Британия видел лишь раз.       — О, если Диана умерла, это не значит, что нужно отгораживаться ото всех и делать вид, что тебе плохо, — вспыхивает Франция, нервно наматывая чересчур короткие, чтобы казаться длинными волосы. Чрезмерно вредная привычка по мнению Британии.       Он вздрагивает, слыша слово «смерть». Нет, нет, это не была смерть в прямом смысле слова — это был чистый, ангельский уход живого самородка в мир господа. Великобритания снова шумно вздыхает — слишком вредная привычка по мнению Франции. Он, подбоченясь и развернувшись, будто бы собирается отчаливать в сторону вокзала, деловито смотрит в темные глаза француза, такие чёрные, что можно забыть их настоящий цвет.       — Я не понимаю ваших действий, — учтиво склоняет голову на бок Великобритания, продумывая свои следующие слова. Он поджимает губы, вытягивая их в тонкую полоску, а затем облизывает нижнюю пересохшую губу. — Мой поезд отъезжает через три часа. За это время мне нужно будет созвониться с премьер-министром, чтобы согласовать выезд… Франция, вам просто следует оставить меня в покое и направляться к себе домой. Уже вечереет, — с этими словами Британия делает полный оборот, чтобы быть пойманным за рукав цепкими пальцами соседа. Он раздражённо цокает — это отнимает у него много времени.       — Нет, пойми, я не уйду, пока ты не скажешь мне и, допустим, Америке, что у тебя все в порядке, — излишне сурово для таких речей говорит Франция, понимая, что разыгрывает трагикомичную сцену посреди этой улочки. Великобритания лишь хмурится — кому что, а ему вовсе не хочется каждый раз отчитываться своей бывшей колонии, который возомнил себя главным куратором европы. Это слишком больно бьёт по самолюбии англичанина.       — У меня все в порядке, — напряжённо шепчет Великобритания, грубо сжимая руку Франции в ответ. — Это было лишним. Моё правительство в состоянии трезво оценивать ситуацию.       — Даже после неё? — Франция по-дьяволски добро усмехается. Великобритании хочется разбить ему смазливое личико.       — Даже после неё, — с натяжкой и полуслышно произносит Британия, отряхивая пиджак и поворачиваясь в другую сторону, где гипотетически должен быть вокзал. Чёртов француз уже менее яростно смотрит на него.       — Тогда… — Франция изящно небрежно пожимает руку Великобритании и понижает голос до шёпота, — до скорой встречи.       Британия кивает в ответ и успевает отойти на шаг, как заново слышит надоедливо приятный голос Франции.       — Если будешь искать замену Диане, то набери мой номер.       Великобритания сглатывает.