Дорога домой

Как резко обретённый смысл в пустом мире без света, конца и начала. Как взрыв сверхновой, сносящий всё на своём пути. Как разгоревшийся из углей костёр — пылающий, мягкий, яркий. Как глоток воздуха после длительного пребывания под водой. Как распадающееся на атомы тело. Чувства заполнили Венти до краëв. И смерть, и спасение, и счастье, и горечь. Первородная радость. Он смотрел в наполненные слезами серые глаза, расчерченные двумя стрелками часов, и не верил в реальность увиденного. Рита. Она здесь. Она с ним. Она спасла его. Опять. Она жива. Осознание ударило в грудную клетку, вырвав задушенный всхлип. Астарот правда стояла сейчас перед ним. Ни иллюзия, ни ложь, ни обман воспалëнного сознания. Это она, частичка его души, свет далёкой звезды на небосводе, что указывал дорогу заблудшим душам, его персональная трагедия. Не возникало сомнений, что это Астарот. Всё вдруг стало таким простым и очевидным. Не было никакого стража с самого начала, а все её схожести характера с Астарот объяснялись тем, что это она и есть. Как же всё это возможно? Венти видел, как её тело распалось, как разбилось хрупким стеклом на тысячи осколков. Ему срочно нужно было обнять Астарот, чтобы убедиться, что это не сон, чтобы почувствовать тепло её прикосновений, раствориться в родных руках. Он рвался к ней, как мотылёк на огонь, наплевав на риски, опасность сгореть вблизи раскалённого источника света, потому что ничего не имело значения, пока Астарот здесь, пока её размеренное дыхание эхом доносится до ушей, пока она ходит по этой земле. Пока Венти знает, что она жива. Любовь. Как он мог не понимать когда-то это чувство? Сейчас Венти казалось, что оно всегда было неотъемлемой частью его сути. Любовь самая разная: к друзьям, к наставникам, к своему народу. И два проявления особенно сильно впечатались в кости Венти. Одно из них совсем новое, родившееся относительно недавно, но уже поразившее своей мощью — любовь романтическая. И объект этой, условно говоря, части любви находился рядом с ним, придерживая Венти за плечи, как самое драгоценное сокровище. Тёплое дыхание приятно скользило по шее, опора в виде надёжного плеча внушала уверенность и безопасность, настолько, что пропала всякая боль, вызванная столкновением с Дайнслейфом, всё перестало иметь значение. И ещё одно проявление любви, сравнимое по силе с первым, настигло, наоборот, в самом начале его пути, в тот миг, когда он впервые открыл глаза и встретил её — загадку вселенной, цветок не от мира сего. Любовь к Астарот сопровождала его на протяжении всей жизни, она стала стержнем, стимулом… И разрушением. Из ступора вывел резкий вскрик Астарот. Её лицо исказила гримаса агонии, она схватилась за голову, крепко стиснула челюсти, в уголке губ собралась кровь. Астарот одной рукой держалась за ствол Тенебриса, чтобы не упасть от резко одолевшей её слабости, колени беспомощно подкашивались. Она не стабильна. Верно, чего ей стоило в нынешнем состоянии применить остановку времени? Внутри завязался тугой узел. Нет, Венти только встретился с ней. Не смейте… Не смейте забирать её снова. — Пробудилась всё-таки. — проворчал Дайнслейф, он наконец пришёл в себя от потрясения. — Плохо дело. Вдруг он бросился к Астарот, минуя всех остальных. Рита в данный момент беззащитна, она пыталась справиться с невыносимой головной болью, что ей не удавалось, а пульсация сердца где-то в районе горла провоцировала тошноту. Дайнслейф не смог её задеть, копьё вновь встало непреодолимой преградой на его пути. Как-то Венти упустил тот момент, когда его прекратили обнимать за плечи, и Сяо в мгновение ока очутился рядом с Астарот. Он в который раз спас их, первым вышел из ступора и среагировал раньше всех. Каэнриец терял терпение при каждой неудаче. Рана на его животе полностью затянулась, единственным напоминание о ней стало жуткое кровавое пятно внушительных размеров. Сяо действительно пробил его тело насквозь. Каким же монстром надо быть, чтобы залечить такого рода травму? Размышлять об этом всё равно что время терять, потому Сяо предпочёл действовать. — Так-так, а вот этого делать не стоит. — само полотно пространства исказилось. Естественно, кто же ещё мог явиться в самый неподходящий момент? Асмодей собственной персоны. Она возникла из ниоткуда между Сяо и Дайнслейфом, оттаскивая последнего с траектории удара. — Прости, Сяо, но этот парень мне нужен живым. — что-то страшное крылось в на первый взгляд обыкновенных словах, раз самого Дайнслейфа передёрнуло. — Как много знакомых лиц. — с невинной улыбкой заключила Асмодей, осмотревшись вокруг. Сражение пришлось прервать, нападать на неё слишком опасно. — Шаман. — сказала она, глядя на Сяо. Интересно, что из всех возможных способов как-то его назвать, она выбрала именно этот. Ни Якса, ни демон — или что-то в этом роде — а именно шаман. — Брошенка. — пренебрежительно отозвалась о Люмин. И, опять же, почему она назвала её так? В любом случае саму Люмин это волновало в последнюю очередь, она прожигала Асмодей ненавидящим взглядом, помня о её причастности к гибели Каэнри’ах. Вдохновитель тёмных идей, вестник апокалипсиса. — Остаток Истинного. — предназначалось Венти. Однажды она уже использовала это словосочетание в его адрес, что бы оно не значило. — И, наконец, самый ожидаемый мной участник представления. — на этих словах Астарот разлепила отежелевшие веки, белки глаз налились алым из-за лопнувших капилляров. — Госпожа Токоë. — есть нечто особенное в конкретно этом обращении, ведь им пользовались, в большинстве своём, лишь энканомийцы. «Кайрос» иногда можно было услышать от других Божеств, Астарот — имя вообще общепринятое, известное во всём Тейвате. В очередной раз подтверждалась истинная личность Асмодей, которая, как выяснилось, жила в Энканомии вместе с Дайнслейфом. — Рада вашему возвращению. В отличие от других теней, моя чувствительность себе подобных куда выше, вам известны причины, поэтому я с самого начала знала, что вы живы, пока остальные были лишены такой возможности из-за наложенной на Энканомию печати. Также… — Ты считаешь это забавным? — неожиданно вмешался Дайнслейф. Так как Асмодей стояла к нему спиной, тот не мог видеть её усмешки, однако он хорошо знал чужие повадки. — Может он и посчитал, что нет ничего такого в том, что ты не сообщила, что Астарот жива, однако я придерживаюсь иного мнения. Ты поставила под угрозу все наши планы. — Как я могла лишить себя возможности снова встретиться с моей госпожой? — непонятно, вкладывала ли она уважение или всё это очередная актёрская игра. — Тебе бы тоже следовало проявить почтение, Дайнслейф. Неужто позабыл, кем являешься? — Это по твоей части — отрицать прошлое. — Эй, вы. Оба. — тяжело дыша, прервала их перепалку Астарот. Не каждый умел сохранять суровый вид, когда во рту гуляли сгустки крови, а череп трещал от боли, но Астарот и здесь умудрилась выделиться. — Удивляться тому, что вы всё-таки объединились я не стану, но на кой вам сдался Тенебрис? — Госпожа, и это всё, что вы скажете нам спустя столько лет? — Асмодей театрально насупилась. Внешне она выглядела примерно одного возраста с Астарот, так как они обе походили на подростков. — Вы разбиваете мне сердце. Ладно, раз вы жаждете знать, думаю, немного информации я вам дам. Только немного. — погрозила пальцем Асмодей. — Дайнслейфу и без того моя болтовня не нравится. В чëм, по-вашему, состоит наша цель? — В создании Небесного раскола. — без колебаний ответила Астарот. Складывалось впечатление, что эти трое общались на никому неизвестном языке. — Верно. И всё, что здесь происходит, направлено на воплощение нашей воли. — проще говоря, ветвь Тенебриса нужна им для создания Небесного раскола. Можно было и догадаться. — Ну, вернее, воли Ордена Бездны. — снова подчеркнула свой исключительно зрительский интерес. — Что ж, теперь нам пора возвращаться. Вас уничтожить до полного пробуждения памяти не удалось, но хотя бы Тенебрис получили. — Мы могли бы со всем справиться, если бы ты использовала свои силы. — обвинения Дайнслейфа она научилась мастерски пропускать мимо ушей. Впрочем, зачем отказывать себе в удовольствии огрызнуться в ответ? — Дайн, это ты потащился сюда в одиночку, полагая, что со слабым Божеством, непробуждëнной Астарот и Яксой справишься самостоятельно. Я наблюдала за твоим боем. Ты недооценил противника, действовал легкомысленно, позволил себя ранить, опять положившись на регенерацию. — забавно наблюдать, как подобные весьма разумные изречения исходят из уст воплощения безумия. Да потому что её безумие не столь всеобъемлющее, как она пыталась продемонстрировать. По крайней мере, в данный момент. — А о моей позиции ты осведомлён лучше всех. Ты ведь тоже тогда предпочёл наблюдать, да? — она буквально прошипела последнюю фразу. Это что-то личное, учитывая, каким хмурым сделался Дайнслейф. — Я не стану убивать их, потому что это скучно. Я не стану помогать вам избавляться от Астарот. Закончим на этом. — она щëлкнула пальцами, и в нескольких метрах от них вновь открылся портал Узла. Больше сообщники — их даже компаньонами не назовëшь — не обменялись ни словом, ни взглядом. Дайнслейф направился к порталу. Так просто его отпускать не собирались. Люмин нашла в себе силы подняться. Ни за что. Он не уйдёт. Не сейчас, когда вопросов у неё столь много. Дайнслейф обязан ответить на каждый, иначе они разорвут Люмин изнутри. — А ну, стой! Её резко пригвоздило к земле, будто кто-то вонзил лезвия между лопаток, пробив грудину насквозь, прибил к полу, как жалкую букашку. И всё по мановению руки Асмодей, по лёгкому взмаху ладони сверху вниз. Дайнслейф непроизвольно подался вперёд, мелькнувший на его лице страх тут же напомнил, что где-то внутри ещё жив тот парень, которого Люмин знала и ценила, добрый друг, верный товарищ её брата. Сяо тем временем тоже рыпнулся было к Люмин, но его остановила рука Астарот, внезапно упавшая на плечо. И неожиданно тяжёлая. — Что ты?.. — недоумевал Сяо, но та лишь покачала головой. — Она не навредит ей, только не подпустит к Дайнслейфу. Не вмешивайся. Тебе с ней не справиться. — хоть Рита и говорила спокойно, было видно, что и её возмущала вся эта ситуация. — Он уйдёт с Тенебрисом! — попытался привести другой аргумент Сяо. — Ты опрометчиво полагаешь, что она не убьёт тебя из-за интереса? Настроение Асмодей меняется постоянно, и, к твоему сведению, она может питаться душами. Не рискуй собой. — Тогда весь мир погибнет! — Небесный раскол случится в любом случае, Сяо. Это неизбежно. Больно слышать такое. Больно наблюдать, как все их попытки обратились в ничто, а враг уходит в пространственные врата. Дайнслейф исчез, портал закрылся, в следующую секунду Люмин перестала скручивать зверская боль от прямой манипуляции над душой. Но она не поднялась с земли. Слишком устала. Разочаровалась. Разбилась вдребезги. — Вот почему я считаю людей жалкими червями. — надменно фыркнула Асмодей, смерив путешественницу снисходительным взглядом. — Ломаетесь от какой-то глупости. — Но ты ведь тоже была человеком, Асмодей. — словно раскат грома раздался голос Венти, попадая в самую больную точку. Асмодей стремительно развернулась к нему, встречаясь с голубыми глазами. Тонкие губы сложились в подобие усмешки, что на лице Венти смотрелась дико. Асмодей ответила ему не менее красноречивой ухмылкой. — Надо же, я смотрю, ты залез куда не стоило. — у неё нервно дёрнулся глаз. Вот в чëм слабость Асмодей. Она презирала людей, но и сама когда-то была одной из них. И, возможно, являлась таковой до сих пор, в некотором роде. — Хочешь поболтать со мной? — любезно поинтересовалась Асмодей. — Хочу знать о твоём прошлом. — Венти поднялся на дрожащие ноги. Архонты, ему все внутренности сплющили, ещё и ладонь опять разорвана. Такими темпами он никогда повязки не снимет. — И зачем тебе это? — Мне кажется, ты можешь помочь докопаться до истины. — конечно, гораздо больше Венти желал прямо сейчас броситься к Астарот, расспросить её обо всём. Нет, просто обнять. Но он давным-давно не ребёнок, и как бы отчаянно не рвалось всё его нутро, нужно держать себя в руках. — Что ж… — хмыкнула Асмодей, задумчиво постучала пальцем по подбородку. — Это может быть забавно. Да, Астарот? — она уже не использовала уважительную форму, будто наигралась. Рита молчала. — Ты ведь столь тщательно оберегала его от всей этой грязи. Не будешь против, если я расскажу свою историю? Не волнуйся, совсем лишнего я не сболтну. — ей доставляло удовольствие исказившееся лицо Астарот. Да, ради этого она готова рассказать о себе, как бы противно ей не было. Всё ради того, чтобы увидеть чужие страдания. — Сперва… — Астарот стёрла застывшую на губах кровь. У неё не было выбора, Асмодей чётко решила ей насолить. Не отвертеться. — Надо позаботиться о ранениях. Асмодей недовольно цокнула, осмотрев окружающих. Слабые тела, какое разочарование. Пустая трата времени, давно можно было приступить к чему-то поинтереснее. Свои мысли Асмодей не озвучила, потому что они и без того очевидны, да и слушать её никто бы не стал, что уж говорить о вступлении в диалог. Способность Асмодей изводить собеседников выше всяких похвал. Венти не проронил ни слова в последние пятнадцать минут. Откровенно говоря, тишина вообще нарушалась лишь изредка и по необходимости, Астарот сосредоточилась на состоянии остальных, напрочь позабыв о собственной слабости. Все вернулись в библиотеку для большего удобства. Асмодей подпирала стену в дальнем углу, ей откровенно скучно наблюдать за повисшей неловкостью, но она снизошла до воздержания от насмешек. Астарот оценивала повреждения ребят: ранения Сяо, на удивление, некритичные, даже яд не сильно его подкосил, вероятно, кровь демона имела определённую устойчивость к этой гадости, Люмин была раздавлена больше морально, чем физически, хотя и её травмам стоило уделить внимание, устойчивость к яду у неё низкая, тот никак не собирался покидать тело, а из-за сильного эмоционального потрясения отрава лишь крепчала в её крови, всё-таки это не обычный яд, нужно помнить об этом. А вот Венти — было немного странно называть Барбатоса этим именем — не смотрел на неё. Это задевало Астарот, ведь она и сама не знала, как подступиться к нему, за прошедшие годы тот птенец, которого она знала, изменился. Ему окончательно сломали крылья. Из вороха негативных размышлений вырвала цепкая хватка на запястье. Венти, сидящий на одном из стульев, поймал Астарот, когда та проходила мимо, заставив замереть в ступоре. Серые глаза отражали вековую печаль, затянутое тучами небо, где не видно ни солнца, освещающего путь, ни звёзд, дарующих судьбы. Венти долго не мог подобрать слов. Он снова и снова собирался заговорить, но в итоге только беспомощно шевелил губами. — Ты потрясён до глубины души, да? — и в этот личный момент вмешалась Асмодей, предчувствуя бурю эмоций. Пакостная ухмылка вросла в череп. — Астарот вообще полна сюрпризов. — мелкая дрожь чужого тела передавалась Астарот через прикосновение. — Лицемерно называя свои поступки заботой, она скрывала от тебя саму суть бытия, своего существования, твоего и… — Закрой рот. — то, каким холодом пропитался голос Венти, поразило всех без исключения, включая Асмодей, которая от неожиданности и вправду замолчала. Жестокий взгляд, направленный точно на неё, почему-то уже не веселил, а немного пугал. Порой она позволяла себе забыть, что перед ней по-прежнему находилось Божество. И у этого создания были слишком интересные глаза. — Я верю Рите, как не способен довериться себе. Не смей пренебрежительно отзываться о ней. — у Астарот дрогнули колени, она медленно приблизилась к Венти, чья хватка и не думала слабеть. Им многое нужно обсудить, о многом поговорить и ещё больше выяснить, но всё будет постепенно, осторожно, не спеша, иначе может случиться беда. Астарот опустилась на колени, перехватила чужие неестественно холодные руки, будто желая их согреть, но передать тепло невозможно, если её собственные конечности ледяные. — Прежде чем вы услышите её рассказ, я хочу добавить немного предыстории. — Венти улавливал её смятение, стойкие противоречия, жажду умолчать, скрыть. И он верил Астарот, верил, что раз она не хочет открываться, значит на то есть причины, но это не отменяет того, что Венти банально устал от незнания. Непониманий. Лжи. — Ты помнишь, откуда берёт начало моё имя? — Цветок, который не встретишь в Тейвате. — Астарот улыбнулась, он правда хранил каждую крупицу информации о ней. Её взгляд потеплел, стал ласковым, словно она опять видела перед собой ребёнка. Наверное, раньше бы Венти это разозлило, как минимум не порадовало, однако теперь он был рад на краткий миг окунуться в прошлое. — Маргаритка, верно. — большой палец выводил никому неизвестные узоры на тыльной стороне ладони Венти, в которых ему чудился неизвестный язык. — Но, Венти… — она слегка запнулась на имени. — Это название ведь состоит из двух частей. — ни Сяо, ни Люмин не понимали, куда та вела. А потом, будто по команде, оба покосились на въевшийся в память рисунок на стене, и лишь сейчас они заметили, что полотно сорвано. — Маргаритка. Рита и… — Венти предполагал, что она скажет дальше. Ладонь непроизвольно сжалась в кулак. — Марго. — на рисунке стояли двое, окутанные дымкой таинственности. Время и пространство. Сразу приобрели значение те многочисленные заверения о единении этих двух неописуемых сил. — Когда-то я не была одна. — в Энканомии было три тени Фанета: некто, о ком нет никакой информации, Астарот, что помогла создать маяк и ещё кто-то, научивший людей справляться с ядом. — У меня была сестра. Сестра-близнец. — Люмин подскочила на месте. А ведь Астарот уже говорила о близнецах, когда Люмин поделилась с ней их с братом историей. Два порождения тьмы и света. Две стороны одной монеты. Те, кто олицетворяли собой Мироздание. Время и пространство. Творения Фанета. Две сестры, связанные общей болью. Они бежали оттуда, где будущее сулило им неминуемую смерть. Смерть одной из них. Они бежали в надежде спастись в Тейвате, скрыться от неотвратимого конца. Две девушки, видевшие смысл друг в друге. Связь между близнецами всегда особая. Марго отличалась от Риты. Её характер сложный, многогранный. Попав в Тейват, она не нашла себе здесь места, в то время, как Рита, наоборот, полюбила этот мир до глубины души, от начала и до конца, каждую частичку, каждую форму жизни. Всё здесь её потрясало: леса, моря, горы, голубое небо, запах дождя, раскаты грома. Юное Божество наслаждалось чудесами природы, невиданными животными. А самым интересным объектом изучения для неё были, так называемые, люди. Близнецы знали о них в общих чертах, но контактировали лишь с одним смертным, к которому не испытывали привязанности. Даже когда этот человек умер — просто ушёл, но Марго предпочитала именно это слово — им было плевать. Теперь же всё изменилось, Рита рвалась к новым знаниям, контактам, жаждала подарить свою любовь целому миру, не требуя ничего взамен. Тогда-то они и забрели в Энканомию. — Почему они просто не сбегут отсюда? — недоумевала Рита. Люди постоянно умирали от рук монстров, они научились бороться с ними, но всё равно жертв было не избежать. — Так же, как поступили мы? — слова Марго отдавали непреднамеренной жестокостью. — Но беда настигнет нас, где-бы мы не спрятались. Так сказал Отец. — Почему ты продолжаешь звать его Отцом? — злилась Рита. Сестра снисходительно хмыкнула. — Потому что он создал нас. На самом деле Марго куда мягче, просто эту свою сторону она в последнее время не показывала, разве что иногда Рите удавалось лицезреть прежнюю личность дорогой сестры. Марго не любила жизнь так, как Рита, впитав в себя горечь разочарования за них двоих, она отстранилась от всего на свете. Но Марго вовсе не была жестокой, ей не чуждо сочувствие, желание защитить. Её редкая улыбка, от которой на щеках появлялись умилительные ямочки, способна покорить весь мир. Но Марго ничего не хотела покорять, потому улыбалась лишь сестре. Когда-то они были не разлей вода. Обе весёлые, жизнерадостные, тёплые, как лучи солнца, обе влюблённые в жизнь, в её скоротечный и одновременно медленный бег. Девочки рвались к знанием, ими двигало неподдельное любопытство и преданность создателю. Они грезили о том дне, когда получат свои Божественные имена, и в тайне придумали себе обращения в честь устеленного цветами поля маргариток. Они жаждали вырасти и принести пользу. И вот они уже практически полноценные Боги. Но имён у них нет, все их убеждения оказались ложью, дом обратился клеткой, из которой они сбежали в совершенно незнакомый им мир. Для Марго Тейват был чужим, её светлая личность угасала под гнётом печали, а Рита верила в лучшее, сохраняла надежду. И любила. — Ты хочешь вмешаться? — Марго недовольно поджала губы. — Ты же понимаешь, что это рискованно? Нарушать естественный ход вещей… — А для чего тогда нас создали? — резонно отметила Рита. — Пойдём, сестрёнка! — теперь она улыбалась за них двоих. Так ярко, как только могла. Если Марго падала во тьму, то её долг, как заботливой сестры, осветить её путь. Рита протянула руку в приглашающем жесте. — Давай подарим этим людям надежду! И пускай вспыхнет свет. Это был один из первых контактов людей с Богами, потому как ни Арелимов, ни Архонтов ещё не существовало, разве что элементальные существа уже стали появляться на свет, знаменуя постепенную смену эпох. Энканомийцы испугались прихода сестёр. Направленное на них оружие Марго встретила едким смешком. Люди. Пугливые и жалкие. Они не вызывали симпатии, восторг Риты совершенно непонятен. Что видела она в них? Какой потенциал? На что способны эти слабые создания, которые за столько лет даже противоядие не изобрели? Они отвратительны Марго ещё и потому, что она сразу вспоминала того единственного человека, с которым им было позволено иногда видеться, того, к кому она испытывала исключительно презрение, а Рита, отчего-то, сочувствие. — Мы пришли сюда, дабы помочь вам. — Рита одарила всех располагающей улыбкой, Марго же хмуро следила за её действиями, не вмешиваясь. — Нет нужды бояться нас, Богов. Давайте вместе заставим это мрачное царство наполниться жизнью. — как бы ни была скептически настроена Марго, волей-неволей на её лице появилась та самая сражающая сердца улыбка, которая тут же покорила энканомийцев, заставила их отбросить оружие. Вот только улыбалась она вовсе не им, а той, кто сияла верой в лучшее, той, кто жаждала помочь смертным. Марго улыбалась исключительно Рите, пускай невольно и вынудила всех людей отбросить недоверие. Её улыбка — опаснейшее оружие. Но несмотря на это, она не спасёт её. Любовь — проявление слабости. Пока девочки росли, это никогда не высказывалось им напрямую, но убеждения того, кто звался их Отцом, будто бы витали в воздухе, оседали в неокрепших умах, которым свойственно впитывать всё происходящее вокруг. Можно ли назвать любовью тот холодный взгляд и бесчувственную улыбку? Сëстры жаждали любви, малейшее проявление ласки, прикосновение едва тёплой руки к макушке — всё это провоцировало истинный восторг. Фанет не запрещал детям любить подобно людям, не ограничивал их проявления эмоций, но девочки всё равно ощущали себя неестественно. Любовь — это лицемерие. Марго равнодушно относилась к этому человеку. Могла ли она испытывать что-то иное, когда человек смотрел ни на неё, ни на Риту, а за их спины, туда, где идеальной статуей возвышался создатель? Человеку плевать на них, вот и Марго отвечала тем же, злобно фыркая на руки, протянутые в лживом порыве любви, которые очень скоро прекратились, сменившись истинной злобой. Рита была другой, она хотела верить этому человеку, откликалась на его зов, за что раз за разом платила непомерно высокую цену, обманываясь мимолётным проявлением заботы. Любовь — это больно. Там, в плену ложного спокойствия, их дома и колыбели, откуда однажды они непременно сбегут, Рита горько плакала, закрыв лицо руками, земля устелена маргаритками, одинокая луна впитала детское отчаяние. Марго утешающе гладила сестру по спине. Это единственное, что она могла сделать. — Помнишь, как мы придумали себе имена? — светлая улыбка, доступная лишь Марго. Невероятный дар и проклятие. — Мы сидели в окружении цветов и гадали о том дне, когда вырастим. Тогда ты предложила ослушаться Отца. Впервые. Нам не положены имена, но мы пошли против установленного порядка. Маргаритка — символ чистоты и верной любви. Жемчужина в море. Мы разделили цветок на двоих, связав себя крепче, чем когда бы то ни было. Сестра, любовь дарила нам разочарование всякий раз, но бывали и светлые моменты — другие тени. И мы. — она прижала Риту к груди, улавливая мелкую дрожь чужого тела. — Мы есть друг у друга, сестра. Части одного целого. Мы всё преодолеем вместе. И весь мир озарится светом. Сотканное из стекла древо сразу привлекло внимание Риты. Необычное растение уходило корнями в Артерии земли, его силу можно было использовать на благо народа. Рита воодушевилась, в ней проснулось и без того неугасающее любопытство. Она быстро нашла язык с местными знатоками науки, услышала их идеи, предложила свои. Первый чертёж маяка появился в рекордные сроки, люди воодушевились, все восхваляли Риту. На вопросы о своём имени Богиня не отвечала, она бережно хранила эту тайну под сердцем вместе с именем сестры — это то, что стало частью их сущности, прочной связующей нитью. Тогда её прозвали Кайрос, а возражать никто не стал. Пока сестра трудилась над созданием маяка, Марго тоже не нашла в себе наглости стоять в стороне. Она не хотела в этом учавствовать, но воодушевление Риты заражало и её. Частично, осторожно, не сразив разом её скептицизм. Марго присматривала за людьми издалека. Такова была её позиция. Однако всё имеет свойство меняться. — Ты так прониклась к этому ребёнку? — замечание Риты кольнуло, признавать свою слабость не хотелось. Первый образец механизма маяка освещал поселения, но ему ещё было далеко до настоящего величия. — И что в нëм особенного? — Марго присматривала за спящим мальчишкой, к которому испытывала в сотню раз больше симпатии, чем ко всем энканомийцам. — Он ведь под воздействием яда, да? — не унималась Рита. — Ты хочешь ему помочь? Ты ведь хорошо разбираешься в травах, почему бы тебе не попытаться найти противоядие? — Мне всё ещё не нравится идея вмешательства. — хмуро отозвалась Марго. — Но ты хочешь его спасти. — Ты просто не видишь, как порой меняется их взор, как жадно они смотрят на нас обеих. — Марго передёрнуло от воспоминаний. — Им будет мало нашей помощи, они возжелают большего. — Мальчик умрёт через несколько дней, Марго. — целилась чётко в болезненные точки, склоняла принять её сторону, оставить предрассудки, появившиеся из-за единственного смертного в их детстве. — Ты способна ему помочь. Привязанность — те же оковы. Рита добровольно надела на шею кандалы, став рабом этого тёмного царства. Она ещё сама не понимала, во что ввязалась. А Марго ощущала опасность от людей, но и она не бесчувственный монстр. Чужие смерти оставляли отпечаток на личности, напоминали о внезапной гибели одного из них, которая случилась по их собственной неосмотрительности. Марго в последний раз пробежалась взглядом по спящему ребёнку. Она шла тем же путём, что и сестра, как бы не сопротивлялась, потому что Марго тоже умела любить. С готовностью приняв тяжкую ношу ответственности, звенящие цепи, грозящиеся сдавить её шею, она сделала выбор. Не исключено, что это решение также повлияло на их печальный конец. Свет маяка озарил бессердечный мир. Люди ликовали, они кидались друг к другу в радостных порывах, выкликивали восхваления Рите. А та, трепеща врутри от одолевающих её чувств, воззрилась на прекрасный маяк, созданный руками людей. Да, с её помощью, да, для беспрерывной работы ему необходима сила Риты, но это творение людей. Воплощение их воли, стремлений, совместных с Божеством усилий. Рита порывисто оглянулась на Марго. Она сияла в лучах маяка, что-то говорила ей, но уши заложило от бесконечного людского шума. А затем Марго обняла её, крепко-крепко. Одна из сестёр создала Дайнити Микоси, вторая нашла лекарство от яда. Но чествовали лишь одну. Ту, которой дали прозвище Кайрос, ту, что после зажжения маяка получила ещё одно имя, гораздо более уважительное — госпожа Токоë. А вот сестра отчего-то осталась в тени. Она не проявляла той всеобъемлющей любви к людям, на которую способна Рита. Народ был благодарен ей за изобретение лекарства, тот самый мальчик теперь повсюду увивался за ней хвостиком. Марго не получила от людей ни единого имени и не стремилась к этому. Она молча наблюдала за счастьем сестры. — Да как вы смеете?! — прошли года, мальчик вырос и превратился в преданного сторонника Марго. В народе его недолюбливали, и как бы Рита не пыталась повлиять на обстановку, у неё ничего не выходило, к тому же она была чересчур окрылена свалившимся на неё обожанием. — У Энканомии два Божества! Если вы хотите поместить рисунок одной на стену библиотеки, то как можно забыть о другой?! — всё здесь пропитано символикой Токоë, упоминания Марго встречалось очень редко. Вот и в очередной раз энканомийцы решили пренебречь ей. — Госпожа Токоë — воплощение величия. Её мудрый образ дополнит нашу библиотеку! А что сделала её сестра? — Подарила нам противоядие! Спасла мне жизнь! — Я не понимаю почему вообще мог возникнуть подобный вопрос. — в дверях материализовалась Рита. Она уже некоторое время вслушивалась в чужой разговор и поняла суть беды. Её разрывало от негодования. — Как вы осмелились пренебречь моей дорогой сестрой? Если вы хотите поместить моё изображение, то либо я буду рядом с сестрой, либо никак вовсе! — никто не перечил ей, хотя недовольство отчётливо читалось в лицах людей. Мальчик тоже почему-то не был счастлив от вмешательства Риты. Он недолюбливал её, однако в открытую конфронтацию не вступал, признавая её вклад в благосостояния Энканомии. На рисунке было двое: любимица народа и её брошенная сестра. Марго не жаловалась на своё положение, ей не было нужно людское признание. Как уже было сказано, улыбка Марго могла покорить весь мир. Однако она не желала ничего покорять, поэтому улыбалась исключительно близнецу. И мальчишке, который хоть и вырос, но так и остался в её глазах ребёнком. Энканомия вступила в новую эпоху — света, процветания, научного прорыва, исследований души. Но постепенно в стране вспыхнувшего света разрасталась тьма. Новая, неизвестная, и монстрами в ней были не древние ящеры, а сами люди. Пока что никто не предполагал, какой конец ждёт великую страну. Марго, сидя на вершине маяка и бесстрашно свесив ноги вниз, усмехнулась. Люди… В них было некое великолепие, она признавала это. Но чувство совершëнной ошибки не отпускало её.