Всегда и снова

Наверное, это одна из самых неправильных вещей, что он делал. За обе его жизни. Чхон Мён должен быть взрослым, должен быть ответственным, должен быть разумным; всё то, чем он никогда не являлся до второй жизни, до войны в первой. По крайней мере, он мог бы проявить хоть какое-то уважение к своей самаэ, Тан Сосо, к своему другу, Тан Бо, к своим союзникам, семье Тан; к ним всем; вместо этого его руки развязывают форму Хуашань на Тан Сосо, когда её руки уже справились с его одеждой. Её тёплое дыхание у его уха, когда он кусает её шею, и её смех так похож на Тан Бо, что он почти может притвориться; он ненавидит себя за это; в этом столько неправильного, что он не знает с чего начать. Её ногти царапают его шею, его спину, это приятная боль, когда она заставляет его поднять голову и буквально врезается в его губы, снова; это так знакомо; слишком знакомо. Он ненавидит себя за то, что ему это нравится. Тан Сосо заслуживает лучшего, чем украденные ночи для расслабления со своим сахёнгом, который даже не видит её; Чхон Мён бы убил такого человека, если бы это был кто-то другой, кроме него самого; поэтому, он презирает. Вряд ли есть кто-то, кто мог презирать его так сильно, как он сам. Ему кажется что его самаэ здесь тоже не ради него; он знает, что, спасибо всем чёртовым богам, не ему принадлежит её сердце. — Ты со мной? — шепчет она ему в губы; он не может перестать вглядываться в её зелёные глаза; совсем, как у Тан Бо. Тан Сосо улыбается ему, она красива, она слишком молода для него, она слишком похожа на него, поэтому Чхон Мён лишь придвигается ближе, подтверждая: — Да, — и в этом нет ни капли правды. Он всего лишь человек, совершающий ошибки. Всегда и снова.