The Glory

Сколько он вчера выпил? Голова свинцовым грузом продавливает подушку, и Хёнджин с трудом разлепляет глаза. За окном серое небо — редкость для Беверли Хиллз. Поэтому Джина это даже не раздражает. Садится на кровати, потирая слипшиеся глаза. На тумбочке стоит недопитая бутылка абсента — глушил его чистоганом, пока не вырубился. Хорошо, что хоть в спальню ушёл. На полу валяется недочитанный сценарий — Хван его всё же пытался прочитать. Вот только никак не мог сконцентрироваться. Перед ним всё и стояла картина: Ёнсо, дерзко срывающая с себя одежду. В глаза бросается вещь, которой здесь быть не должно — кружевное бра. — Бля-я-ять, — стонет в пустоту, понимая, что припёр вчера нижнее бельё Ёнсо в свою комнату. — Какой же я еблан, — роняет лицо в раскрытые ладони, растирая молочную кожу. Как он будет его возвращать? Нахуя вообще взял с собой? У него точно помутнение рассудка. Пора завязывать с алкоголем, а то так и до Феликса ему не далеко. Не хватало ещё перейти на наркотики. Видать, захотелось острых ощущений, раз он — в прямом смысле — украл женский бюстгалтер. Так сложно было найти что-то менее позорное и унизительное? Отдавал ли он себе в тот момент отчёт — да нет, конечно. Ни когда решил, что войдёт за Ёнсо в её комнату. Ни когда стоял там и смотрел, как она истерически копалась в своих вещах, ни когда раздевалась перед ним. Господи, да она же тоже сумасшедшая. Но ему понравилось. Он бы ещё раз посмотрел — ещё сотню раз. Тысячу. А лучше, если бы сам смог её раздеть. Сорвал бы с неё этот чёртов перламутровый топик, избавился бы от юбки, что едва прикрывала бёдра. Куда она ходила в таком виде? Её ведь всю ночь не было. …он ждал. Сидел в гостиной и ждал. Точно: воспоминания начинают собираться в единый пазл. После того, как Ёнсо выбежала из комнаты, цокая своими босоножками по длинному коридору, он так и стоял, глядя на неё через плечо сквозь небольшую щёлку двери. Ён как будто специально не до конца прикрыла её — словно знала, что он будет смотреть. И он смотрел. А потом пошёл в подвал, взял бутылку абсента и пил его, дожидаясь её возвращения в гостиной, пытаясь отвлечься на прочтение сценария, оставленного на стеклянном столике. И чем дольше он там сидел, чем ближе время подбиралось к полуночи и чем меньше оставалось выпивки в бутылке, тем страннее он себя чувствовал. Хотелось позвонить ей, накричать в трубку, сказать, что он сейчас приедет. Но номера её он, естественно, не знает — надо узнать. Куда поехала — тоже. Поэтому ему оставалось сидеть и ждать её в пустом доме, постоянно прислушиваясь к шорохам в коридоре. На работе сосредоточиться не получалось, выпивка только усугубляла положение, и Хёнджин почти не отдавал себе отчёта, когда вставал с дивана, направляясь вовсе не в свою комнату. Зажав подмышкой сценарий, небрежно заломанный где-то на одной трети, и то и дело прилипая губами к стеклянному горлышку, он плёлся по коридору первого этажа в самый его конец. Туда, где всё ещё приоткрыта дверь маленькой спальни, на полу которой так и лежал кружевной лифчик. Он забрал его. Нагло присвоил, пошатываясь идя в свою комнату. Последнее, что Хёнджин помнит, как уронил сценарий на пол прежде, чем лечь на кровать. Поставил абсент на прикроватную тумбочку, а сверху за лямку повесил женское бельё. Сначала ему нужно взбодриться, и коль уж контрастный душ ему сейчас не помог, то бодрящий кофе точно будет кстати. Хёнджин по привычке натягивает спортивные штаны и хлопковую белую майку. Зашнуровывает кроссовки, в которых всегда ходит на пробежку, и вспоминает о том, что погода на улице вовсе не для спорта лишь тогда, когда спускается на первый этаж, где за большим панорамным окном мелкий дождь тарабанит по брусчатой тропинке. В доме тишина, но Хёнджин знает, что Суа уже ждёт его на главной кухне, чтобы приготовить традиционный воскресный завтрак. Обычно он тратит это время, чтобы посидеть на террасе и почитать сценарий. Но после минувшей ночи у него нет никакого желания снова брать его в руки. Потом дочитает, а сейчас ему нужен лишь кофе. Хозяйская кухня намного просторнее чем та, где собирается персонал в будние дни. Вид на сад, что открывается из её окон, всегда успокаивает Хёнджина. И сюда никто кроме него и Суа обычно не заходит. Даже Меган, ведь вход в винный подвал совсем в другой части дома, а значит, ей нечего тут делать. Складные двери, которые обычно всегда открыты, сейчас преграждают проход, и Хёнджин резко отворяет их, проходя внутрь. Уже собирается сказать Суа, чтобы приготовила ему вафли с клубникой и шоколадным сиропом — да, сиропа побольше, у Хёнджина ведь стресс — как резко замирает. Ёнсо стоит облокотившись поясницей о столешницу, что-то печатая в своём телефоне. Из-под свободной футболки едва торчат её домашние шорты — Джин их хорошо запомнил. Особенно ракурс сзади. Особенно если наклониться к нижней полке холодильника за бутылкой воды. Ноги как всегда босые, а длинные волосы убраны в низкий растрепавшийся пучок, словно она только проснулась и небрежно заколола их, чтобы не расчёсывать. Хотя, скорее всего, так и есть. По лицу видно, что спала Ён сегодня мало. Похоже, что ночь была длинной не только у Хёнджина. Он запускает руки в карманы, ожидая, когда же она уже обратит на него внимание. Но Ёнсо будто совсем не здесь находится. Всё строчит какую-то длиннющую смску, что по кухне разносится едва уловимый стук пальцев об экран телефона. Хёнджин по привычке непроизвольно прочищает горло, и Ёнсо тут же блокирует мобильник, кладя его рядом с собой на столешницу экраном вниз. — Что тебе приготовить? — отстранённо интересуется она, разворачиваясь лицом к столешнице и упираясь в неё ладонями. — Суа сказала, что ты сам выбираешь. Отличная актёрская игра — Хёнджин даже почти поверил в это безразличие. Но после вчерашней выходки Ким Ёнсо спалилась: перед кем попало не устраивают провокационный стриптиз. — А где она? — интересуется Джин, чуть склоняя голову, а сам хочет услышать, что Ёнсо специально договорилась с тётей, чтобы побыть с ним наедине. Да он ещё более наивен, чем сама Ёнсо. — Попросила подменить её, — всё так же безэмоционально отвечает Ён, устало глядя на него сонными глазами. — Похоже, у неё сегодня была бурная ночь. Хоть она и произносит это как шутку, но сама Ёнсо не смеётся. Лишь смотрит на Хёнджина так, словно он самое большое в её жизни разочарование. Ему хочется пошутить, что не только у Суа сегодня была бурная ночка. Но вместо этого Джин лишь закусывает щёку изнутри, сдерживая свой же длинный язык. Вчерашняя ссора не должна повториться сегодня. По крайней мере, он не должен больше выйти из неё проигравшим. А для этого стоит всё же иногда и башкой думать для разнообразия. — Так что тебе приготовить? — вновь интересуется Ён. — А что ты умеешь? — доводить его до ручки, вот что она умеет. А хотелось бы до истомы. Хотя и это уже, как будто, близко. Ёнсо делает задумчивое лицо, вытягивая губы в трубочку, а сама судорожно прикидывает, от какого из её «фирменных» блюд у Хван Хёнджина не будет расстройства желудка. Хотя, может, лучше пусть будет? Он это точно заслужил. — Яичница? Тосты? — ляпает первое, что приходит в голову. — Значит, яичница и тосты, — чуть улыбается он, проходит к обеденному столу и, выдвигая один из белоснежных стульев, садится. Если бы Ёнсо знала, что он на всё согласится, то предложила бы хлопья с молоком или йогурт. А теперь ещё и заморачиваться придётся. — Ладно, — хмыкает она. — Можешь подождать на террасе, я всё принесу. — Там погода плохая, я здесь посижу, — складывает кисти в замок перед лицом, опуская на них точёный подбородок. Ёнсо явно раздражена, но ничего не говорит. Лишь стягивает губы в тонкую ниточку и идёт к холодильнику. Спиной чувствует, как Хёнджин глаз с неё не сводит — за каждым действием наблюдает. И это напрягает ещё больше. Как будто ему больше нечем заняться, как докучать ей своим присутствием. Почему он не читает сценарий? Почему не выкладывает фотки в соцсети и не отвечает поклонникам, пока есть свободное время? Почему он тратит драгоценные минуты на неё? Хёнджину доставляет удовольствие изводить Ёнсо. Она ведь вчера хотела, чтобы он смотрел на неё — вот он и смотрит прямо сейчас. Наблюдает, как она достаёт упаковку яиц, ставя их на столешницу. Шарится по ящикам в поисках сковороды и находит в самом низу. Но не наклоняется так вызывающе, как той ночью, когда они пили вместе. Присаживается на корточки, с грохотом выуживая сковородку. Пока яйца пощёлкивают на раскалённой поверхности, Ёнсо изучает тостер, шурша в руках упаковкой хлеба. Хёнджину пофиг на то, что она ему приготовит: да хоть сырые белки в стакане подаст. Ему лишь бы она не шарахалась от него по всему дому и не смотрела так, будто он искалечил ей жизнь. Она такая сексуальная, подцепляя лопаткой готовую яичницу. Когда осторожно перекладывает готовое блюдо на белую тарелку, доставая которую ей пришлось привстать на цыпочки, стараясь дотянуться до шкафчика над раковиной. Тостер издаёт характерный звук, и два поджаренных треугольничка вылетают из него, а по кухне разносится приятный запах хлебной корочки. И кажется, что всё уже готово, но Ёнсо зачем-то достаёт из холодильника помидорки черри и огурцы, чтобы дополнить ими завтрак. Она не смотрит на Хёнджина, просто сосредоточенно исполняет обещание, данное Суа. Несмотря ни на что, ответственно подходит к делу, а могла ведь вообще не показываться Хёнджину на глаза, пока не съедет вовсе. Кстати, а она собирается съезжать? Она ничего не говорила, да и Джин не спрашивал. Он не уверен, что хочет вообще задавать этот вопрос, ведь вдруг ответ будет положительным. Всё готово, и Ёнсо тянется за кружкой, чтобы нажать на кофемашине кнопку «американо», а затем поставить перед Хёнджином желанный завтрак и свалить из этой чёртовой идеальной кухни, словно материлизовавшейся с рекламной брошюры мебельного магазина. Вот только Хёнджин не хочет её отпускать: придумает для неё ещё какое-то занятие, чтобы она побыла с ним тут подольше. Ёнсо уже собирается подставить кружку под кофемашину, как собачий лай нарушает тот хрупкий покой, что, казалось, наконец воцарил здесь. И идеальная белоснежная чашечка летит на кафельный пол, разлетаясь вдребезги на мелкие осколки прямо под босыми ногами Ёнсо. Доля секунды, и Хёнджин подрывается с места, а из горла вырывается громкое «уберите собак». И пока Ён растерянно глядит вниз, понимая, что из-за стеклянной росы под ногами ей некуда деться, Джин подхватывает её, усаживая на столешницу между кофемашиной и тарелкой с яичницей. Её талия такая хрупкая, что он почти может нащупать рёбра. Осторожно придерживает, словно она может соскользнуть обратно на пол, как пушинка, и пострадать. Он не хочет, чтобы она страдала. Хочет защитить, позаботиться. Осколки хрустят под подошвой спортивных кроссовок, но это не имеет никакого значения, когда Ёнсо вот так смотрит на него. Перепуганно и непонимающе. Так, что хочется притянуть её к себе, впиться в чуть приоткрытые губы, глотая её сдавленный удивлённый стон. Сорвать эту чёртову футболку, чтобы посмотреть, какое сейчас бельё на ней надето, ведь чёрное бра так и висит на горлышке бутылки в его комнате. Но Хёнджин лишь сдавленно сглатывает, чувствуя, как кровь приливает к паху от того, что Ён неловко напрягается, глядя на него в упор. Слишком близко её лицо, слишком обжигающе её голые колени касаются его бёдер, слишком невинным взглядом она заглядывает в его глаза. Это всё слишком, чтобы он не терялся от одной мысли, что эта девчонка волей случая оказалась у него в доме, возвращая чувства, с которыми он уже давно попрощался. Сколько бы у него не было девушек, сколько бы красоток не стонали его имя в разных уголках земного шара — ни к одной из них он не испытывал такого. Ни за одной хвостиком не ходил, ни за одну не переживал и ни к одной не пытался заглушить чувства выпивкой и случайными связями. За те годы, что его карьера шла в гору, он перепробовал всё: от проституток до наркоты. Но ничто так не манило, как эта проклятая Ким Ёнсо, стоящая под его забором неделю назад. Такая обычная, что ли. Совсем непривычная ему. Хёнджин бы мог сказать, что она не такая как все, вот только это он не такой. Поэтому и видит в ней то, чего сам лишился когда-то. Нет в нём больше той простой красоты, нет лёгкости и безмятежности. Каждую ночь глушит одиночество либо беспорядочными связями, либо крепким алкоголем. Хёнджин уже и не помнит, когда ходил на свидание с девушкой просто, потому что она ему, чёрт возьми, нравилась. А не потому, что хотел переспать или получить от неё выгоду. Ведь за всеми этими многочисленными походами в рестораны, клубы, на кинопремьеры — за всем стоят деньги. Либо те, за которыми охотятся все эти красотки, желая искупаться в лучах его славы — ухватить глоток роскоши. Либо за которыми охотится он сам — многомиллионные контракты от киностудий, предложения в съёмках шоу и сотрудничество с известными модными брендами. Он всегда на виду — двадцать пять часов в сутки. Никакой искренности, никакой дружбы и никакой любви — только деньги, которые приносят ему или приносит он. Все эти картонные улыбки, которыми одаривают друг друга звёзды при встрече, вся эта услужливость, чтобы облизать чей-то зад — поперёк в горле стоит. И Хёнджин уже не помнит, как бывает по-другому. Тупо не помнит, каково это — подойти на улице к понравившейся девушке, желая познакомиться, а в ответ получить отказ. Ему никто не отказывает — это он поимел всех, кого только мог. А эта девчонка — другая. Ей от него ничего не нужно. Она искренняя в своей неприязни к нему, и это сводит Хёнджина с ума. Ломает привычную картину мира, желая усмирить Ким Ёнсо. Он хочет, чтобы она его любила — просто жаждет этого. Да она этим своим презрением до сумасшествия доводит, а он ничего сделать не может. …не может сопротивляться желанию заполучить её. Будто, если она будет с ним, то Джин сможет почувствовать себя обычным. …таким, как прежде. Длинные пальцы чуть скользят по хлопковой ткани футболки, а к горлу Ёнсо подбирается хваткая лоза оцепенения, что лишает способностей говорить, мыслить, думать. Она теперь может лишь чувствовать, как он медленно ведёт рукой по её талии, оглаживая и запуская волны, с которыми мурашки расползаются по пояснице. Стой она сейчас на ногах, то подкосились бы колени. Но она сидит на высокой столешнице, что теперь лицо Хёнджина практически с её на одном уровне. И деться больше некуда — можно лишь смотреть в частички голубого неба, в очередной раз понимая, почему она так боится близости с ним. Он красив — до чёртиков — особенно в жизни, особенно вблизи. И Ёнсо не в силах оторвать взгляд от родинки под левым глазом, которую приметила в их первую встречу на кухне: точно так же — нос к носу. Тогда она тоже испугалась собак. Вжалась в него, ища защиты — пытаясь спастись. А сейчас он сам защищает её: и от собак, и от осколков, которые чуть не испещрили бледные ступни алыми капельками. Стоило сделать ей неверный шаг, стоило оступиться — они бы причинили ей боль. И Ёнсо смотрит сейчас на Хван Хёнджина так, словно он единственное её спасение в этом мире. Как будто он никогда не станет тем, кто сможет ей навредить. …не причинит боль. — У тебя теперь веснушки, — произносит он, всё ещё не отнимая рук, которые уже медленно и едва заметно сползают на бёдра. — Наверное, — отстранённо отвечает она, не имея ни малейшего понятия: были ли они у неё раньше или появились из-за палящего калифорнийского солнца. — В нашу первую встречу их не было. — Ты обратил внимание? — с трудом сглатывает, понимая, что ещё чуть-чуть, и хёнджиновы пальцы сожмут её бёдра там, где его рук вообще быть не должно. — Я сразу обратил на тебя внимание. И как только Ёнсо могла докатиться до такого? Стоит Хёнджину лишь заговорить с ней, как её рассудок мгновенно улетучивается. Внизу живота всё скручивает, утягивая куда-то ещё ниже. Чёрт, если он продолжит это делать, то она просто сойдёт с ума. Ён знает, что если хоть на миллиметр подастся вперёд, то Хёнджин больше медлить не будет. Краем глаза видит, как тяжело вздымается его кадык при каждом вздохе — из последних сил себя сдерживает. Видимо, даёт ей шанс выйти сухой из воды. Вот только она уже давно промокла. Смотреть так испытывающе — это преступление. Проводить пальцами по её домашним шортам — это преступление. Источать аромат липовых цветов — самое страшное преступление. Почему она сейчас не думает о том, что видела его вчера с двумя девицами, с которыми Хёнджин выходил из спальни? Почему не вспоминает о том, как Меган убивалась из-за него, присосавшись к горлышку дорогущего шампанского, пока он сам сосался с топ-моделью? Почему все эти сплетни о его похождениях, которые каждый Божий день Эшли смотрит в закусочной, сейчас не имеют значения? Неужели Ён настолько хочется почувствовать себя особенной, раз она прощает ему всё, чтобы он не сделал? Немыслимо, сумасшедше и безрассудно. Так безрассудно влюбиться в знаменитость, о которой только ленивый не знает. Оказаться в его доме, в его поле зрения, в его объятиях. Смотреть на него сейчас, желая уже полной грудью вдохнуть аромат липового кондиционера, чтобы задохнуться. — Я слышал шум, — раздаётся голос Сынмина в коридоре, и Ёнсо практически стонет, когда Хёнджин отстраняется от неё, срывая эту тонкую вуаль, которой они были укрыты от всего мира секундой ранее. Джин тянется к верхнему шкафчику слева от Ёнсо, доставая из него новую чашку, и подставляет её в кофемашину, по привычке нажимая «двойной эспрессо» вместо «американо». — Чашка разбилась, — обыденно произносит он, повышая голос, чтобы заглушить шум кофейных зёрен в мельнице. — Можешь прибрать? А то Ёнсо чуть не поранилась. Сынмин только сейчас появляется в кухне, глядя на абсолютно спокойного Хёнджина, который уже стоит перед кофемашиной, гипнотизируя тёмную струйку эспрессо, которой заполняется чашка. Ёнсо неловко поджимает ноги, елозя на гладкой кухонной столешнице. — Стойте, где стоите, — выставляет руку Сынмин и тут же удаляется на поиски веника. Запах кофе теперь перебивает все остальные, и Ёнсо неловко смотрит вниз на кафель, где поблёскивают острые осколки. Лучи солнца наконец-то пробиваются сквозь тучи, проникая на главную кухню сквозь панорамные окна. Капли на листьях в саду переливаются, словно бриллианты, и уже к полудню в Беверли Хиллз не останется и следа дождевой влаги. — Позавтракаю в спальне, — всё так же спокойно говорит Хёнджин, забирая чашку с дымящимся напитком. И Ёнсо с опаской следит, как уголки его губ чуть дёргаются вверх и тут же падают, как только Сынмин возвращается на кухню с высокой метлой и совком. Хёнджин выжидает, пока Сынмин сгребёт в кучку осколки, и проходит к тарелке с остывающим завтраком, а Ёнсо виновато отводит взгляд в сторону, до сих пор чувствуя прикосновения изящных пальцев на своих бёдрах. И краснеет, словно все присутствующие в комнате знают о том, что в её голове творится сущий хаос. — А где Суа? — интересуется Сынмин, когда Джин исчезает в дверях кухни с чашкой эспрессо и тарелкой, на которую Ёнсо так аккуратно выкладывала нарезанные овощи рядом с яичницей и тостами. — Она ночью ушла куда-то, — без задней мысли отвечает Ёнсо, наблюдая, как Сынмин загребает метёлкой мусор в совок. — Ночью? — удивляется он, выпрямляясь. — Не сказала куда? — Сказала, что это меня не касается, — пожимает плечами Ён. — Мне показалось, что на свидание. — Сынмин заметно выделяет скулы, и Ёнсо понимает, что, кажется, могла сейчас сболтнуть лишнего. — Может, и не свидание, — пытается как-то смягчить напряжение. — Просто сказала, что вернётся поздно и попросила подменить её утром. — Ясно, — небрежно бросает Сынмин после небольшой паузы. Открывает один из нижних ящиков, где стоит мусорное ведро, и с треском высыпает осколки из совка. — Ты не поранилась? — окидывает внимательным взглядом босые ступни Ёнсо, и она непроизвольно поджимает пальцы на ногах. — Всё в порядке, — спрыгивает на пол, поправляя подол длинной футболки. — Хорошего дня, — приветливо улыбается и спешит поскорее вернуться в их с Суа спальню, боясь, что опять столкнётся с Хёнджином на первом этаже.

☆☆☆

Мысли путаются, а из рук всё валится, но Ёнсо продолжает собираться на свою смену в закусочной, ища по всей комнате кеды, которые зашвырнула вчера куда-то, пока раздевалась перед Хёнджином. …раздевалась. …перед Хёнджином. Самое необдуманное, что она только могла сделать, она сделала. И теперь скомканные топик и мини-юбка, что небрежно валяются на её чемодане поверх куртки Ли Ноу, напоминают об этом. Куртку бы тоже стоило вернуть. Вчера Ёнсо и собиралась это сделать, вот только слишком уж увлеклась. Да, она слишком увлеклась Хван Хёнджином. В конце концов, она скоро отсюда съедет, а значит и Хёнджин исчезнет из её жизни. Вряд ли же он будет её искать или уговаривать остаться. Скорее всего, он даже не заметит её отсутствия. Хотя сегодня — в её присутствии — он вёл себя так, будто ему действительно не всё равно. Он ведь тоже мог пораниться: стоял там на осколках, которые с лёгкостью могли прорезать сетчатый кроссовок. А то, каким тоном он приказал убрать собак — именно приказал — удивило Ёнсо. Эта фраза и этот голос до сих пор звенят в ушах, пока Ён наклоняется под кровать, чтобы поискать там кеды. Тот Хёнджин, что усаживает её на столешницу, и тот, на которого Эшли каждый день любуется по телевизору — разные люди. Они выглядят одинаково: те же отросшие угольные волосы, та же гладкая кожа, та же родинка под левым глазом. Но через жидкокристаллический экран нельзя узнать, какой же Хван Хёнджин на самом деле. Можно посмотреть ему в глаза, но нельзя заглянуть в сердце. А Ёнсо кажется, будто ей это сегодня удалось. От одной мысли о васильковых радужках, в которых на долю секунды мелькнуло беспокойство, Ён думает каждую секунду, как вышла с этой проклятой кухни. Такой белоснежной и идеальной, вылизанной до блеска, что аж не по себе было. Пока Сынмин убирал осколки, она заметила на кафеле небольшой скол, который образовался от падения кружки. Что ж, теперь эта кухня не такая идеальная. Теперь она хотя бы выглядит немного живой. Ёнсо просовывает руку под кровать, выуживая оттуда один кроссовок. Как она сразу не догадалась тут посмотреть? Столько времени впустую потратила. Тянется за вторым, но пальцы нащупывают лишь картонную коробку, которую Ёнсо приходится вытащить, чтобы добраться до второго ботинка, который каким-то образом улетел к дальней стене. Видать, Ён всё же была очень зла, раз смогла зашвырнуть его так глубоко. Она уже собирается задвинуть коробку на место, как в глаза бросается уже знакомое имя «Джимми Чу». Даже будучи пьяной, Меган бубнила о том, чтобы её Джимми Чу были в порядке — семьсот с чем-то долларов на дороге не валяются. Увидеть такую дорогую вещь в комнате прислуги — странно. За дверью раздаётся постукивание каблуков, и Ёнсо тут же возвращает коробку обратно под кровать, отползая в сторону и делая вид, что зашнуровывает только что найденные кеды. — Я так устала, — Суа со стоном открывает двери спальни, и Ёнсо отчего-то вздрагивает, как будто чувствует, что сунула нос не в своё дело. — Как прошёл завтрак? Он опять вафли заказал? — сбрасывает высокие туфли, и Ён подмечает, что на внутренней стороне подошвы тоже красуется серебряная надпись «Джимми Чу». Но в коробке явно было что-то ещё — может, ещё одна пара? Суа небрежно швыряет сумку на незаправленную кровать и сама же плюхается сверху, утыкаясь носом в подушку. — Он яичницу попросил, — отвечает Ёнсо, затягивая шнурки на втором ботинке. — И тосты. — Серьёзно? — она удивлённо поворачивает голову на племянницу, а затем уже полностью перекатывается на бок, подпирая висок рукой. — Давно он ничего такого не просил. Чаще вафли или панкейки. Как-то попросил круассаны, я чуть не взорвалась, потому что он мог сказать заранее и я бы заказала их в пекарне. А так пришлось гуглить рецепт, хорошо, что там не особо много ингредиентов надо… — она всё тараторит и тараторит о вкусовых предпочтениях Хван Хёнджина и как он любит потрепать нервишки со своим «хочу то, не знаю что». Но Ёнсо лишь участливо кивает, а сама прикидывает, стоит ли спрашивать про туфли и сумку, стоимость которой Алексис вчера оценила как «кого ограбила». Может, всё же это и не поддельные вещи. Но тогда, откуда у Суа на них деньги? — Если он такой противный, тогда почему ты здесь работаешь? — интересуется Ёнсо, когда рассказ Суа доходит до пункта «а когда у него жуткое похмелье». — Это не пыльная работа, как бы странно ни звучало, — хихикает Суа, будто ей и правда все эти выходки Хёнджина не доставляют никакого дискомфорта. — Живёшь себе в роскоши. Еда включена, жильё — тоже. Выходные в те дни, когда пожелаешь. Только заранее согласовывай. Его ведь часто здесь вообще не бывает. Это редкость, что Хван почти каждый день в особняке тусуется. Да, когда Ён только переступила за кованые ворота роскошной усадьбы на Кэролвуд Драйв, то Суа сказала, что они с хозяином дома вообще могут не пересечься. А Ёнсо с ним практически каждый день сталкивается — иногда даже ближе, чем хотелось бы. А в те дни, когда он не появляется дома, Эшли сполна компенсирует его отсутствие очередными звёздными сплетнями по телику. Но лучше бы Хёнджин опять поскорее уехал на очередные съёмки. Так точно будет проще для всех — Ёнсо уж точно полегчает. Когда его нет рядом, то и она практически не думает о нём. Но стоит Хёнджину хоть на долю секунды попасть в её поле зрения — сказать пару слов, посмотреть в глаза, чуть дотронуться до неё — крышу сносит капитально. Всё это так неправильно, и Ёнсо в очередной раз ругает себя за слабость, ведь рядом с ним она чувствует себя слабой — за то, что не может сопротивляться его чарам. И если прежде она ещё списывала это всё на случайные совпадения, банальную вежливость и крепкий алкоголь, то сегодняшнее утро перечеркнуло всё. Как он смотрел на неё, как говорил и как трогал. Господи, стоит ей только вспомнить о том, что было там на кухне часом ранее, как снова мурашки бегут по бёдрам, воссоздавая фантомные прикосновения. Ей точно стоит уже прийти в себя. Одуматься и смириться, что чудес не бывает. Даже если она ему — вдруг — нравится, то это лишь игра. Ёнсо для него очередная игрушка, которую Хёнджин выбросит, как только она ему надоест. Ён нужно бежать от него, пока не поздно. …или уже поздно? — Но ты ведь закончила университет. Неужели так и не нашла нормальную работу? — Ён действительно не понимает, зачем Суа работает здесь. В их семье она всегда была гордостью, которая уехала в заветные Соединённые Штаты, став той самой родственницей, которая приезжает раз в год, хвастается прекрасной жизнью и снова исчезает. Прекрасная жизнь на деле оказалась не такой уж и замечательной. Хотя, глядя на Суа, Ёнсо не может утверждать, что тёте здесь плохо. Например, на столе в объятиях Феликса Ли ей было очень даже хорошо. Может, это он задаривает её дорогими подарками? Тогда вопрос бы рассосался сам собой. Интересно, Феликс играет с Суа точно так же, как Хёнджин пытается играть с Ёнсо? Вон, час назад она тоже оказалась на столе в его объятиях. Правда без чужого члена в… — Меня всё устраивает, Ёнсо, — уже без усмешки отвечает Суа. — Не нужно сейчас учить меня жизни. Не доросла ещё. — Мама с бабушкой волнуются за тебя, — признаётся она. — Ты не говоришь им о работе, и они переживают, что ты могла ввязаться в какие-то неприятности. Суа молчит. Отстранённо смотрит куда-то на уровне коленей Ёнсо, будто обдумывает её слова. Но затем резко поднимает на племянницу взгляд: — Я с ними разберусь, ты-то теперь видишь, что у меня всё прекрасно? — Да, — нерешительно тянет Ён, будучи ещё не до конца уверенной в благополучии родной тёти. И всё же, работа горничной — это не та американская мечта за которой люди приезжают на этот континент. Но если Суа утверждает, что у неё всё прекрасно, то ладно. — Сынмин удивился, что ты не ночевала дома, — переводит тему Ёнсо, подходя к столу, с которого берёт расчёску для волос. — Зачем ты ему сказала? — хмурится Суа, наблюдая, как племянница расчёсывает волосы, аккуратно распутывая спутавшиеся пряди. — Он убирал осколки и поинтересовался, почему завтрак готовила я, а не ты, — обыденно отвечает она, возвращая расчёску на место, а другой рукой небрежно заправляя волосы с левой стороны за ухо. — Осколки? Ты уже успела накосячить? — Кружку разбила, пустяки, — отмахивается она, забирая со спинки стула свой рюкзак, в который заранее переложила вещи из сумочки, чтобы не спалиться, что одалживала её. И судя по тому, что она, похоже, не из дешёвых, уберегла себя от ещё одного потока нотаций Суа. — Ага, — фыркает она. — А потом выяснится, что эта чашка стоила половину почки, и он вычтет это из моей зарплаты. — Не вычтет, — и что-то подсказывает Ёнсо, что она права. — Посмотрим, он тот ещё уёбок. — Ну, не всем же быть идеальными, — выпаливает Ён и понимает, что лучше бы промолчала. — Знаешь, с этой милой мордашкой тебе не идёт сарказм, — ехидничает Суа. — Ну, прости, — пожимает плечами. — Когда ты уже съедешь? — Суа впервые поднимает эту тему, и Ёнсо чувствует неприятный укол под рёбрами. Ей казалось, что уж Суа-то будет к ней благосклоннее. — Скоро, не переживай. Совсем скоро твоя королевская спальня будет снова в твоём распоряжении, — закатывает глаза Ён. — Я уже почти забыла, какой ты бываешь засранкой, — усмехается Суа и снова опускает голову на подушку. — Иди уже на свою работу, а я посплю пару часиков. А то вдруг Мегера опять вечером придёт. Мне нужны силы, чтобы вынести её ублюдские просьбы.