Мы все тут мертвы.

      Первую ночь у водоёма, куда отправился автомобиль, да там же и потонул, Кольцов проводит совершенно случайно.       Он не понимает, как его сюда привели его же ноги, которые, по идее, слушаться его должны, подчиняться ему полностью, как их полноправному хозяину. Просто шёл. Куда? Зачем? В голове пустота. Около этого места его не было… Неделю? Месяц? А может и вовсе год. Счёт времени он уже давно потерял, преимущественно дома его проводя, с Аришкой совокупляясь. Ведьма высосала из него желание жить до дна, напоследок облизав аккуратные пальчики и молодясь, казалось, ещё больше. Теперь Максим просто существует, влоча своё тело по земле в поисках… Чего-то. Он молча на ветхом пирсе сидит, но ноги свесить в воду не решается. После всего увиденного, вероятность быть утащенным на дно какой-то тварью проклятой не казалась такой уж ничтожной.       — Максимка. А, Максимка. Глянь на меня, — названный взгляд светлых-светлых глаз от водной глади отрывает через силу, тупым взглядом смотря на источник звука, — Привет. А я скучал.       Холодные пальцы с лица удивлённого кудри длинные убирают, открывая обзор на их владельца. Тварь улыбается так мягко-мягко, будто жизни в нём куда больше, чем в собеседнике. Хотя, скорее всего, так оно и было. Бывший журналист слегка осунулся, былую смуглость потерял, став бледным, как самая настоящая поганка, которую он бы сейчас с радостью отведал, чтоб не мучаться больше. Не хочет умирать, но и жить таким образом невыносимо. Впервые за долгое время выбрался хоть куда-то, пусть это «где-то» находилось всё также в Топях, а его уже ждал неприятный сюрприз. Мёртвый друг. Или не друг. Так и не понял, кто они, но знакомыми были уж точно.       Кольцов столбенеет, аки статуя садовая, стоящая где-то в резиденции очередного депутатишки, мимо которой дети проходят, да пальцем тычут, бросая смешки, мол «зырь, писюн». Кажется, больше, чем он есть, побледнеть было нельзя. Оказалось, что можно. Теперь точно на статую похож даже больше, чем сама абстрактная статуя на себя.       — Ну, ты чего? Мертвеца увидел? Мы все тут мертвы, — на губах его всё та же мягкая, даже, можно сказать, нежная улыбка. А вот Денис почти не изменился, да вот волосы и тело у него мокрые, на вид скользкие, отдающие холодом реки, на лбу красуется незатянувшаяся рана, а губы, оттенок которых лишь слегка приближен к цвету нежных лепестков лесной незабудки, синие. Кажется, Кольцов какие-то такие цветы по пути видел краем глаза, но внимания особо не обратил. Нет, цвет не похож, а если сходства и имеет, то лишь отдалённые, только вот мёртвыми губы быть от этого не перестают.       Жилец упорно молчит. Даже тогда, когда скользкая (его догадки подтвердились) ладонь на челюсть колючую ему ложится, большим пальцем поглаживает щёку щетинистую. С любовью, лаской притворными. Тварь машинально облизывается, невольно выдавая свои намерения. Сожрать полностью. Проглотить, как анаконда свою жертву, целиком, оставив от неё лишь слабое напоминание.       — Так и будем в молчанку играть? Может, скажешь мне что-нибудь? — эти слова действуют, как команда «отомри» для играющих в ту детскую игру с пантомимами, спасающая конечности от того, чтобы окончательно и бесповоротно затечь. Кольцов с места поднимается, сразу же на бег срываясь, стремительно удаляется глубже в лес. На затылке чувствуется липкий холод немигающего взгляда с недовольством явным, если не с ненавистью жгучей. Ещё немного, и в черепе бывшего сотрудника интернет-газеты Моська.ru появится лишняя дыра, грозаящаяся стать для него фатальной. Может, оно было бы и к лучшему.       Останавливается лишь тогда, когда к яме выбегает, во второй раз чуть туда рыбкой не ныряя. Отдышаться пытается, в себя прийти. Оседает на землю, пачкает ей спортивки потрёпанные, грубые ладони. В голове рождается мысль. Казалось бы, первая, за всё то время, пока он существует после того дня, окончательно перечеркнувшее его предыдущую жизнь. А жив ли он сейчас?       Жив. Над ухом противно звенит крылышками комар, несколько собратьев которого успели руки и шею незадачливого любителя природы облепить. Максим в себя окончательно приходит, отбиваясь от кровожадных существ. Смачно выругавшись, он плетётся к селу. Достаточно с него приключений. Не в том положении, чтобы забеги устраивать. Нет сил. Нет жизненной энергии.

***

      В темноте не видно почти ничего, кроме чисто символических очертаний объектов впереди. Но вот, в дали видится свет. Кольцова он притягивает, как мотылька. Такого, который тенью своей пугает, когда мимо фонарного столба ночью проходишь, а он страшную тень на асфальт отбрасывает. Впереди церковь. В голове журналиста зреет план.