***
— Гарри, ты так и будешь общаться с чашкой? Ты там сквозное зеркало спрятал? — А, э… Герм, прости. — Вообще-то мы на моем перекусе, у меня десять минут, и, в отличие от вас, Авроров, мой рабочий день продолжается еще два с половиной часа, — ворчит Гермиона Грейнджер, секретарь министра безопасности волшебного мира, — Так что выкладывай, что у вас опять стряслось. Гарри и сам не заметил, как под «вас», «вы», «вам» все вокруг стали подразумевать Гарри и Драко. — Ничего необычного. Произошел «Обычный Малфой», вот и все. — «Обычный Малфой» либо происходит каждый день, либо не происходил вот уже шесть лет. Раз ты в этом месте, наедине со мной, ты дуешься, что он не взял тебя с собой, потому что вы достаточно провели время вместе. Я права? Гарри отвел взгляд, заинтересовавшись постером первой магической английской газеты в рамочке на стене кафе. — Он все еще сильно зависит от родителей и общественного мнения, Гарри, ты знаешь. Ни конец службы, ни новые законы, над которыми мне приходится сидеть ночами, не исправят сложившейся ситуации еще очень и очень долго. Разве что новая Магическая война, да простит меня здравый смысл. — Я знаю. Пора бы ему уже оторваться от маминой юбки и папиного сюртука и перестать выискивать свое имя в газетах. Ничего кроме ОКР и нервного тика он в них не найдет. — Не вижу никаких мотивов, Гарри. — М? — Видишь ли, он не получает за свой труд столько же, сколько ты, - Гарри не может себе помочь не цокнуть на слове "труд" в отношении Малфоя, - Да, он работает с тобой в одном кабинете, но только вспомни, почему? — Потому что подозрительный, - хмуро бурчит Гарри. — И все еще отбывает повинность. Сколько бы апелляций мы не подавали..., - с сожалением, говорит Гермиона, - И потом, вспомни те журналы, освободившие целую колонку для вас с Малфоем. "Гарри и реабилитирующийся пожиратель отмечают закрытие громкого дела Бейбриджа", "Тройное свидание: Гарри Поттер, Драко Малфой и Гигантский Медведь". Он сейчас ютится в квартирке в магловском Лондоне, довольствуется скудными процентами с накопительных счетов, врет родителям, что работает по воскресеньям, чтобы не слушать их нотаций и избежать соблазна взять денег в долг. Один он не жилец в волшебном мире, его вычислят. Желающих свести счеты за темное прошлое все еще так же много, как и ревностных фанатов Гарри Поттера. В его случае это значит, что показываться с тобой вне формальных отношений - подвергать себя опасности. — Я понимаю. — Я верю, - прерывает его Гермиона движением руки, - он бы сделал это уже давно— дистанцировался от родителей и общественности, окажись у него жизненная опора. — Что ты имеешь в виду? Легкий порыв ветра наводит ворох в и без того сомнительной укладке Гермионы Грейнджер. Это патронус чайки врывается в зал людной кафешки, унеся с собой любые идеи девушки в ответ другу. Даже не дождавшись, пока птица долетит, она вскакивает с места, делая виноватое лицо, пока перебрасывает через себя увесистую сумочку. — Я могу дать ему сколько угодно денег, чтобы не просить у родителей. Могу перетереть с Шеклботом, могу, если надо, договориться со Скиттер — все это он слышал от меня тысячу раз. Что ему надо? — Человек рядом. — Что? Чт-… Я рядом! — Разберитесь в своих отношениях. — Каких отношениях? — Мерлин. Плохо говорить такое, но Рон ужасно на тебя влияет. Начни с себя, Гарри, хорошо? Она уходит. — Отлично, просто отлично, — бубнит про себя Гарри, кромсая свой неаппетитный банановый чизкейк, пока провожает подругу взглядом. Вечером он попросит Кричера приготовить такой же, а пока у него совсем не лезет кусок в горло, и он решает попросить счет. Встав из-за стола, он мимолетом цепляет оставленную Гермионой корреспонденцию. «ЛЬВЫ: сегодня ведущие характеристики вашего знака решают вашу судьбу.»***
— Кричи, подай мне вторую порцию, пожалуйста. Как хорошо, думает Гарри Поттер в своем каминном кресле под цветастым пледом, что его нет рядом с Драко Малфоем. Два «взрослых» фильма, взятых еще на той неделе в DVD-прокате на задворках магловского Чайна-Тауна, давно его ждут. Не то, что Хорек. Последний секс был у Гарри более полугода назад в ночном магловском клубе. Не изменяя привычкам, он разглядывал рыжую длинноногую красавицу за баром, что очень скоро пригласила его в кабинку. Там ему отдрочили, и что-то еще. Она жаловалась, что угол неудобный, что у нее болит рука, и чтобы Поттер кончал уже побыстрее. А потом она попросила денег. Гарри и не знал, что кого-то снимает! К счастью, у него нашлось пятьдесят фунтов, магла скривилась как от созерцания рвоты и поспешила удалиться. Хуже было только увидеть гадкую ухмылочку Захарии Смита за дальним столиком. Что знает Смит — знает весь Аврорат. Что знает весь Аврорат, его напарник классифицирует как нечистоты водостоков Сенны; как самую въевшуюся подногтевую грязь. Повезет, если им подкинут выездное дело. Иначе Гарри устанет искать презрение в каждой мелочи — в стуке ногтей о столешницу, в томных вздохах после 17:00, или в предложении самому сходить до пекарни, принести кофе. Сразу же покинув клуб, он снова думал о Малфое. Приходилось ли ему снимать кого-то? Навряд ли ему это интересно. Скорее, любитель списков и диаграмм устал вычеркивать желающих из стоп-листов на свое сиятельное внимание. Наверное, именно для сокращения этого списка и нужны те три-четыре «выходных» от Гарри Поттера, школьного врага, коллеги, друга и источника грязных слухов. Отлично, что они не вместе! Что им делать вместе? У Малфоя своя атмосфера. Как на Марсе — такая же неоднородная. Это: кафешки с дрип-кофе и глубокие лаунджи, бары, куда пускают по чистоте крови (а также тяжести влияния и толщине кошелька), бесконечное казино ради чистого азарта, светские рауты — выхолощенные и пуританские, матчи квиддича — шумные, вечно воняющие пиротехникой и стрит-фудом. Везде и всюду дорого и богемно. Везде и всюду курево. И ставки. Денежные и нет. На комбинацию, на выигрыш команд, на лошадей. Сама концепция ставок для Малфоя — жизненный приоритет. Он наблюдает и калькулирует как живая машина. В такие моменты кажется, в нем нет души, и когда Гарри тянет его за локоть, отводя от очередного толстого папика, заинтересовавшегося его сосредоточенным ангельским личиком, неявно тронутым пороком — каким, Гарри еще не понял, наверное, алчности, Драко отмахивается и удваивает. Мерлин, ему осточертело быть постоянным свидетелем сальных взглядов в сторону своего напарника. А иногда и охранником его целомудрия. Не так он мечтал прожить свою жизнь. Так что да - хорошо, просто замечательно, что его нет сегодня рядом. Он не выдержит всех этих тычков, случайных прикосновений и недвусмысленных шепотков. Не тогда, когда он знает, что его напарник — гей. Он до сих пор чертовски ревнует его к каждой протянутой зажигалке. О глянец журнального столика стукается плотный конвертик. Гарри с закрытыми глазами узнает, что это Малфоева сипуха и его 9×12 «саше» — так Гарри называет его письма, всегда пахнущие свежо — вроде эвкалипта или лаванды, и немного — его сигаретами — с аккуратным почерком человека, не обремененного бюрократской волокитой. Он улыбается. — В отдельную тарелку, Крич! И чай. С чабрецом с…эм, с каплей меда. — У Гарри Поттера, населяющего славный дом хозяев Блэк, гости, сэр? — скрипит домовик неблагодушно. — Нет. Не особо, но тебе понравится. Этот чистокровный болван вот-вот ворвется. По крайней мере патронус белого хоря, ворвавшийся вслед за сипухой, невнятно известил их об этом. — Но мастер Гарри Поттер, мистер Малфой… — Чабрец. Ложка меда, — безапелляционно диктует он. Мед Драко ненавидит. Гарри вдруг задается вопросом, какой патронус у Нотта, ему просто жизненно необходимо это узнать, пока он убирает чьи-то волосы с гобеленовых подушек и быстро смахивает крошки со стола. Он думает, чем занять себя до понедельника, чтобы не спросить напарника об этом в лоб, как бы не забыть снять фартук в перчики и успеть надеть хоть что-то под него. Внезапно, камин озаряет зеленая вспышка. — Ого. Вы тут чем с домовиком занимаетесь? — оглядывает его Хорек с ног до головы с наглой ухмылочкой, — Я видел фильмы для взрослых волшебников, которые начинались так же. О Мерлин, эти перчики мне не развидеть. Гарри шипит, наспех натягивает первую попавшуюся футболку прямо на фартук, а его снимает через футболку снизу, развязав ленты на шее. — Да. Кого волнует вообще такая вещь, как личная жизнь хозяина дома, которого собираешься посетить в десятом часу вечера. У меня ведь ее нет. — Твоя личная жизнь — я. Не ной, Поттер. — Он кончает махать перед ним газетой с их фото на развороте, в намерении убрать, и бесцеремонно плюхается в каминное кресло, общепризнанным «его», — О, Кричер, дивный чизкейк! Каждые выходные нокаутируешь поджелудочную хозяина, так он тебя достал? Хрупкие руки домовика и без того содрогающиеся, сейчас тряслись в благоговении, пока он ставил латунную тарелочку на кофейный столик. — Мастер любит, господин Малфой. Надеюсь, и вас немного порадует десерт. Кричер помогал, - пролебезил он, — А вот напиток — целиком и полностью его инициатива, — скривился домовик, кивнув в сторону своего хозяина. — Сладкое портит кожу, Кричи. Хотя…забудь. — Чего ты притащился? — перебил их любезничество Гарри. — У, как грубо. Ну, раз так, то слушай, — говорит он, закинув в рот целую ложку кулинарного изделия, которое стоило Гарри трех часов свободного вечера, и никак не прокомментировал, — Мы слегка опоздали, потому что кто-то искал свои влажные мечты в ящиках для канцелярии слишком долго — да, это ты, Поттер, — и ничего не потеряли (в отличии от, может быть, снова тебя). Шел дождь. Ветер. Короче, погода — фу. Играли скучно, рядовой товарищеский матч для галочки. Ожидаемо, Пэддл трахнули Торнадос. Трахнули жопой, как и всегда. Ну, ты знаешь, они получают массу удовольствия от этого процесса. О Мерлин и озерная фея. Когда эта фразочка ворвалась в лексикон Драко Малфоя, она служила основной уликой в деле о гейскости Драко по версии Гарри. И до конца этого рабочего вечера она продолжала быть таковой. Хотя весьма шатко было полагаться на одну единственную фразу. Среди компании анти-фанатов Пушек, состоящей по большей части из бывших слизеринцев, существовали настоящие дискуссии университетского масштаба о том, знают ли игроки команды о существовании у них члена и яиц, и могут ли они в теории начать трахать «другой стороной». — Воот. В общем, что дальше-то. А. Рон Уизли проиграл четы- — Рон был с вами?! — Да, а что? Сам нас нашел на трибунах. Ничего мы с твоим солнышком не сделали. Просто не купит жене сумку поприличней в этом месяце. Так ты хотел знать, почему я «притащился»? — пародирует его Драко. — Продолжай. — Рон потребовал угостить его пивом по этому поводу, но мы же не ограничились пустой тратой денег. Я что-то наплел Грейнджер. Блейз трансгрессировал нас в очередной бар какого-то своего знакомого и там втихомолку навел ему ерша. Затем ворвалась живая музыка, какой-то дикий фанк-квартет, полились шоты и пинты стаута, но я, тем не менее, много не пил - от гремучей смеси Огдена и имбирного эля меня здорово замутило. Я ушел. В лондонскую квартиру трансгрессировать опасно, у родителей лучше не появляться, а Астория … ну, ты сам в курсе, больше не вариант. — Итак, ты сразу мог бы сообщить, что пришел заблевать мне туалет. — Да и нет. Пусти переночевать, Поттер. — Почему не Нотт, или Забини? — У них свои обстоятельства. — Прекрасно, — взлохматил волосы Поттер, — Нет нужды говорить «располагайся», когда твои ноги свисают с подлокотника моего кресла. — Мне некуда их деть. У тебя дом обставлен для гоблинов, а у меня длинные ноги! — Гарри в который раз цокнул языком, засмотревшись на эти ноги. — Кроме того фу, боже, как можно это пить! Чай с чабрецом и...медом? — Что ж, гостей я не ждал. Чем богаты, тем и рады. — Домовик на кухне притворно кашляет. — Что ж, не моя чашка чая. Но тортиком угощусь. — отсалютировал он латунной тарелочкой и чокнулся с увесистой хозяйской кружкой, — И все равно ты лучший, Гарри Джеймс Поттер. Гарри передернуло. Они молчали, уткнувшись в свои тарелки, скобля металлом о металл. Гарри все подбивало спросить про Нотта, но он спросил о другом: — Ну и как, встретил своего великолепного красавчика? — Малфой смерил хозяина долгим наглым взглядом и ответил: — Глухо. Ноль. Зеро. Ни одного красавчика. — Гарри не понял, его выдох принес ему облегчение или укол в диафрагму. — Остались ты и Кричер. Кричера, само собой, мы исключаем, — Кричер буркнул что-то и загремел посудой, — Ну а ты…что ж тут скажешь, — Малфой повел плечами. — Что? — Что «что»? Что скажешь? У его гостя в глазах какие-то хитринки. Так его напарник делает, когда собирается действовать не по правилам: вылезти из засады и подвергнуть себя и отряд опасности, потому что так ему показалось единственно верным. Впрочем, всегда успешно, но дорого для кармана. Руководство наказывает за нарушение приказов. Опомнившись, что это гость и есть его напарник, Гарри заметался. — Забудь. — Если хочешь знать — я видел тебя без одежды пять раз, два из которых на пляже и три на заданиях. Не берем в расчет школьные годы в квиддичных раздевалках. Гарри ждал. Ждал терпеливо, ничем стараясь не выдать своей заинтересованности, пока Малфой окончит наконец пользоваться салфеткой и продолжит. — Мой вердикт — там все довольно сносно. По крайней мере я уважаю твое старание поддерживать форму. Не то, что Уизли с его пивным животом, — размахивает он десертной ложкой с остатками крема как дирижер. — Следи за языком. И ложечкой. Тебя пытаются откормить в этом доме, — вяло хохотнул Поттер, — Будешь дальше верить в гороскопы? — В которые пишет Лавгуд да. Они добрые, — вторит Драко. Гарри прыснул. Его гость зачистил тарелку и хлопнул по коленкам. — Ты планируешь сегодня смотреть в магловский вещательный ящик? — Не думал про это. — Я с тобой. — Сегодня пятница. Телевизор у нас по вторникам или средам. — Да ладно! Пятница! Не знал. Я тут моргнул у тебя в кресле, открыл глаза и ощутил вторник. Поттер, тебе не все ли равно? Это я ответственный за режим. — Драко встал и поплелся вперед Гарри в нужную комнату. Гарри тысячный раз повторяет себе не смотреть на задницу напарника в узких брюках, и все равно смотрит. — Ну, может быть, для просмотра телека я тебе и сгожусь, — буркнул Гарри. — Прости? — Пойдем, говорю. Поищем твоего сногсшибательного красавчика там, чтобы Лавгуд не схватила жалобу от твоего лица, — и опережает Драко, чтобы найти пульт. Они разместились на своем привычном месте в одной из спален, когда-то бывшей Джинни, а теперь оккупируемой Роном или Гермионой по очереди, когда они в ссоре. Эта очередность ночевок Уизли не мешает Драко Малфою брезговать здешней кроватью. Его вердикт: «Даже если бы на меня навели чары вечного сна, я бы вскочил, перестелил себе на коврике и заснул обратно». Эта спальня — обитель терракотового и кармин, имеет, как уже упоминалось, двухспальную кровать, ольховые открытые стеллажи, пару кресел-груш, на вид перезревших и мятых, и стандартный журнальный столик красного дерева. Про нее Драко обычно спрашивает «Как ты тут Уизли не теряешь»? Сейчас в ней нет пола — жуткая паркетная елочка перестилается на классическую английскую плитку, и оттого где-то содрана, где-то заложена газетами. Малфой оценил эту деталь как вполне удачный, но непрактичный лофт и плюхнулся на кресло-грушу, пока Гарри ищет, что посмотреть. Или на кого посмотреть. — Взгляни-ка на это. Не помню актера. Красавчик? — говорит он. — Слишком латинский. — отвечает Драко. — Вот, Том Круз. Просто Аполлон. — В том-то и дело, Аполлон. Он вообще эмоции выражает? Какой-то он кукольный. — Пирс Броснан. Староват, но солидный. — Это твой чай с чабрецом и медом. Не моя чашка чая. Переключай. — О, о, вот это! Ален Делон, просто идеал по версии женщин. Моя тетка Петунья от него в восторге. Как тебе? — Классный мужик, но какой-то прилизанный. — Боже, да ты сам всю жизнь прилизанный! — Гарри смотрит на его расстегнутую на две пуговицы сизо-васильковую рубашку и серые узкие брюки и не может вспомнить, чтобы видел их на работе. — Ты невозможен. — Неправда — первое. Второе — пожалуй, да. Пока все мимо. — Бред Питт — мне он не нравится, а тебе не знаю, как. Тебе нравится? — Нет. — Нет? Ричард Гир. По-моему, похож на какого-то пса. И, ох, эта рыжая актриса слишком хороша, чтобы смотреть это с тобой. — Он переключает, не видя, как брови Малфоя взмыли вверх. — Так, ну, тут какой-то мужик. Это реклама. В любом случае, неважно. О, а этот хорош. Это Ди Каприо. Нет? — Нет. — Во всяком случае это стекло мы смотреть не будем. Ох, бог мой, Джуд Лоу просто отвал всего, да? А Мэт Деймон тебе не понравится, он в очках. Хотя, может, и понравится. Но тебе надо знать — он убьет его веслом. Тут вот о, о-о-о, зацени Джонни Деппа, не правда ли, напоминает Тео Нотта? Вот еще Тео Нотт, только Киану Ривз. Классные очки. — Поттер. — Опять реклама. — С чего ты взял, что мне понравится Джонни Пивз и Киану Депп? — А тут теннис, но девчачий. Посмотрим, кто тут у них в судействе. Хмм…нет, совсем не то. — Эй, Поттер! — Что ж, впереди еще двадцать каналов с кино. Так а кто тебе по-вкусу? Тебе помоложе? Постарше? Блондины? Брюнеты? Латиносы не нравятся, а… — Успокойся, успокойся, Поттер! Поттер! — Что? — Тебе противно, что я гей? Потому что я, очевидно, он. — Нет! Как это меня касается? Поэтому нет. Малфой взвился, встал рядом с Гарри. — Слушай, я вообще-то слышал, что ты сказал в дверях. Хочешь поговорить об этом? — О чем? О чрезмерности четырех совместных вылазок в неделю? — Ты… Чего? — Ты считаешь, Малфой. - тычет он ему в грудь, - Ты до сих пор панически шарахаешься новостей о нас. Ты что, веришь в них так же, как в гороскопы? В слухи про нас с тобой? Ты стесняешься? — Мерлин спаси мою душу. Знаешь, уже и сам поверишь, что мы встречаемся, читая все это. Что мы, блять, самые голубые геи магической Британии, если вышли куда-то в очередной раз. Так что зачем провоцировать воспаленный мозг толпы? Зачем тебе такая слава? — взвинтился Драко, — Кроме этого, мне краснеть хуже гриффиндора перед родителями каждое, мать его, воскресенье! Это пиздец! Тебя, Поттер, навряд ли сватают родные, раз в месяц насильно устраивая самые неловкие рандеву, и боже мой, пытаются воспользоваться биоматериалом, чтобы зачать ребенка. — Что? Это ужасно! — Да, Поттер! Я даже уже не ночую в мэноре. Поэтому я, блять, тут, снова с тобой. — Так и вали к другим своим друзьям. Почему со мной? Жалеешь неудачника и холостяка? Денег ты не хочешь, значит, не из-за звания. — Да плевать, почему я тут. Я думал, это в твоих интересах, держаться от меня подальше. И вообще-то это ты тот, кто отказывается выходить со мной. Это ты мнешь титьки каждый раз, когда я зову тебя в максимально разношерстной компании. Это ты готов перерыть все свои ящики в вечер пятницы, лишь бы я свалил поскорее. — Что ты… И в этот момент патронус терьера, то есть, Рона Уизли, разумеется, подныривает между ними и вещает едва ли членораздельно: «Прости, брат, мы нажрались, и…смотрели повтор игры, и… Мерлин, я тут сначала проиграл, а теперь отыгрываюсь, и… Невозможно было заметить твой патронус — матч ничего, а вот Малфой ныл больше обычного, что ты не пошел, и…». И...что-то еще. — Ты ныл? — Гарри переводит взгляд на Малфоя. Малфой выглядит взлохмаченным и злым, — И как часто ты ноешь, что я не пошел? — Не важно, — огрызается он, — Хотя подождите-ка. Нет, это как раз прекрасная часть, чтобы продолжить. Как все было? Я предложил тебе Торнадос-Пэддл, ты снова начал воротить нос и запевать старую песню «о, шумно…», «о, я бы предпочел…». А теперь я выслушиваю вот это! — Но там шумно! И я бы предпочел… — Возьми меня за руку! — Какого хрена? Малфой хватает Гарри под локоть, за этим следует хлопок, и они трансгрессируют в Три Метлы, где двадцать пар глаз уставились на них сиюсекундно. — Всем здорово! Это мы, Гарри и Драко, просто пришли проведать, как у вас обстановка. Вроде тухляк, а ты как считаешь, Гарри? А Гарри не нравится. Пока! Щелчок. Вихрь, и они оказываются в лазурно-розовом мареве Мадам Паддифут. В нем занято шесть столиков, за двумя из которых дети с выпученными глазами тычут пальцем в Святого Поттера. — Приветик! Мы Гарри и Драко, помните? Мы тут учились неподалеку, лет шесть назад. Ничего не изменилось! А вообще мы искали гей-клуб. Мне надо — не Поттеру. Поттер у нас нормальный. Ничего такого в Хогсмиде не появилось? Нет? Ну ладно, бывайте. Младшему Дамблдору привет! Мгновение, и они у площади лондонского театра. Десятки, а то и сотни волшебников собрались на представление, смотреть как Бригелла обворовывает Панталоне. — Вау, вы все такие красивые, - кричит блондин, — Мы вот не очень, только что из дома. Автограф хотите? Гарри даст. Не даст? Ничего, мы много и долго работаем вместе. Я умею подделывать. Давайте подол своей мантии. Он расписывается на мантии рандомной девицы, и они мгновенно исчезают, чтобы появиться в каком-то люто декадансном клубе. Все кругом фиолетово-зелено-рыжее, и огромный канделябр на потолке грозится рухнуть от диких битов и раздавить толпу. — Как музыка? Вам тут нравится? — орет Драко, — Мы с Гарри закончили смену и хотим у вас оторваться. Есть портер? Португальский портвейн? Он любит. Он вообще такой затейник. Черт, Блейз… К ним приближается самый главный хищник в этом прайде — Забини. — Парни? Хээй! Давай к нам! — машет он длинными руками. За ним очумелый Уизли травит байки вечно ровному, как половая ламель, Теодору Нотту. С ними, кажется, Булстроуд. — Надо валить. Мгновение, и они больно ударяются задницами о массивную столешницу. Снова на журнальном столике. — Так вот, Гарри Поттер, если ты вдруг решил стать благосклонным ко мне, будет так. — Какого хрена ты устроил! Чего ты добился? «Затейник»? Блять. Ты сам себя слышал? Что на тебя нашло вообще? Как две акулы, делящие добычу им одним известную, они кружили по комнате. — Малфой, я хотел… Послушай, мне действительно не сдалось сидеть и наблюдать, как Блейз склеивает очередную бедняжку, кичится «семью тысячами питейных заведений Англии», которые открыли его друзья, или слушать про покерные комбинации. Я не играю в покер. Я каждый раз об этом говорю. И ты! Ты смолишь, не отрываясь от Теодора Нотта, бесконечно, мать его, дискутирующем о часе быка и часе тигра. — Медведя. — Хорька. Блять, Малфой. Ты выдыхаешь ему сигаретный дым в лицо, и он его принимает. — На бирже все курят. Это нервная работа. — Да мне плевать. Это выглядит по-гейски еще больше, чем мы с тобой, тащащие полутораметрового плюшевого медведя, или спрашивающие у Падифут столик на двоих, и тебя это не заботит. Ты отвлекаешься только чтобы спросить меня: «Ты как, еще ходишь, или уже нет?», «Как коктейли, Поттер?», «Домой пойдем?». Это как минимум унизительно! — Блять, это так выглядит? — Не знаю, как в твоем разумении, но это выглядит так. А потом ты провожаешь меня до дома от парка. Ты нервный и говоришь мне то же самое, что Нотт парой минут ранее. Я говорю: «Малф, если тебе нужны деньги, я замолвлю словечко». И аккуратно спрашиваю, какой у тебя оклад. Ты велишь мне заткнуться, говоришь, что еще энное количество лет, месяцев, а теперь и недель, и ты свалишь из этой проклятой шараги, и что тебе ничего от меня не надо, А что надо? Скинуть на меня отчет и уплыть в закат? — Да пошел ты, Поттер! Я жду, пока ты, блять, дороешься в своих тумбочках, зову тебя с собой вопреки здравому смыслу, потому что хочу. Хочу проводить c тобой, мать его, время! — Я отказываю тебе, потому что каждый раз пытаюсь предложить обойтись без всего этого, позвать тебя подышать, побыть наедине, поговорить как… Поговорить о… Неважно! А ты зовешь меня на матчи и в бары! — Тебе не важно! Мне же каждый раз причиняет нестерпимую боль, когда ты отвергаешь меня. Когда ты снова решаешь за двоих, когда нам «хватит». Я просто не выдержу еще одно «нет»… — Ты решаешь за двоих… — …Между тем, у меня всего четыре сраные недели, и я перестану видеть тебя десять часов в сутки. Мне и этого мало! Да я просто сдохну от тоски по тебе! Уж лучше гребаные медведи и быки! — … и перебиваешь и тычешь мне своими ублюдскими щенками. Бог видит, я люблю собак, но не этих! Где они, блять, эти щенки в их сраной корзиночке? Эти охранники цифры 4? Я уже ненавижу эту цифру. Я, сука, японец в мире британцев. И, между прочим, у нас всего четыре недели. И это твое, мать твою, решение, работать брокером. После Аврората! Брокером! С Ноттом — не со мной! Теперь ты говоришь, что это я причиняю тебе боль! О, что может быть хуже? Подожди, но… Что ты сказал? Драко? — Поцелуй меня. — Ты…а? Малфой оказался близко. Гарри коснулся аромат его тела, свежего и подтянутого — Гарри видел его нагим столько же раз, сколько Малфой его. Зрачки расширились. Так пахнет Малфой, который недавно принимал душ. — Ну же, заткнись и поцелуй меня, как ты умеешь. Гарри не нужно было просить дважды. Он притянул блондина за талию, чья муслиновая рубашка так удачно уместилась ему в кулак за гибкой спиной, и начал долгий протяжный поцелуй. — Мне говорили…, — едва успевает Малфой вставить между поцелуями, млея и млея. Его держат так тесно к чужому телу, — Ты целуешься…восхитительно. — Мерлин. Эти твои журналы…и сплетни Смита. Если я опозорюсь перед тобой, я прыгну в Темзу, — выдыхает Гарри. — Старайся, — говорит Драко и углубляет поцелуй. Его язык вторгся нагло и беспардонно. Как обычно сам Малфой вторгается в их кабинет — распаленный ссорой с начальством. Его мало слушают на верхах, зато сейчас Гарри понимает — Малфой успешно затыкает рот другими способами. В другой обстановке. Если молчать с ним так, он бы молчал вечно. Гарри едва поспевает за Драко, и все же, доминирует в поцелуе, найдя то, от чего у блондина подкашиваются ноги. Малфой любит, когда его язык похабно сосут, но Гарри не знает, сколь долго он может продержаться. Он хочет узнать больше его сильных и слабых сторон. — Ты ревнуешь меня, — выдыхает блондин, — Насколько я понял. — Я, блять, сгораю от ревности, — говорит брюнет, — Не только к Нотту. Но к нему особенно. — Как долго? — Не спрашивай. Я не знаю. Долго. — Гарри кусает припухшие губы, — Тебе нравится? Драко мычит ему в рот от нового витка языка, посылая мириады мурашек своему партнеру и себе самому, чтобы тот собрал их всех своей теплой ладонью с тонкой шеи и ключиц. Он находит место своим рукам на плечах у Гарри, но одна, самая беспокойная, что все еще с меткой, тянется ниже, к ремню брюк, и, так и не столкнувшись с таким препятствием на домашних штанах, дразня Гарри по их ободку и резинке трусов, сжала задницу недвусмысленно и жадно. Это вырвало уже из Гарри тяжелый стон. — Ты чертовски прекрасен… — Ты без очков. — Не в этом дело. Ты красив и невероятно очарователен. Последние барьеры рухнули. Малфой ищет опору. Его колени находят журнальный столик. Он плотно усаживает Гарри на себя, и Гарри не сопротивляется. Он хочет его. Поцелуи становятся развратными, стоны — фоновой музыкой, и на Гарри уже нет футболки. Его плечи кусают, и, Гарри уверен, на них больше десятка багряных отметин. В какой-то момент его голову грубо запрокидывают и откровенно засасывают кадык. Драко не перестает шипеть что-то восторженное и романтичное, насаживает Гарри на себя прямо на натянутые брюки, и пятно от предэякулянта расцветает на пижамных штанах так явно. Когда Гарри потерял контроль? — Нет, нет, я не хочу тебя трахать, — сбивчиво шепчет он. — А я хочу тебя трахать. Если мы сейчас не займемся жестким совокуплением прямо на твоем журнальном столике, я рассыплюсь, — шепчет Драко горячо. — Либо чертов стол, либо я — выбирай, Поттер. Он целует его снова, как в качестве доказательства своих намерений, а когда отрывается, Гарри видит еще две расстегнутые пуговицы на серо-голубой рубашке и не понимает, почему Малфой сам еще одет, и если одет — как успел провернуть трюк с пуговицами — ведь его руки настырно сжимают бедра Гарри и трут его зад о твердую промежность. Вопреки своим словам Гарри все это время подскакивает и стонет очень немужественно. — Боже, мне стоило догадаться раньше о причинах того, почему ты спасешь мою задницу из любой передряги, но будешь стебать в общем душе за микроскопический синяк на ней. Гарри стягивает мешающую им обоим рубашку. В тусклом свете телевизора кожа у Малфоя светится. — Поттер, тебе стоит знать: это не из-за быка или медведя я нервничал. Я мечтал напоить тебя и унести к себе. Или к тебе. И оттрахать до тряски в коленях. Член у Гарри снова дергается. — Что? Ты вынашиваешь этот план более двух лет, а я до сих пор не тронут? — Теперь ты жалуешься? — Я не жалуюсь, — Малфой гладит его член через ткань брюк, — Охх, Да, я жалуюсь. — Я благородный. Кодекс чести даже моего бесславного рода не позволял мне сделать это. Но клянусь, сейчас я станцую на нем чечетку. Только позволь… Драко слабо развязывает едва держащиеся на бедрах штаны. Вообще-то он мог бы стянуть их рывком, но это своего рода разрешение. Гарри снимает в ответ пряжку ремня Малфоя, и тот понимает — это «да». А дальше они на полу, мнут газеты и постеры. Малфой в планке снимает брюки, умудряясь целовать подбородок и шею своего любовника. Малфой хорош в планке, он вечно может в ней стоять — на одной руке или двух, как аннамский палочник. Еще и ворчать о «тупых аврорах», кривых шаблонах протоколов допроса и сизифовом труде Гермионы Грейнджер, но сейчас все эти таланты абсолютно некстати. — У меня не было секса с мужчинами, — выпаливает Гарри. — А я похож на того, у кого был? — говорит Драко, расправившийся со штанинами. — Откровенно говоря, да. — Малфой улыбается — до-неприличия нагло и томно. Он всегда умудряется выглядеть так, будто живет свою сотую жизнь на земле. Даже когда не может разобраться с монетоприемником в магловском метро. — Тогда я доволен, — говорит он, — Я не наврежу тебе. Горячие бедра обхватывают Гарри с обеих сторон, его член обхватывают длинные пальцы и начинают плавные движения, размазывая сырость. Вздохи и мокрые звуки. У Поттера кружится голова, он хочет остановить мгновение и полюбоваться гибким, тонким, но крепким телом, седлающим его. Сейчас свершается топ-один его давних мечт, и он едва верит в происходящее. Он либо умирает, либо у него сегодня день рождения. Гарри разводит ноги в нетерпении, касаясь коленями локтей Драко, но Малфой подминает его ноги под себя, а затем опускается на него. — Ты…чт-… Ты не готов! Ты не можешь быть… — Я сказал, что не причиню тебе боли. А больно будет, поверь. — Я был женат три года, Малфой. У меня не было мужчины, но это не означает, что я не знаю, как трахать задницу, и что может быть больно. — Даже не хочу представлять, как вы с Уизлеттой скрашивали личную жизнь. Еще я не хочу, чтобы вместо задницы меня трахнули в уретру. — Эй! — Вылечи глаза, Поттер, тогда и поговорим. — А я не хочу представлять, где и как ты этому научился, и…О небеса благословленные. — Гарри оказался стянут тугим кольцом мышц. Мерлин, если бы шесть лет назад на их с Джинни свадьбе кто-то сказал бы, что он найдет рай в заднице Драко Малфоя, он бы посмеялся. А сейчас ему не смешно. — Если хочешь знать, сейчас случается лучший секс в моей жизни, — говорит он сдавленно, — но я готов придушить тебя, потому что ты лжешь мне и явно с кем-то был. — Твои претензии когда-то женатого, живущего полной сексуальной жизнью мужа, несправедливы ко мне, Поттер. Даже если и так, какая разница? — он схватил его за яйца, Гарри потерялся в дыхании, — Готов лишиться меня? Отказаться от этого? Он сжал кольцо своих мышц, расслабил и насадился до самого основания. Гарри вскричал. — Я сойду с ума, представляя, что кто-то касался тебя. — Синдром непобедимого героя? Боишься не удовлетворить моих запросов? — Да. — Обожаю твою искренность, — шепчет Драко ему в рот вместо поцелуя. Он поднимался и опускался плавными протяжными движениями — не так, как ему было бы комфортно. Зато ничего не мешало его признанию. — Я ждал тебя всю свою жизнь. Я был готов сделать это еще в школе. Мы перестали ссориться, ты стал кивать мне, иногда здороваться со мной и даже передавал записки с ответами по трансфигурации. Этого хватило. Клянусь, были дни, когда я отговаривал себя затащить тебя в сарай для метел и совратить. Счастье, что у меня получилось, иначе я бы изнасиловал тебя и больше никогда не получил от тебя доброго слова. Зайдя ко мне домой легко найти коробку с дисками и мои игрушки. Я до сих пор не знаю, как сосать, но точно уверен, что справлюсь. Гарри уставился на него ошеломленными глазами в пять галлеонов и сказал: — Иди сюда, Драко, — и задал им темп. Они трахались дико и самозабвенно, отбивая вальс отбойного молота. Дальше они не могли целоваться, только смотреть друг на друга и пожирать глазами, признаваясь в любви каждым движением. Гарри кончил, перевернул Драко и, закинув его уставшие колени себе на плечи, долбился в своего любовника, пока позволяла эрекция, соблюдая тот самый угол, который вышибает из глаз слезы и крики оргазма. Гарри впитал это все. — Почему так долго? Они лежат на полу. Многочисленная газета прилипла к разным частям их тел. Какой-то они и вовсе вытерлись. — Потому что осторожность и трезвый расчет сохраняют сердце целым. Гарри хмыкнул и взял тонкую мужскую кисть в свои руки. — А ведь ты даже не помнишь, когда влюбился в меня. — И правда, не помню, — задумчиво сказал Гарри, — Наверное, когда однажды ты вертел в руках перо, ломая голову над отчетом, своими унылыми сводными таблицами, или процентами удачности гороскопов из Придиры. Или в общем душе после задания. Или, может, когда ты воевал с автоматом для кофе в магловском переулке. Или пока ты аккуратно подносил чашку к губам, пока отвечал что-то Андромеде, а я помогал Тедди с рисунком для детского сада. Я никогда не слышал, что ты говорил, и, прости, но даже не извинюсь за это. Ты устроил мне четырехлетний аттракцион сердечных микроинфарктов. Малфой не стал спорить. Знает, он тот еще подарочек. — Кстати, о гороскопах… — Малфой отлепляет со своего плеча кусок газеты, — Читай. — Гороскоп? Мой я знаю. Он сбылся. — Мой. — Гарри скептически посмотрел на напарника, как обычно бывает в их кабинете, когда Малфой находит недочет в уликах, но слушается. — Ты близнец? — Ага. Один. Второй сейчас присоединится. Ты готов? — Гарри захохотал. — А что? Если тебя все еще мучает вопрос, почему я трахаюсь так талантливо и кто был до тебя, то я торжественно и ни единым звуком не солгав, заявляю — я сам. — Придурок ты, Малф, — смеется Гарри, — «Близнецы — этот день удачен для новых приобретений, а также вложений в прибыльные энтерпрайзы». А где тут про красавчиков? — А нет красавчиков. — Как «нет красавчиков». Но дата сегодняшняя? — Ага. Я наплел тебе. — Да ты клеился ко мне на рабочем месте! — Не единожды. — Ты Хорек, Малфой! Ты еще и домой сходил, и помылся. Я не видел тебя в этом на работе. Ты пришел отыметь меня в моем же доме! — У меня с самого начала была какая-то тактика… — Ты стратег! Я тактик! Поэтому трахнули тебя. — Неважно. Мы классно покувыркались и признались друг другу в любви. — Мы не…- их глаза встретились, блеск телевизионных передач отражался в них, и что-то еще, — Драко, я тоже тебя люблю. Блондин приник к нему, длинный, хрупкий и притихший, что оказалось слишком трогательно даже для большого, щедрого, неубиваемого сердца Гарри Поттера. Он шепчет разное. О драконах, северном сиянии и полярных медведях, о неудачах Робардса; о том, что на втором курсе думал, что Луна Лавгуд его родственница, а на третьем, что он влюблен в Гермиону. Что завтра, если Драко пригласит его, они купят клюшки для гольфа и поедут кощунственно топтать газон новокупленного поля Люциуса. Если только Драко пригласит его куда-нибудь снова. Но, наверное, Драко спит. — Мы ужасно болтливые в сексе. Будто компенсируем рабочий день, — он примыкает губами к светлой макушке и надеется, что Драко не проклянет его за эту нежность. — Да, знаешь. Это отличный способ показать таким робким парням, как ты, что у наших с тобой отношений нет конца, но есть начало. Мы постоянны — как, если хочешь, созвездия и гороскопы, как мои колкости и байки, как бизнесы друзей Забини, как уродство Кричера, как смена времени быка и медведя. Ты либо рискуешь, либо просаживаешься. Я рискнул. Я получил и буду процветать каждый день с тобой, тупой ты Поттер. Мы болтаем во время секса, чтобы сказать друг другу, что завтра и послезавтра снова проснемся в обнимку, и никто ни от кого не будет убегать. Вот почему мы болтаем. И чтобы прояснить одну вещь — восхитительный красавчик только один. Гарри не стал уточнять, он это о себе в зеркале (потому что может быть и так), или о нем в дурацком фартуке в перчики. Он прикусил ладонь, чтобы унять дрожь надвигающейся сентиментальности, вдохнул глубокий эвкалиптовый аромат, знакомый ему второй десяток лет — так много, чтобы влюбиться, так мало, чтобы разлюбить, и достаточно, чтобы забыть обиды. Он закрыл глаза. В закрытые глаза его поцеловали.