Дневник Драко Малфоя 2. Записки из Змеиного Логова

16 июля Дорогой дневник! Слишком много Поттера. И гриффиндурков — шумных, бесцеремонных и до неприличия навязчивых. Но, кажется, смущает это меня одного. Панси спелась с Браун на почве любви к прорицаниям, и теперь они на пару гадают всем желающим по чаинкам, картам и странно пахнущим птичьим внутренностям, которые моя подруга приобрела прошлым летом в какой-то подозрительной лавчонке в Лютном. — Драко, иди сюда, — масляным голоском подзывает меня Панси. — Хочешь, я погадаю, как долго продлится твоя неземная любовь с малышкой Гринграсс? — (Вот ведь чёртова кукла!). — Ну дава-ай, Драко, что ты теряешь? Даже наш Герой согласился. Смотрите-ка, Гарри Поттеру выпало птичье сердце и белое пёрышко с большим, толстым стержнем, ух ты! Поттер, похоже, тебе в этом году светит роман с каким-то милым блондинчиком! Всем отчего-то ужасно весело, как будто Панси выдала нечто уморительное. Я презрительно фыркнул и поглубже зарылся в свежий номер «Transfiguration Today». Блондинчик, значит. Что ж, это ещё больнее. Выходит, Поттеру по вкусу светловолосые. Если бы я не был тем, кто я есть: Драко Малфоем — школьным врагом, который все эти годы досаждал ему и его друзьям, тем, кто принял Тёмную Метку и встал на сторону убийцы его родителей… Но теперь уже поздно, дорогой дневник. Я тот, кто я есть, и мне останется только, сцепив зубы, весь год смотреть, как моя Любовь держится за ручки с каким-то тошнотворным светловолосым придурком, которого мне уже заранее хочется приложить Заклятьем Невыводимых Прыщей. Блейз распрашивает Томаса о магловских спортивных играх. Финниган доказывает Грегу преимущества взрыв-карт перед плюй-камнями, в результате чего наша безупречная доселе гостиная воняет, как конюшня, полная фестралов с проблемами пищеварения. Уизел угощает всех новинками из магазина своих братцев — ну точно, дети малые! Вот что, спрашивается, забавного во внезапно вырастающем хоботе или оленьих рогах? — Пригодится на Анимагии, если ничего не будет получаться, — рекламирует Уизел, гордо потряхивая индюшиным гребнем. — Во всяком случае, «Тролль» уже не получишь. Лонгботтом заставил угол гостиной горшками, и Салазар, возомнив себя хищной пантерой, подолгу сидит в этих «джунглях», поджидая, когда кто-нибудь неосторожный пройдёт мимо, чтобы с победным мяуканьем вцепиться ему в щиколотку. Чаще всего это, собственно, и оказывается сам Лонгботтом, без конца проверяющий, как чувствуют себя его драгоценные растения. Грейнджер наконец-то выглядит абсолютно счастливой, найдя себе внимательного и разумного собеседника в лице Теодора. А уж как счастлив Тео — только слепой не заметит. Ну, Уизел и не замечает, иначе давно бы уже бросил свои детские развлечения и присоединился к диспуту о возможности использования тёмных заклятий в благих целях, например, в целительстве. — Хммм… Возможно, ты в чём-то и прав, Теодор. Вот если, допустим, отсечь опухоль «Сектумсемпрой»… — нахмурив лоб, бормочет Грейнджер. Теодор сияет, как «Люмос Солем». В общем, творится чёрт-те что, дорогой дневник. Но если бы всё это безобразие ограничивалось только гостиной! В конце концов, я всегда могу улизнуть в спальню, сославшись на головную боль, если эти приторно-дружелюбные разговорчики, хохот и бесконечные: «Иди к нам, Малфой! Что ты там уселся в углу, как престарелый сыч?», — покажутся мне абсолютно невыносимыми. ***** Вчера вечером я решил принять душ после особенно выматывающего латания прорех в стенах западного крыла (совместить кусочки витража гораздо легче, чем идеально подогнать друг к другу массивные камни!). Мерлиновы сопревшие яйца, я был уверен, что остальные пойдут смывать с себя пот в озере, как уже бывало не раз. Но не тут-то было, дорогой дневник! Оказалось, на улице начался ливень с грозой, и вся потная компания во главе с разгорячённым, смеющимся Поттером ввалилась в душевую. Я затаился в дальней кабинке, остервенело намыливаясь и всеми силами стараясь не пропускать в свою несчастную голову дразнящие картинки. Поттер, запрокинув вверх руки, массирует кожу головы, глаза закрыты от удовольствия, горячие струи ласкают тёмные, набухшие соски… Поттер одной намыленной рукой поддевает яички, массируя теперь их, а другой проходится по набирающему силу стволу, почти неслышно шипя сквозь зубы… Поттер нагибается и трёт мочалкой ступни, выставляя напоказ шаловливым струям свою великолепную задницу. Те, не теряя ни секунды, пользуются приглашением и бесстыдно стекают по расселине, щекоча и поглаживая… Сраный Мерлин! Недолго же мне понадобилось времени, чтобы содрогнуться и сползти на пол душевой кабинки, до крови прокусив свою руку. Но это было ещё не всё, дорогой дневник! Я-то наивно рассчитывал спокойно пересидеть в кабинке, пока эти бабуины помоются и свалят из душевой, но не тут-то было! — Малфой! — перекрывая шум воды, завопил Уизел, едва я отдышался после своих некстати нахлынувших фантазий. — Тебе там, часом, не плохо? Долго ты ещё будешь намывать свою аристократическую задницу? Мы собираемся… — Отвали, Уизли! — рассвирепел я. — Это ты привык мыться за две минуты, у вас там, дома, небось, по утрам, очередь в единственный душ, как в Лютном за оберегами. — Придурок! — кажется, этот рыжий клоун совсем не разозлился. — Я и забыл, что тебе в мэноре эльфы задницу моют, вот ты один и не можешь справиться! Гриффиндурки (и… кажется, мои друзья тоже были среди тех, кто залился гоготом, вот же предатели!), топоча, как стадо взрывопотамов, наконец-то покинули душевую и оставили меня в покое и совершенно растрёпанных чувствах. Последнее, о чём я мечтал, дорогой дневник, это чтобы Гарри Поттер был среди тех, кто весело хохочет над шутками про мою задницу. 20 июля Дорогой дневник! Сегодня у нас с Грейнджер (кажется, мне пора привыкать называть её Гермионой!) состоялось очередное «заседание» Комитета Хогвартских Префектов, если можно так претенциозно назвать наши посиделки на дальнем диване в гостиной, во время которых моя коллега бомбардирует меня нескончаемыми предложениями по оптимизации учебного процесса и улучшению жизни в школе. Пребывание в слизеринском подземелье вдохновило нашу активистку на идею проводить каждый сезон по одной вечеринке, по очереди в каждой из факультетских гостиных. — Вот сейчас, летом, пока башни ещё не восстановлены, можно начать с гостиной Хаффлпаффа. Прости, Драко, тебе, наверное, хотелось бы, чтобы Слизерин был первым хозяином традиционной межфакультетской вечеринки, но… — Я переживу, Грейн… Гермиона… — Ага, тогда отлично! Просто, ну… вашу гостиную я и так теперь вижу каждый день, а мне хотелось бы хоть одним глазком заглянуть к хаффлпаффцам и посмотреть, как у них там всё обустроено. Я читала в «Истории Хогвартса», что у них… Ну, началось. Я закатил глаза и принялся записывать в годовой план мероприятий вечеринку в барсучьей норе. — Кстати, Драко, — Грейндж Гермиона уставилась на меня тем самым материнским взглядом, каким обычно одаривала Поттера с Уизли, когда они возвращались с прогулки в изгвазданных мантиях, — не поделишься, что с тобой происходит? — Что? — мои брови картинно взлетели вверх, а пальцы похолодели. О чём она, мандрагора её оглуши, говорит?! — Просто, эмм… я заметила, что ты даже в самые сырые и прохладные вечера держишься максимально далеко от камина и… — Что? — тупо повторил я, чувствуя, как волоски на загривке встают дыбом, а лицо покрывается некрасивыми розовыми пятнами. — Это из-за Адского Пла… — Что за чушь ты несёшь, Грейнджер? — я вздёрнул верхнюю губу и постарался придать взгляду побольше свирепого презрения. — Я просто слишком хорош в Согревающих Чарах, так что мне нет необходимости тесниться у камина, тем более, что теперь там полно тех, с кем я вовсе не горю желанием сидеть рядом. — Разумеется, — Грейнджер, нисколько не убеждённая моим гневным спичем, покачала лохматой головой. — Послушай, Драко, ты можешь обмануть своих друзей, но только не меня, понимаешь? За эти годы я отточила свои умения отслеживать малейшие изменения настроения и самочувствия Гарри и Рона, так что… — Я не один из твоих дружков-тупиц, над которыми ты кудахчешь, Грейнджер, — взвился я, но заучка оказалась гораздо более крепким орешком, чем я ожидал. Она, нисколько не смутившись, впилась в меня пристальным взглядом и зашипела: — Я всё поняла там, на матче. Видишь ли, у меня с собою был омнинокль, чтобы смотреть… ну, в общем, чтобы смотреть на Рона, он во время игры в квиддич такой секс… Короче… Я заметила, что тебе стало плохо за несколько секунд до того, как Мэнди запустила в тебя бладжером. Поэтому-то я и среагировала так быстро и смогла смягчить твоё падение. Мне показалось, что я снова получил бладжером, только теперь в грудь, и он выбил из лёгких весь воздух… — А теперь я спрошу ещё раз, Драко Малфой, и, клянусь бородой Мерлина, если ты снова начнёшь юлить… — Ладно, ладно, — сдался я. — У меня это бывает. Видения. Азкабан, Нагини, пытки… чёрт… но, в основном, Адское Пламя. Там, на поле, я посмотрел вниз и увидел огонь… — Драко, — ахнула Гермиона, накрывая мою дрожащую руку своей ладошкой и тут же отдёргивая её, — ох, прости, тебе, наверное… Вся кровь бросилась мне в лицо. Держу пари, мы с Грейнджер вспомнили в этот момент об одном и том же: «Ой, не дотрагивайся до меня, Грейнджер! Я только что вымыл руки. Видишь, какие чистые. Не хочу испачкаться о какую-то грязнокровку!». — Мне жаль, Гермиона, — я схватил её ладонь и легонько сжал обеими руками, глядя в расширившиеся в изумлении глаза. — Я был таким мудаком на младших курсах. Прости, что обзывал тебя и… на самом деле мне было плевать на твой статус крови, я просто… просто завидовал. Злился, что ты всегда на шаг впереди меня в учёбе, понимаешь? — Понимаю, — серьёзно ответила Гермиона. — Мне и правда стало легче на душе от того, что ты попросил прощения. Было довольно горько слышать все эти злые слова. Знаешь, я была так счастлива, когда получила письмо из Хогвартса… Уже на каникулах выучила наизусть все учебники. А вышло так, что, сколько бы я ни старалась, в глазах волшебного сообщества обречена была навсегда остаться человеком второго сорта. — Ну, знаешь, — хмыкнул я, наконец отпуская её ладошку, — кучка чистокровных говнюков — это ещё не всё волшебное сообщество. — Самокритично! — сквозь слёзы расхохоталась Гермиона. — Но хватит обо мне. Не заговаривай мне зубы, Драко Малфой. Тебе нужно непременно обратиться со своей проблемой к профессору Тики. Ты ведь знаешь, что его основная специальность — целитель разума, и что он готов помочь каждому, кто страдает от ночных кошмаров, депрессии или чего-то подобного после войны. — Я не чокнутый, — запротестовал я. — Мой разум не нуждается… — Разумеется, нет! — возмутилась Гермиона. — К целителям разума обращаются не только чокнутые, да будет тебе известно. Такой умный, а порешь такую несусветную чушь! Обещай мне, что подойдёшь… — Ладно, ладно, — буркнул я, — только не вздумай разболтать об этом своим приятелям, да и вообще хоть кому-то, ясно? — А то что? — озорно сверкнула глазами Гермиона. — Злой, страшный Малфой кинет в меня «Дантиссимус!», как на четвёртом курсе? — Тот «Дантиссимус» предназначался Поттеру, вообще-то, — проворчал я. — Не моя вина, что ваш хвалёный герой спрятался за девчонкой. — Ах ты! — Гермиона в шутку хлопнула меня пергаментом с планами мероприятий по голове, от чего в груди у меня самым парадоксальным образом стало тепло и щекотно. — Кстати, я заметил, что когда ты после моего «Дантиссимуса» вернулась из Больничного Крыла, твои зубы перестали торчать, как у… — я замялся. — Как у бобра, — засмеялась Гермиона. — Ага, я тогда немного схитрила. Мадам Помфри велела мне скомандовать «стоп», когда зубы вернутся к прежней длине, а я… ну, я сказала «стоп» немного позже. Так что — да, благодаря тебе и твоему «Дантиссимусу» я стала чуточку красивее. — Ты всегда была довольно милой, — смущённо пробормотал я. — Удивлена, что ты вообще заметил какие-то изменения в моей внешности. Я думала, ты всегда смотрел только на Гарри. И… вот как это прикажешь понимать, дорогой дневник? 29 июля Дорогой дневник! Я и подумать не мог, что когда-нибудь в моей жизни Гарри Поттер пригласит меня на свой день рождения. Конечно, во всём этом нет абсолютно ничего личного. Поттер просто позвал на празднование весь восьмой курс, так что… Скорее всего, это первый и последний раз, когда я буду в числе его гостей. И… мантикора меня задери, естественно, вечеринка состоится в «Трёх Мётлах». Как же мне не по себе идти туда и встречаться с мадам Розмертой, дорогой дневник! А ещё… Я совершенно не представляю, что подарить Поттеру. Гарри. Ведь это, возможно, мой единственный шанс показать ему… показать ему что, Драко Малфой? Не неси чепухи. Что бы ты ни подарил Поттеру — для него это не будет значить ровным счётом ни-че-го. Так, пустячок от докучливого однокурсника. Мелочь, которая тут же будет небрежно брошена в кучу других подарков от многочисленных друзей и фанатов. Мусор, который будет захламлять его дом, и от которого он в какой-то момент, досадливо скривившись, избавится с помощью «Инсендио». Так может, и вовсе не стоит заморачиваться? Просто заказать коробку с пирожными и конфетами из «Сладкого Королевства»? Вручить, пожать руку и скрыться где-нибудь в уголке, подальше от сияющего именинника и его настоящих друзей, тех, кого он на самом деле хочет видеть рядом в этот день? 1 августа Дорогой дневник! Как же нам всем повезло, что день рождения Поттера пришёлся на пятницу. После ночи, проведённой в «Трёх Мётлах», проснуться с утра на занятия было бы совершенно невыполнимой задачей. Хорошо хоть, мы с Тео предусмотрительно наварили заранее целый котёл Антипохмельного. Так что сегодня мы — герои дня. Спасли несчастных гриффиндурков, рейвенкловцев и хаффлпаффцев от преждевременной смерти в результате неумеренных алкогольных возлияний. Что ж, вопреки моим опасениям, всё прошло не так уж плохо, дорогой дневник. Поттер казался искренне обрадованным, когда я всучил ему половину «Сладкого Королевства», упакованную в подарочную корзинку с Чарами Незримого Расширения. Он долго и с чувством тряс мою руку и удивлялся, как же это я угадал, какие именно сладости он больше всего любит. Ещё бы я не знал этого, столько лет наблюдая за ним в Большом Зале, Хогсмиде, библиотеке, в теплицах… Кажется, он умудрялся шуршать обёртками в каждом закоулке нашего замка. Сладкоежка. Шоколадные лягушки. Карамельные бомбы. Пёстрые пчёлки. Ну и, разумеется, пирог с патокой. — Спасибо, Драко! — он тут же кинулся раздавать содержимое корзинки гостям. — Корзинка — просто супер. Буду теперь всегда держать в ней сладости и вспоминать тебя. — Мерлиновы подштанники! — закатил глаза Уизел. — Придётся тебя, Хорёк, вспоминать всякий раз, как Гарри решит угостить нас конфетами. Кошмар какой. — Всегда рад добавить трудностей в твою беззаботную жизнь, Уизли, — фыркнул я. Мне удалось улучить момент, когда мадам Розмерта вышла на улицу, чтобы прикрепить табличку: «Резервировано» на дверь паба. К тому времени в моей крови бурлило уже две порции огневиски, так что я чувствовал себя храбрым юным колдуном, осуждённым Святой Инквизицией, с высоко поднятой головой шествующим к месту своего сожжения. — Эмм… мадам Розмерта… Я прошу Вас принять мои глубочайшие, искренние извинения, я сожалею обо всём, что… Мерлин, моё лицо горело так, словно костёр и впрямь полыхал где-то поблизости. Стало трудно дышать, в глазах потемнело, и я почувствовал, что прямо сейчас расстанусь с только что выпитым огневиски, окончательно покрыв позором некогда гордое и славное имя Малфоев. … — Энервейт! — мадам Розмерта взмахнула палочкой, и дурнота отступила, повинуясь чарам. — Ну что Вы, мой мальчик, не надо. Не мучайте себя, я ведь всё-всё понимаю. Разве у Вас был выход, мой дорогой? И более взрослые и сильные, умудрённые опытом волшебники не могли противостоять злу в то смутное время. Я была на Вашем слушании, мистер Малфой. И если сам Гарри Поттер бился за Вас, как лев, то кто я такая, чтобы держать на Вас обиду? Меня накрыло такое облегчение, дорогой дневник! Даже унылые мысли о том, что я ничего не значу для Поттера, о том, что он даже не заметит, если я прямо сейчас встану и уйду с его праздника, отступили на задний план и потихоньку развеялись, спугнутые громкими тостами, безудержным гоготом гриффиндурков и хитами Селестины Уорбек в исполнении основательно перебравшего Лонгботтома. 10 августа Дорогой дневник! Сегодня ночью Хагрид отправил меня и Поттера в Запретный Лес на поиски раненого единорога, мотивируя своё решение тем, что у нас уже есть опыт в этом нелёгком и опасном деле. Серебряная кровь единорога особенно чётко видна при лунном свете, днём пытаться отыскать раненое животное по следу практически бессмысленно, учитывая, что собака не может почуять ни самого магического зверя, ни его кровь. Если честно, я не уверен, что такое бестолковое существо, как хагридов Клык, вообще может кого-либо найти по следу. Тем не менее, следуя доброй традиции, трусливую слюнявую псину мы тоже взяли с собой. Войдя в лес, Клык немедленно поджал хвост, жалобно заскулил и прижался к ногам Поттера (предатель!), очевидно, сразу почувствовав и признав в нём бесстрашного героя, который, если что, сможет защитить его мохнатый зад. Несмотря на ярко светившую с неба луну, в лесу было темно, как в заднице у взрывопотама, и, очевидно, так же опасно. Капельки единорожьей крови отчётливо блестели на траве, камнях и низеньких кустах, образуя причудливую зловещую дорожку, следуя по которой, мы с Поттером и тихонечко скулящим Клыком углублялись всё дальше и дальше в самое сердце Запретного Леса. Тусклый фонарь в моих руках, кажется, делал только хуже, выхватывая по бокам жуткие скелеты повреждённых тёмной магией деревьев и силуэты вспархивающих с веток ночных птиц. Меня охватили воспоминания семилетней давности. Мерлин, кому вообще могло прийти в голову отправить одиннадцатилетних детей в качестве наказания в заколдованный, полный неведомых жутких тварей лес посреди ночи?! Кстати, о жутких тварях… — Как думаешь, кто ранил этого единорога? — я первым нарушил молчание. — Может, снова тот самый монстр, которого мы с тобой видели тогда, на первом курсе? Тот, что пил кровь… — меня передёрнуло от воспоминаний и волной нахлынувшего страха. — Нет, это не он, — уверенно бросил Поттер, продираясь сквозь колючие заросли. — Может, срежем их «Диффиндо»? — предложил я. — Не стоит, — остановил меня Поттер. — Колдовство может привлечь кого-нибудь, кого мне совсем не хотелось бы сейчас привлечь. — Например, того монстра-кровопийцу? С чего ты так уверен, что это не он? — С того, что я отправил его в ад, Драко. — И его тоже? — тупо переспросил я. Кто бы сомневался, что Поттер в одиночку расправился со всеми тёмными силами Магической Британии. — Это был Волдеморт, Драко. — Что? Ох! — чёртов шип впился мне в ладонь, и резкая боль немного отвлекла от шока, вызванного словами Поттера. — Как это В… Вол… — Волдеморт! — зашипел Поттер, яростно оборачиваясь ко мне. — Он сдох, и хватит уже дрожать, когда слышишь его имя, Малфой! Снова «Малфой». Звуки собственной фамилии впились в сердце не хуже того злосчастного шипа, что чуть не продырявил ладонь. Поттер наконец заметил кровь и направил палочку на мою пострадавшую руку, шепча Исцеляющее, которое мы недавно проходили с профессором Тики. — Ты же сказал, что не стоит колдовать, — прошипел я. — Кровь может привлечь хищников, — Поттер посмотрел на меня, как на полного кретина. Разумеется. Простая логика. Как я только мог подумать, что он решил позаботиться обо мне. Мне и впрямь пора к целителю разума, как советует Гермиона. — Волдеморт ещё не возродился тогда, как тебе хорошо известно, — принялся объяснять Поттер, продолжая продираться сквозь заросли. — Он был настолько слабым и немощным, что ему пришлось поселиться в теле другого волшебника и пить кровь единорога, чтобы поддерживать силы. Тем волшебником, который приютил его буквально в своей голове, был профессор Квиррелл, помнишь такого? — Этот заика в тюрбане? — я не удержался от изумлённого вскрика. — Тс-с! — Поттер схватил меня за руку, да так и потащил вперёд, не выпуская её из своей. — Перестань орать, Драко, я, конечно, убил Волдеморта (да не трясись ты, придурок!), но, поди знай, какие твари тут ещё могут водиться. Короче… Короче, Поттер поведал мне совершенно невероятную историю о том, как, будучи одиннадцатилетним сопляком, в промежутке между уроками и квиддичем во второй раз (Мерлин, сколько ж их было всего?!) победил самого сильного тёмного волшебника, одно имя которого заставляло трепетать от страха всю Магическую Британию. — Конечно, если бы не Рон с Гермионой… Так вот за что Дамблдор тогда щедрой рукой отсыпал им факультетских баллов, демонстративно бросив книззлу под хвост все старания Слизерина! А не лучше ли было отправить сражаться со смертельно опасным чудовищем отряд профессиональных авроров, позволив детишкам получать свои баллы за грамотно написанные эссе и старательно выученные заклинания?! — Дамблдор объяснил, что профессор Квиррелл не смог прикоснуться ко мне, потому что меня защищала магия материнской любви. Понимаешь? Во всём этом не было и сотой доли того героизма, что мне приписывают. Ага, конечно. Абсолютно никакого героизма. Одиннадцатилетние мальчики же каждый день сломя голову бросаются вырывать философские камни из лап обезумевших маньяков, возжелавших стать бессмертными и покорить весь Магический Мир. Бедный мой Гарри! Что же тебе пришлось пережить! А я так ненавидел тебя из-за этих дурацких факультетских баллов… — А здесь, в Запретном Лесу, этой весной меня снова спасла магия материнской любви. Только сейчас это была твоя мама, Драко. Она солгала Волдеморту, что я мёртв, лишь только для того, чтобы узнать, жив ли ты. Не только поэтому, придурок ты героический. Подозреваю, моя мудрая мама давно догадалась, что я не смогу дышать, если не станет тебя. ***** Мы нашли обессиленную, истекающую кровью самочку единорога на той самой поляне, где моя мать спасла Поттеру жизнь. Рядом с тяжело дышащей единорожицей обнаружились два крошечных золотистых жеребёнка. Роды были такими тяжёлыми и изнурительными, что молодая мать едва не умерла. Мы с Поттером подоспели вовремя. Счастье, что профессор Тики уже успел показать нам, как создавать волшебные носилки. Пара пассов палочкой — и вот мы уже спешим назад, к хижине Хагрида, надеясь, что наш опытный в подобных делах лесничий сумеет оказать необходимую помощь матери и малышам. — Кстати, о единорогах, — Поттер даже не посмотрел на меня, сосредоточенно удерживая носилки в воздухе. — Давно хотел отдать тебе твою палочку, но не хотел делать это при свидетелях, а тогда, в Косом, ты убежал от меня, как от заражённого драконьей оспой… — При чём тут единороги, Поттер? — я не мог поверить своим ушам. Поттер собирается вернуть мне мою палочку?! — С логикой у тебя, Шрамоголовый… — Нормально у меня всё с логикой, Малфой, — рыкнул Поттер, так что носилки опасно покачнулись. — Я знаю, что сердцевина твоей палочки — волос единорога. Олливандер сказал. Вот ведь болтливый старикашка! — А ещё он сказал мне, что палочка с волосом единорога никогда не сможет творить злые дела. Так что перестань считать себя грёбаным злодеем, Малфой, и держи свою палочку прекрасной принцессы. Вот ведь гад гриффиндорский! И ведь знает, что я не могу даже пихнуть его в бок, не говоря уже о том, чтобы приложить каким-нибудь неприятным заклятием: нам надо двигаться плавно и спокойно, пока мы не долевитируем носилки с пострадавшими до хижины. ***** Моя палочка снова со мной, дорогой дневник! Я не могу поверить в это! Я, Драко Люциус Малфой, больше не бедный маменькин сыночек, которому мама дала попользоваться своей палочкой. Спасибо тебе, Поттер. Гарри. Какая ж ты всё-таки сволочь, Шрамоголовый. Ты что, нарочно делаешь так, чтобы я ещё больше, ещё безнадёжнее втрескался в тебя?!