Через тернии к звёздам

Представьте себе огромное дерево. Массивное, величественное; кроны его не видно, а навес из ветвей и листьев заслоняет несуществующее небо. Корни прорастают с одной целью — поглощать. Древо дышит во мнимом пространстве, где не существуют законы физики: взаимодействие вещей нельзя рассчитать с помощью механики и прочего изведанного нами, пройденного нами. Дышит в пространстве, где «властвуют правила превыше правил». В древе, возникшем из бесконечного моря непостижимых глубин и границ, есть время: оно течёт по его стволам, разветвляется. Появляются листки: свежие, чистые и невинные. Но каждый когда-нибудь иссохнет, увянет, упадёт с дерева, чтобы в итоге обратиться пустой оболочкой. Но каждый чем-то похож на другого, а другой — на каждого: не устанет ли дерево обременять себя тем, что по сути своей является одинаковым? …Может, Вселенная — это всего лишь сон? Протокол уничтожения? Ой-ёй. Эфир чем-то насолил этому огромному роботу, а разгребать придётся Итэру. Вот невезуха… но к ней не привыкать. — Постойте-постойте! — поднимает руки в примиряющем жесте белокурый, выпячивая шокированные очи. У него с собой ведь ничего нет: ни оружия, ни бывалой ловкости! Разве что бегством спасаться. — Давайте я просто… «Подожди пока с бегством», — пронзает мысль голову, устремляясь по нервным окончаниям колкой болью к голове. Так одна за другой, пока в груди что-то не ёкнуло. Моргнул. Внезапно вместо механизма, грозящего ему тотальной ликвидацией, грозящего Итэру фактически ни за что, он оказывается в пустоте, чёрной-чёрной. Моргнул ещё раз — путается в бесноватом клубке непонятных перемещений ещё сильнее. Замечает, как простирается бескрайний горизонт, усеянный звёздами, точно веснушками: золото стекает откуда-то свыше, впадая в тягучую бесконечность. Вокруг лишь живописное ничего, вечное, бескрайнее и ласковое, любезно принимающее в свои объятия. Вдалеке плавает бесчисленное количество астероидов, где каждый неторопливо следует за последующим. Этим они напоминают людей, томящихся в ожидании продвижения очереди вперёд… хотя и делают лишь круги. Нет поверхности, но путешественник стоит. Нет воздуха, но лёгкие продолжают вдыхать неведомое. Нет запаха, нет осязания — нет ничего, кроме сознания и эмоций. — Значит, даже для этого Стелларону не понадобилось много времени, — говорит чей-то голос позади, удостоверяясь в своих предположениях. Впереди же пролетает ещё одна блуждающая хвостатая комета. — Здравствуй, Итэр. — Путешественник оборачивается за ответом на первый вспыхнувший вопрос: «Кто с ним разговаривает?» Пред ним предстаёт владелец данного тела, принадлежащий этому миру, этой планете и этому месту — Эфир. И выглядит малец весьма довольным собою: губы растягиваются в широкой улыбке, когда итэровский взор осматривает его с ног до головы. Пшеничные волосы собраны в неряшливый высокий хвост, одна прядка скрывается за ушком, а вторая заявляет о своём присутствии, спадая с макушки. Внешне Эфир выглядит, как всё то же отражение бледноватого парня в зеркале. Шрам тянется от щеки до лёгкой горбинки на носу. Он красуется, и почему-то путешественник уверен, что его нежданный собеседник гордится всем этим, как художник собственными шедеврами. — Очень благодарен тебе за заботу о моей мамушке, — ласковый сынишка встаёт с белого-белого стула, находящегося за белым-белым столом. Этот декор, по совместительству включающий в себя кружку чего-то неизвестного, казался здесь мнимым: имел размытые текстуры, словно вот-вот исчезнут в этой необъятности. — Не думал, что чужой человек станет переживать о ней. Всё-таки, умирая и возвращаясь беспричинно к жизни, навряд ли захочется думать о ком-то помимо себя. — Протягивает руку, надменно поднимая подбородок. Не забывает о лукавой улыбке. — Я же не нуждаюсь в представлении, межзвёздный путешественник? У вышеупомянутого ненадолго перехватило дыхание, он напрягся, по неведомой причине чувствуя щекотливое недоверие, что пробегали иголками по черепной коробке. Думы захотели винить чужие бездонные глаза, отдающие лисьей хитростью, и проживающую в ней пустоту, мёртвую и остывшую к той вечности, что её окутывает. — Эфир, — немногословно и несколько строго. — Точнее это было бы назвать олицетворением моего сознания, как и твоего, — пожимает плечами он в томительном ожидании рукопожатия, подтверждённого чужаком лишь спустя пару мгновений. — Смею предположить, что у тебя есть ко мне вопросы. По поводу того, как ты оказался в этом мире, я ничегошеньки не смыслю. — И падает на стул. — Сам удивился, когда оказался вместо улицы Белобога в нигде. Хорошее определение. «Нигде» … — А робот? — Итэр продолжает держать дистанцию, несмотря на то, что совсем рядом его персону ждёт второй стул. — Тот, что сейчас в меня целится? — хмыкает, поставив локоть на стол и оставив подбородушек теплиться на ладони. — Зануда огромная, Сварогом зовётся. Ничего, кроме вычислений, и не видит. Я предпочитаю руки об него точить, — покачивает собеседник ногой, свисающей с другой, пока изучает со скучным выражением лица пропасть под ними. — За того дядьку, Якова Леоновича, прости. Взвалил на тебя проблемы с ним, неудобно как-то. Немного не по себе. Вопросы не кончались, но вытащить их из горла и преподать этому воришке почему-то было труднее, чем планировалось. Хочется отметить, что, судя по построению ответа на вопрос о ходячем огромном механизме, время вне их сознания… остановилось? — По поводу этого, — промолчал о прощении Итэр, временно не став упрекать. Не об этом в данный момент стоит разговаривать, — можешь сказать сразу, повторится ли подобное ещё раз? — Ничего не могу обещать, — пальцем блондинчик роняет кружку, будто бы таким незатейливым способом желая заполучить драгоценное чужое внимание, отвлечь его на себя. Если переключиться на текстуру вылившегося, можно сделать вывод, что в качестве содержимого могло послужить и кофе… навряд ли в этом пространстве можно будет почувствовать его терпковатый вкус. В медовые глаза больше бросаются золотые ногти хулигашки Эфира, чья текстура предстаёт не в виде привычных плотных роговых пластинок. Их форму материализовало что-то такое же тягучее и жидкое, как тот «кофеин» в его топлёном виде. — Понимаешь, это не от моей воли может зависеть, — добавляет воришка. Если так покумекать, есть доля правды в услышанных словах. Мысли того, кому Эфир «любезно оказал помощь» — если воровство одного для других за деньги таковым можно считать — могут быть сумбурны. Взять знакомого нам «дядьку» Якова, отреагировавшего на пропажу своего блондинистого помощника так, как полагает обычному холерику: с одичалостью и последующим бунтом, хоть работа и была выполнена. Если убрать косяк в виде опоздания, то всё равно только Архонты могут ведать, что у людей на уме. — Ты упоминал о Стеллароне, — вспоминает первые слова собеседника Итэр, — что это? — Помнишь ли ты, для начала, ту штуку, которую увидел перед тем, как упасть в обморок? — получает утвердительную тишину в ответ, если судить по напряженному дрогу чужих глаз. — Это Фрагментум, порождённый тем самым Стеллароном. А по натуре он, как любят говорить, «опухоль всех миров», — Эфир рассматривает окружающее их пространство, наполненное его детскими мечтами и интересами. Космос прекрасен… — Словом, болячка для каждой планеты, приносящая бедствия. И благодаря этой болячке во мне мы можем с тобой поддерживать общение. Итэр запнулся: — В тебе? — Именно, — встаёт собеседник со стула, — эта встреча проходит благодаря его стимуляции. Эфир подходит к златовласке, продолжая: — Знаешь, я получил доступ к твоим воспоминаниям. Очень интересно устроен тот мир. Тейват, правильно? Путешественнику доставляло дискомфорт то, как воришка с довольными глазами нависал над его тушкой, словно чужеродная тень, укрывающая мелкую мышку. Что говорить о нежелании разделять свои воспоминания с неизвестным тебе человеком… мысль о подобном до жути неприятна. — Ладно уж, попридержим коней. Ещё успеем перекинуться парой слов, — его эмоции резко сменились: внезапно что-то разочаровало? — Я хочу кое-что проверить, не двигайся. Эфир прикладывает ко лбу Итэра два пальца: указательный и средний, выпячивая большой — напоминало пистолет, из которого после якобы произвёлся выстрел:       

— Ба-м.

Вдалеке прорезалась огромная трещина, из которой начало течь плавленое золото. Оно стекает в знакомую бесконечность под ногами, которую те не чувствовали; силуэт владельца тела растворяется в вечности, после исчезая в никуда. Глаза, чьи веки внезапно устали, замечают вселенскую пробоину на горизонте. Треща, с каждой секундой она становилась всё больше, расширялась. И Итэр видит всё. Итэр видит, не чувствуя ничего, кроме давления разума; в руках его белая-белая чашечка, наполненная чаем со двора «Ваншу». «Даже соскучился по этому запаху прогнившего металлолома вокруг». — Ты же видишь, Сварог, я просто осматриваю обстановку, — после разминки плеч парень убирает руки в карманы брюк, предварительно завязав своё затрапезное пальто на поясе. — Тогда прошу удалиться, — всё ещё тактично отвечает огромный механизм пред ним, — немедленно. — Без вопросов, — пожав бодрыми плечами и выпрямив спину, на которой небрежно продолжали валяться непослушные волосы, златовласый удаляется обратно к огромным воротам. И Эфир был бы не Эфиром, если бы в тот же миг не развернулся, совершив выстрел в глазное ядро робота: промахнулся. Ожидаемо. Сварог — вовсе не дурачок, который поверил бы воришке на слово. Спасся он, закрыв свою лицевую сторону рукой — пуля буквально у него в ладони. Блондин хмыкает: револьвер, что нежился в мозолистых руках, исчезает. Молниеносно материализуется огнестрельное побольше — дробовик, который тот некогда заботливо чистил, однако воспользоваться так и не успел. Люди вокруг подсуетились и принялись прятаться, бежать некуда. Единственный выход отсюда — через ворота, где образовался свой мини-Бойцовский клуб из двух участников. Механические подопечные остались на своих местах, готовые по приказу ринуться в бой. Паника прошла мимо всех, кроме нескольких детей, при которых Эфиру было немного неловко «выступать». Подобное происходит не в первый раз. Встреча Сварога с местным «благодетелем» — это маленькая война… Однако существуют и те, кому наблюдать за ней любопытно. Интрига. Большая-большая. Вот она и заполнила пылкий нрав Эфира. Он мечтал на протяжении всего времени, проведённого в захудалом разуме, испробовать новое оружие на деле. И целью стал один единственный и неповторимый свароговский глаз, являющийся для чужого оружия уникальным слабым звеном. Пока что. Пока воришка не модернизирует дробовик… не улучшит… — Клара в Надземье, ведь так? Не получая ответа, Эфир заработал бы оплеуху, если бы не увернулся от ракет небольшого размера в свою сторону. Оттолкнувшись от мелкого горного рельефа, он рванул в сторону соперника, который продолжал атаки на него. И хитрые чёрные глазки, будто бесконечная бездна, знали: Сварог сдерживается — рядом люди, среди них есть и маленькие, которые не должны подобного видеть. «Буду считать, что да», — думает во время дальнейших атак он, успешно уклоняясь от них раз за разом, ловко, быстро, с последующими безуспешными выстрелами в одно и то же место — глаз огромного механизма. Обычные человеческие очи едва смогли бы уловить силуэты воришки, что ощущает себя на высоте: «…будто инородные силы содействуют ему в этом». И это Сварог знал, Сварог лицезрел это лично. Выстрел. Отдача. Будоражащие и колкие эмоции. Перезарядка. Со скоростью пули! Выстрел. Отдача. Удар. Промах, ужас! Выстрел. Отдача. Перезарядка. Уворот. Уклон. Выстрел. К бою подключаются остальные роботы, больновато. Смена оружия. Действуй, Эфир, действуй! Во имя эмоций, во имя страстных сражений, во имя себя, своей мамушки, Стелларона и Нанука… Нанук. Спасибо! Спасибо, Нанук, за волю Разрушения! Спасибо! Спасибо!.. Прекрати. На тебя смотрят дети. Прекрати. Твои ногти. Прекрати! Не заметил, что не сдерживаешь себя? Почему такое давление внутри? Почему органы сворачиваются, соединяясь в один большой жилистый и мясистый комок? Эфир останавливается. С лица стекает пот. Спину тяжело держать, волосы попадают в рот — тот их выплёвывает, но тщетно. Дышать тяжело, в лёгких что-то потустороннее. Ноги точно гири. В них что-то увесистое. Пистолеты, пришедшие на смену дробовика пару мгновений тому назад, падают из онемевших рук. — Значит… — кашель прерывает мысль падшего на колени и опустившего голову пред роботом, — даже Стелларон не всесилен перед волей Вселенной. К нему подходит чёрненький клубочек шерсти, лезет под руку, в ладошку, будто бы просит тепла. Смотрит в глаза своими, большими и чёрными, добрейшими и не хлопающими. — Ах, Уро, это ты… — улыбается и говорит через ком в горле. — Привет. Увидимся с тобой попозже. Игривый котёнок выходит из-под его руки, недолго вертится на месте и кусает себя за хвост. И вместо крови у парня плавленое золото, выходящее из ротовой полости и носа, из нижних век и ногтей. Запах ничего смешивается с запахом смерти. Слишком многого ты попросил за один час. — Что это было? …Он снова здесь. Эх, ладно. Хотя очень странно, что Эфира окутала подобная волна эмоций, несвойственная ему ранее. Твои ли это проделки, Стелларон, или просто блондинчик вошёл в чужую роль? — Попытка при помощи «опухоли» переключить сознания. — А тебя ничего не смутило? — Смутило, неловко перед детьми выходит. — Зачем тебе вообще драться с этим… Сварогом? — Я отвечу тебе после того, как ты опустишь меч. Строгий взгляд путешественника не смягчается, когда его оружие цвета злата, переплетённого с белым, склоняется к эфировскому животу. Хозяин тела не сводил любопытного взгляда с меча, заинтересовавшим своим происхождением. — Он мне просто не нравится. — Это не ответ. — Ладно, — пожимает плечами Эфир, падая на стул, — он слишком много знает, а ничего не говорит, — берёт тот в руки кружку кофе, выпивая и не чувствуя никакого привкуса, — такой устроит? — Ты понимаешь, что твои недоговорки лучше положение не сделают? — Итэр продолжает стоять, будто бы стараясь казаться выше или сильнее. Навряд ли на безмятежного бунтаря подобное подействовало. — Сварог — это старикан, и достаточное количество данных он не говорит потому, что в программе так прописано, — рассказывает он, исследуя чужой взгляд, — и о Стеллароне у него что-нибудь найдётся, но мне, как человеку, который поглощает его творение, свои знания он не доверит. Меня легче устранить, чтобы потом не было проблем. И без того проблема на проблеме. Перемещение из одного мира в другой, «нигде», беспричинные возвраты из мёртвых, неизвестные по силе враги, Стелларон, какой-то там Фрагментум, а хозяин тела — подобие рыжего фатуйца, да только даже он будет, наверное, поспокойнее… оба семьянины, чёрт бы их побрал. — Научись пользоваться местными элементами, — добавляет Эфир, — по общей схеме, как я понял, они схожи с вашими, но среди них нет Физического, а я как раз его носитель. И названия у вас… поумнее. — То есть… Наконец-то ноги почувствовали бесконечность в виде платформы, тут же исчезнувшей под тушкой путешественника. Последним, что очертилось в памяти, было то, с какими необъятно чёрными перепуганными глазами, Эфир «провожал» его из своего сознания, что-то прокричав. Итэр падал, но спина его вскакивает резко — он снова в этой скромной палатке. Осматриваясь, видит, что котёнка рядом уже и нет. Котёнка по кличке Уро, что любит играться с хвостом. Сосредоточив мысли и рассортировав всё по полочкам, тот останавливается на резком желании материализовать оружие. Блондин вытягивает руку: в ней появляется дробовик. От неожиданности ввиду веса оружие едва не падает на ноги, но Итэр смог удержать его второй рукой. «Тогда его аналогия мне ясна», — понял смысл ранее сказанного парень. Обращение с оружием здесь наверняка имеет схожий смысл, как и в Тейвате. Это может касаться и использования элементов, что будет только на руку. Вздох. Отталкиваясь от последних слов Эфира, стоит подчеркнуть то, насколько схожими могут быть миры. Не то чтобы межзвёздный путешественник удивлялся подобному, однако… вдруг всё-таки, ну прям всё-таки этот воришка — это Итэр, но просто с противоположным характером, а не только идентичный по внешним признакам? Да и жизнь, объективно говоря, у него не в лучших условиях, вот и вырос «противным» немного. Но в ней нет сестры-близнеца… хотя и об этом говорить пока рано. Больше беспокоило не это. Итэр так и не смог вникнуть в то, каким образом Эфиром поглощается «порождение» Стелларона, или же Фрагментум. Не ясен и принцип его работы, пользуется ли тот им самостоятельно или только в определённых случаях… множество вопросов без ответа. Золотые ногти, что состоят из чего-то нечеловеческого; такая же по определению скорость, показанная в бое со Сварогом… К сожалению, обучаться бою придётся без учителя. Спасибо, однако же, Эфиру за тот раз, когда он помог встать в правильную позу для стрельбы из револьвера. Уже опыт. Лучше выметать отсюда пятки, ведь здесь, помимо временного убежища, больше ничего не держит. Но прежде, чем эти самые пятки ступят на следующую ступень изучения Подземья, следует придерживаться эфировского совета. И пока ноги возвращаются в Заклёпкоград, а руки тренируются в ловком перемещении оружия из мнимого пространства в реальность, голова вновь погружается в размышления: придётся ступить на порог Надземья, когда приключение здесь завершится. Итэр не уверен, что изучит каждый уголок, ведь в этом нет необходимости. Если продолжать упорно верить в теорию того, что Сяо где-то здесь, то путешественник уверен: он бы без труда это почуял. Но нет ни знакомого голоса, ни уставшего взгляда. Ни чувства, которое будоражит самые сокровенные уголки души. Итэр действительно соскучился. Он видел, как меняется Сяо в его присутствии. Все те ловкие и уверенные движения возвращались только в бою, но рядом с ним, далёким и близким одновременно, адепт всегда пребывал в одной позе, сложа руки на груди. Закрытый, но подобную книгу легко открыть, прочесть и изучить. Если Сяо здесь, то каковы будут дальнейшие шаги, коль судьба сведёт их в одно место? Куда они направятся, чтобы найти ответы? А если порознь, а если не узнав друг друга? Резкая мысль о возможности остаться здесь навсегда — штука забавная, звучит больше как шутка. Сяо, наверное, всё-таки тоже переродился в ком-то похожем на него. Может, так же в альтернативной версии себя. А есть ли контакт с ней, как у Итэра с Эфиром? Кто знает. Воришка сказал, что связь поддерживается с чьей-то помощью, но про наличие иных вариантов слов пока не было. Навряд ли блондину просто скучно заниматься всем этим одному. Скорее, одиноко и… непривычно. Сначала рука в руку с сестрой, после — с милой Паймон, любящей изредка пускать в ход колкие фразы, иногда и без смысла. Ни родной сестры, ни Паймон, ни Сяо — лишь он один в этом глухом и унылом месте, о котором информация накапливается с нуля. Ну, как один… у него есть «демон» в голове, но какие взаимоотношения вырастут в итоге — та ещё загадка. Выйти на связь с ним — тоже загадка чёрной дыры. И все размышления всегда приходят к одному выводу: действовать дальше. Смысла нагнетать не было. Пока Итэр не проверит свои доводы наверняка, нет причины загромождать себя тяжкой ношей мыслей. Плечам нынче и так нелегко. Обычно, чтобы улучшить уже базовые навыки, имея определённый опыт, можно попробовать выйти за имеющиеся рамки (утрируем). Сконцентрировать желание, сконцентрировать возможности в теле, постараться, попотеть и что-нибудь да выйдет. Организм Эфира сам по себе не сильный из-за условий жизни, но теперь, как оказалось, имеет большой потенциал при помощи Стелларона, что воздействует на его базовые физические способности. Стоит, например, усилить пули (интересно, а «физическому элементу» получится их создавать?), точнее их эффект при попадании. Благо, у Итэра богатый опыт в стрельбе из лука — целиться он сможет, а вот к отдаче эфировское тело не до конца привыкло. Теперь же, посреди мусора, безлюдности и пары монстров, можно поискать всякие баночки да бутылочки, чтобы потренироваться в стрельбе из оружия… всяко мощнее, чем лук. Наверное. Каждому своё, так сказать. — Господин! Вы уверены, что нам стоит расположиться… здесь? Солнышко уходит в закат, обогревая последние минуты на сегодня небольшую парочку недоумевающих… — А чем плохо? Погода наипрекраснейшая: ни жара, ни холод — самое то для… — Ну… Я правильно понимаю, что Вы… Мужчина хлопает глазками, уже закидывая удочку в извилистую речку. — Вдруг повезёт! Вам что, жареной рыбы не хотелось бы? — довольно хмыкнув, рыжий пожимает плечами, качает головой. Пятая точка плюхается на травку, изнурённый путешествиями желудочек предвкушает будущий ужин. — Мне ничуть не жалко, я поделюсь. Хотя в Фонтейне её тоже пруд пруди… но до него мы сегодня не доплетёмся. Две слуги переглядываются друг с другом. Один из них, облечённый в чёрное пальто с благородным мехом по капюшону, спрашивает: — Тогда я начну готовить палатки? — Ага, — кивает Тарталья, — потом присоединишься, — и продолжает терпеливо ожидать улов, думая о чём-то своём, о насущном, о рыжем, о тартальевском. Леди, облечённой в платье цвета синевы, по-видимому, осталось дело за костром… Денёк сегодня выдался прекрасный. И домой забежал, семью повидал, и миссию выполнил, и ещё одну прихватил. Так и устать же можно! Почему дела «Банка Северного королевства» остаются на нём? Нет, Царице служить — дело благое, но… Ой, ну и чёрт бы с ним. Зачем портить себе хороший настрой? Вот, говорят, в Фонтейне дуэлянты есть. Хотелось бы их испытать в поединке. Может быть, без Глаза Бога — барахлит он в последнее время. Вечереет. Жарятся две рыбки, а третья когда-нибудь окажется на вертеле; Аякс ждёт этого с нетерпением, и, спустя десять минуть, за крючок что-то цепляется. Вот она, прекрасная! Тяжелее обычного… иглобрюх ли? И с каким же удивлением голубые фары уставились на знакомую малышку Паймон, что оказалась в руке предвестника, кашляющая, дрожащая, шмыгающая, без знакомой златовласки, но живая. …Слуг пришлось попросить отойти подальше. — И ты больше ничего не помнишь? — Аякс подаёт ей кружку тёплого чая, впитывав всю информацию, как губка воду. — Нет! — качает беловолосая головой. На её лице, едва видном из-под пледа, читается сплошная паника и страх за путешественника. — Паймон помнит только то, как она тонула всё глубже! Глубже и глубже! А потом она уже в воде! Теперь в мире на одного блондина (и брюнета) стало меньше.