Жизнь и приключения Логэйна Мак-Тира

      «Мне говорили, тем, кто прошёл Посвящение в годы Мора, обычно хуже всего. Не знаю, правда ли это, сравнить мне не с чем. Но, возможно, у тебя не тридцать лет, а гораздо меньше».       Когда Алим Сурана медленно и вкрадчиво произнёс эти слова, глядя Логэйну прямо в глаза, тот только усмехнулся в ответ. Ну разумеется, должно было обнаружиться какое-нибудь гадкое «но», какой-нибудь маленький крючок, который потянет за собой целую вереницу проблем. Как будто перед Логэйном хоть раз в жизни ставили лёгкие задачи.       Перспектива скорой смерти как таковой его не страшила — радости тоже мало, зато безразличия к этой теме в нём нашлось хоть отбавляй. По крайней мере, бытие Стражем гарантированно избавляло его от перспективы умереть вдруг по нелепой прихоти судьбы немощным и больным, и хотя бы за это Суране и его гениальным безумным идеям можно было сказать «спасибо». Уж лучше в бою, чем дома в постели в окружении скорбных родственников — за такие взгляды Мэйв на него вечно ругалась, а оно в итоге, вон, как выходит.       Каждому своё.       Первые проблемы начались чуть позже: чем ближе оказывалась к столице орда во главе с Архидемоном, тем меньше удавалось спать по ночам. Кошмары, поначалу яркие, но сумбурные, а затем всё более пугающие в своей неотвратимой ясности — крах Денерима, залитые кровью жителей улицы и моровая погибель, изрыгаемая осквернённым древним драконом — лишили его покоя насовсем к третьей ночи. Именно в ту ночь он постучался к Суране, сам не понимая, зачем. Чтобы обнаружить его таким же измождённым и усталым. Чтобы сообщить, что готов умереть в грядущем бою, потому что ничего логичнее и разумнее нельзя было вообразить. «Одумайся, тебе ещё есть, для чего пожить. Никогда не поверю, что ты заставил меня в орден вступить, чтобы в итоге помирать самому. Я бы на твоём месте тоже подстраховался». Чтобы соврать — скорее, подстраховал бы других, конечно, это тебе не интриги плести на пару с Хоу, тут бы в самый раз героически помереть.       А может, он пришёл, чтобы услышать новость, которую трудно было счесть как хорошей, так и дурной.       — Я говорил с Морриган. Она знает, способ... чтобы никому умирать завтра не пришлось. Но он тебе не понравится.       Когда бледные губы Алима изрекли суть дела, Логэйн подумал о том лишь, что на этот раз от его вынужденной бессонницы будет хоть какая-то польза.       — Мне, если хочешь знать, вообще уже ничего не нравится.       Ведьма, несмотря на внешнюю привлекательность, ему тоже не нравилась, но они взаимно вытерпели друг друга и на том разошлись.       С окончанием Мора жизнь, как ни странно, продолжилась, а кошмары уже гораздо реже тянули к Логэйну из Тени свои цепкие, когтистые лапы: Сурана оказался прав, а ведьма знала своё дело. К мыслям о тёмных ритуалах, душе Архидемона и таинственных бастардах Логэйн возвращался нечасто, хоть его и мрачно забавляло, что за первый месяц в роли Серого Стража он как минимум дважды столкнулся с мало ему понятной и очевидно сомнительной, тёмной и жуткой магией. Куда страшнее стало потом, спустя полгода примерно, когда он прибыл в Орлей (там ему тоже, мягко говоря, не нравилось) и отправился впервые на охоту на порождений тьмы вместе с новыми боевыми товарищами.       В присутствии осквернённых тварей ему чудилось, будто в мозгу у него копошились черви. Сладковатый гнилостный запах слышался задолго до приближения порождений, но самой пугающей, пробирающей до костей оказалась неясная, пока ещё тихая какофония Песни, подбиравшаяся к затылку, коловшая отравленными иголками череп, холодившая кровь. И тогда до него со всей неотвратимостью дошло наконец, что именно позовёт его умирать, когда истечёт отведённый срок. Зов будет нарастать незаметно, день за днём и останется с ним навсегда. Только он и останется, когда тело не сможет уже функционировать и противиться ему, и сил останется ровно на то, чтобы спуститься на Глубинные тропы и погибнуть совсем не геройской смертью — среди гнили и смрада, в полном одиночестве среди существ, настолько чуждых человеческой природе, что от одной только мысли об этом начинало тошнить.       В тот день Логэйн поклялся себе, что будет сопротивляться невидимому врагу до последнего.       — Упрямство вообще у вас, ферелденцев, в крови, — хмурилась Кларель, когда они единственный раз заговорили об этом однажды в ночь с года 9:34 на 9:35 Дракона. А потом добавила:       — Хорошее качество для Стража.       «О том ли ты думала, отдавая приказ убить меня?» — думал Логэйн спустя несколько лет, стоя над её гробом, обёрнутым флагом с изображением грифона.       Как бы там ни было, он сопротивлялся ровно столько, сколько положено. Он почти выполнил клятву, данную самому себе. Осталось ещё немного, ещё год-два, пока Командором не назначат кого помоложе да посильнее, а потом можно и решиться наконец на то, что Логэйну в обязанностях доблестных защитников Тедаса, и без того отнюдь не сахарных, полных подвохов и всяческой, в общем-то, дряни, нравилось меньше всего.       Наконец уже сдаться и уйти умирать.