***
В ретроспективе — она рада, что не платила за защиту Рэнсома в суде. Линда оплачивала заоблачные адвокатские счета сама, а за Мартой не числилось ничего, что ей стоило бы искупить. Однако он не ошибся. Марта перевезла своих мать и сестру в дом сразу же, как поняла, как распоряжаться своим новоявленным имуществом. Уолт, как узнал об этом, появился у ворот и попробовал войти с помощью своего кода доступа; не иначе как хотел снова её запугать, но все замки и коды она сменила. Его сын представляет собой ещё более масштабную проблему — тот пытался отправить к ней полицейских, оставив несколько ложных сообщений о вооружённых грабителях, — но об этом позаботился детектив Эллиот. — Мы сначала созвонимся с вами, а уже потом будем отправлять наряд, — обещает он ей по телефону. — Мы уже сталкивались с таким. Парню станет скучно, и он прекратит. Марта задаётся вопросом, как долго скука представителей семейства Тромби будет её проблемой и как долго она будет их излюбленным развлечением. Уолт продолжает посылать электронные письма с непрошенными и в значительной степени нелепыми советами насчёт издательства, за которые он явно хочет вознаграждение. Регулярно звонит Линда — уговаривает Марту позволить ей продать дом. Джони, демонстрируя показное дружелюбие, отмечает её в инстаграме (которым Марта пользуется редко). Мэг, очевидно, чувствует себя обязанной за то, что Марта согласилась оплатить последний год её обучения, и потому регулярно выходит на связь (хотя отношения у них по-прежнему странные: предательство Мэг забыть сложно). И Рэнсом пишет регулярно.***
ПРИВЕТ. Я ТАК ПОНИМАЮ, ОТСУТСТВИЕ ОТВЕТА ОЗНАЧАЕТ «НЕТ». СПРАВЕДЛИВО. РАССКАЖИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ. ЕСТЬ ЛИ ЕЩЁ СЕКРЕТЫ В ДОМЕ? Я ВСЕГДА ДУМАЛ, ЧТО ГДЕ-ТО ДОЛЖЕН БЫТЬ ЕЩЁ ОДИН ТАЙНЫЙ ПРОХОД, НО ТАК И НЕ СМОГ ЕГО НАЙТИ. ХАРЛАН ОТКАЗЫВАЛСЯ КАК ПОДТВЕРЖДАТЬ, ТАК И ОПРОВЕРГАТЬ, ВОТ УБЛЮДОК. СЛЫШАЛ, СКОРО БУДЕТ ОПУБЛИКОВАН ТИРАЖ ПОСЛЕДНЕЙ КНИГИ. ОТПРАВЬ МНЕ ЭКЗЕМПЛЯР, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ. РЭНСОМ***
ПРИВЕТИКИ! БРАКОРАЗВОДНЫЙ ПРОЦЕСС ЗАВЕРШЁН — ОТЦА ВЫСТАВИЛИ. НЕ МОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО БУДУ ПО НЕМУ СКУЧАТЬ. А У ТЕБЯ-ТО ОТЕЦ ЕСТЬ? Я ДУМАЮ, ЧТО ОТЦОВ ПЕРЕОЦЕНИВАЮТ. ЕСЛИ ТОЛЬКО ОНИ НЕ ВЫДАЮТ ПО МИЛЛИОНУ ДОЛЛАРОВ. У МЕНЯ НЕ ОСОБО МНОГО ЧЕГО ПРОИСХОДИТ. А У ТЕБЯ ВСЁ УСТАКАНИЛОСЬ? Я СЛЫШАЛ, ПАЦАН АДСКИ ПОРТИТ ТЕБЕ ЖИЗНЬ. УВЫ И АХ, НО УОЛТ, КАЖЕТСЯ, ОЧЕНЬ ИМ ГОРДИТСЯ. ВОЗМОЖНО, ПОТОМУ ЧТО У НЕГО-ТО ИДЕЙ ПОЛУЧШЕ НЕТ, ТАК ЧТО ИМ ПРИДЁТСЯ СКОРО ПРОДАТЬ ДОМ НА ЗАПАДНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ. УВЕРЕН, ЭТО ТАК РАССТРОИТ ТЕБЯ, ЧТО ТЫ УСНЁШЬ ВСЯ В СЛЕЗАХ. СЛАДКИХ СНОВ. РЭНСОМ***
ЙОУ Я ТУТ ПОДУМАЛ — А КАК ТЫ ПЛАНИРУЕШЬ ОБЕЗОПАСИТЬ СЕБЯ ОТ ТОГО, ЧТОБЫ НЕ ОКАЗАТЬСЯ В АНАЛОГИЧНОЙ СИТУАЦИИ ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ БАРРИКАД СПУСТЯ СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ (ИЛИ ШЕСТЬДЕСЯТ? НЕ ЗНАЮ, СКОЛЬКО ТЕБЕ СЕЙЧАС)? ТИПА — У ТЕБЯ ВООБЩЕ ЕСТЬ ПЛАН? ИЛИ ТВОЙ ПЛАН — ЭТО ПЕРЕПИСАТЬ СОСТОЯНИЕ НА НЕ ИМЕЮЩИХ К ТЕБЕ ОТНОШЕНИЯ МЕДСЕСТЁР ХОСПИСА? ПО-МОЕМУ, КАК РАЗ В ТВОЁМ ДУХЕ. КСТАТИ ГОВОРЯ, А МОЙ ДОМ ТЫ ПРОДАЁШЬ? ВОЗМОЖНО, УЖЕ ПРОДАЛА, ХОТЯ Я ТАК НЕ ДУМАЮ. НАСЧЁТ КНИГИ Я ГОВОРИЛ СЕРЬЁЗНО. РЭНСОМ***
МАРТА, НЕ ХОЧУ ЗВУЧАТЬ КАК ВЕТЕРАН ПЕРВОЙ МИРОВОЙ, НО У МЕНЯ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ БУМАГА. ЭТО ПИСЬМО, ВОЗМОЖНО, БУДЕТ ПОСЛЕДНИМ ЗА ДОЛГОЕ ВРЕМЯ. МНЕ НУЖНО БУДЕТ СОХРАНИТЬ ЛИСТЫ С МОНОГРАММАМИ ДЛЯ ЮРИСТОВ — УВЕРЕН, ТЫ ПОНИМАЕШЬ. ТЫ ВООБЩЕ ЧИТАЕШЬ ЭТО? ПРОСТО ИНТЕРЕСНО. ТЫ УЖЕ МОГЛА СЛОЖИТЬ ДВА И ДВА И ПОНЯТЬ, ЧТО Я НЕ ОСОБО ЛЮБЛЮ ТРАТИТЬ ВРЕМЯ ЗРЯ. ЧТО НЕ ОТНОСИТСЯ К МОИМ ОТМАХИВАНИЯМ ОТ СОВЕРШЁННОЙ ПОПЫТКИ УБИЙСТВА — ЭТО НЕ ПОЛУЧИТСЯ, ДАЖЕ ЕСЛИ УЧЕСТЬ ВСЮ ТУ ОГРОМНУЮ РАБОТУ, КОТОРУЮ Я ПРОДЕЛАЛ НАД СВОЕЙ СОВЕСТЬЮ. НЕ ПЕРЕКЛЮЧАЙСЯ! РЭНСОМ Во втором, третьем и четвёртом письмах тайных приписок нет. В пятом есть — вверх ногами на бумаге было ещё более размашисто выведено чем-то острым: ЗНАЕШЬ, ДЕДУШКА МОГ БЫТЬ ТЕМ ЕЩЁ СУКИНЫМ СЫНОМ. КАК ТЫ УХИТРИЛАСЬ ЕМУ ПОНРАВИТЬСЯ? ВЫ ТРАХАЛИСЬ? МНЕ ТЫ МОЖЕШЬ РАССКАЗАТЬ. ЭТО БЕЗОПАСНО. Марта смотрит на призрачные, едва заметные на бумаге символы, и практически слышит, как Рэнсом ухмыляется. От этого кровь вскипает. Едва думая, она вытаскивает лист бумаги, снимает колпачок с одной из ручек Харлана и пишет в ответ: Я слушала его. Твой нарциссический вздор интересен мне не более, чем тебе интересно моё благополучие. Можешь смело экономить бумагу. Марта запечатывает конверт, подписывает его и гневно ставит печать. Но после того, как она отправляет его в почтовый ящик, после того, как возвращается в дом и сосредотачивается, она обдумывает всё получше. Очевидно, он хотел спровоцировать её, а с её стороны некрасиво оскорблять человека, который сидит в тюрьме. Но к тому времени, как она снова выходит на улицу, почтальон уже оставил вместо письма счета и запрос от агентства по поводу того, чтобы она написала собственную книгу. Так что письмо уже в пути. Дом Рэнсома она ещё не продала. Честно говоря, не заметила его в списке активов, когда просматривала его раньше. Вечером она читает список снова. В камине, спасая от холода, потрескивает огонь. Рядом с ним спит одна из собак. Другая, наверное, сейчас с Элис. Вот и дом Рэнсома — четырнадцатый в списке объектов недвижимости. Две спальни, две ванные комнаты, винный погреб, домашний тренажёрный зал. Харлан купил его сразу же, как Рэнсом окончил колледж. Марта уверена, что он получил образование в сфере бизнеса. Если бы они переписывались, об этом можно было бы упомянуть. Но они не друзья по переписке. Она ответила ему всего один раз, и больше этого не повторится.***
ПРИВЕТ-ПРИВЕТ. ЗАДЕЛ ЗА ЖИВОЕ? НЕ ТО ЧТОБЫ Я СПРАШИВАЛ БЕЗОСНОВАТЕЛЬНО, НО Я ПРИНИМАЮ ТВОЙ ОТВЕТ. ЭТО ВЕДЬ ТЫ ПРИЗНАЛАСЬ В УБИЙСТВЕ, КОТОРОЕ НЕ СОВЕРШАЛА. ПРИЯТНО, ВПРОЧЕМ, ЗНАТЬ, ЧТО ТЫ ЧИТАЕШЬ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, Я НЕ С ПУСТОТОЙ РАЗГОВАРИВАЮ. МАМА КО МНЕ БОЛЬШЕ НЕ ПРИХОДИТ, И ОСТАЛЬНЫЕ ЗЛЫ КАК СТО ЧЕРТЕЙ. КАК БУДТО ЭТО Я ВИНОВАТ, ЧТО ДЕНЬГИ ПОЛУЧИЛА ТЫ. Я БУДУ НЕ ТАКИМ НАРЦИССОМ, ЕСЛИ ТЫ ПОДЕЛИШЬСЯ ЧЕМ-ТО ИЗ ПРОИСХОДЯЩЕГО. КАК ТВОЯ СЕМЬЯ? ДРУЗЬЯ? НЕ ОБЪЯВИЛИСЬ ЛИ «РОДСТВЕННИЧКИ», УЗНАВ, ЧТО ДЕНЕГ У ТЕБЯ ТЕПЕРЬ НАВАЛОМ? НАДЕЮСЬ, ТЫ НЕ СОБИРАЕШЬСЯ НИ С КЕМ ДЕЛИТЬСЯ — УЖ ТЕПЕРЬ-ТО ТЫ ЗНАЕШЬ. РЭНСОМ В этом письме никаких следов нацарапанных букв нет, но в самом конце, под подписью, Марта замечает след невидимых чернил. Подержав над ним зажигалку, она видит одно-единственное слово: ИЗВИНИ.***
— Ему, должно быть, действительно одиноко, — беззаботно говорит Элис. — Раз он пишет тебе в такой манере. Марта фыркает. — Ему не одиноко, он просто меня испытывает. Все они так делают. — Кто? Мужчины? — Тромби, — уточняет она. — Мало что нравится им больше, чем испытывать людей, придумывать… шифры. Игры. — А, точно. Старик тоже так делал, да? — Харлан, — поправляет Марта. — Да. Игры Рэнсома стали посложнее. Может, потому что он сидит в тюрьме. — Ага, за попытку убить тебя охотничьим ножом в сердце. И я ему это не простила. — Элис спрыгивает с кухонной стойки, чтобы впустить собак. — Верно, — говорит Марта. — Но он не убил. — Потому что он дурак, — со смаком комментирует Элис. — И судьба была на твоей стороне. Но Рэнсом не дурак, вот в чём дело. Он оказался достаточно умён, чтобы почти уйти от наказания за убийство, выставив убийцей её и практически заставив её признаться первой. И, конечно, достаточно умён, чтобы нанести ей удар одним из ножей с кресла прямо на месте преступления. Это было немного нелепо. Уж чему Харлан её научил, так это замечать нелепости. — Как бы то ни было, ему не жаль, — говорит в конце концов Марта, и Элис несогласия не выражает. Но позже, лёжа глубокой ночью в постели, Марта размышляет об этом снова, и всё кажется не настолько шаблонным. Призрачный шанс, что Рэнсому жаль, есть. Он сказал об этом лично — только ей. Она знает, что это может быть манипуляцией, но… возможно, что нет. Возможно, он и вправду весь в деда, так ведь? Она не планирует отвечать, но книги Харлана ему посылает. Все книги, коль скоро новых не предвидится ещё несколько месяцев.***
Примерно неделю спустя Марта получает очередное письмо; не распечатывая, она кладёт его в шкаф к остальным. Не то чтобы она собирается его игнорировать, но она занята продажей двух яхт и организацией пожертвований на благотворительность, чтобы сбалансировать прибыль. А ещё налогами или типа того. На данный момент она доверяет бухгалтерскую работу Алану: он за две недели помог её матери получить временную визу, так что привести дела в порядок в его компетенции. Он работает над получением матерью гражданства. Однако даже с помощью Алана Марте приходится справляться со всё большим количеством дел, и она решает, что не будет утруждаться и просто посмотрит следующие несколько писем сразу. А потом проходит месяц, и Марта так и не смотрит их до тех пор, пока не разбирает книжные полки и не находит несколько семейных фотоальбомов. Тогда до неё доходит: Рэнсом больше не писал. — Что это? — спрашивает мама; Марта понимает, что всё это время она стояла неподвижно. — Это… — Марта запинается, — ...Рэнсом. Она смотрит на его лицо, запечатлённое на старом рождественском семейном фото; снимок был сделан ещё до того, как она начала работать на Тромби. Рэнсом выглядел типичным школьником-мажором. У Мэг был разгар «готического» периода. Джейкоб наверняка только учился ходить. Остальные же почти не изменились. Марта закрывает альбом и встаёт. По пути к столу кладёт альбом в стопку памятных вещей, которые она собирает. Затем выдвигает ящик и вскрывает конверт одним из необычных ножиков Харлана. У этого рукоять в форме кости — возможно, это и в самом деле кость. На этот раз письмо написано на обычной линованной бумаге. И оно краткое. СПАСИБО. ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ ПРИЙТИ, ТО ТЫ В СПИСКЕ РАЗРЕШЁННЫХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ. БЫЛ БЫ РАД ТЕБЯ УВИДЕТЬ. Очевидная манипуляция, однако Марта размышляет об этом на протяжении нескольких дней. Может, она и не ограничится ответом однажды. Справедливо ли это в данной ситуации? Она думает, что было бы справедливо игнорировать его вечность и начать прямо сейчас. Оа придерживается этого решения около недели — но потом её снова бьёт в сердце острая тоска по Харлану. Как бы она хотела увидеть его снова, ещё раз обыграть его в го. Она звонит Мэг, мучается от неловкого пятиминутного разговора, во время которого не проскальзывает ничего такого, что позволило бы беспрепятственно развить нужную тему. В конце концов Марта говорит то, что хочет: — Мне не следует доверять никому из твоей семьи, так? Мэг выдерживает секундную паузу. — Например? — наконец спрашивает она. — В каком смысле? — Каждому из них, в общем и целом. Я как раз сейчас… решаю такой вопрос. — Ты можешь доверять мне, — говорит Мэг. Марта предпочитает сейчас оставить это без ответа, чтобы тоже не солгать. — Не знаю. В чём дело? — Рэнсом пишет мне, — признаётся она. — О чёрт. Ему правда не следует это делать. — Ага, — соглашается Марта. — Заявишь в полицию? Это нарушение защитного предписания. Может поставить под угрозу его досрочное освобождение. Марта такую возможность не рассматривала. — Я подумаю, — говорит она, и в животе немного сжимается. — Он ведёт себя мило. — Оу. — Мэг удивлена. — Серьёзно? — Не знаю. Она слышит в телефонном динамике глубокий вздох. — Он мудак, — говорит Мэг. — Он манипулятор, и он привык всегда получать то, что хочет. Но он не убивал собак и не пытал утят. Он не псих. — Ясно, — отзывается Марта. — Я имею в виду… Я знаю, что он хотел тебя убить, — продолжает Мэг спустя секунду. — И это, наверное, было самым жёстким из всего, что он делал в своей жизни. Но, в отличие от всей остальной семьи, я никогда не думала, что… — Я поняла тебя, — говорит Марта. — Он обозвал меня древолюбкой, но потом сделал рождественское пожертвование в АСГС от моего имени. Какой из этого должен быть сделан вывод, Марта не знает. — Хорошо. Спасибо. — Конечно. В любое время. Ты можешь… — Не собирается ли она сказать, что Марта может на неё рассчитывать? По крайней мере, она осекается и говорит вместо этого: — Дай мне знать, если я могу ещё чем-то помочь. — Да. Пока. — Пока. Марта сбрасывает звонок и снова садится на кресло за письменным столом Харлана. Разговор поставил её в тупик ещё больше. В конце концов, она делает то, что кажется ей правильным — в прошлом это вполне срабатывало, — и скользит ручкой по бумаге. Хорошая попытка. Никогда по своей воле я не окажусь с тобой в одной комнате. И никто из Тромби в моё завещание не вписан. Дом 10 на Кайнок-драйв я ещё не продала. Не замечала, что он теперь мой. Хочешь приобрести его? Она перечитывает. Выглядит жестоко — теперь-то предлагать ему купить дом, когда она знает, что он не может себе это позволить, — так что она добавляет ещё абзац, надеясь смягчить удар. Она уже победила. Злорадствовать ни к чему. Я чищу дом Харлана от личных вещей и фотографий. Если среди них есть что-то, что тебе нужно, я передам всё Линде. Вот так. Теперь получается вполне учтиво. Марта по-прежнему твёрдо настроена поставить печать и написать адрес, но затем глядит на письмо и, надо же, переосмысливает его. Это ошибка. Что сказал бы Харлан? Она точно знает, что сказал бы Харлан. «Ошибка — двигатель сюжета», — любил повторять он всем, кто слушал, — особенно ей. Такая ошибка, как нанять мистера Бланка расследовать преступление, которое она не совершала. Такая ошибка, как писать своему несостоявшемуся убийце. Но если и так — эту ошибку она уже совершила. Снявши голову, по волосам не плачут. Она отправляет письмо.***
Для Марты важно, чтобы первенство касаемо владения любой из семейных реликвий было за прабабушкой Ванеттой. Она никогда не понимала, почему Тромби относились к ней как к декоративному растению: те несколько раз, когда Марта общалась с Ванеттой, та прекрасно осознавала, что происходит вокруг, пусть и не отвечала на вопросы быстро. Так что весной, когда травмоопасный лёд на территории дома тает, Марта перевозит Ванетту обратно. — У вас будет всё, что бы вам ни понадобилось, — говорит она; по дороге в дом Ванетта опирается на её руку. — Если понадобится что-то тяжёлое, то вам доставят прямо в комнату. Не волнуйтесь, хорошо? Ответа не следует, но однажды Ванетта выбирается в кабинет, чтобы посмотреть фотоальбомы. Она берёт две старые чёрно-белые фотографии — на ней она и Харлан, Харлану примерно десять лет. А затем оборачивается. — На этой фотографии наш старый дом, — говорит она. Марта прекрасно знает, что Ванетта имеет в виду: Харлан любил эту фотографию, она висела у него в спальне. Поэтому Марта перебирает, прислонившись к книжному шкафу, все фоторамки, пока не находит нужную. Лицо Ванетты озаряется лёгкой улыбкой. — Харлан знал, что делал, — говорит она, а затем уходит. Марте удаётся сдержать слёзы до тех пор, пока она не остаётся в одиночестве. Тем же днём почта доставляет очередной ответ от Рэнсома. На этот раз письмо длиннее: разлинованный лист заполнен с обеих сторон. Я СЕРЬЁЗНО. КРОМЕ ШУТОК. НЕ МОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО ВИНЮ ТЕБЯ ЗА ТО, ЧТО НЕ ВЕРИШЬ, НО Я ГОВОРЮ ПРАВДУ. Я ДУМАЛ, ЧТО ПРОНЕСЁТ ИЛИ ТИПА ТОГО. УЧИТЫВАЯ, ЧТО У МЕНЯ ДЕНЕГ НЕТ ОТ СЛОВА «СОВСЕМ», А МАМА СО МНОЙ НЕ РАЗГОВАРИВАЕТ, ДУМАЮ, ЧТО МОЙ ДОМ НЕ В МОЕЙ ЦЕНОВОЙ КАТЕГОРИИ. ЕСЛИ ТЫ БЛАГОРАСПОЛОЖЕНА, ТО ЕСТЬ ПАРА ВЕЩЕЙ, КОТОРЫЕ Я ХОТЕЛ БЫ ОСТАВИТЬ СЕБЕ. НО ПРИ РАВНОВЕРОЯТНОМ ИСХОДЕ, ЕСЛИ ТЫ ПОШЛЁШЬ МЕНЯ НА ХЕР, ВСЁ ЖЕ КОЕ-ЧТО ВЫСТАВЛЯЙ НА ПРОДАЖУ ПО ОТДЕЛЬНОСТИ. В ЗАВЕЩАНИИ ХАРЛАНА, КАК Я ПОНЯЛ, ОБ ЭТОМ НЕ СКАЗАНО. У МЕНЯ ЕСТЬ РАУШЕНБЕРГ (ТЕБЕ ЗАХОЧЕТСЯ НАЗНАЧИТЬ ЦЕНУ И ПРОДАТЬ ЕГО НА АУКЦИОНЕ), А ТАКЖЕ — МОНДРИАН И МАЛЕВИЧ НАВЕРХУ. ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПРОДАВАЙ НИЧЕГО ИЗ ЭТОГО СРАНЫМ РОКФЕЛЛЕРАМ. ОНИ МУДИЛЫ, УЖ ПОВЕРЬ: Я УЧИЛСЯ В ШКОЛЕ С ДВУМЯ ИЗ НИХ. КАК Я ТОНКО НАМЕКНУЛ ВЫШЕ, ЛИНДА СЕЙЧАС НЕ САМАЯ БОЛЬШАЯ МОЯ ПОКЛОННИЦА, ТАК ЧТО О СЕМЕЙНЫХ ФОТОГРАФИЯХ Я НИЧЕГО НЕ СЛЫШАЛ. ОНА НИЧЕГО НЕ ПЕРЕДАСТ МНЕ. НО СПАСИБО, ЧТО ПРЕДЛОЖИЛА. УЧИТЫВАЯ ВСЁ ТО, ЧТО ТЕБЕ ПРИШЛОСЬ ПРОЙТИ ПО НАШЕЙ ВИНЕ, ТЫ ОТНОСИШЬСЯ К МОЕЙ СЕМЬЕ С НЕВЕРОЯТНЫМ ПОНИМАНИЕМ. ЭТО МОРАЛЬНЫЕ ПРИНЦИПЫ У ТЕБЯ ТАКИЕ ИЛИ ПРОСТО ТЫ РЕШАЕШЬ ВСЕ ВОПРОСЫ ИМЕННО ТАК? КАК БЫ ТО НИ БЫЛО, ПОДУМАЙ: ТЫ МОЖЕШЬ СЖЕЧЬ ВСЁ И СКАЗАТЬ МОЕЙ МАТЕРИ С УОЛТОМ, ЧТОБ ОТВАЛИЛИ. ХАРЛАН ХОТЕЛ БЫ ИМЕННО ЭТОГО. РЭНСОМ Ещё не закончив читать, Марта достаёт бумагу и начинает писать ответ, хотя и понимает: это значит, что теперь она официально переписывается с Рэнсомом. Это несправедливо — учитывая, что на несправедливость её пищеварительная система реагирует почти так же, как и на неправду. Харлан хотел бы совсем не этого. Харлан не ненавидел вас поголовно, он хотел дать вам шанс добиться чего-то по-настоящему. Я не буду сжигать никаких семейных реликвий. Пока что я ни от чего не избавлялась. Если тебе нужно что-то конкретное, то скажи мне, и я приберегу. Какие у тебя планы в отношении своего дома? И что не так с Рокфеллерами? Кому мне стоит продавать? Марта думает, не спросить ли заодно о Линде — с чего бы той с ним не разговаривать? — но затем решает, что сегодня ей наплевать. Скорее всего, это попытка вызвать чувство вины, а даже если нет — Линда это переживёт. Более того — семейные проблемы Рэнсома не особо её волнуют. И семья его, в общем-то, не особо ей нравится. По крайней мере, из полиции звонить перестали. Это прогресс. Видимо, Джейкобу стало скучно. И Уолт после где-то пяти месяцев игнорирования со стороны Марты ограничивается теперь электронными письмами (которые летят прямиком в спам) раз в неделю или типа того. Линда начала игнорировать Марту — за тем исключением, что принимает от неё посылки со своими вещами, — и Джони, очевидно, с радостью делает то же самое. Так что жизнь входит в нормальную колею. И нормальность также включает теперь в себя письма Рэнсому где-то раз в неделю. ПРОДАВАЙ ПО ВОЗМОЖНОСТИ НА АУКЦИОНАХ. У ДЕДА БЫЛ ДОСТАТОЧНО ХОРОШИЙ ВКУС, ЧТОБЫ ПОЛАЯТЬСЯ ИЗ-ЗА СТОИМОСТИ, А ЭТО, ОЧЕВИДНО, ЗНАЧИТ, ЧТО ФИНАЛЬНАЯ ЦЕНА БУДЕТ ВЫШЕ. ЗАЙМЁТ БОЛЬШЕ ВРЕМЕНИ, НО НЕ ТО ЧТОБЫ ТЫ СПЕШИЛА. ПО ПРАВДЕ ГОВОРЯ, Я НЕ ЗНАЮ, ЧЕГО ХОТЕЛ ХАРЛАН. КАК Я ПОНЯЛ, ОН ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛА ПРИ ДЕНЬГАХ. МОЖЕТ, ОН ХОТЕЛ НАПОСЛЕДОК ОБЫГРАТЬ МЕНЯ (ИЛИ НАС — СЕМЬЮ). Я ГОВОРИЛ СЕРЬЁЗНО, КОГДА УТВЕРЖДАЛ, ЧТО МЫ С ТОБОЙ ЗНАЛИ ЕГО ЛУЧШЕ ВСЕХ. НО СЕЙЧАС Я ДУМАЮ, ЧТО ВСЁ-ТАКИ НЕ МЫ, А ТЫ. КАК-ТО ТАК. ЕСЛИ НИКТО ЕЩЁ НЕ ЗАБРОНИРОВАЛ ТОТ БУТАФОРСКИЙ КИНЖАЛ, ТО Я ХОЧУ ЕГО. ТО ЖЕ ОТНОСИТСЯ К КАМЕННЫМ ШАХМАТАМ В ОФИСЕ ХАРЛАНА И К ОРИГИНАЛУ »ПЛАЧА ХЬЮ». ДУМАЮ, ЧТО ОН ТАКЖЕ ПЛАНИРОВАЛ ПЕРЕДАТЬ МНЕ ЧАСЫ — ДО ТОГО, КАК ВЫЧЕРКНУЛ МЕНЯ ИЗ ЗАВЕЩАНИЯ, КОНЕЧНО. ТЫ УЗНАЕШЬ ИХ СРАЗУ. СПИСОК ДОМАШНИХ ВЕЩЕЙ, КОТОРЫЕ Я ХОЧУ, НА ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ. В ПОРЯДКЕ ВАЖНОСТИ. КАК ТОЛЬКО НАДОЕСТ, МОЖЕШЬ ЗАБИТЬ. СПАСИБО. РЭНСОМ Она переворачивает письмо. В списке около двадцати пунктов, и притом весьма специфических. Многие из этих вещей, вероятно, очень ценные: шикарные кольца, нагрудные значки из золота. В общем-то, по мере того, как она читает список и думает о том, чтобы эти вещи отложить, а от остального избавиться, Марта решает, что не собирается этим заниматься. Ей не хочется даже рассматривать его вещи, не говоря уже о том, чтобы их разбирать. — Положи их в камеру хранения, — предлагает мама, когда за обедом Марта поднимает данную тему. — Когда он освободится, вышлешь ему ключ, вот и всё. — И платить за ячейку, в то время как здесь можно хранить бесплатно? — возражает Марта. — Нет. Я не собираюсь разбрасываться деньгами только потому, что они у меня есть. — Это не значит разбрасываться, — говорит мама. — Значит! — Почему ты пытаешься помочь человеку, который хотел тебя зарезать? — требовательно спрашивает мама. И внятного ответа у Марты нет. — Потому что он, по крайней мере, не пытался ударить меня в спину, как остальные, — говорит она наконец. Мама кивает — так, словно теперь она понимает. — Когда мне ясна твоя позиция, всё становится куда проще. — Она прочищает горло и вытирает стол. Марта очень отчётливо дала Алану понять, что иммиграционный статус мамы — это важнейшее из насущных дел. Она повторила это несколько раз — три по меньшей мере, — так что она знает, что он понимает ситуацию, но прогресса всё равно нет. Однако сегодня вечером она думает о Рокфеллерах и аукционах — и её осеняет. Но сначала нужно найти те часы, о которых говорил Рэнсом. Часов у Харлана хватало. В симпатичной коробочке на шкафу лежит пять штук. Марта всё ещё возится с переносом своих вещей из его комнат; коробочка по-прежнему там. Возможно, если бы она перенесла её, она бы больше чувствовала себя как дома. Она также думает, что, возможно, ей пока не хочется чувствовать себя как дома. Однако экзистенциальные вопросы большую часть этих дней она пытается игнорировать. Итак — часы. Она смотрит на них сверху вниз и сразу же отчётливо понимает, которые предназначались Рэнсому: медные, с циферблатом в чёрном и тёмно-синем оттенках, с несколькими небольшими вставками. Определённо не самые ценные из коллекции (в ней есть и такие, что, кажется, сделаны целиком и полностью из бриллиантов), однако отражающие личностные особенности. И Харлана, и Рэнсома. Её накрывает такой острой тоской по Харлану, что приходится опереться на шкаф и глубоко вдохнуть. Ей с трудом верится, что Харлана больше нет, — даже сейчас. И Марта не может разделить боль даже с теми, кто и правда эту боль понимает. За исключением, конечно, Рэнсома. И когда она пишет ему в этот раз, она знает, чего хочет. Нож, шахматы, книга и часы — твои. Я отложу их. Я скучаю по нему. Раз уж ты просвещаешь меня о законах вашего мира, то, возможно, ты мог бы также посоветовать, как ускорить получение мамой гражданства. Алан делает всё возможное, но говорит, что процесс может занять больше года. А я ещё не достигла того уровня, чтобы понять, когда кто-то говорит, что не может ускориться, потому что действительно не может, а не потому что выкачивает деньги. ОН ЧТО, ЕЩЁ НЕ РЕШИЛ ВОПРОС? БОЖЕ, ОН РЕАЛЬНО БЕСПОЛЕЗЕН. ВОТ ПОЭТОМУ ОН ВСЕГО ЛИШЬ СЕМЕЙНЫЙ ЮРИСТ — ТЕБЕ НУЖНА НАСТОЯЩАЯ АКУЛА. ПОГОВОРИ С КЭТ ЛОУЭЛЛ. У МЕНЯ БЫЛ ЕЁ НОМЕР В МОБИЛЬНИКЕ, НО МОБИЛЬНИК НАХОДИТСЯ ЗДЕСЬ. ЕСЛИ ТОЛЬКО ЛИНДА ЕГО НЕ ЗАБРАЛА. ИЛИ ПРОСТО ПОЗВОНИ В ОФИС КЭТ. ТЕБЕ ТОЛЬКО АЛАН ПОМОГАЕТ? А КАК НАСЧЁТ ИЗДАТЕЛЬСТВА, ТАМ-ТО ЧТО ПРОИСХОДИТ? МНЕ КАЖЕТСЯ, С ДЕДУШКИНЫМИ МЕМОРИАЛЬНЫМИ ИЗДАНИЯМИ БУДЕТ ЛЕГКО ДОБИТЬСЯ УСПЕХА. СТОИТ СНЯТЬ ФИЛЬМ, ЕСЛИ ТЫ В СОСТОЯНИИ МИРИТЬСЯ С ПРИСУТСТВИЕМ УОЛТА. (ДА, ЗНАЮ, ХАРЛАН ХОТЕЛ НЕ ЭТОГО, Я ПРОСТО НАКИДЫВАЮ ВАРИАНТЫ. И НЕПЛОХИЕ.) МОЁ ПРОШЕНИЕ БЫЛО ОТКЛОНЕНО, КСТАТИ ГОВОРЯ. НЕ УВЕРЕН, ЧТО ТЫ О НЁМ ЗНАЛА. Я ПРОСИЛ НЕ ГОВОРИТЬ ТЕБЕ, ТАК ЧТО, НАДЕЮСЬ, ЭТО СЮРПРИЗ. НО НЕ ВОЛНУЙСЯ, Я ПРОВЕДУ ЗДЕСЬ ЕЩЁ ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ ЧЕТЫРЕ ГОДА, А ПОТОМ У МЕНЯ БУДУТ ХОРОШИЕ ШАНСЫ НА ДОСРОЧНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ПОЛАГАЮ, ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ТЫ ДЕРЖИШЬСЯ В СТОРОНЕ. ДЕРЖУ ПАЛЬЦЫ СКРЕЩЁННЫМИ. РЭНСОМ Марта отвечает кратко: Хорошо, спасибо. Я свяжусь с ней. Мне не только Алан помогает, однако он делает больше, чем кто-либо из твоей семьи, так что я бы хорошо подумала, кого тут назвать бесполезным. Мемориальные издания — неплохая идея. Рэнсом не отвечает около двух недель. Марта задумывается, не задела ли она его. А пока у неё не получается связаться с Кэт Лоуэлл. Всякий раз, как она звонит, секретарша дослушивает до её имени и слова «иммиграция», прежде чем сообщить, что она не по адресу, и когда Марта пытается возражать, звонок обрывается. Она предпринимает несколько попыток — а затем решает, что лучше сначала переговорит с Линдой, прежде чем её звонок снова сбросят. В противовес — Линда берёт трубку сразу же и очень старается разговаривать дружелюбно, как было до того, как Марта унаследовала то, что, как полагала Линда, предназначалось ей. Они обмениваются обычными любезностями, а затем Линда спрашивает: — Так ты звонишь насчёт фотоальбомов и прочего? — В том числе, — отвечает Марта и с облегчением обнаруживает, что желудок с правдивостью этого утверждения согласен. — Отправлю их на следующей неделе, если вы не против. — Конечно. И я сообщу, если чего-то не хватает. Того, что папа считал бесполезным, но всё же. Это важно для нас — для его детей. Дорого как память, — добавляет Линда — хотя имеет в виду, возможно, прямо противоположное. — Хорошо. У вас есть мобильник Рэнсома? — Зачем тебе? Марта отвечает по дороге к раковине: — Юрист попросил меня. Не знаю, зачем именно. — Она ставит вызов на беззвук, прежде чем её рвёт. — Что ж, — говорит Линда, — у меня его нет. Полагаю, он там же, где и всё то, что Рэнсом взял с собой в тюрьму. — О, хорошо, — отвечает Марта, снова включив звук. — Поговорю с администрацией тюрьмы. Спасибо. — Вероятно, тебе стоит поговорить с Рэнсомом, — продолжает Линда. — Ну, то есть когда его выпишут из больничного крыла, туда-то, судя по всему, не дозвониться. Он писал вместо того, чтобы звонить, а раз уж мальчик начал писать… а впрочем, что толку гадать. — Он в порядке? — Будет в порядке. Конечно, он драматизирует, как всегда, не пырнули — и ладно. Наверняка его держат в санчасти для его же безопасности. А ты продолжала думать над тем, где будешь жить? — начинает расспрашивать Линда. — Потому что… — Простите, мне нужно идти. До свидания. — Марта вешает трубку. Затем смывает воду и старательно убеждает себя, что не принимает сейчас очень плохое решение. Тема всплывает за обедом. Ну, точнее, Марта сама её поднимает. — ...значит, мне нужна возможность воспользоваться семейными связями Тромби, чтобы помочь тебе с гражданством. Элис приподнимает брови. — О, так они поотрывают свои задницы со стульев и помогут? — спрашивает она. Элис, как и всегда, подкармливает собак едой из своей тарелки и совершенно не испытывает по этому поводу раскаяния. — Вроде того, — отвечает Марта. — Рэнсом поможет. Мама бормочет что-то себе под нос. Элис закатывает глаза. — Почему ты всё ещё общаешься с ним? — спрашивает она. — Оно того не стоит, mija. — добавляет мама, прежде чем Марта успевает ответить. — Нет, стоит, — возражает Марта. — Мне нужен кто-то, у кого есть связи. — Она чувствует, как обе смотрят на неё, и ждёт, что в дело вступит рвотный рефлекс, — но нет. Ей и в самом деле нужна помощь. В этом плане травмы Рэнсома на дело не влияют. — Как пожелаешь, — говорит в конце концов мама, хотя едва ли остаётся довольна. Марту устраивает: от этого можно плясать. — Влюбилась ты в этого парня, что ли? — бубнит Элис, и Марта данную реплику целиком и полностью игнорирует.***
Марте хочется надеть броню. Тогда, наверное, она бы чувствовала себя здесь в безопасности. Но такой вариант невозможен: в броне она не смогла бы пройти через металлодетекторы, вот в чём проблема. Она позвонила заранее, чтобы убедиться, что к нему можно и что ей отдадут его телефон. Звонок завершился до неловкого быстро, когда офицер поднял вопрос о её судебном запрете в отношении Рэнсома. В конце концов, по приезде сюда она заплатила несколько сотен долларов, и вопрос был решён. Впрочем, остаётся вероятность, что Рэнсом не захочет видеться с ней: она ведь может передумать и всё-таки выдвинуть против него обвинения, так что он, если встретится с ней, пойдёт на риск. И всё это, пока она сидит в комнате для ожидания, кажется ей плохой идеей: как для него, так и для неё. Она уже получила телефонный аппарат, скопировала нужный номер. Она может просто уйти. Ничто её здесь не держит. — Марта Кабрера? — зовёт охранник, и она вскакивает с места. По мере того, как она идёт, руки начинают трястись. Чего ожидать от комнаты для посещений, она не знает. Охраны здесь самый минимум. Нет ни стёкол, ни охранного пульта — только столы да стулья. В углу торговый автомат. И — на удивление — пусто. Рэнсом стоит за ближайшим к окну столом. На нём синяя тюремная униформа, и он отрастил бороду. Это что-то новенькое. А ещё у него подбит глаз, сломан нос (похоже) и зарубцевавшаяся царапина на щеке. Он нечитаемо смотрит, как она идёт к нему, и, когда она оказывается достаточно близко, говорит: — Вот уж не думал, что буду иметь удовольствие видеть тебя. Марта тяжело сглатывает. Внезапно она вспоминает, что чувствовала в тот момент, когда он пытался её убить, как он своим весом прижимал её к полу, как заполошно колотилось её сердце, пока она ждала, чтобы это прекратилось. Он был близок, и подпускать его к себе она больше не собиралась — но тишина этого момента ей нравится. Пока она смотрит ему в глаза, мир стоит на месте. — Забавный способ поздороваться, — говорит она и нерешительно останавливается в нескольких футах от него, на другой стороне стола. Рэнсом склоняет голову набок. — Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь? — спрашивает он. Марта присаживается и смотрит на него, пока он тоже не садится. — Твоя мать сказала, что ты был ранен, — отвечает она. — Что произошло? — Поверь мне, — он откидывается на спинку стула, — если бы я знал, что, чтобы заманить тебя сюда, мне нужно было всего лишь мочиться кровью, я бы сделал это раньше. — Ты мочишься кровью? — спрашивает она с нарастающей тревогой. — В прошедшем времени. — Рэнсом кажется раздражённым, но вместе с этим скупо улыбается. — Я в порядке. И что, это единственная причина, м-м? Правду Марта и сама не знает, так что отвечать не хочет. — Мне казалось, ты упоминал, что она с тобой не разговаривает, — говорит она в конце концов. — Линда. — Она и не разговаривает, — отвечает Рэнсом. — Читает, надо полагать. Приятно слышать. Он смотрит на неё так пристально, что она чувствует неловкость и сильнейшее дежавю. — В чём дело? — спрашивает он с той же улыбкой. Она просто смотрит на него. Белок его подбитого глаза розовый: должно быть, кровеносный сосуд лопнул. — У тебя рёбра не сломаны? — спрашивает она. По правде говоря, это единственное, что она может сказать. — Пара трещин, — дружелюбно отвечает он. — Когда дышу, ощущение такое, будто у меня нож в боку. Иронично, не правда ли? Это по какой-то причине разряжает обстановку. Марта улыбается; сердце всё ещё колотится. — Тебе нужно соблюдать осторожность ещё несколько недель. — Мне говорили. — Что произошло? — спрашивает она снова. — Что ж, — начинает он и немного скованно наклоняется вперёд. — Я умничал. И разозлил одного парня. И он вместе со своими друзьями меня отмудохал. Что мне интересно, так тебя-то какого чёрта это волнует? Марта слегка качает головой. — Не знаю, — произносит она. — Просто хочу быть уверенной, что никто тебя не убьёт. Кроме меня. Рэнсом смеётся, а затем морщится. — Справедливо. — Он кладёт руку себе на бок — потирает отдельный его участок. — У тебя внутренние органы не задеты? — не удерживается она. — Почки? — Не, меня осматривали, — отвечает он. — Всё в порядке. Прекращай прикидываться моим медиком-консультантом, в чём дело? Всё в норме? Марта с нажимом скрещивает руки. — Ты виделся с отцом? Рэнсом уступает ей и отвечает: — После суда — нет. — А с Линдой? — Ей наскучило спустя месяц, и она больше не приходила. — Он пожимает плечами. — Возможно, мне стоит попробовать внести разнообразие в такой порядок вещей. Марта кидает на него неодобрительный взгляд, прежде чем понимает, что делает, и он воспринимает это с юмором. — А с остальными? — Ненавидят меня до мозга костей, — говорит он беспечально, слишком громко — так что, думается ей, он, вероятно, расстроен. — И тебе это известно. Зачем толочь воду в ступе, в чём смысл? — Смысл в том, что тебе, возможно, не стоит расспрашивать о моих мотивах слишком подробно, — находится она. Глаза Рэнсома блестят, а улыбка становится несколько напряжённой. — Не стоит, — подтверждает он. — Но, возможно, я просто не могу по-другому. Марта тоже наклоняется и смотрит ему в глаза. Она ощущает себя так же, как и в том ресторанчике, — будто обрела под ногами твёрдую почву. Но затем она вспоминает, как упала в кабинете, как он схватил её, и ощущает, как сомнения горчат на языке. — Ассистентка Кэт всё сбрасывает и сбрасывает мои звонки, — сообщает она. — Из-за акцента, — незамедлительно отвечает Рэнсом. — Вполне возможно. — Значит, ты пришла сюда за моим мобильником, чтобы получить номер. — Марта мнётся, и он добавляет: — Найти тебе тазик? Марта смотрит на него свирепо — он ей улыбается. Он ни разу не переставал улыбаться ей — всё это время. И её осеняет, что он не соврал тогда — когда сказал, что рад её видеть. — Ты пытался убить меня, — напоминает она (и не вполне уверена, кому именно из них). — Пытался, — отзывается он. И едва она решает, что ему не жаль, как он добавляет: — И это было… крайне ошибочным решением с моей стороны. Это её, мягко говоря, ошеломляет. — Если ты пытаешься выразить раскаяние, чтобы получить условно-досрочное… — Я бы тогда придумал что-нибудь получше, — отвечает он с долей снисходительности. — Марта, раскаиваюсь я или нет — я здесь надолго. Почему ты не можешь просто пове… — Ты назвал меня сукой! — Ты назвала меня мудаком. — Ты и есть мудак. Рэнсом улыбается ещё шире и откидывается назад. — А ты не сука, — говорит он. — Я тебя услышал. Ты бы поверила мне, если бы я извинился? Марта моргает. — Нет. А должна? Он лишь пожимает плечами, что тоже сбивает с толку. — Мэг уже вступила в Корпус мира? — Нет, — отвечает она. — Она заканчивает колледж. — О, только не говори, что… — Он насмешливо усмехается и отворачивается. — Ты оплачиваешь её обучение? Ты такая… Марта в ярости подбирается. — Какая? Такая — какая?! Я делаю то, что хотел Харлан, а он хотел, чтобы она окончила колледж! Рэнсом закатывает глаза. — Она слила твою мать всей моей остальной семье. — Да, — соглашается Марта, — и ты знаешь, как твоя семья умеет продавливать. — Ты ведёшь себя слишком понимающе, — бормочет он, качая головой. — Тебе стоит радоваться моему пониманию. — Уже на середине фразы она жалеет о сказанном — но договаривает. И смотрит на его реакцию. Он отворачивается, почёсывает неповреждённую сторону лица. Марта по-прежнему не может точно сказать, о чём именно он думает, но выглядит он озадаченным. — Ага, — говорит он наконец, — может, и стоит. Но если я не радуюсь, то что это означает? Марта снова колеблется. Ей совершенно не хочется, чтобы её начало рвать здесь. — Харлан всегда говорил… — начинает она и останавливается; в горле давит. — Он говорил… — Насчёт семьи? — наконец спрашивает Рэнсом. Марта кивает. — Так вот почему ты здесь, — тихо произносит он. А Марта лишь радуется тому, что он вроде как знает (хотя что именно он знает — она всё ещё не имеет ни малейшего представления). После этого она надолго не задерживается. Лишь настолько, чтобы он дал ей пару советов о том, как общаться с Кэт. Речь идёт о немногих моментах, хотя уже на выходе у Марты в голове появляется целый список вопросов. На этот раз, однако, она ни о чём больше его не спрашивает. Вместо этого она заставляет его описать свои симптомы и травмы, а затем говорит: — Тебе нужно быть осторожнее. — Я знаю. — Но ты не будешь. Однажды нарвёшься снова. — Борода действительно ему идёт. Рэнсом пожимает плечами и кладёт руки на стол. — Сложно сказать. — Затем он наклоняется, и его губы вновь растягиваются в улыбке. — Видишь, как это просто? Всего лишь лгать? — У всех свои таланты, — серьёзно заявляет она. Но когда Рэнсом фыркает, она улыбается. — Будь осторожнее. — Чтобы помереть со скуки? Нет, спасибо. Кроме того, теперь я знаю, что подбитый глаз может обратить твоё внимание, так что стимул у меня к обратному. — Заметив выражение её лица, он добавляет: — Я здесь ещё на четыре года. Я проведу их так, как хочу. Марта коротко кивает. — Мне пора идти. Мама беспокоилась из-за того, что я приехала сюда, нужно ей позвонить. Он равняется с ней, и на секунду ей кажется, что он попытается её обнять. Лицо вспыхивает жаром. — Аккуратнее за рулём, — говорит он. — Договорились. — Дай мне знать, что Кэт скажет. — Хорошо. Она уже разворачивается к выходу, когда Рэнсом напоследок говорит: — Ты не избавлялась от городского телефона в доме? — Нет. — А затем, до того, как он решит хоть раз в жизни попросить на что-то разрешение, она добавляет: — Но я могу быть не дома. Рэнсом улыбается шире. — А я настойчивый, — произносит он с некоторой долей резкости. И хотя это, скорее всего, была шутка насчёт того, что в прошлый раз он проявил настойчивость, пытаясь повесить на неё убийство, Марта это не комментирует. Уйти будет куда драматичное. Наверное, это влияние семьи. Уже в машине, по дороге назад, до неё доходит, что вопрос Рэнсома, примет ли она извинения, уже был извинением. Которому он не придал особого значения, в то время как она не поняла, что именно он предлагал. Очередной своего рода шифр. — Как всё прошло? — спрашивает мама, когда Марта возвращается. Вернуться домой — закрыть за собой дверь, разуться — каждый раз ощущается сюрреалистично. Словно сон. — Нормально. — В горле стоит ком. — Позвоню юристу завтра. Мама всматривается в неё. — Но прошло-то как? — настаивает она. — Он… Марта чувствует, будто сейчас расплачется. — Он был милым. Ну, не очень милым. Милым для себя. Не знаю. — Ей почти думается, что они подружились, но сложно сказать. На самом деле ей следует его ненавидеть. Просто теперь перспектива возненавидеть его ещё отдалённее, чем в ноябре. — Он так похож на своего дедушку, — говорит она наконец. Мама обнимает её прямо посреди холла со словами: — Будь осторожнее. Сказать правду Марта не может, поэтому не говорит ничего.