Нет света в непроглядной тьме

— Чтобы я еще хоть раз согласилась сбежать с тобой. — Вздыхаю и поправляю на плече лямку от рюкзака. — Давай быстрее! Прошу тебя. Ты же знаешь, что нас могут догнать. — Смотрю на подругу, которая еле идет, хромая на одну ногу. — Я и так пытаюсь из последних сил. — Ноет она и чуть не падает, запнувшись. — Я больше не могу. Мне кажется, с ногой что-то серьезное. — Она вдруг садится на землю и вытягивает вперед левую ногу, задирая штанину. — Только вот этого нам не хватало. — Смотрю на ее ногу и понимаю, что выглядит она не очень. Опухла, а рана, которая казалась была незначительной, кровила. — Катя, я прошу тебя, нужно идти дальше. Мы не можем сдаться сейчас, когда проделали уже такой путь. — Раскрываю руки и обвожу глазами лес, смотря вглубь, в след уходящей тропинке. — Я понимаю, просто… я физически не могу. — Она пытается встать, опираясь о ствол дерева и я вижу, что ей дается это тяжело. — А можешь вытерпеть наказание которое будет нам за этот побег если нас вернут? — Она вздрагивает и мотает головой. — Вот. Значит идем. — Катя поправляет свой рюкзак и медленно подходит ко мне, стараясь не наступать на больную ногу. — Давай твой рюкзак возьму, что бы тебе легче было. — Она кивает и отдает его мне. — Еще немного и мы выберемся из леса, а там уже и в какую-нибуть деревню упремся или сразу в город выйдем. — Почему ты уверена в этом? — Она шмыгает носом и хромая, пытается успевать идти за мной. — Тут такая глушь, что кажется, что кроме нашего детского дома больше нет ничего. — Ну не может быть такого. Еду откуда-то привозят. — Я долго думала над тем, как далеко расположен наш детдом от цивилизации. Прикинув, все сошлось только к одному. Сколько бы не пришлось идти, мы все равно выйдем на город. — Надо просто не сдаваться. Давай. Это пока самый удачный побег из всех. — Да. Всех твоих. — Оборачиваюсь и вижу, что Катя снова рассматривает ногу. — Мои побеги закончились на вот этом. — Катя бежала и вправду первый раз. Просто психанула после наказания за плохо заправленную кровать и согласилась бежать со мной. — Катя, я тебя очень люблю и дружу с тобой не первый год, но… — Мы дружим восемь лет. — Как-то укоризненно сказала она и я кивнула, соглашаясь. — Поэтому если сейчас скажешь, что кинешь меня, то я тебе этого не прощу. — Да, блять! — Всплескиваю руками и подхожу к ней, закатывая глаза. — Тогда пойдем! Нечего тут просто стоять. Я хочу выбраться. — Смотрю вглубь леса и пытаюсь прикинуть сколько нам еще идти. — Осталось немного. — Может это ее подбодрит. — Откуда ты можешь это знать? Ты еще никогда не добиралась до своей заветной цели. — Катя снова вздыхает и ставит ногу на землю, морщась от боли. — Если бы я не повредила ногу, то бежала бы дальше, но сейчас… это очень сложно. — Катя пытается сделать шаг и вижу, что она стискивает зубы. — А если мы доберёмся, а план не удастся? — Смотрю на нее и поднимаю бровь. — Серьезно? Я тебе его расписывала несколько дней. Уговаривала. — Опять развожу руками и она кивает. — Могу еще раз рассказать вкратце, если тебе так спокойнее будет. — Катя что-то хочет сказать, но я не даю. — Мы дойдем до участка и расскажем о всех ужасах, происходящих в этом детском доме. И в лучшем случае, эту сволочь, заведующую этим кошмаром, посадят, всех воспитателей тоже и детдом закроют, а если уже на это не рассчитывать, то хотя бы нас переведут в другой. — Ты же говорила, что Поле мы тоже поможем сбежать? — Только вздыхаю. — Или ты хочешь что бы она закончила, как все остальные и тоже пропала? Под предлогом того, что ее удочерили! Или что бы она оставалась там и терпела побои? — Поможем, поможем. — Говорю, пиная шишку. — Сначала хоть самим бы выбраться. — Чувствую, как меня сзади обнимают и поворачиваюсь, видя лицо Кати, искривленное от боли. — Нина…? — Она всем весом наваливается на меня и я чувствую, что теряю равновесие. — Ты думаешь у нас получится? — Катя говорит это каким-то жалобным тоном, а я пытаюсь не упасть. — Слезь с меня. — Она тут же убирает руки и я выдыхаю, поправляя рюкзаки. — Я не могу быть уверена, но если ты сейчас возьмешь себя в руки и мы пойдем дальше, то шансы существенно увеличиваются. — Она поджимает губы и кивает. — Тихо! — Прислушиваюсь и вглядываюсь в густую чащу леса. Я четко слышала шорох. Как будто кто-то шел, пробираясь через лес. — Только зверей диких нам не хватало. — А до этого ты видела тут кого-нибудь из них? — По голосу Кати понимаю, что она уже трясется от страха. — Только белку. — Поворачиваю голову в ее сторону и с усмешкой выдаю. — Саблезубую. — Катя крутит пальцем у виска и снова склоняется над ногой. — Идем. Медлить нельзя. — Хватаю ее за руку и буквально тащу за собой. — А-а-а! Нина! — Она закричала так пронзительно, что мне показалось, что сейчас от этого крика не только белки убежали, но и все жуки попрятались. — Остановись! — Тихо. Ты чего орешь? — Я буквально впала в ступор от такого. — Хочешь чье-то лишнее внимание привлечь? — Задумываюсь. В лесу никого не должно быть, но вот если за нами есть погоня, то Катя привлекла бы их. — Дура, у меня нога просто разрывается от боли, а ты меня потащила. — Вижу, что на ее глазах появляются слезы. — Теперь еще сильнее болит, будто иглу вонзили в ногу. — Я не виновата, что ты упала. — Начинаю уже выходить из себя. — Что нам теперь делать? Стоять и ждать пока нас поймают из-за тебя? — В голову лезут всякие неприятные мысли и тут я замечаю блеск в чаще леса. Приглядываюсь и четко вижу силуэт человека, который тут же растворятся. — Прости… просто я не знаю что… — Тихо! — Прикладываю палец к губам и снимаю рюкзаки, бросая их рядом с Катей. — Я тебя не могу оставить. И не оставлю. — Присаживаюсь на корточки и бросаю короткий взгляд туда, где в прошлый раз видела силуэт. — Быстрее, садись. — Катя пару секунд тупит, но потом все-таки садится мне на спину. — Жрала бы ты поменьше, честно. — На самом деле Катя была достаточно худой, просто мне все равно было тяжело тащить на себе шестнадцатилетнего подростка. — Нина, если тебе так тяжело, я могу прыгать на одной ноге. — Только закатываю глаза и согнувшись в три погибели начинаю кое-как разгибать ноги. — Рюкзак возьми. Хоть один. — Выходит как-то сдавлено и я чувствую, что Катя хватает оба рюкзака, один надевая на плечи, а второй оставляя в руке. — А теперь, бежим. — Выдыхаю и медленно начинаю двигаться по тропинке, постепенно переходя на бег. Я буквально задыхалась, тяжело было просто нереально, пару раз я даже хотела просто скинуть Катю с себя, но совесть и какое-то благородство не позволяло мне это сделать. Снова замедляюсь от усталости и шаркая ногами, пытаюсь идти вперед. Внезапно я услышала какой-то свист. Как будто что-то рассекло воздух и тут же вскрик Кати. Резко останавливаюсь и пытаюсь повернуть голову чтобы увидеть что случилось и тут же Катя начинает соскальзывать с моей спины и не удержав ее, вижу, как она тяжело падает на землю, подняв вокруг себя пыль. — Катя? — Кашляю и наклоняюсь над ее телом. Она просто лежит без движения и я тут же замечаю, что у нее между лопаток торчит дротик. — Катя? — Трясу подругу за плечи и схватив дротик, вытаскиваю, тут же видя, как из ранки начинает сочится кровь, окрашивая ее серую футболку в алый. — Нет! — Вскакиваю на ноги и схватив рюкзак, начинаю бежать, понимая, что произошло. Ноги трясутся от страха и я стараюсь взять себя в руки и не плакать, но только от мысли, что только что случилось и что нас нашли, меня начинают душить слезы. Оборачиваюсь и вижу человека, что подходит к Кате и хватает ее на руки. Резко торможу, сама не понимая почему и просто смотрю на то, как он уносит ее куда-то в лес. — Боже, нет! — Поворачиваюсь, что бы продолжить бегство, а в душе сразу заскребли кошки. Нет. Я не могу бросить Катю, мне надо ее спасти. В любом случае я уже не смогу бежать одна, меня просто загрызет совесть. Замедляюсь и тут же слышу такой же свист. Не успеваю среагировать, как мне в шею вонзается игла, причиняя боль. Действовать надо быстро, может я успею предотвратить попадания чего бы то ни было на конце этого дротика в организм. Тут же хватаю его за наконечник и вырываю из кожи, крича от боли. В глазах начинает темнеть, а ноги становятся ватными. Падаю на колени, а потом на бок, тихо вскрикивая. Я даже не думала, что действие препарата может быть таким быстрым. Нет. Я не хочу обратно. Глаза закрываются и я только слышу шаги в свою сторону и шелест листвы.

***

Прихожу в себя и сначала не понимаю где я, так как вокруг темно и я даже своих рук не вижу. Оглядываюсь, стараясь быстрее привыкнуть к темноте и понимаю, что я лежу на матрасе, а сама нахожусь в холодном подвале. Карцер. Ну, конечно. Где я еще могла оказаться после побега? Встаю и разминаю плечи, да и все тело в общем. В карцере довольно прохладно и меня даже потряхивает. Зеваю и даже радуюсь, что я проснулась именно здесь, а не в кабинете для наказаний, например. Хотя, не исключено, что меня туда потащат после того, как выпустят отсюда. Ложусь обратно на матрас и вздыхаю. Карцер был ужасен тем, что делать тут было совсем нечего. Это была маленькая комната с унитазом, матрасом на полу и все. Больше тут не было ничего, даже раковины, поэтому мне оставалось только смотреть на потолок и думать что со мной будет дальше. Оставлять попытки побега я не планировала. Пусть ужесточают систему сигнализации, охрану и еще что-нибудь, я все равно найду способ прорваться и никакие наказания от воспитателей меня не устрашают. — Пономарева, давай на выход. — Щурюсь от яркого света из-за приоткрытой двери и встаю с матраса. Сколько я тут провела? Явно больше суток. Непонятно сколько без сознания валялась, а потом еще и в потолок плевала часов пять. — Все. Добегалась, Нина. — Говорит мой воспитатель и как-то недобро ухмыляется. — Тебя хочет видеть лично Аделаида Юрьевна. — Отлично, я тоже ее видеть хочу. — Выбираюсь из карцера и воспитатель тут же берет меня за руку. — Я и сама идти могу. — Бурчу себе под нос, но она держит крепко, не позволяя вырваться. — Ты такое наказание себе заработала, даже не представляешь. — Шипит она и наклоняется над моим лицом. — После разговора с директором ты непременно окажешься в комнате для наказаний и по тебе пройдется плеть, даже не сомневайся. Я отучу тебя сбегать наконец-то. — У вас плохо получается меня от чего-то отучать. — Ухмыляюсь и тут же мне прилетает пощечина. Держусь за обожжённую щеку одной рукой, а за вторую меня продолжает тянуть воспитатель. К побоям я привыкла, даже стала воспринимать это как данность, вот только мириться с этим было просто не в моем характере. Я должна выбраться отсюда. И мне даже на руку сыграет, что директриса лично хочет со мной увидеться. Выговаривать я ей, конечно, все не собираюсь, но что-то точно смогу. — А где Катя? — Смотрю на воспитателя, а она только идет и даже внимания на меня не обращает. — Она пришла в себя? — Получаю только толчок в спину ее второй рукой и замолкаю, поняв, что от нее ничего добиться не получится. — Здравствуйте, как вы просили, Пономарева Нина. — Говорит воспитатель после того, как постучала, и открыла дверь кабинета директрисы. — Спасибо, Ольга Николаевна, вы свободны. Мне нужно поговорить с Ниной наедине. — Смотрю на Аделаиду Юрьевну и вижу ее какой-то не очень добрый взгляд в мою сторону. Вообще, эта женщина — Аделаида Юрьевна Шольц. Была тем человеком, что одним своим видом внушает страх. Черные волосы, такие же глубокие черные глаза, в которых не было видно даже зрачка. Строгие черты лица, аккуратный острый нос, пухлые губы, всегда намазанные бордовой помадой. Она практически никогда не улыбалась, по крайней мере когда я ее видела. Она приходила на собрания, иногда присутствовала на публичных наказаниях, которые тоже активно применялись, могла вдруг зайти в класс во время занятия и выдернуть учителя. Да, учились мы тоже здесь, в соседнем корпусе было что-то вроде учебного здания. Библиотека, классы, спортзал. И все в таком роде. Оно и понятно, глухомань, тут в школы не определишь, пришлось тут организовывать. Я даже не понимаю откуда тут преподаватели и воспитатели берутся. И кто-то же соглашается на работу в такой глуши от цивилизации, с ночевками тут. Платят много что ли? Воспитатель тут же уходит и закрывает за собой дверь, а я остаюсь с Шольц наедине. Женщина сидит за своим столом, вальяжно закинув одну ногу на другую и просматривает какую-то папку. — Пономарева Нина Евгеньевна. Шестнадцать лет. — Говорит она размеренно, как будто под стук метронома. — Четыре попытки побега. Надо же. — Как-то наигранно удивляется Шольц и бросает короткий взгляд на меня, после снова опуская его на папку. — И все неудачные. — Она покачала головой, как будто сочувствовала мне, но я же видела в ее глазах издевку. — Куда ты так рвешься? Родни никакой нет. — Подальше отсюда. — Вздыхаю и пытаюсь посмотреть ей в глаза, но что-то мне не дает это сделать. Какая же она все-таки пугающая. — Я хочу перевестись в другой детский дом. Мне тут не нравится. — Слышу ее смех и он какой-то властный, отражающийся от стен этого кабинета. — Не нравится? — Она встает из-за стола, кладя папку на угол стола, и я вся сжимаюсь под высотой ее роста. — И почему же, Ниночка? — Смущаюсь от такого обращения, а она строгой походкой подходит ко мне и поднимает мою голову за подбородок, заставляя посмотреть на нее. — А вы будто не знаете. Наказывать за каждую провинность плетью или розгами — это разве нормально? Подстреливать дротиками с непонятным веществом тоже нормально? — Смотрю в ее глаза и понимаю какие же они холодные. — Моя подруга просто не успела аккуратно застелить кровать до построения, а ей нанесли десять ударов тростью по рукам! — Екатерина Павлюк твоя подружка, так? — Она склоняет голову на бок и я только киваю. Неужели и это в моем личном деле написано? — Режим и время у вас рассчитано так, что бы все успевать. Это проблемы твоей подруги, что она не успела сделать все за отведенное на это время, а не воспитателей. — Можно все-таки как-то перевестись? — Она мотает головой и ухмыляется. — Зачем вы меня вообще вызвали? — Ее руки вдруг опускаются мне на плечи и она сжимает их, причем достаточно грубо. — Отчитать? — Тебя надо наказать за побег, вот и вызвала. — Впадаю в ступор от такого заявления и даже пытаюсь отойти от нее, но она не дает. — Так этим же всегда воспитатели занимаются. — Причем тут директриса вообще? Она же никогда таким не занималась. Я думала в ее полномочия наказывать не входит. — Когда на девочек не действуют обычные наказания, тут уже вступаю я. — Хлопаю глазами и смотрю на нее с явным непониманием во взгляде. Быстро пытаюсь вспомнить были ли еще девочки кто был наказан от ее рук. — Грудью на стол. Живо. — Ее голос стал каким-то металлическим и жестоким до такой степени, что я сжалась. — Мы даже в комнату наказаний не пойдем? — Чем она тут собралась наказывать? Обвожу взглядом комнату и вроде не вижу плеток или хлыстов. — Просто… — Не успеваю договорить, как мне прилетает рукой по лицу и я вскрикнув, закрываю его руками. — Я что-то непонятно сказала? — Она хватает мои руки за запястья и открывает лицо. — Я дважды не повторяю, Нина. — Вижу ее взгляд и поджимаю губы. Шольц за руки швыряет меня ближе к ее столу и я только успеваю переставить ноги что бы не потерять равновесие. — Я долго ждать не буду. — Она чуть поднимает голову, опуская взгляд на меня, как бы с высокомерием осматривая. — Что вы собираетесь делать? — Слышу, что мой голос предательски дрожит. — Отучать тебе от побегов и непослушания. — Четко выговаривает она и ухмыляется. — Расслабься, тебе же не впервой. Тебя постоянно бьют, судя по твоему поведению, так что же ты испугалась? — Она явно просто издевается. — Я… я не испугалась. — Тоже задираю голову и смело подхожу к столу. — И да, меня бьют постоянно и это неправильно, поэтому я и хочу сбежать. Вы меня тоже бить будете? — Шольц не отвечает, а только подходит ко мне сзади и надавливает на спину и плечо, заставляя лечь грудью на стол, как она и хотела. — Знаешь чем страшны мои наказания? — Говорит она вкрадчивым и высокомерным голосом прямо над моим ухом. — Они более изощренные и жестокие, нежели обычные. После них, наказания от воспитателей покажутся тебе просто пустяком. Да и после них ты будешь паинькой. — Она усмехается и убирает от меня руки, куда-то отходя. — Бить буду кнутом. Думаю, что запомнится тебе это надолго. Тут главное соизмерять силу и наклон удара, иначе… — Она выдержала паузу, а я лежу на столе и кусаю губы. — можно сломать позвоночник. — Что? — Больше от шока произношу и привстаю на локтях. — Подождите, это уже переходит все границы. — Слышу стук каблуков и она резко хватает меня за руки и стягивает футболку, оголяя спину и грудь. — Штаны тоже снимай. Быстро. — Она произносит это все таким тоном, что мне страшно ослушаться, поэтому я спускаю штаны до щиколоток и выжидающе стою, смотря в пол. — Что стоишь? Легла обратно. Твое наказание начинается. — А мне уже просто страшно, вся смелость испарилась. Я была готова к розгам, к ремню, к трости, в конце концов, но не к кнуту. — Это тоже лишнее. — Чувствую, как с меня стягивают рывком нижнее белье и даже тихо вскрикиваю от неожиданности. — Приготовься. Будет больно. — Слышу, как она отходит от меня, а потом свист и резкая боль до потемнения в глазах. — А-а-а! — Спину обожгло и я почувствовала, как кожа лопнула а по спине потекла кровь. Вся вжимаюсь в стол, а колени сгибаются. — А-а-а! — Тут же кричу от второго удара и сваливаюсь на пол, вся сжимаясь. — Хватит! — Ты заслужила 5 ударов минимум. — Строго говорит она и я слышу, как она подходит ко мне. — Сама ляжешь обратно или помочь? — Вся дрожу и рукой прикасаюсь к спине, тут же чувствуя, как измазалась в крови. — Только учти. Помогу, так добавлю удар. Моя помощь не бесплатная. — Вот же сволочь. — Я не могу. — Опираюсь на дрожащие руки и привстаю, хватаясь за край стола. — Не надо больше, пожалуйста. — Не успеваю до конца разогнуть ноги, как слышу тяжелый вздох и Шольц хватает меня за волосы под мой визг и заставляет встать. — Больно! — Она укладывает меня обратно на столешницу и я вся сжимаюсь. — По итогу шесть ударов. Осталось четыре. — Холодно говорит она и опять отходит. Мне просто дико страшно, сердце колотится, а все тело сжимается от ожидания нового удара. — Надеюсь, что ты не потеряешь сознание раньше, чем я закончу, так как это только часть наказания, учти. — Часть? То есть меня ждет что-то еще? Пожалуйста, пусть она мне просто отпустит. — А-а-а! — В глазах снова темнеет и я стараюсь просто не упасть с этого стола снова. Еще дополнительный удар я просто не перенесу. — Нет! Прошу, Аделаида Юрьевна, не надо! — Мою речь прерывает очередной удар и я чувствую, как горячая кровь начинает стекать на бедра и ягодицы. — Еще есть силы на разговоры? А ты не так слаба, как я думала. — Истошно кричу от еще одного удара и, кажется, срываю голос. — Чувствую, что это наша далеко не последняя личная встреча, Нина. — Вся трясусь и практически не слышу ее, в ушах звон. — Последний удар. — У меня уже нет сил даже сжаться. Снова истошно кричу, параллельно хрипя, и падаю на пол, обессиленная. Лежу на боку и сворачиваюсь калачиком, желая хоть как-то защитится от Шольц, но женщина не спешит подходить ко мне, чуть приоткрываю глаза и вижу, как она вешает окровавленный кнут в шкаф и от этого зрелища меня начинает мутить. — Подъем. Уже отдохнула. — Она поворачивается ко мне и я вижу, как она ухмыляется. — Нина, если ты сейчас же не встанешь, мне не составит труда повторить то, что я сделала сейчас. — А я просто не могу подняться. Да мне даже разогнуться тяжело, о чем она? Меня никогда так сильно не избивали, а даже если и наносили ужасные травмы розгами или палками, то давали время прийти в себя или попросту уносили в комнату. Теперь воспитатели, по сравнению с ней, мне кажутся просто ангелами. Кое-как открываю глаза и опираясь руками о пол, встаю и тут же пошатываюсь и снова падаю на пол, заливаясь слезами. Я просто не выдержу еще такого наказания от нее. Меня трясет, а женщина только ухмыляется и тут же хватает меня за волосы, опрокидывая на спину. — А-а-а! — Как же больно было лечь на нее. Раны тут же дали о себе знать еще в большей степени и я попыталась перевернуться, но она не дала, дернув еще раз и вдруг куда-то меня потащив. Кричу и рыдаю, захлебываясь в слезах, видя, как оставляю за собой кровавый след. — Ты все-таки встала, поэтому бить тебя еще раз не буду. — Говорит Шольц и достает из кармана брюк какой-то ключ. Поворачиваю голову и замечаю, что она остановилась у второй черной двери в ее кабинете. Она была без надписей, и не то что скрыта, но заметить с первого раза осмотра ее кабинета, было сложно. — Но теперь вторая часть наказания. — Женщина вставляет ключ в замочную скважину и проворачивает, открывая дверь и затаскивая меня за волосы туда. Снова кричу от боли. И как она потом объяснит уборщице, что у нее пол и стол весь в крови. Или она сама будет все мыть? — Садись на кресло.— Шольц наконец-то отпускает мои волосы и я оглядываюсь. Достаточно немалых размеров комната с гинекологическим или стоматологическим креслом посередине. Я так и не поняла точно, по-моему это вообще было два в одном. На одной из стен зеркало в полный рост. На полу плитка, хотя в кабинете до этого был паркет. Черные обои и никаких окон. В углу душевая кабина, а рядом с ней какой-то сундук. Огромный шкаф-купе, уходящий в потолок и черное кожаное кресло. Кое-как поднимаюсь с пола и пошатываясь, облокачиваюсь на это кресло. Оно было белым и я тут же заляпала его кровью. — Я не могу сидеть. — Как представлю, что мне надо будет облокотится на спину, так сразу все немеет и сжимается от боли. — Я просто спину от боли не чувствую. — Раз не чувствуешь, то садись. — Она усмехнулась и тут же села в черное кресло, закинув ногу на ногу. — Давай давай. Ты помни, что кнут в шкафу и я с удовольствием еще раз пройдусь по твоей израненной спине. — Сглатываю и стараясь не смотреть на женщину, залезаю на кресло и выдохнув, сажусь, вскрикивая. Раны больно жжет и я чуть прогибаюсь в спине, что бы кожа меньше соприкасалась с креслом. Опускаю взгляд и вижу то, что почему-то не заметила раньше. Маленький двухэтажный столик на колесах, на котором была куча каких-то страшных инструментов. Среди чего-то непонятного, из знакомого я увидела щипцы и шприцы в железном чехле, гинекологические зеркала и что-то похожее на сверло. — Аделаида Юрьевна, что со мной будет? — Дрожу, а женщина медленно встает и подходит ко мне вальяжной походкой. Шольц достает откуда-то из кресла ремни и тут же застегивает их мне на бедрах, животе и груди. — Руки на подлокотники. — Командует она и я выполняю, замечая, как руки трясутся. Их настигает такая же участь и я оказываюсь привязана почти полностью. — Голову запрокинь. — Откидываю голову на подставку и она гладит меня по щеке. — Мне нравится когда девочки послушные. Таких не приходится наказывать. — Она ухмыляется и я вижу, что она берет из кармана, повешенного на кресло, какой-то передник и надевает мне на шею. — Рот открой. — Из-за страха быть избитой еще раз, беспрекословно слушаюсь и открываю рот, а Шольц снова что-то вытаскивает из этого кармашка и вставляет мне в рот расширитель, не позволяющий закрыть рот обратно. — Готовься. Будет больно. — От ее тона становится страшно и по щекам начинают течь слезы. Поворачиваю голову и вижу, как женщина придирчиво рассматривает столик и задумчиво ухмыляется, переводя взгляд на меня. Потом ее рука снова перемещается мне на лицо и поглаживает пальцами. Ее касания были не нежными, а жестокими и грубыми. Мне кажется, что этот человек не умеет быть нежной и мягкой. Это просто невозможно себе представить. Шольц натягивает на руки белые перчатки и тут же засовывает свои пальцы мне в рот, оттягивая щеки еще больше и что-то рассматривает. — Восьмерки у тебя есть уже, смотрю. Интересно. — Только дрожу от страха и пытаюсь хоть немного успокоится, не впадая в окончательную панику. — Значит не будет. — Широко распахиваю глаза и слежу за действиями женщины, которая в свою очередь тянется к столику и берет что-то вроде щипцов. — Нэ нахо. — Говорю и понимаю, что из-за открытого рта почти ничего не понятно. — Похалуйста. — Слезы душат и я то и дело всхлипываю, но Шольц это не трогает. Она хочет удалить мне зуб. Еще и без анестезии. Да как она вообще это сделает если у нее явно нет медицинского образования? — Молчать. — Приказывает она и тут же я снова ощущаю ее палец во рту. Она обхватывает дальний зуб двумя пальцами и пытается расшатать его из стороны в сторону. — Это твое наказание и получай его достойно. — Она посмотрела на меня таким взглядом, будто маньяк на жертву и тут же я почувствовала, как в моем рту оказались холодные щипцы. Только громче начинаю рыдать, когда ощущаю, как Шольц схватила зуб щипцами и принялась расшатывать и тянуть вниз и вверх поочередно. Становится больно и на каждом движении я вскрикиваю, пытаясь выбраться, но ремни крепко удерживают меня на этом кресле, не позволяя хоть как-то извернуться. Снова кричу, когда боль становится просто невыносимой. Закрываю глаза и чувствую, как горячие слезы катятся по щекам. Кричу и слышу какой-то хруст. Шольц тут же кладет вторую руку мне на голову и начинает держать, вдавливая в кресло. Снова истошно кричу когда чувствую, как она тянет зуб вверх. Во рту металлический привкус и я чувствую, как кровь затекает в горло. — Твои крики буквально музыка для моих ушей. — Не слышу половину от того, что она говорит, так как боль затмевает все остальные чувства. — Я не первый раз это делаю, Нина, но так громко и продолжительно кричишь ты первая. — Она и еще над кем-то так издевалась значит. — Осталось немного. Я бы помучила еще тебя, но слишком уж громкая ты. Она издевалась над моим зубом минут двадцать точно, мне вообще показалось, что время будто замедлилось и специально растягивало мои страдания на долгие часы. Я не чувствовала половину лица, у меня ужасно болели десна, а в особенности то место, где мне только что беспощадно выдернули зуб. — Смотри-ка, какой длинный корень. — Сказала Шольц, рассматривая мой зуб и держа его щипцами. Женщина наконец-то вынимает расширитель у меня изо рта и я тут же закрываю его, громко всхлипывая. Провожу языком по тому месту и чувствую пустоту и мягкую десну. Во рту стоит ужасный привкус крови и она продолжает скапливаться во рту. — На столе вату видишь? — Смотрю туда, куда она кивает и правда вижу ватные диски. — Вот засунь в рот и заткни место, где был зуб. Пока кровь не остановится. — Непонимающе смотрю на Шольц и потом дергаю руками. — Сейчас развяжу, подожди. — Она куда-то отходит и тут же открывает тот самый сундук. Вынув оттуда какую-то маленькую коробочку, по типу шкатулки, она демонстративно показывает ее мне и открывает. Впадаю в ужас от того, что вижу и хлопаю глазами. Множество зубов, причем самых разных, но явно задних, видимо что бы в глаза не бросалось их отсутствие у ребенка. Даже не могу ничего сказать, да и от боли у меня все еще немного темнеет в глазах при резких движениях головой и открывании рта. — Как тебе моя коллекция? — Она ухмыляется и тут же кладет мой зуб туда же. — Между прочим, она не единственная. Я люблю коллекционировать. — Шольц убирает шкатулку обратно в сундук и подходит ко мне, начиная развязывать руки. Как только она это сделала, тут же хватаю вату и засовываю в рот, прикусывая. — Иди в душевую кабину. — Холодно говорит она и я пытаюсь встать с кресла, понимая, что просто прилипла к нему из-за собственной крови. — Я тебя помою. — Она произнесла это как-то злобно и ухмыльнулась. — Быстрее. А потом будешь мыть все от своей крови. — Встаю с кресла и на трясущихся ногах подхожу к душевой кабине и захожу туда. Шольц тут же идет за мной и протягивая руку, включает воду и даже не настраивая ее, начинает поливать меня, а в особенности спину. — А-а-а! — Кричу и вся сжимаюсь, пытаясь укрыться от мощной струи воды. — Больно! Аделаида Юрьевна, прошу, не лейте на спину! — Слышу, что мой голос какой-то странный. Хриплый, а из-за ваты во рту еще и глухой. — Там больше всего крови и я хочу ее смыть. Терпи. — Отвечает она и хватая меня за плечо, разворачивает к ней спиной и помогает еще и руками. Вся дрожу от боли в спине и во рту, параллельно плача. — Выходи. — Говорит Шольц и я смотрю на эту женщину со страхом в глазах. Я просто не могу больше находиться рядом с этим дьяволом, что за момент укротила меня. — А теперь тряпку бери и вперед мыть сначала кресло, а потом пол. — Аделаида Юрьевна, можно мне одеться? — Вся трясусь от холода и боли. — Нет. — Резко отвечает она и подходит к шкафу, открывая и вытаскивая оттуда две тряпки. — Мой голая. Мне нравится смотреть на тебя в таком виде. — Только сглатываю и беру из ее рук протянутые тряпки. Я оттирала стул от засохшей, уже запекшейся крови полчаса точно. Все это время Шольц просто сидела в кожаном кресле и курила, от чего кабинет начинал прованивать сигаретным дымом. Потом я терла полы и самое ужасное было в том, что женщина четко пялилась на мой зад. Мне до того стало неуютно, что я стала мыть сидя, но это тут же пресекла Шольц. — Нет. Встань, как была. — Раздался ее грозный голос и я сжала тряпку. — На колени. — Как бы пояснила женщина и сжав губы, мне пришлось повиноваться. Потом мы пошли в ее основной кабинет, а ту страшную комнату она снова заперла. Мне даже интересно, как давно она так издевается над девочками, если у нее такая коллекция зубов. И почему именно зубы? Как же это противно и мерзко. Домыв ее стол, я выжидающе встала и все еще трясясь, смотрела за действиями Шольц. — Сейчас одеваешься и идешь в свою комнату делать уроки. Завтра занятия для тебя не отменяются. — Проговорила она и ухмыльнулась. — И только попробуй что-то еще учудить, мы с тобой тогда обязательно встретимся на личной встрече снова.