***
Это было где-то в середине апреля, когда Яньцин, уставший, но довольный, уснул на скамейке в самом конце длинной аллеи. Блэйд сидел рядом, не в силах не смотреть на спящее светлое лицо мальчика рядом. Спящий забавно морщил нос, иногда что-то бормотал. А Блэйд не мог заставить себя моргнуть. Как ты можешь быть таким идеальным? — думал он. Даже недостатки казались восхитительны в лице Яньцина. Не удержавшись, он переложил того к себе на плечо, рассматривая аккуратный чуть вздёрнутый нос, бледное лицо и чуть приоткрывшийся во сне рот. Золотистые волосы растрепались, и, торча во все стороны, были даже на плаще юноши. Признаться, он каждый раз был словно заворожен, снимая с одежды длинные светлые волосы. Они ему нравились намного больше тех, что были у Мэрин Уайтт. Около двух лет назад он с ней встречался. Их отношения дольше полу года, конечно, не длились. Мэрин была той ещё собственницей. Стоило кому-то подышать в его сторону, закатывала истерики. Впрочем, ему было до фонаря. Он изменял ей с самого первого дня их отношений. Но радовало его, что Мэрин сама бросила его, не вытерпев эмоционального напряжения с ним. И тому Блэйд был рад. Мэрин Уайтт хоть и была красивой блондинкой, и даже умной, характер у нее был скверный. Волосы она еще с тринадцати лет красила в светлый, а на деле была обычной русой девчонкой. Да он уже и не помнит, как они вообще начали эти дурацкие отношения, что не стоили и ломаного гроша. Чудо на его плече зашевелилось, выпрямляясь и озираясь по сторонам. Потом Яньцин повернул голову лицом к Блэйду, чувствуя, как его щёки заливаются алым. Блэйд чуть отодвинулся, поднимая руки: — Прости, я не хотел тебя будить. Красный как рак Яньцин ничего не ответил, лишь махнул рукой. — Прости, это было долго? — спросил он. — Нет, не долго. Пошли в магазин, я хочу пить. — Пошли. Через некоторое время парни расслабленно сидели около подъезда квартиры Блэйда. Солнце уже зашло, было темно. Фонарь рядом освещал их лица. Вдруг до Блэйда дошло, что они никогда не гуляли так поздно. — Разве тебе не пора домой? — спросил он первое, что пришло в голову. — Отец уехал в командировку, и не станет следить за моим режимом, поэтому я могу остаться хоть на всю ночь, — закатил глаза блондин. — О тебе-то мать волноваться не будет? — Не будет, — отмахнулся Блэйд. Мать всегда и всё спускала ему с рук, за что он был ей благодарен. — Тогда, может останешься у меня? Мама сегодня ночует у подруги. — Я с радостью. — ответил блондин, ухмыльнувшись. Их первая ночевка была глупой. Тем не менее после нее Яньцин начал часто сбегать к нему из собственного дома. Квартира Блэйда казалась ему другим миром. Простым, ленивым, но свободным. Там, где можно дышать, не думая о том, чтобы кому-то угодить. В первый раз парни заснули, залипая в телефон и вместе отключившись на кровати Блэйда прямо в одежде. В следующий раз смеялись до слез почти до самого рассвета. А в последствии было много ситуаций. Блэйда всегда радовало, что Яньцин не стеснялся и не стыдился его особенных странностей. Он мог попросить Яньцина спать на одной кровати, по очереди откусывать хот дог, что был один на двоих, лежать слишком близко друг к другу и обниматься. И всё это не смущало Яньцина, хоть и очень смущало его самого. Как будто они просто знали, что с таким другом этого можно не стесняться. Было начало мая, когда Блэйд начинал понимать, что истощается в болоте под названием "любовь". Безответная любовь. Он не знал ответ Яньцина на его чувства, но сердце готовило его к самому худшему. Он не мог смотреть на своего друга, не думая о том, что обманывает его. Всегда обманывал. Но он ничего не может с этим сделать. Ведь сил признаться у него просто не было. Чувство безысходности так глубоко было в его сердце, что он не знал, чем оно отличается от отчаяния. Все друзья, знакомые, родственники, все они встали на второе место в его жизни. А первое почетно занимал юноша с яркими глазами цвета янтарного солнца. Блэйд никогда не встречал людей, подобных Яньцину. Ведь он был словно луч солнца на этой мрачной земле. Он был не лучшим человеком. Довольно горделивым и немного самовлюблённым, со своими скелетами в шкафу и скверным характером. Тем не менее все его недостатки дополняли его. Делали из него Яньцина. И только в самого Яньцина Блэйд и влюбился. Не в его внешность, не в его особенность. Он влюбился в него полностью. Полюбил всё: недостатки, внешность, характер, мечты, его личные морали. И вместе с тем не мог знать, что пока он каждый день угасает от своей любви, Яньцин может быть где угодно и с кем угодно. И, думал он, что их миры уже соприкасаются. Пусть и не так, как он хотел бы. Но уже дружбы с этим парнем ему хватало. Но дни перетекали в месяца. Прошёл год с их знакомства, близился выпускной. Они стали видеться все меньше. Яньцин был погружен в учебу, редко бывал в сети, выходил на прогулки куда реже. И каждый вечер, проведённый без него рядом, казался Блэйду неимоверно долгим и ненужным. Близился вечер. Вновь он игнорировал "друзей", скучая только по одному конкретному. Их встречи сошли на "нет" больше двух месяцев назад, но ребята все не теряли надежды, спрашивая его, придет ли он. А он даже не отказывался, просто игнорировал их вопросы. Знал, что ребята решили, что он, скорее всего, завел девушку из другой школы, потому и не ходит с ними. А Блэйду было наплевать на то, что о нем думают. Ему было важно только мнение Яньцина. Он не выходил у него из головы, был там постоянно. И это съедало его. Мысли крутились без остановки. Быть может, он просто надоел Яньцину, и потому тот сократил их встречи? Может, завел девушку? Ведь это было вполне реально, но верить в это Блэйду не хотелось. Он писал много и часто последнее время, стараясь компенсировать их не произошедшую встречу сообщениями. Но и там Яньцин появлялся не часто, только отвечал время от времени на его сообщения. Но этого Блэйду было не достаточно. "Если не любишь меня, то хотя бы не отрекайся от меня, как от друга", — думал он. Только не уходи от меня. Эта мысль не давала ему спать по ночам. Заставляла скрежетом зубов сдерживать слезы и желание пробежать ночью все расстояние между ними, чтобы просто увидеть его. Посмотреть в светлые глаза, цвета солнца и выдохнуть с облегчением. Только не покидай меня. Кто же знал, что внутри он такой ранимый. Никто и никогда бы так о нем не подумал. Ни мать, ни "друзья". Только Яньцин. Сколько раз он видел слезы в алых глазах, успокаивая и разделяя его боль на двоих. Яньцин никогда не осуждал Блэйда ни за какое проявление его чувств, хоть и к своим был жутко строг. Он понимал и лишь гладил его по плечу, успокаивая. "Я не смогу молчать всю жизнь", — однажды понял Блэйд. Эта мысль пришла к нему утром, пока он сидел на закрытом балконе, прокуривая домашнюю футболку. Мать ушла на работу, а он проснулся слишком рано. Он думал, что уже не может скрывать свои чувства. Но Яньцин поймет. Он знал. Тот всегда понимал и поймет. Не осудит. Он просто признается ему, получит отказ и они останутся друзьями. Так хотел сделать Блэйд. На ответные чувства он и не рассчитывал. Просто молчать уже не осталось никаких сил. Их встреча была назначена на вечер этого дня. И ждал он ее с нетерпением. Сегодня он признается ему, и будь, что будет. Вариант того, что Яньцин больше не захочет с ним общаться он эмоционально не мог рассматривать. Его начинало бросать в жар и холод, становилось не по себе. Страшно, одиноко, грустно. Потому он пытался не расстраиваться попусту. За день он так ничего и не сделал. Долго и много курил на балконе. Немного поспал, вскакивая с мыслями о том, что опоздал на их встречу каждые пятнадцать минут. В итоге на месте встречи он был почти за пол часа до назначенного времени. Он опять был на нервах. Грыз ногти, все время трогал волосы, рвано дышал, не замечая этого. Без Яньцина ему было не только эмоционально, но и физически плохо. Сзади послышались шаги. И вновь всю тревогу и нервозность как сдуло. Одной заразительной, идиотской и ироничной улыбкой Яньцина. Он был словно солнце, а Блэйд завядший цветок. Он словно расцветал, стоило ему увидеть яркую ауру друга. — А ты всё такой же кислый. Не плачь, василек, завянешь. — словно в никуда весело сказал Яньцин. — Мне нужно тебе кое-что сказать. — только и сказал Блэйд, большими глазами рассматривая фигуру Яньцина, что приземлилась рядом с ним на скамейку. — Ну, говори. — сказал он, довольно сделав глоток воды из бутылки, которая всегда была с ним, откинувшись на спинку скамьи. Было видно, что он устал, но у него хорошее настроение. Темноволосый еще несколько минут медлил, но после, набрав в грудь воздуха, просто выдохнул: — Я люблю тебя. — Я знаю. Ответил Яньцин, не особо напрягаясь. Блэйд округленными глазами посмотрел на него. Неужели его любовь так очевидна? Где он мог проколоться? — Как ты думаешь, почему я всё ещё сижу рядом с тобой? — спросил Яньцин. Блэйд неверяще склонил голову. Мысли спутались. Почему Яньцин так спокоен? А он... — Потому что... я твой друг? — тихо предложил Блэйд. — Это тоже. Но ещё потому, что я люблю тебя. — легко сказал Яньцин, спокойно смотря ему в глаза. "Ты любишь меня? — неверяще спросил самого себя Блэйд. — Ты правда любишь меня?" Их лица были всего в паре сантиметров друг от друга. Блэйд и не заметил, как так получилось. От Яньцина приятно пахло шампунем и легким парфюмом, уже почти не чувствующимся. Его тонкие губы цвета спелой вишни так и манили к себе, зазывая. "И правда, — подумал Блэйд, — дал бы он мне свой номер в тот день, если бы я его не интересовал? Стал бы встречаться со мной, если бы не так? Слушал бы меня каждый вечер, помогая, если бы не любил? Позволял держать его за руку, гладить волосы, спать в одной кровати, если бы не любил? Конечно, нет. Ты же такой же замкнутый... как и я". — улыбнулся он, прежде чем их губы разделяли считанные миллиметры.***
В квартире было душно и жарко. Кондиционер сломался, но мать сказала, что через пару дней обязательно приедут его чинить. Парни лежали на кровати, почти задыхаясь не то от жары, не то от чего-то ещё. Прикованные к губам друг друга, они не могли просто лежать. От жары один из них каждые десять секунд переваливался то на другого, то на другую сторону кровати. Блэйду казалось, он может провести с губами Яньцина целую вечность. Начало мая, а уже невыносимая жара, от чего парни были лишь в домашних шортах, с голым верхом. И Блэйд не мог удержаться, постоянно трогая крепкий торс Яньцина. Он нравился ему весь. Нравились губы цвета спелой вишни, нравилось крепкое телосложение и накачанные долгими тренировками руки. Ему постоянно хотелось его трогать. Тот же не отставал, царапая ему плечи и бледную шею он то и дело покрывал засосами. Яньцин вдруг резко перевернул их, усаживаясь на колени Блэйда, начал запутываться руками в чужих волосах, продолжая безумно целовать, от чего алые глаза практически закатывались. Дальше поцелуев они редко продвигались, потому что именно чужие губы ощущались как возвращение к родному теплу. Парни всё чаще начали сбегать из дома на ночевки друг к другу, да что там, у них даже родители теперь были знакомы из-за постоянных звонков. Никто и не подумал бы, что они что-то большее, чем друзья. Оба не стеснялись разговаривать про девушек, хоть и знали, что ни один из них никогда и ни на кого не посмотрит. Они безгранично доверяли друг другу, знали, что предательство одной из сторон не переживут оба. Поэтому они цеплялись друг за друга как можно сильнее, исповедуясь друг другу в своей любви и не только. Блэйду казалось, что ещё никогда в жизни он не был так счастлив, как сейчас. Яньцин - его парень. И иногда это не укладывалось в его голове. То, что этот человек, полный любви к свободе, его любит, казалось ему нереальным. Но он каждый раз был рад ощущать тонкие губы юноши на своих собственных в просьбах не отпускать друг друга. На днях они очень долго просидели в аллее, не желая расставаться, за что Яньцин потом и получил от отца. Он до сих пор постоянно занимался. Пересиливал себя ради собственных целей. Вставал рано, занимался, учился, поздно ложился, потому что готовился к экзаменам. И даже успевал на ночевки и встречи с Блэйдом. А тому было его жалко, поэтому часто он отменял встречи или переносил. Он видел, что Яньцину тяжело это дается. Он часто засыпал на первой же скамейке, где они встречались. Постоянно клевал носом. Но сам он никогда не жаловался. Всегда всё делал, как задумано, добивался успехов. Никогда не говорил про то, как ему трудно или, что встречи с Блэйдом не доступны его графику. Он просто разгребал ради него все дела чуточку быстрей, чуть ли не вприпрыжку от радости скача к своему другу. Наконец он сможет его увидеть. Отец же только и поддерживал его стремления, хмуро говоря, что он должен стараться. И он старался. Старался так, как ни старался никто другой. Ради того, чтобы обрадовать отца. Чтобы он им гордился. Дни текли, совсем скоро лето. Блэйд всего пару раз открывал что-то для подготовки с экзаменами. Он и так знал, что напишет как минимум на три. А более он никогда не добивался, да от него никто и не требовал. Ему было жаль Яньцина, однако и их встречи отменять не хотелось. Без Яньцина ему жилось словно без воздуха. И долго без него он не мог. Вечерние звонки стали чем-то важным для обоих. Пока Яньцин готовился к экзаменам, Блэйд тихо курил в своей комнате, периодически пряча сигареты от матери, когда та к нему заходила, или от Цзинь Юаня, который тоже заходил к Яньцину. Яньцин не пытался как-то говорить ему про вред курения и алкоголя, чем он злорадствовал. Он просто говорил: "Я тебе не мама и не папа, головой можешь думать сам, ты же не глупый". И этот ответ от чего-то грел душу. Значит, Яньцин тоже не пытался его изменить. Он любил его таким, какой Блэйд есть на самом деле. Все его недостатки и хорошие стороны. И если бы он сам принял решение измениться, то Яньцин бы его поддержал. Они бы поддержали друг друга во всём. Дни нещадно летели, но Блэйд не замечал дни, прожитые без него. Без своего главного источника света. В ожидании их встречи он вновь гулял по аллее. Опять пришел раньше нужного. Яньцин был для него решением всех его проблем, он помогал во всём, чём только мог. Веселил его. После их разговоров на его душе становилось легко так, как ни описать словами. Там, в его душе, начинали петь птицы, кружиться бабочки, а у него будто появлялись за спиной крылья и бессмертие. Он мог в этот момент свернуть горы, остановить цунами или ураган, так ему казалось. Хотя Блэйд и понимал, что он просто с каждым разом всё сильнее влюбляется. Джим: "Мне кажется, что у него нет девушки, он просто не приходит". Молли: "Моя подруга из параллели недавно видела его с белобрысым мальчиком на аллее. Он тоже у нас учится." Эшли: "Завтра придет Кафка. Скажите ему, прибежит." Сэнди: "Блэйд? Прибежит? Ты сама-то себя слышишь?" Молли: "Они же раньше хорошо общались, пока она не уехала? Нужно сказать." Пользователь Кафка присоединился к беседе.***
Блэйд был в большом количестве бесед, но почти никогда их не читал, почему друзья часто вместе с ним в группе обсуждали его. Но ему было все равно на них, для них он может быть плохим, раз не ходит с ними гулять, бухать и курить. Хорошим, раз иногда соглашался на встречи, чего не было уже больше двух месяцев. Тем не менее это были его лучшие два месяца за всю жизнь. Тем не менее, когда ему писали в личные сообщения он в основном отвечал. На улице была жара, люди куда-то спешили. Все прохожие были либо в кепках, либо обмахивались чем-то. Забегали в прохладные от кондиционера кафе и подолгу сидели там. Этим самым и занимались Яньцин с Блэйдом. Вспотевшие и краснолицые от жары, и, возможно, чего-то еще, они ввалились в прохладную пиццерию. На всю округу она была чуть ли не одна, потому им очень повезло. Они сидели за самым дальним столиком у окна, рассматривая людей и медленно поедая горячую пиццу с грибами, запивая коллой. Яньцин, всегда одеваясь по погоде, был в черных шортах с растянутой белой футболкой, а вот Блэйд был тем еще мерзляком, хотя и пожалел об этом в итоге, одев джинсы и рубашку. На улице парило как никогда сильно в мае. Ближе к вечеру парням надоело сидеть в кафе, и они вновь выбрались на жару. Погуляв по парку, в коем они пытались не светиться, потому что там ошивалось слишком много знакомых из школы. Решили посидеть до вечера дома у Яньцина, потому как Цзинь Юань недавно уехал на неделю, оставляя сына одного в компании домработниц и остальной прислуги. Яньцин часто говорил, что в одном доме они с отцом могли ни разу не встретиться за один день, потому что тот был огромен. И это была правда, Блэйд, завидев двухэтажный особняк, присвистнул. А зайдя внутрь все старался найти упавшую челюсть. Но Яньцин лишь закатил глаза, и, налив чаю, сказал, что больше такой возможности может не быть. И так они и сидели до поздней ночи на кухне, распивая чаи и целуясь, будто боясь, что за ними могут следить. Был почти час ночи, когда Блэйд возвращался к себе домой. На душе было вновь легко и свободно. Зайдя в дом, он лег спать, но сон все не шел. Он решил полистать ленту соцсетей, в попытке поймать сон. Пришло сообщение. Неизвестный: "Приветик, Блэйдик, скучал?"***
Молли: "Сегодня прибежит, как миленький." Джим: "Они оба такие кретины, раз в общем чате не замечают наших сообщений?" Молли: "Да какая разница, в любом случае теперь Блэйд на каждую попойку прискачет." — Ян, сегодня нужно помочь Элис с японским. Больше некому. В половину третьего. — Без проблем, пап, — крикнул Яньцин из кухни. Что он только не делал для отца, хоть никогда и не признается, что в детстве, что сейчас, желал его гордости больше всего. Усталость уже не накатывала, он привык. Привыкал раньше и привык сейчас. Вздохнув, он дописал последнее предложение в тетради и снял очки. Ни в школе, ни где-то ещё он их не надевал, хотя зрение у него падало не худо. Потерев переносицу, он выключил кипящие в горячей воде овощи на плите и принялся их чистить. Коктейли работали лучше всего, когда делаешь их сам. Хоть вкус и отвратный, неплохо развиваются навыки готовки. Закончив, он принялся аккуратно нарезать их на доске, потому как отец мог в любую минуту зайти и посмотреть на его аккуратность. Закинув половину в блендер, а остальное убрав в холодильник, прибрался и, потерев промокшую потом шею, собрал белокурые вихры в высокий хвост. Через пол часа он все же вышел, быстрым шагом направляясь к дому двоюродной сестры Элис. Шел он быстро, но размеренно, подняв голову и выпрямив плечи. За другую походку отец мог и пожурить. Постоянное "Выпрями плечи" было у него в голове. "Держи голову выше, прямо". С собой он ничего не взял, так как знал японский на твердую пять. Знал английский, китайский и корейский точно так же. Все языки были от носителей в роду у отца, и было бы некрасиво их не знать. Яньцин часто убеждал себя в том, что к учебе и совершенству стремится он сам, но каждый раз понимал, что будь его воля, он бы никогда в жизни не выучил ничего дальше ломанного английского и ходил бы словно сломавшаяся напополам стремянка. К расчёске бы тянулся максимум раз в день, как Блэйд. Ходил со свисающими вихрами, носил кожанки и рваные джинсы. Но, конечно, ничего из этого он сделать не мог. Статус не позволял. Если бы отец узнал, какую вольность в виде Блэйда он себе недавно позволил, наверняка запретил бы им видеться в ту же секунду. Хотя Яньцин часто корил себя за такое мнение об отце. Цзинь Юань его никогда не заставлял. Это было личным желанием Яньцина — плясать под дудку отца. И, будь по-другому, он наверняка ошивался бы там же, где и друзьяшки Блэйда, от которых его тянуло блевать. На улицах города в это время никого не было. Жара несусветная, все люди прятались дома или на работе. Идти в рубашке и штанах убивало его, но при родственниках он только так и появлялся. Пот стекал по шее и позвоночнику, рубашка прилипла к телу, волосы кудрявились от влаги пота. Ускорившись, он сжал зубы. Занятия с Элис длились долго, она действительно пыталась что-то понять. С наступлением вечера, температура на улице спала, солнца уже не было видно за облаками. Намечался дождь. Темнело поздно. Вдохнув полной грудью запах горячего асфальта и разлитого на дороге бензина, Яньцин понял, что хочет идти куда угодно, только не домой. Дом, в котором камеры на каждом углу. У забора, у двери, в коридоре, на кухне, на всем первом этаже кроме туалета и ванны. И всего две комнаты, в которых камер не было. Его комната и комната отца. Место, в котором за ним повсюду наблюдают. Он решил прогуляться на переулкам, посмотреть на грязный и только остывший от солнечного пекла город. Скрипучие заборы и подъезды без лампочек. В основном в старых домах жили алкаши или люди, которые копят на нормальное жилье. Лавочек не было, из-за чего они часто сидели прямо на траве и пили пиво. Беззубые, с седой бородой, по которой стекал дешевый алкоголь. На расстоянии трех метров можно было сказать, что от них несет потом и мочой. Были тут и бездомные. Много. Картонки, на которых они спали, были разложены вряд под крышей и балконами. Рядом детская площадка, у которой ремонт стоило сделать еще десять лет назад. Ржавые качели, которые жутко покачивались от дуновения ветра. Двухметровая горка, на которой, Яньцин был уверен, можно в легкую разбить себе нос или сломать руку. А жара делала их еще более неприступными, да и детей тут от силы десяток бы набрался. Население в городе не росло от слова совсем. При первой возможности люди уезжали, а приезжих не было и вовсе. Молодые люди здесь не хотели учиться, не хотели покидать эти стены. Но большинство из них просто понимали, что без денег образования и не получить. А город был настолько бедным, насколько возможно. Налоги были огромными, цены в магазинах всё росли и росли, а зарплаты всё сокращались. Почему именно этот город выбрал отец для жизни, Яньцин бы никогда не понял. Всё кругом тут было мертвое и, такое чувство, безнадёжное. В такие моменты, он думал, что Блэйд, со своим вечно тоскливым лицом, очень подходил этому городу. Городу, который не видел света. И, может, осветить целый город Яньцину было неподвластно, но осветить надежды уставшего мальчика мог. Люди в этом городе были как и сам город. Усталые, ждущие, когда история заметет за ними следы. И только Яньцин, такое чувство, выделялся среди них. Это было не его место, не его город. Пусть он и прожил тут всю жизнь, но родным этот город никогда ему не был. На скамейке в темном парке он увидел парочку, страстно целующуюся. И так невовремя он покраснел, вспоминая свой первый поцелуй с Блэйдом. Он бы никогда ему об этом не сказал, но сам правду знал. Часто перед Блэйдом он прикидывался расслабленным и умным парнем, с долей мудрости. Но тот и так знал, что Яньцин за человек. Горделивый, вспыльчивый и самовлюбленный. И он таким и был. Но внутри у него всегда пылала ненависть к себе. Ненависть, потому что он не мог сказать "нет" отцу. Называл себя сильным, но в итоге был, наверное, слабее Блэйда. И вспомнился ему их первый раз, когда он, не в силах сдерживать себя, жевал подушку, пока худые, костлявые руки Блэйда растягивали его. В руках этого эмо-мальчика, как его называл Яньцин, ему казалось, что он пластилин, горячая глина, из которой можно слепить всё, что заблагорассудится. Помнил он и постыдную позу, и горячее тело позади себя, и как громко кричал в подушки, пока ему в рот совали длинные, худые пальцы. Все это закрутилось в голове, и он поспешил забыть о том постыдном вечере, за который сумел кончить два раза подряд. И после, как он игнорировал Блэйд почти две недели, отказываясь смотреть ему в глаза. Но всё прошло. Блэйд над ним и не особо насмехался, зная характер Яньцина и отношение к такому. Вот район низких, не богатых домов. Но было в них что-то настоящее. Домашнее. То, что внушало доверие. То, чего не было у него дома. Глаза сами зацепились за поляну с площадкой. Недалеко были трубы, на которых подростки его возраста сидели и курили. По слуху он понял, что играли они, видимо, в бутылочку. Человек десять, а остальные восемь просто рядом сидели. В один момент он смог разглядеть похожую копну волос. О, Блэйд. Явно пьяный, он тоже был там. А говорил, что больше там, среди этих идиотов, не появляется. Ребята заулюлюкали, и вид того, как Блэйд потянулся рукой к шее девушки напротив с малиновыми волосами, надолго остался в памяти Яньцина. Стоило их губам сомкнуться, он дал от туда деру на всех порах. Сердце бешено стучало, пока он воровато оглядывался вокруг, будто проверяя, не увидел ли его Блэйд. Щеки горели, грудь сжималась когда он уже был дома. Лишь забежав в свою комнату и закрыв рот руками, слезы начали скатываться с бешеной скоростью. Как он это ненавидел. Чувство, что он не властен над эмоциями, что он не контролирует собственные слезы и ярость, и обиду, и ревность которая в нем бурлила прямо сейчас. Но стоило слезам только на секунду прерваться, и подумать ему о том, что больше плакать он не будет, они начинали литься с новой силой и новой болью. Так успокоиться ему и не удалось даже к ужину. Всё пришлось оставить. Уроки, тренировки. Стоило ему подумать, что он может взять себя в руки, слезы начинали скатываться с новой силой. А мысли всё больше заполнялись. Ночью заснуть ему тоже так и не удалось, рыдания вновь и вновь сотрясали его тело. И за это он себя ненавидел. Ненавидел за то, что не может справиться с этим. Что когда-то назвав себя сильным, сейчас лил слезы из-за какой-то измены. Какой же ты глупый, думалось ему, даже не можешь сдержать собственных слез. И от этого слезы начинали течь всё быстрее. Под утро, измучанный и усталый от слез, он безэмоционально уставился в окно. Был рассвет, вставать всего через пару часов, а он и глаза не смыкал ночью.***
Наступал вечер. Яньцин игнорировал его второй день. Не отвечал на звонки, не заходил в сети и не читал сообщения. Сейчас он чувствовал себя пусто. Устало. Как никогда хотелось увидеть Яньцина. Кафка была его подругой детства, но жизнь сделала ее другой. Холодной, усталой и отстраненной. Пока ее не было, она многое пережила, так как отец в ее семье был пьяницей и колотил их с матерью. Это единственное, что он знал. Более Кафка ему не рассказывала. Встретившись, они решили выпить в компании, и половину их посиделок Блэйд толком и не помнил. Разговоры с Кафкой были душевными, но зачастую грустными. Вскоре она уже должна была уезжать. В этот раз, он надеется, они скоро встретятся. Сейчас его больше интересовал Яньцин, от которого ни ответа ни привета не было уже два дня. Решив ни ждать его ответа, так как он сильно хотел увидеться, он пошел к его дому. В легкую он перепрыгнул через забор, который стоял, скорее для красоты, он подошел к открытому нараспашку из-за жары окну и пролез внутрь. На Цзин Юаня, он был уверен, не наткнется, потому что недавно Яньцин обмолвился, что отец уезжает после завтра на пять дней в соседний город, Бог знает зачем. Возможно, продавал что-то из своего имущества, которое было чуть ли не по всему свету. Он подошел к комнате Яньцина, но там тоже никого не было. Видимо, он был занят. Решив подождать его, он еще примерно пол часа просидел в коридоре на полу, прежде чем услышал звук поднимающихся по лестнице шагов. Яньцин даже не заметил его в темноте коридора, устало потирая красные глаза и образовавшиеся под ними темно-фиолетовые мешки. У Блэйда сердце сжалось от этой картины. В голове у него возникло сравнение с котенком, забытым на дождливой улице. Такой уже только с трудом сможет довериться людям, после того, как его выкинули на улицу. Он оттолкнулся от стены, подбегая к Яньцину и хватая его руки в свои и притягивая для объятий, пока его не оттолкнули сильные руки. В глазах цвета солнца стояло удивление, какое-то смирение и холод. Холод, который он ощущал всем своим нутром. Подняв руки, он улыбнулся: — Прости, ты не отвечал и я решил сразу прийти. — Пришел? Молодец, можешь проваливать, — ответил Яньцин, грубо толкая его в сторону открытого окна. — Что случилось? Ты на что-то обижен? — Блэйд схватился за чужую руку, притягивая. В следующую же секунду его сильно ударили в плечо, от чего он упал, схватившись за место удара. — Ян, что происходит? — в отчаянии спросил Блэйд. — А ты естественно ничего не помнишь, придурок! — зло выкрикнул он. Схватив первый попавшийся под руку предмет со стола в коридоре, он швырнул его в Блэйда, после ругая себя за несдержанность. Оказалась ваза. — Я правда не понимаю из-за чего... — Да у подружки своей спроси! Кафка её зовут? Вот к ней в дом пролезай, а про мой и думать забудь. — зло крикнул Яньцин, сжимая зубы, чтобы не заплакать. Впервые в жизни ему было так больно. До того стыдно за себя и обидно, что он начал кусать кулак, лишь бы не сболтнуть чего лишнего. — Ты ревнуешь? — до того этот вопрос вывел Яньцина из себя, что он повернулся к Блэйду, переполненный бешенством. — Мы с Кафкой друзья детства. — Не смей лгать! — крикнул в ярости Яньцин. — Я не лгу. Но я не ожидал, что ты так отреагируешь. Неужели ты настолько ревнив? — улыбнулся Блэйд. — Ревнив?...— в каком-то отчаянии спросил Яньцин. — Да, я, черт тебя дери, ревную! Ревную, потому что за всю жизнь никого так сильно не любил, пропускал людей мимо себя, ограждал себя от всех, ради отца. И тут ты! Весь такой несчастный, глухой к чужим мыслям. Я взглянул на тебя, и сердце сжалось от сожаления! Мне захотелось обрадовать тебя, черт возьми! А потом ты и сам стал ко мне привязываться и вечно смотреть... такими глазами! — он тыкнул в Блэйда пальцем, зарываясь пальцами в волосы. — Полными любви! И как я мог.. Не влюбиться в человека, что первый обратил на меня внимание?! Проявлял инициативу в общении со мной! Ты думаешь вокруг меня толпами люди бегали?! Нихрена! Я все свое гребанное детство провел в этом огромном доме один! У меня даже друзей никогда не было! Никогда! И никого...— он втянул ноздрями воздух. Чувствовал. Еще чу-чуть и он расплачется. Но стойкая привычка, выработанная его отцом еще в детстве, работала. Он не плакал, даже когда ломал руку или ногу на тренировках. А об эмоциях и речи не шло. Но печаль в нем копилась все это время, и он не мог долго ее сдерживать. — А тут ты! Еще и со своим признанием... Одиночество — его вечный спутник. Начиная с детства, когда он начал закрываться от людей. В подростковом возрасте, пропадая не на гулянках с друзьями, а в кабинете с огромным количеством учебников и тренировках. Единственное, на что у него оставалось время от усталости — провести время в прогулках по городу. Выходя на улицу, особенно вечером, у него возникало обманчивое чувство свободы. Того, что даже одиночество с целым миром ему не страшно. Он получит не только признание и гордость отца. После этого он получит весь мир. И пусть это лишь ложные надежды, они помогали ему просыпаться с новыми силами. У него никогда не было друзей, никогда не было окружения дальше отца и пары редких родственников. У него не было свободы. А Блэйд, с которым они часто виделись, долго пребывая в статусе друзей давали ему ощущение того, что он не один. Что рядом есть человек. И не нужно быть сильным постоянно. Но он каждый раз отмахивался от этих мыслей, привыкший к тому, как его воспитывали. Ты — главный свой козырь. Ты — главный ресурс. Так часто говорил отец. И Яньцин знал, что мог сказать отцу "нет". Но ему этого не хотелось. Он хотел, чтобы Цзин Юань гордился им. Ему не хотелось никого, ему хотелось только признания отца. Но Блэйд показал ему, что дружба и любовь и правда существуют. И как было больно от того, что после того, как ты впервые отдался и поверил в человека, он так подло, карикатурно и глупо тебя предал. Одним лишь пьяным жестом доказал, что ты для него значишь слишком мало, чтобы помнить об этом. — Ян, я.. — Нет, дослушай! Я открыл свои стены ради тебя. А ты.. — он сглотнул, — А ты просто предал меня. Так глупо и дешево. Всё, ради чего я открыл свои стены пошло по швам. Я... Я ненавижу тебя. И никогда не прощу. Уходи. — Говорю же, мы с Кафкой всего-навсего друзья... — Не ври мне! Не оправдывайся тем, что вы друзья. Я знаю, что ты был с ней. Я видел, как вы целовались. Блэйд раскрыл глаза, и в памяти его всплыли пьяные картины того вечера. Он осознал, что сделал. Яньцин и так догадался, что той ночью у них был не только поцелуй. Осознание той ночи. Картины, сменяющие друг друга. Так... так глупо. Услышав чужой судорожный всхлип, он поднялся, выпучив глаза. — Ты плачешь? — изумился он. Вот уж до жути нереальная картина. Яньцин, и в слезах. — Уходи и не смотри на меня. — дверь чужой комнаты закрылась с тяжелым ударом сразу на замок. Так на замок и закрылось чужое сердце от Блэйда. Какой ты глупый, какой ты глупый... думалось ему. Присев на подоконник, он зарылся пальцами в волосы. И тут наши пути разойдутся.***
Прошло целое лето.. Целое лето, Ян. Целое лето без тебя. Слышал, что ты поступил в академию. Как ты всегда и хотел — далеко от этого "мертвого" города. Цитирую тебя. И, знаешь, сейчас я понимаю тебя. Этот город и правда мертвый. Потому что у него мертвые жители. Такие, как я. Люди здесь не стремятся к развитию. Не стремятся к свету. Они родились в этой тьме, в ней они и умрут. Ты и правда не подходил этому городу. Ты был слишком живой для него. А я вот, в отличии от тебя, так никуда и не поступил. Признаться, хотя, думаю ты помнишь, никогда и не хотел. Для меня ближе мертвая неизвестность. Для тебя живое совершенство. Хоть и характер у тебя скверный, тебе ли не знать. Мне хочется сказать тебе так много... Но, зная тебя, ты наверняка не прочтешь это письмо.. Тем не менее, ты знаешь. Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. Ты для меня самый тяжелый наркотик. И я не могу избавиться от зависимости. Я такой глупец, Ян...Я такой глупец.. Но я до самой смерти буду любить тебя. А смерть.. Она для меня совсем близка. Этот мертвый город убил меня ещё давно. Ты и правда сильный, ты не умер в нем. Я восхищаюсь тобой, как восхищался с первых секунд нашего знакомства. P.s.Ты был самым сильным в моей короткой жизни, Блэйд.
Он вышел из отделения почты, довольный своим поступком. Время текло до того быстро, что он не успевал хвататься за крохотные ниточки. Не успевал запечатлеть в памяти эти моменты. Моменты, когда всего на пару минут забывал о своей тоске. Осенний ветер продувал его кожаную куртку. Он судорожно поморщился от холода. Этот вечер ничем не отличался от других. В этот вечер он умрет. Умрет так же, как и тысячи людей в этом мертвом городе.***
— Хэй, Ян! — Чего? — недовольно отозвался тот. — Тебе письмо! Руи в ящике нашел. У тебя роман как в 80-ых? — парни засмеялись. — Отвянь, барабашка. Твоя очередь мыть сортиры, — фыркнул он. Кто же любил мыть полы в чёртовой общаге. Кое-как отвязавшись от парней, Яньцин осмотрел письмо. Увидев имя отправителя, он приподнял бровь. Порвав его в ту же секунду, он даже не достал письмо из конверта, разорвав вместе с ним и выбросив в урну. Эти события своего юношества он уже оставил позади.