Ревность — остроумнейшая страсть и, тем не менее, всё ещё величайшая глупость.
Фридрих Вильгельм Ницше
Серёжа никогда не относил себя к ревнивым людям. Он считал: это глупое, бесполезное и крайне разрушительное чувство. Оно не только убивает любовь, но и уничтожает тебя изнутри. Он не любил то, что приносит одну только боль. Он считал себя достаточно умным для того чтобы не влипать во всё это дерьмо. Он не верил ни в концепцию любви, ни в ревность, пока не познакомился с Димой. Он думал, пиздец наступил, когда ему захотелось отношений не просто с коллегой-мужчиной, а с человеком, который был, кажется, счастливо женат. Но нет, пиздец начался позже, когда Дима ответил ему взаимностью. Дима любил его, но семью любил больше, а это означало, что ему суждено быть на вторых ролях: от него всегда будут уходить. Он будет мучатся от постоянного чувства вины, обиды, ревности. У них нет будущего, да и настоящее сильно размыто. В начале его радовало, что между ними невозможно ничего серьёзного. Он не хотел отношений и становиться зависимым от другого человека. Их свободные отношения создавали иллюзию, что он сможет вести тот образ жизни, который вёл раньше. Всё оказалось намного сложнее. Запретный плод сладок, Дима манил к себе, его хотелось касаться постоянно. Он был первый человек, которого хотелось получить в безраздельное пользование. Сопротивляться этому желанию было крайне нелегко. В их отношениях точно не было ничего нормального. Они разрушали друг друга и мир вокруг. Они приносили друг другу боль, и страдания, и чувство вины. Дима стал наркотиком, методично уничтожающим его привычный мир, его убеждения, его самого. Просто секс по дружбе перестал его устраивать. Его раздражало, что в жизни Димы есть жена, дети, есть другой огромный мир, в котором самому Серёже нет места. Он про сходил с ума от того, что всё то, что ему хочется, невозможно. Он — маленькая интрижка, страшный скелет, который принято прятать в самой глубине шкафа. Он пытался отвлечься на других. Ему отчаянно хотелось влюбиться, завести девушку, заставить Диму почувствовать всё то, что постоянно испытывал. Но ничего не вышло, хоть эффект и был достигнут, в их отношения вмешалась ещё и едкая подруга ревность. Первым под её влияние попал Дима. Серёжа это заметил на съёмках Зашкваров, куда его пригласил его партнер. Ничего не предвещало беды, но она случилась. Всё шло хорошо, хоть и с самого начала отличалось от привычного. Серёжа в кои-то веки приехал вовремя, даже чуточку заранее. Они сели рядом, так близко, что можно было прикоснутся друг к другу, и он пользовался этим, то и дело касаясь его колена своим под высокой барной стойкой. Этого было одновременно отчаянно мало и невероятно много. Они научились скрывать свои чувства. Избегать ненужных слов, прикосновений, единственное, с чем справиться оказалось не под силу — это взгляды. Нежные, робкие, отчаянные. Серёжа знал: кто-то из поклонников сделает нарезку и напишет что-то в духе: «это любовь», и даже не будет подозревать, насколько в этот момент прав. Единственное, что он не знал, — что Диму так заденет упоминание Вали Карнавал. Серёжа любил рассказывать о влюблённости в неё. Валя молодая, красивая, яркая, талантливая, с ней интересно поболтать. Они пару раз переписывались и даже почти собрались встретится и сходить на свидание. Но он её не зацепил, и всё так и осталось на уровне переписки. Серёжа любил рассказывать эту историю пацанам, и говорить о мнимой влюблённости. Но даже не подозревал, что Диму это задевает. У них свободные отношения, у него вообще жена, он не имеет морального права что-либо запрещать Серёже. Серёжа молчал, что давно никого не хочет кроме него. Но Диму даже мимолетное упоминание её в его шоу задело. Он чувствовал это, хоть Дима и пытался скрыть собственное раздражение шуткой. Он сам провоцирует, шутит. Яркое внимание его — единственный способ показать, насколько же его всё-таки это задело. Он словно начинает дёргать понравившуюся девочку за косички, и с каждым разом это всё больнее. Но почему-то чужая ревность успокаивает, после съёмок у них будет пара часов наедине, и он планирует показать, что никто кроме него ему не нужен. Поэтому Серёжа подсказывает Стаховичу слишком явно, надеясь, что он быстро всё угадает. Дима не последний, и это главное. Они свободны и если уйдут сразу после съёмок, то смогут немного провести времени с Димой, напитаться прикосновениями. Димина ревность холодная и ядовитая. Она замораживает всё вокруг и выкорчёвывает чувства. Серёжина больше напоминает ураган «Виктория», который вырвался на свободу. Она горячая, обжигающая, как лава. Она теплится в вулкане, но стоит ей выбраться, как она разрушит всё и всех, кто попадётся на её пути. О Новогоднем выпуске Громкого Вопроса начали говорить задолго до их съёмок. Идеи, кого пригласить на него, у Стаса закончились ещё в прошлом году. Повторять съёмки с подписчиками кажется странным, каких-то особенных гостей тоже, вроде как, нет. Нужно придумать что-то тёплое, душевное, то, что понравится им и оставит тёплые воспоминания в душах людей, тем самым подняв им рейтинги. Из этих соображений решают остановиться на семейном выпуске, пригласить родственников и читать по их губам. Это становится началом конца. Ведь все парни согласны с ним. Антон согласен на любую идею Стаса, а его мама не может ему отказать. Арсений сопротивляется для профилактики, но, посовещавшись, с отцом соглашается. Дима же уже несколько месяцев старается продвигать Катю в разные проекты, ходят туда, куда можно, пойти вдвоём, и, кажется, он даже делает её собственное шоу. Для неё этот выпуск важнее всего. Можно сказать, он эту идею Стасу и предложил. Проблема в том, что Серёжа категорически против. Он пытается отказаться под любой причиной, и мама, и сестра приезжать отказываются, но нельзя сказать, что он сильно уговаривает. Он делает всё, чтобы они не согласились. Меньше всего ему хочется в этом участвовать. Вот только проблема не в семье, по крайне мере, не в его. Ему просто физически тяжело видеть Диму рядом с его женой, сидеть рядом, улыбаться, шутить. Он знает, он не справится. Он не хочет в этом участвовать. Он не может в этом участвовать. Ему почти удаётся отмазаться, но Арс напомнил о Гале — двоюродной сестре, у которой недавно проходил чекап. У него нет выбора. Приходится соглашаться и делать хорошую мину при плохой игре. Хуже всего то, что, Катя хорошая. Красивая, веселая, обаятельная, очаровательная. Она действительно отличный выбор. У них с Димой хорошая семья, построенная почти на абсолютном доверии и принятии друг друга. В этой ситуации мудак лишь он. Ведь это он спит с её мужем, а не наоборот. Вот только от понимания этого ни хрена не легче. Когда он видит её, он больше всего хочет рассказать ей правду. Хочется задеть её, заставить страдать, выгнать Диму в его объятия. Но он не может так поступить с Ним, с Ней, с собой. Это разрушит слишком много жизней и ни к чему не приведёт. Ни она, ни Дима не заслуживают этой боли. От того, что вместо него одного, страдать будут сразу три человека, лучше не станет. Такая арифметика ему категорически не нравится, но не думать: «а что было бы, если бы её не было», не получается. Плевать, что их с Димой история неправильна и обречена с самого начала. У них нет не только будущего и настоящего, даже их прошлое наполнено болью и отчаяньем. Было бы лучше, если бы они никогда не сходились. Но притяжение оказалось слишком сильным, и двое взрослых мужчин не смогли ему сопротивляться. Именно поэтому сейчас он сидит на съёмках этого дурацкого Новогоднего выпуска, злится и мечтает не видеть того, что не предназначено для его глаз: поддерживающей Диминой улыбки, адресованной не ему, не видеть его руки на чужой талии и лёгкие, совершенно невинные прикосновения. Он старается отойти как можно дальше. Не видеть, не думать, не чувствовать. Скрыть собственную злость и боль за улыбкой, шутками, игрой в беззаботного ловеласа. Вот только он сам понимает, насколько его игра жалкая. Он может обмануть кого угодно, кроме самого себя и человека, который, несмотря на жену поблизости, смотрит слишком внимательно и виновато. Начинаются съёмки, и под прицелом камер становиться чуточку легче. Притворяться при них стало уже привычно, при них маска смотрится почти органично, почти превращается в его самого. Ему даже почти удаётся отвлечься от того, что, Катя находится в двух шагах. Всё привычно и невероятно знакомо. Дима сидит совсем рядом, по-прежнему феерически тупит и не слушает никого. Не понимает очевидные подсказки, но при этом находит себе прекрасные отмазки и очень мило общается с мамой Антона. История про дачу задевает, Дима с таким восторгом рассказывает о ней, о том, как они выпивали. Слишком уж много у него есть без него. Он умудряется очаровать женщину, угадав всего один ответ. Но всё это позволяет ненадолго расслабиться и забыть, что следом за ней придёт Галя. Серёжа нервничает из-за неё, из-за себя, из-за слишком уверенного Димы и упускает момент, когда роль ведущего переходит от Арса к Диме. Он давно хотел узнать всё о здоровье Серёжи, он беспокоился и волновался. Сейчас он облекает всё в шутку, но он знает, что для него это правда важно. Самые серьёзные вещи, они всегда произносятся вот так — в проброс. — Ты тоже красивый, — говорит, когда делает комплимент Гале. Между прочим, вроде как, для того, чтобы он не обижался, но на самом деле именно ради этих слов и сказана вся длинная речь до этого. — Прекрати приводить разных женщин, — твёрдое и уверенное, от которого замирает сердце. Осколки той ревности, которые чуть не заморозили его ещё неделю назад. — А что там с мужской силой, всё в порядке? — игриво спрашивает Дима, смотря почему-то прямо на Серёжу, а не на Галю. Серёжа вспоминает о той ночи, которая была всего пару дней назад, и от которой у него остались пара синяков и горячие воспоминания. Дима вероятно тоже о ней помнит, и таким своеобразным образом помогает справиться с нервами. — Вот ты же любишь одиночество. Ты же говоришь, что не хочешь, чтобы у тебя была жена и дети. Вот если тебе будет плохо, мы будем рядом, — уверенно говорит Дима, заставляя Серёжу вздрогнуть. Это бьёт по больному. — Вы будете рядом с жёнами и детьми, — всё же не выдерживает и говорит Серёжа, разбивая напряг улыбкой. Арс переключает внимание на себя, шутит о том, чтобы она прислала Диме мед карту. Он подсознательно чувствует, что что-то не так. Потом он обязательно спросит, что случилось. Но сейчас не время и не место. Дима смотрит внимательно. Но не пытается обещать, что будет рядом. Не будет. Будет рядом с женой, которая смеётся совсем близко. Ревность мешает дышать. Хочется сотворить глупость, но нельзя. А потом Галя достаёт предсказания. Серёжа в шоке от того, насколько эти предсказания подходят им. Дима внимательно читает записку, где любовь сравнивают с бабочкой, которую сожмёшь — сильно задушишь, отпустишь — не поймаешь. Он шутит про зону и старается не смотреть на Серёжу, понимая, что это заденет его. Да, их любовь скорее ядовитая змея, постоянно кусающая их в одно место и медленно отравляющая их. Отпускать её — подвергнуть риску окружающих. Они много раз пробовали, но не получалось, что-то постоянно ломалось. Они срывались друг на друге, на других. Без Димы невыносимо, он словно наркотик с мгновенным привыканием. Ломка способна привести к смерти. Ты знаешь об этом, но отказаться от очередной дозы за гранью твоих возможностей. Собственное предсказание только лишний раз напоминает: он обречён. Обратная сторона кризиса — новые возможности. Что-то он их не видит… Пока обратной стороной кризиса в его случае является ещё больший кризис. Игра с папой Арсения даёт небольшую передышку. Напоминая Серёже, что он ещё в кадре. Дима с топором смотрится эффектно. Почему-то то, что дядя Серёжа среди них четверых, приятно греет душу. После подарка игра идёт лучше. А потом приходит Катя, приносит просеко и мандаринку, и вроде это безумно мило. Но Серёже больно. У них семья, дети, счастливый брак. А у него пять минут между съёмками и редкие вечера на двоих. Он лишний. Всё это чертовски неправильно. Она раздражает. И её предложение поцеловать его, раз он не пьёт тоже задевает. Хочется послать её далеко и надолго. Но он не может озвучить, что ему нужен не её поцелуй, а его. На это он бы согласился с превеликим удовольствием, обычно он с удовольствием включается в такие разгоны, но не сейчас. К счастью, есть Арс, который поддерживает тему с поцелуем, заставляя Диму вполне искренне возмутиться. Он смотрит на неё с любовью, с мягкостью и несвойственной нежностью. Это заставляет сжать кулаки под столом и постараться улыбнуться максимально беззаботнее. Хотя больше всего ему хочется ударить его, её, стол и выйти из кадра, а лучше из их жизни. Исчезнуть, раствориться в эфире так, будто его никогда и не было. — У нас нормальная семья, — с улыбкой говорит она. — Ну а мы откуда знаем, — отвечает Серёжа, ловя угрозу во взгляде напротив. Дима молчит. С ним он гораздо более общительный и тактильный. У них слишком мало времени на двоих, их молчание тёплое, уютное, согревающее. От этого больнее вдвойне. Он чувствует смесь гордости, оскорблённого самолюбия, горечи, мнимого безразличия и глубочайшего возмущения. — А потом вы начали ездить на гастроли и снимать бесконечные шоу. — Подожди, мы уже давно не ездим, — серьёзно говорит Серёжа, вспоминая совместные вечера и ночи, проведённые с Димой. Он понимает, что делает что-то не то, что позволяет своей горячей ревности вырваться наружу. — «Догадайся, пожалуйста», — мысленно просит Серёжа. — «Хоть на мгновение почувствуй то, что он сам чувствует постоянно.» Но она не догадывается. Никто ничего не понимает, пацаны переводят всё в шутку, а он ловит злой взгляд Димы. Вот только от него становится ещё больнее. Он чертовски устал прятаться и притворяться, что всё в порядке. Ни хрена не в порядке. И когда Катя рекламирует своё шоу «Я жена», он понимает это слишком сильно. Ему кажется, он дошёл до своей точки. Слишком много всего. Она — его жена. А он — просто коллега, почти друг. — Я назову свой подкаст «Я одинок», — пытается с улыбкой сказать он, скрывая за шуткой собственное отчаянье. Арсений снова приходит на выручку, и Серёже становится стыдно. Он напоминает, что мудаки в этой ситуации он и Дима. Это у них роман, это они встречаются за её спиной. Она ни в чем не виновата. Она имеет право жить в этом сладком неведении. Для Димы семья — не пустой звук. Они — важная часть его жизни. Ещё когда всё начиналось, он сказал, что никогда их не бросит. Разумом Серёжа это понимает, но вот в сердце поселилась въедливая сука ревность, медленно разрушающая всё его яство. Он пытается строить хорошую мину при плохой игре, получается из рук вон плохо. Но камера стерпит и не такое. Дима смотрит обеспокоенно, почти так же, как пару минут назад, когда допрашивал его сестру на предмет его здоровья. Он и его допрашивал, но Серёжа не сдавался. Им должно быть всё равно друг на друга, но почему нет? Начинается игра. Серёжа не может не задевать Катю. В итоге они феерически выигрывают, записывают поздравление, и Стас предлагает отметить. Идею все принимают на ура, после съёмок всем хочется отдохнуть, поделиться эмоциями. Серёже же больше всего хочется сбежать, чтобы не видеть эту грёбаную идиллию. Но он не может — его не поймут, у него нет ни одной уважительной причины, кроме той, что он не хочет тут находиться. В этот момент он жалеет, что не пьёт. Мозг требует перезагрузки, а эмоции — выхода. Он старается отвлечься, заводит разговор с отцом Арсения, рассказывает о спектакле его сына. Но потом больше слушает, чем говорит, и старается так явно не смотреть в сторону Димы, которому, кажется, абсолютно плевать. Он общается с мамой Антона и Стасом. Это бесит: даже она получает больше внимания, чем он сам. Катя подходит к Диме, ласково целует его в щёчку, что-то шепчет на ухо, и это становится последней каплей. Серёжа доходит до своего внутреннего предела и собирается сбежать. Хотя бы ненадолго. Если он останется, он устроит сцену, на которую не имеет права. Он понимает, что не имеет права на ревность, и от этого горько вдвойне. Когда он возвращается из туалета, Дима выходит из комнаты, где проходило отмечание. На удивление, совершенно один, и Серёжа не может упустить этот шанс. В туалете в конце коридора никого нет. Он долгое время был сломан и всё еще не привык к тому, что его починили. Но привлекает в нём другое: он единственный, который закрывается изнутри. Не кабинка, а сам санузел. Он хватает Диму за запястье, сжимая его почти до боли. Уверенно, цепко, настойчиво, желая хоть так передать часть своей боли, и тянет его в сторону выбранного места. Включает свет и защёлкивает дверь. — Что ты творишь? — возмущается Дима, пытаясь отстранится. — Зачем мы тут? Меня Антон на улице ждёт. — Подождёт, — жёстко отвечает Серёжа, впечатывая в стену Диму. Хватает его за плечи, прижимая к себе и резко выдохнув, словно перед прыжком с парашюта, впивается в губы жёстким поцелуем, втягивает нижнюю губу, проезжает по ней зубами. Чувствует, как кровь моментально вскипает. Становится жарко, хочется пометить, присвоить человека себе. Дима пытается сделать вдох, вздрагивает от неожиданности, но всё же отвечает. Напротив, действуя нарочито мягко и нежно. Словно пытается загладить собственную вину за причинённые страдания. Словно чувствует его страхи и слабости, принимая их. В этот момент Серёжа ему пиздецки благодарен. Ему это надо. Физически, эмоционально, по-другому никак. Если он не сделает этого сейчас, он сойдёт с ума. Он пойдёт на ближайшую многоэтажку и будет учиться летать. — Ты что творишь? — всё же пытается отстраниться Дима. Серёжа не отвечает, расстёгивает совершенно дурацкую рубашку. Почему-то отмечать они решили в нарядном. Показывая, какой у них с Катей крутой семейный лук. Серёжу это раздражает ещё больше. Рука тянется вниз, ловко расстёгивает штаны и резким движением стягивает их вниз. Сразу же начинает поглаживать практически не возбужденный член сквозь ткань боксерок. Он знает, как это исправить. Он намерен возбудить Диму, заставить его хотеть его так же, как сам хочет его. Плевать, что не время и место. На всё плевать, кроме того, что он прижимает к себе чужое, такое родное тело. Серёжа немного отстраняется, стараясь перевести дыхание. Как же он чертовски устал. Как он хочет всё это закончить, перестать ощущать эту разъедающую нутро ревность, страсть, зависимость. Проблема в том, что без Димы уже невозможно. Он хуже любой вредной привычки, от него нельзя пойти в лечебницу или закодироваться. Он не просто его любовник, он его коллега, с которым он чертовски много проводит времени вместе, порой играя супружеских пар. Сейчас между ними всё нормально, привычно. Но всё равно хреново. Плохо с ним. Плохо без него. Плохо — это стиль жизни. Словно в отместку он снова впивается в чужие губы, в этот раз его укус задевает ранку, и он чувствует вкус крови, который ощущается ведром воды. — Серёж, блять, — Дима всё-таки отстраняется. Он не пытается сбежать или остановить. Смотрит мягко и даже как-то сочувственно. Обводит собственные губы и пошло облизывает их, стараясь зализать рану. — Ты мой, — скорее рычит Серёжа. Отрываться от него не хочется. Хочется действовать еще жёстче, острее. Причинить боль, оставить свой след, убедится, что, пусть и только на одно мгновение, но человек рядом принадлежит только ему. — Серёж, — мягко говорит, заставляя отвлечься, проводит по лицу, чешет бороду, словно пытается успокоить дикое животное, — Что не так? Серёжа машет головой. Говорить и обсуждать всё это совершенно не хочется. — Всё хорошо, — всё же заставляет себя пронести банальность, но ловит укоризненный взгляд Димы и сдаётся. — Это оказалось слишком. — Всё настолько плохо? — без осуждения спрашивает Дима, Серёжа прекрасно понимает, что он имеет ввиду. Какого хрена он так спокоен, когда Серёжа так взбудоражен? Какого хрена его совершенно не волнует, что его любовник и жена находятся в одном кадре? Какого хрена всё так? Бесконечные вопросы заставляют проснуться едва успевшую успокоиться злость. Перед глазами картинки, как Катя мягко поправляла рубашку, как Дима украдкой целовал её, как они в конце выпуска сделали это грёбаное сердечко. — А если бы я привел свою девушку? — вопросом на вопрос отвечает Серёжа, намеренно стараясь задеть. — У тебя есть девушка? — в глазах напротив загорается злость. — А тебе не всё равно? — зло спрашивает. — А у тебя вообще жена. Должен же и мне кто-то скрашивать вечера, — упрямо повторяет Серёжа. — Серёжа, блять, — не выдерживает Дима и одним резким движением меняет их позу, теперь Серёжа вжимается в эту дурацкую раковину. — У тебя кто-то есть? Вместо ответа Серёжа сокращает и без того маленькое расстояние и целует. Теперь Дима отвечает так же яростно. Этот поцелуй отдаёт горечью, передавая всю высказанную и невысказанную боль и обиду. Он смотрит Диме в глаза, демонстративно сплёвывает на руку, размазывая слюну. Как же он жалеет, что не носит с собой смазку, что она есть где-то там в рюкзаке, а сейчас приходится обходиться своими силами. Он хочет трахнуть Диму, пометить, доказать себе и ему, что он ему нужен. Что он лучше любой девушки, что Дима нуждается в нём не меньше, чем сам Серёжа. Он опускает руку проводит рукой по возбуждённому члену, размазывает собственную слюну по всей длине, обводит большим пальцем головку. Нежно плавно, словно в противовес всем тем действиям, которые делал раньше. Целует шею, грудь, то и дело прикусывая нежную кожу. Стараясь делать это не слишком сильно. Если он оставит следы, Дима его убьёт. Он разрушит всё. Но это пиздец как заманчиво сделать, он начинает двигать рукой резче. Сжимая почти до боли, вызывая у Димы тихий стон. Продолжает водить рукой. Целовать всё, до чего может дотянуться, и получать человека в своё безвозвратное пользование. Он действует быстро, зная, как доставить Диме максимум удовольствия за короткое время. Проводит губами вдоль обнажённого тела, лижет грудь живот, и быстро двигает рукой, стремясь заставить Диму задыхаться от контрастности ощущений. Дима хрипло кончает, Серёжа, когда видит, что Дима пришёл в себя, демонстративно облизывает руку. Собственное возбуждение давит. — Ты нереальный, — выдыхает Дима, и целует Серёжу, мягко благодарно. — Я не закончил. Он заставляет Диму опуститься на колени. В этот раз Диме не нужно читать по губам, чтобы понять, что от него хотят, и он понимает. Нарочито медленно высовывает язык, проводит им вдоль венки. Облизывает головку, с вызовом смотря ему прямо в глаза. Серёжа ловит этот взгляд и понимает, что попал. Он теперь навсегда во власти этих карих глаз. Дима, кажется, это тоже понимает. Отрывается от головки, отстраняется и выдыхает прямо на неё, не стремясь прикоснутся даже кончиком губ. Он поднимает градус возбуждения до максимума. Серёжа жалеет, что у Димы короткий ёжик. Сейчас так заманчиво схватиться за них, притянуть голову. — Дима, пожалуйста, — просит, направляя голову. Дима слушается начинает сосать, Серёжа направляет голову, заставляя глотать глубже. Как же он любит такие моменты, когда рот Димы занят делом, когда он послушно подчиняется, стараясь доставить удовольствие. Он кончает прямо в рот, облизывая всё до последней капли. Он отстраняется, застегивает рубашку, включает воду. — А мне нравится твоя ревность, — с улыбкой говорит Дима. Серёжа чувствует удовлетворение и усталость. Внутри ничего не гудит, ноги не держат, и он опускается на пол. — Дим, мне кажется, я схожу с ума. — Я тоже, — кивает Дима, и опускается следом. — Это всё охренеть как ненормально, и мы уже давно это поняли. — Обратной дороги нет, — тяжело вздохнув соглашается Серёжа, кладя голову на плечо Димы. — Но как же я чертовски устал. — Однажды станет легче, — с надеждой говорит Дима, и сжимает его руку в своей, а потом неожиданно что-то вспоминает и заставляет Серёжу отстранится и смотря прямо в глаза спрашивает. — У тебя правда есть девушка? — Нет, — выдыхает Серёжа. Дима никогда ничего не забывает, даже если это что-то сказано в порыве злости. Дима довольно улыбается. — Всё будет хорошо, — кивает Дима, подымая руки и мягко гладя Серёжу по голове и даря тем самым ему долгожданное успокоение. — Я поеду домой, скажи, что мне позвонили, — просит Серёжа, понимая, что он не выдержит всего этого снова. Он не выдержит новый круг боли и непонимания. Дима кивает. Однажды вспышка ревности всё испортит, но пока они могут наслаждаться минутами покоя.