алые небеса

Он должен был понимать, что не следует играть с огнём. Его левый рукав был изодран в клочья, кожа на предплечье покрылась такими ужасными волдырями, что он едва мог заставить себя взглянуть на собственную руку. Что ещё хуже, жар и зловоние постепенно высасывали воздух из его лёгких — каждый вдох, что ему удавалось сделать, становился всё более бесполезным. Словно воздух был частью пламени. Боя едва стоит на ногах, но всё равно поднимает свой меч, полный решимости не упасть перед тяжело раненным демоном. Даже когда он начинает сомневаться в целесообразности использования клинка против порождения ада, часть него насмехается над дерзостью использования такого слабого пламени перед ним. Он моргает — не помогает, перед глазами по-прежнему всё расплывается — и хотя пламени ещё не удалось добраться до него, Боя горит… Под его пылающим телом грубый камень холоден словно лёд; под его веками огненно-золотое сияние магии окрашивается красным. Тихий вздох, и золото слегка тускнеет. Ему удаётся приоткрыть глаза, чтобы увидеть, как клинок быстро пробивает два магический барьера один за другим. Он останавливается на последнем, дрожа, сражаясь с волей заклинателя в белом одеянии, который в отчаянным воплем изо всех сил пытается удержаться на ногах, несмотря на ответную реакцию магических сил, обжигающих его правую руку и рукав. Не в силах пошевелиться, Боя может только наблюдать, как по последнему барьеру разбегаются трещины, и впервые расцветает всеми цветами радуги самое прекрасное защитное заклинание. Такого потолка он никогда раньше не видел. Боя хмурится. Он переводит взгляд к дверям, именно там он ощутил демоническое присутствие, стоило ему открыть глаза. Женщина с мелкими, красивыми чертами лица ступает в комнату, прежде чем взглянуть на Бою — она тихо вскрикивает и быстро отступает, шёлковые слои её одежд трепещут, словно крылья бабочки. Он немедленно начинает искать своё оружие: бесценный меч Бои лежит рядом, примостившись на деревянном выступе рядом с кроватью. Боя смотрит на потёртую рукоять, расположенную в пределах его досягаемости, и на мгновение приходит в замешательство от мысли, что его знают. Торопливые, на удивление лёгкие шаги, возвещают о появлении ещё одного посетителя. Двери бесцеремонно распахиваются, и раздаётся глубокий, тёплый голос: — Боя! Часть волос Цинмина собрана в простой пучок, остальные распущены. Это так отличается от воспоминаний Бои, суровость Цинмина, заклинателя Инь Ян, смягчается простой причёской и отсутствием искусно украшенных верхних одежд. Застигнутый врасплох незнакомым местоположением и появлением Цинмина, Боя хватается за единственное, что он мог контролировать: за самого себя. Несмотря на то, что его тело, скорее всего, не согласилось бы вставать, он не мог позволить себе оставаться таким беспомощным. — Боя, — выдыхает Цинмин, бросаясь вперёд, чтобы бросить свой тёмный веер рядом с мечом Бои. Он не задумывается дважды, прежде чем положить руку на спину Бои, его пальцы задерживаются на плече мужчины, даже после того, как тот садится прямо. Смутно обеспокоенный ощущением касаний шёлка к своей обнажённой коже, когда белая простыня соскальзывает ему на колени, Боя смотрит вниз. Расширяясь к бёдрам, пара узоров, похожих на крылья, обрамляют его живот, тёмные, словно чернила, дерзкие, словно заявление. Боя резко выдыхает. Ох. Он снова сделал это. Перед его лицом появляется облако пара. Оно медленно рассеивается — свидетельство того, насколько низкой должна быть температура в помещении… но на самом деле Боя чувствует тепло. Только тогда он замечает Снежного Пса, сосредоточенно закрывшего глаза и сидящего на полу в самом дальнем углу комнаты. Белоснежная изморозь покрывает помещение, сверкая на тёмных деревянных полах и мебели, повсюду, кроме постели Бои. — Боя? Он поворачивается лицом к Цинмину, у которого несколько прядей спадают на плечо. У Бои так и чешутся пальцы смахнуть их назад. Вместо этого он сглатывает и хрипит: — Цинмин. — Спасибо. Моргает почти удивлённо. — Тут мне в пору благодарить. Я… — Цинмин замолкает. У него не было времени смыть кровь со своего лица и одежды, но даже это не может умалить его благородной красоты, залитой тёплым золотом солнца. — Лишь теперь я стал подлинным заклинателем Инь Ян. Это звучит как прощание. И Цинмин бесцеремонно предлагает им поужинать вместе. Боя даже не думает отказываться. — Выпьем? Цинмин молча вкладывает в руки Бои дымящуюся чашу, которую только что наполнил. Чай почему-то чуть тёплый, но вряд ли температура имеет какое-либо значение для Бои: он осушает чашу одним глотком и передаёт её Цинмину, который тут же наполняет её свежим чаем. На этот раз Боя пьёт медленно. — Демон? — Улажено, — Цинмин бросает взгляд на отметины Алой Птицы под ключицей Бои. — Как ты себя чувствуешь? Боя изучает свой чай — судя по цвету, разновидность хун ча. Он не может объяснить, почему у него чешется под лопатками, левое предплечье болит под повязкой, а ощущение температуры настолько искажено, что он дезориентирован. Как он себя чувствует? Боя даже не знает с чего начать. — Прекрасно, — говорит он. — Ты чуть не выжег свою жизнь, — в голосе Цинмина слышиатся нехарактерно откроваенные страх и отчаяние. Боя запоздало осознаёт, что Цинмин испытывает такого рода эмоции… Где ты? (В усыпальнице, я не знаю.) Я не смогу защитить тебя, если ты будешь без сознания. (Я доверяю тебе.) когда в этом замешан Боя. — Почему ты не обратился за помощью? Дело не в том, что Боя мог забыть о том, что Цинмин сохранил звенящее ухо. Просто ему, как человеку, привыкшему работать в одиночку, никогда в голову не приходило обратиться за помощью. Цинмин вздыхает. — Снежный Пёс. — Да, господин Цинмин. — Ты усердно работал, спасибо. Снежный Пёс изящно поднимается на ноги, сложив за спиной белоснежные крылья, и останавливается у дверей, чтобы склонить голову в поклоне перед Цинмином. Кажется, что иней следует за ним: полупрозрачная белизна постепенно покидает тёмное дерево. Боя не противится тому, чтобы Цинмин берёт недопитую чашу чая, уступая решительности в его взгляде. Цинмин опускается на колени и поднимает два пальца, чтобы коснуться чуть выше бровей Бои, когда тот послушно склоняет голову. Зуд на спине Бои усиливается, его испуганный вздох заглушается шелестом перьев, когда тёмные крылья с ярко-красной каймой вырастают между его лопаток. Они широко раскрываются — причудливое смещение веса, из-за которого Боя почти теряет равновесие, — прежде чем исчезнуть. Даже чернильные отметины на его коже исчезают, унося с собой аномальный жар в его теле и тяжесть в конечностях. Испытывая безрассудное облегчение, Боя позволяет улыбке изогнуть его губы. Она исчезает в тот момент, когда он замечает Цинмина, привалившегося в краю кровати. — Цинмин, — Боя тревожно замирает, так и не протянув руку, чтобы коснуться мужчины. — Что случилось? — он легонько толкает заклинателя в плечо. — Цинмин! — Хн. Не нужно кричать, — бормочет Цинмин, вяло приподнимаясь. Боя цепляется пальцами за простыни. — Что с тобой? — Это не очень приятно, — он спокоен, как и всегда. Но он ничего не отрицает и под свирепым взглядом Бои едва заметно вздыхает. — Просто немного устал. Двери снова распахиваются, дребезжа от силы. — Господин Цинмин, — выпаливает слегка запыхавшийся Убивающий Камень. — Вы…? — Цинмин сжимает губы в едва заметной гримасе, когда он поворачивается. — … в порядке? Ваши… А… — Убивающий Камень внезапно замолкает, его рот всё ещё открыт для слов, которые он ещё не произнёс. Он сглатывает, огорчённый выражением лица Цинмина, которого Боя не видит, и опускает голову. — Ты как раз вовремя. Отправь ко мне Медового Мотылька, пожалуйста. — Да, господин Цинмин. Молчание, последовавшее за уходом Убивающего Камня, было неловким. Не подозревая — или намеренно игнорируя — о возникшем напряжении, Цинмин закрывает глаза. Легкомысленная поза, которую видел Боя во время их пребывания в Имперском Городе, исчезла, сменившись аккуратно скрещенными ногами и прямой, словно стрела спиной, когда Цинмин, кажется, начинает медитировать. Почти нереально видеть Цинмина таким серьёзным без ситуации неминуемо угрожающей их жизням. Боя качает головой. Цинмин никогда не позволит ему забыть об этом, если застукает его за разглядыванием. В любом случае, ему не помешает узнать планировку комнаты. К разочарованию Бои, здесь не на что смотреть, кроме мебели из прочного полированного дерева, несмотря на обжитую атмосферу комнаты. — Боя. Цинмин протягивает ему стопку тёмной ткани. Боя вытягивает руку, чтобы взять свёрток, придвигаясь ближе, и хмурится, когда Цинмин выходит из комнаты. Сбитый с толку, Боя обращает внимание на предложенное Цинмином и сразу понимает, что это одежда. После ещё одной быстрой проверки, чтобы убедиться, что на его теле не осталось отметин Алой Птицы, Боя поднимается с кровати. Он смотрит вниз на засохшую грязь, покрывающую его штаны — это та же пара, что он носил на охоте. Конечно, он обойдётся, если понадобится, он не стал бы требовать большего от Цинмина, но Боя ловит себя на мысли, что надеется на чистую пару. И он очень признателен, когда первый предмет в стопке оказывается именно тем, о чём он мечтал. Боя завязывает гашник, чтобы брюки не сползали с его бёдер, затем натягивает свежие носки и обувь. Весьма довольный тем, что на нём чистая одежда, Боя просовывает руки в прямые рукава шёлкового нижнего халата, осторожно прикасаясь к перевязанной руке. Верхние одежды плотнее, но не тяжелее: плотная хлопчатобумажная ткань предназначенная для долгой носки, отмечает Боя. В целом приемлемое сочетание. Хотя он никогда и не носил одежд с такими длинными, ниспадающими рукавами. Боя полагает, что нет ничего плохого в том, чтобы попробовать один раз. Запустив пальцы в распущенные волосы и снова завязав их в пучок, Боя расправляет складки на одежде и замирает. Должен ли он убрать простыни? В конце концов, это его вина, что они грязные. Цинмин, скорее всего, сказал бы ему не беспокоиться. Но Боя всё равно складывает простыни и свои грязные штаны. Он оставляет их на месте своего меча. Снаружи солнце окрашивает всё в алый цвет на своём пути к закату. — М-м! — Цинмин поспешно осушает чашу, которую поднёс к губам и улыбается. — Боя! — в уголках глаз Цинмина появляются морщинки, а его улыбка становится шире. — Отлично: кажется, всё подошло. Боя моргает и отводит взгляд. Некоторые облака, расположенные вдали от солнца, окрашиваются нежно-розовым. — Хн. — Ты голоден? Очевидно, даже их длительная разлука не повлияла на восприимчивость Цинмина к характерной холодности Бои. Я мог бы поесть, думает Боя. Вместо него отвечает его желудок. Цинмин смеётся. — Куда ты отправишься? — спрашивает Боя, тяжело опираясь одной рукой на стол. Вероятно, он опьянел сильнее, чем ему казалось. В конце концов, вино сладкое и легко пьётся. Цинмин долго не отвечает. Бое хочется схватить свои слова и вернуть их туда, где они когда-то прятались за решёткой рёбер. — Куда угодно, — наконец говорит Цинмин и снова наполняет чаши. — … Домой. Боя думает о красивом просторном здании, построенном рядом с водой, о его собственной стреле, украшающей одну из изящных деревянных балок. Он думает о том, как одиноко в этом доме, и о том, что он навестил его, если бы Цинмин попросил. (Но Цинмин не просит, и Боя наблюдает за тем, как золотые искры растворяются в темноте.) Вино легче и слаще, чем помнит Боя. Возможно, из-за обильного ужина, который он только что съел. А может, из-за чего-то другого. — Боя. Он отводит взгляд от стрелы, гордо торчащей из стены павильона. — Я не буду просить тебя измениться. Просто пообещай мне одну вещь, — Цинмин наливает ещё вина в пустую чашу Бои, затем в свою. Он удерживает взгляд Бои и говорит: — Свободно используй силу Алой Птицы. Боя колеблется. Мог ли он действительно? Когда это он мог получить силу за счёт Цинмина? Это не только бы использовало энергию Цинмина, но и связь между ними заставила бы Цинмина испытывать вторичную боль от травм, полученных его духом-хранителем. — Боя, умоляет Цинмин. — Цинмин… — Я не хочу, чтобы это случилось снова… Пожалуйста. Какое у него несчастное лицо. Обхватив пальцами свою чашу с вином, Боя со вздохом поднимает её. — Достаточно. Даю тебе слово. Он запрокидывает голову, чтобы пригубить вино, наблюдая, как Цинмин светлеет лицом и залпом осушает свою чашу. Словно огромный груз свалился с плеч Цинмина — он улыбается и заявляет: — И меня! Замешательство Бои, должно быть, отражается на его лице, потому что Цинмин смеётся. — Используй меня. Я брошу всё и буду рядом, если ты попросишь. Боя фыркает. — …Я не забуду об этом, — говорит он и поднимает свою чашу. — А теперь прекрати болтать и пей.