Я вам что, Пушкин?

После оптимистичного возгласа Саёри в аудитории клуба повисла тишина. Весьма, к слову, некомфортная. Я остановился на пороге, захлопнув за собой дверь. Пальцы машинально затеребили лацканы пиджака. Три пары глаз мельком пробежались по Саёри, лишь отметив ее присутствие, и уставились на меня. Черт, кажется, это и правда будет непросто. Надо было все-таки посмотреть то видео на ютубе с интригующим названием “как правильно заходить в хату”, может, сейчас бы поуверенней себя чувствовал. В районе желудка что-то зашевелилось — видать, глазунья наружу просится. Черт тебя дери, Гару, только не говори, что ты один из тех людей, кто в стрессовой ситуации блюет дальше, чем видит. Надо сказать… придумать… да по большому счету похрен, что именно, потому что хуже этой тишины ничего быть не может! — Здрасте, — наконец выдавил из себя я. — Надо же, — отозвалось мелодичное сопрано, — ты все-таки смогла, Саёри! Не зря я всучила тебе ту книгу про методики убеждения. Здравствуй, Гару. Рада видеть тебя снова. Моника поднялась из-за преподавательского стола и направилась к нам. Я смотрел на нее, и внутри все холодело. В каком смысле “снова”? Неужели мое предыдущее прохождение запомнилось? Я же с тех пор три раза успел винду снести и снова накатить… — Вы разве знакомы? — Саёри выразила мое удивление. — Были в одном классе в прошлом году. Английский, физика и история, если память меня не подводит. Да, точно, в каноне же что-то такое было, хотя уже вряд ли поручусь. Некоторые моменты я, если уж начистоту проматывал — старт первого акта сценаристы изрядно затянули… (прямо как петлю на шее, фьюить-ха) Моника подошла ко мне и протянула ладонь. Я вытер свою вспотевшую пятерню о пиджак и ответил тем же. Главный герой ДДЛК вроде бы прямым текстом признавал, что Моника местная королева школы (а то и всего мира города), поэтому такому задроту, как он будет проще до Марса на батуте допрыгнуть, чем с ней замутить. Я, конечно, в теории вероятности шарю плохо, но с одной частью его утверждения вполне согласился. В жизни она действительно оказалась хороша собой. Высокая, стройная, длинноногая (что только подчеркивали сексапильные черные чулки), с изящными чертами лица и чуть смуглой кожей. Забавно, может, здесь она родом из средиземноморских стран — там вроде имя “Моника” распространенное. Саёри, конечно, тоже далеко не Катя Пушкарева, прости господи, но рядом с главой литературного клуба она смотрелась как “рено логан” с “бугатти”. Так, хватит пялиться, так неловкость только усугубится. Давай, братан, посмотри на что-нибудь еще. Взгляд опустился ниже и снова скользнул по фигуре. Следовало признать, что даже этот уродский пиджак, наверняка скроенный и сшитый чертями в аду, не портил фигуру Моники. Наоборот, даже как-то подчеркивал, что ли. На контрасте с убожеством прекрасное бросалось в глаза. (и чего этот дебил страдал? если такая красотка сама к тебе льнет, ты сорвал сраный, мать его, джекпот!) Из благоговейного ступора меня вывел легкий укол боли. То ли это Гару настолько хилый с косточками как у цыпленка, то ли Моника решила сходу продемонстрировать свою альфа-самочность, но руку она мне стиснула будь здоров. Еще чуть поднажать — и мизинец бы пополам переломился. Сделав себе мысленную пометку никогда не соревноваться с ней в армрестлинге, я кивнул. — Д-да, верно. — Как мило, — Моника широко улыбнулась. Улыбка у нее вышла вполне профессиональная, отточенная, — он стесняется! Не бойся, Гару, мы здесь всем рады! Рады, однако, оказались не все. — Саёри, ты что, привела парня? По полу застучали шаги, и в поле моего зрения появилась уже виденная раньше розовая грива. — Теперь вся атмосфера пойдет по… кхм… испортится! — поправилась Нацуки под укоризненным взглядом Моники. — И мне тоже приятно познакомиться, — хмыкнул я, — как дела? Нацуки фыркнула, закатила глаза и встала возле одной из парт у окна. Ответом меня она не удостоила. Понятно — с самого начала королева в образе. Выглядела она в этот момент уморительно. Да и в любой другой момент. Все, кто прошел игру, в курсе, что шутить про рост Нацуки не стоит, если не хочешь нажить себе заклятого врага. Но она реально оказалась коротышкой. Гару, который и сам большим ростом не отличался, по моим прикидкам, девчонка доставала примерно до плеча. Такой человеческий аналог чихуахуа. И агрессии примерно столько же, хех. В голове тут же возникли образы мексиканских карликов-бойцов, которые летают по рингу как бешеные, и я чуть не заржал в голос. Слава богам, сумел вовремя остановиться, а то этот Рей Мистерио на минималках мне бы поставил фонарь под глазом. Если бы достал, конечно. Объемами и изгибами природа Нацуки тоже обделила — форма болталась на ней как на вешалке. И вообще вся она, несмотря на дерзкий настрой, казалась хрупкой и беззащитной. Бледная, кожа почти просвечивает, под глазами синюшные круги. Явно от недосыпа — у меня такие тоже бывают, когда еще половина функционала тестами не покрыта, а дедлайн намечен на вчера. Какой уж тут, нахрен, симулятор свиданий, когда единственное желание, которое возникает — дать ей пятьдесят рублей на булку с маком из “Пятерочки”, чтоб с голоду не померла. Но надо признать, тоже симпатичная. Хоть я по лоли и не очень. Есть в этом что-то нездоровое. Плюс не уверен, что я бы вытерпел все вот эти типичные для цундере фокусы. Тараканы в голове привлекательны только пока ты сам юный да горячий, потом уже сердцу хочется покоя. А вот Саёри на закидоны подруги было явно пофиг. Она подскочила к Нацуки, обхватила ее за плечи и воскликнула: — Знакомься, Гару, это Нацуки! С ней всегда весело, а еще она у нас в клубе мастер по выпечке. По кислому лицу Нацуки сейчас не было заметно, что она самый веселый человек на планете. — Что-то не припомню, чтоб нанималась на эту должность, — буркнула она. — Ну-ну, не скромничай, — заявила Моника, — ты действительно в этом хороша. — Это п-правда, — раздалось из-за одной из дальних парт, и передо мной появилось робкое и пугливое животное из “красной книги”, так же известное под именем Юри. Вот уж где мне потребовалась вся возможная концентрация, чтоб не присвистнуть. И тот, кто хотя бы полчаса эту новеллку читал, поймет, почему. Из всех девушек в игре Юри сильнее всех запала мне в душу. Даже не могу сказать, почему. Вернее, поначалу я думал, что очень даже могу, ведь у нее есть аж два ВЕСОМЫХ АРГУМЕНТА. Но потом понял, что причина в другом. Мы совпадали по темпераменту. Щенячий энтузиазм Саёри и показная агрессия Нацуки были мне не очень близки, но вот Юри с ее повышенной социальной тревожностью я понимал как никто другой. Сам постоянно в дебильные ситуации попадал — то официанту в кафешке в ответ на пожелание приятного аппетита отвечу “И вам”, то в “Красном и Белом” перед продавщицей окажется, что карточку дома забыл. Про работу и говорить нечего — всякие тонкие социальные танцы мимо меня проходят, потому-то, наверное, и сижу на одном и том же грейде уже второй год. Вроде бы и сделать с этим что-то надо, но уж больно неохота Киселя подмасливать. Много чести козлу такому, постоянно баги за ним подчищать приходится. В любом случае, пышнотелая поклонница чая и всяких острых штучек понравилась мне сразу. Даже стремная поэма из второго акта, перемазанная кровью и еще…чем-то, не отпугнула. Я сам, конечно, не фетишист, но никого не осуждаю. Каждый дрочит как хочет — кто-то ручками, а кто-то ручкой. Шариковой. Усиленно напоминая себе, что нельзя показаться извращенцем в первый же день, я навесил на морду приветливую улыбочку и заглянул Юри в глаза. Они оказались глубокие, темные, с каким-то фиалковым оттенком радужки. Привыкнуть к тому, что здесь не все законы биологии работают, я еще не успел. — Р-рада знакомству, Гару, — произнесла Юри. Тембр у нее оказался тоже приятный — низкий, чуть с хрипотцой. Знакомство с людьми явно давалось бедняге непросто. Она ссутулилась, на лбу под челкой блестели бисеринки пота, пальцы теребили пряди волос — тяжеленной темной копны, — Саёри много о тебе рассказывала. — Иногда даже слишком много, — проворчала Нацуки, — так трещит, что не заткнешь. Саёри хихикнула смущенно, подскочила ко мне и шепнула на ухо. — Не обращай внимания, Нацуки у нас просто любит побухтеть. И потом добавила уже вслух: — Но на самом деле она просто душка. Даже испекла для тебя кексики! Нацуки покраснела как хорошо сваренный рак и сжала кулаки. — Саёри! Ты зачем…? — А что такое? Или ты не успела закончить? — Успела я все! — гаркнула коротышка, — просто… просто… Остаток фразы вышел нечленораздельным. Мне хотелось заорать в голос со всего происходящего. Одно дело читать текстовку на экране, и совсем другое — слышать собственными ушами. Хотя нет, не собственными. Ушами Гару. Да еще и голос у Нацуки оказался забавный — пронзительный такой, въедливый, как у старого алкаша Оззи Осборна в его лучшие годы. — Кексики — это хорошо, — решил я все-таки спасти положение, — даже очень! Давайте тогда чаю попьем и вы мне тогда все про клуб расскажете, окей? Ответа я не получил. Четыре пары глаз уставились на меня. Сначала я не понял, чего такого сморозил. Но через секунду до меня дошло. В тот фрагмент диалога, где ГГ спрашивает Юри про чайный сервиз, мы так и не успели дойти! — О.. О-о-откуда ты знаешь, что мы на собраниях пьем чай? — слегка наклонила голову Юри. “Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу” — превратился в рассказчика внутренний голос. Да уж, Гарик, чисто сработал, молодец. Совсем не подозрительно. Давай, сообрази что-нибудь, а то засыпемся. Вон как Моника напряглась. Глазищами своими зелеными так и буравит. — Да ниоткуда. Просто предположил, — постарался я сделать максимально пофигистичный тон, — многие ведь за чтением чипсы грызут, орешки или пьют что-нибудь, чтоб лучше погрузиться в атмосферу и все такое. — Точно, — подхватила Саёри, — я вот мятные конфетки люблю. Иногда если книжка интересная, по целой пачке высасываю. Мой мозг немедленно предложил с десяток пошлых шуток про “высасываю”, и пришлось постараться, чтоб ни одну из них не озвучить. Руссо туристо, дамы и господа, облико морале. На этом напряжение вроде бы рассеялось. Хотя не уверен, схавала ли мою отмазку Моника. У нее хватит опыта и мозгов такие штуки распознать. — Тогда как обычно, сдвинем парты, — предложила Моника. — Ща все сделаю, — деловито пообещал я, — не переживайте. И, засучив рукава, двинулся к одной из средних парт, взялся за края столешницы… Оп… По идее дело должно быть плевое — в зал я хоть и пару лет уже не ходил, но и заморышем меня не назвать. Так какого хера эта парта такая тяжелая? Ах да. Принадлежат-то они задроту-анимешнику, который в своей жизни ничего тяжелее компьютерной мышки и пениса не поднимал. Что ж, тогда никаких вопросов. Я пыхтел, перемещая парты как в гребаном “тетрисе”. Скоро мышцы рук и спины решили поинтересоваться, а не охренел ли я, и работать стало гораздо тяжелее. — Гару, тебе точно не нужна помощь? — поинтересовалась Моника. — Все путем, еще чуть-чуть и закончу, — отозвался я, пытаясь унять стук в висках, — пару минут. Ударить мордой в грязь совсем не хотелось. Все рассредоточились по комнате. Юри отправилась хозяйничать в кладовку, видимо, чайник и впрямь там стоял. Саёри и Моника приводили в порядок доску. Нацуки и вовсе вышла куда-то в коридор. Наконец мне удалось расставить парты более или менее как следует, и мы стали дожидаться Нацуки. Долго, впрочем, томиться не пришлось — она появилась уже через пару минут с большим подносом в руках, накрытым парой салфеток. — Ну что, готовы? Та-да! — не дожидаясь ответа, она сдернула салфетки. На подносе лежали шесть кексов. Кажется, нынче их называют капкейками или как-то так. Однажды Милке тоже взбрело в голову, что она охренительного левела кондитер и поэтому может организовать маленький бизнес и печь на продажу всякую мелочевку, типа кексов, пряников, имбирного печенья и прочей лабуды. Горела она своей идеей ровно полторы недели, после чего утратила всякий интерес, но за эти полторы недели я как штатный дегустатор всех образцов наел себе килограмм семь, не меньше. И капкейки среди этих образцов тоже имелись. Только вот они и близко с этими не валялись. Каждый капкейк — небольшая башенка. Бисквитное тесто двух цветов (вроде бы такое называется мраморным), сверху шапка из густого сливочного крема, а на шапке выложена кошачья мордочка. Глаза, нос и рот темным шоколадом, а уши — молочным. Я бы даже не решился такое есть, не зафоткав сперва для инстаграма. А ведь у меня там даже профиля нет! — Ого! — опять выразила всеобщие эмоции Саёри, — какие красивые! Красотой она долго наслаждаться не стала и вгрызлась в кексик. Сразу измазала всю мордашку в креме, но ее это, кажется, не очень заботило. Я даже позавидовал такому внутреннему спокойствию. (тут не спокойствие. люди с депрессией часто на свой внешний вид забивают) Я попытался задушить неприятные мысли в зародыше. Тем более, что один из шести кексиков как раз очутился передо мной. Я взял его в руку и прищурился. Искоса глянул на Нацуки — она явно следила за моей реакцией. Что ж, попробуем. Откусил, пожевал немного и чуть не замычал от удовольствия. Я капец как не люблю сладкое, даже шоколад предпочитаю покупать тот, в котором почти сто процентов какао. По вкусу он похож на деготь, но по-своему приятен и очень бодрит. То что нужно во время ночных бдений за компом. Но сейчас я чувствовал себя так, будто меня ангел взасос поцеловал. Тесто оказалось мягким, пропитанным то ли ромом, то ли шоколадным сиропом, а крем порадовал легкой кислинкой — наверное, Нацуки добавила туда сметану. — Это просто отвал башки, Нацуки, пять баллов, — заявил я с чувством, отгрызая котику глаз. — Ну еще бы, — усмехнулась девчонка, — я же лучше всех! И скромнее, хотел добавить я, но вместо этого засунул в рот остатки выпечки и откинулся на стул. Спорить, когда в желудке такая вкуснота, совсем неохота. Тем более, что моя похвала явно польстила Нацуки. Она даже как-то расправилась и щеки чуть менее бледными стали. Ну что ж, мне не жалко и еще добавить. — Не стоило так стараться ради меня, — сказал я благодушно. — Хм, — поджала она губы, — а кто сказал, что я для тебя их пекла, м? — Да ты же сама и говорила, что… — начала Саёри. — Это не для тебя в смысле “тебя”! — перебила подругу Нацуки. Прекрасно. Где-то я уже сегодня это слышал, кажется. — Все равно. Получилось очень вкусно. Спасибо тебе. День сегодня начался паршиво, но теперь стал немного лучше. Нацуки отвернулась, пытаясь скрыть смущение. Лицо у нее стало таким же розовым, как и волосы. Буркнув что-то похожее на “не за что”, девчонка принялась изучать собственные ногти. Наконец подоспела Юри. С собой она несла еще один поднос, на котором стояли пять дымящихся чашек. Поставив одну перед каждым из нас, она отправила поднос на ничем не занятую парту и приземлилась на стул справа от меня. Кажется, назревает новый раунд. К чаю я тоже был равнодушен. Знаю, что многие делают из этого ритуал — заказывают сборы за бугром, особым образом подогревают воду до нужной температуры, настой несколько раз процеживают. В итоге все равно получается вода со вкусом травы, как ни крути. А если она и из пакетика за пятнадцать рублей, и из брикета за пять тыщ одинаковая, то нахрена переплачивать? Только ради понтов, что ли? Но как оказалось, Юри интересовало не мое отношение к чаю, а кое-что другое. — Гару, а что ты обычно читаешь? Ожидаемый вопрос. Вообще так, наверное, сразу и не скажешь, но за свои двадцать шесть лет я недурно так в книжках наблатыкался. Спасибо бабушке с ее советской библиотекой всемирной литературы, из которой перетаскал почти все тома. Всякую душнину типа Толстого, Тургенева и прочих помещиков, пишущих для помещиков, я сразу отбросил, но вот Чехов и Салтыков-Щедрин пошли гораздо бодрее. А уж приключенческие штуки Жюль Верна или Джека Лондона и вовсе до дыр зачитал. Потом в старшей школе стало не до этого — наши преподы отлично умеют отбить всякий интерес к чтению, и я забросил. Возобновил только тогда, когда в студенчестве устроился подхалтуривать ночным охранником в одну контору. Обязанностей там было с гулькин хер — раз в два часа здание с фонариком обойти, а в остальное время ты предоставлен самому себе и делай что вздумается. Тогда-то в моей жизни и появились Геральт, Роланд-стрелок, Ктулху с его тентаклями и Ринсвинд-недоучка. Эта компашка не раз скрашивала унылые ночи. Так что мне есть о чем порассказать Юри. Только вот нельзя — Моника сразу спалит. Надо подумать. Насколько помню, главный герой с его интеллектом черемши тогда ляпнул что-то максимально кринжовое, поэтому повторяться и выставлять себя идиотом мне не хотелось. По-моему, лучший вариант — двинуть что-нибудь без конкретики, но умное. — Да много чего читаю, на самом деле. В основном, конечно, романы. Фэнтези там, приключения, иногда и ужастики беру — здорово подстегивают воображалку. — П-правда? — моими словами Юри явно осталась довольна, уголки ее губ приподнялись, — я т-тоже люблю ф-фэнтези. Особенно р-романы, в которых автор не поленился и построил богатый, продуманный мир со своими законами, где прописал каждого героя, дал ему характер, мотивацию, стремления. Это настолько кропотливый труд… Кажется, ее вопрос оказался просто предлогом поговорить о книгах. Как только это удалось, Остапа, что называется, понесло. Даже легкое заикание испарилось. Почему-то это преображение показалось мне очень милым. — Точно, — подхватываю, — если честно, я их даже больше, чем кино люблю, потому что на экране тебе приходится смотреть, что там режиссер навыдумывал. А когда читаешь, то в любом случае собираешь свое видение. И оно всегда окажется ближе, кто бы там этот фильм ни снимал. — Именно! — обрадовалась Юри, — поэтому я даже по самым любимым книгам экранизации не смотрю. Даже мельчайшей детали хватает, чтобы разрушить атмосферу. Словно кто-то выбивает кирпичик из фундамента, и этого достаточно, чтоб весь дом рухнул. — Я даже из кинотеатра пару раз ушел, потому что думаю, что если еще просижу хоть две минуты, то начну орать «ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК, СЦЕНАРИСТ МУДАК»… ой, — осекся я, но не потому что стеснялся ругаться при дамах. А потому что понял, что кроме нас уже давно все молчат. Кажется, я не просто свернул со скрипта, а выехал на асфальтоукладчике в чистое поле и начал прокладывать новую дорогу. Да уж, навык скрытности еще качать и качать. Я отхлебнул чаю, пытаясь смыть застрявший в горле комок, и покосился на Монику. Она смотрел на меня… с интересом, но удивленной не выглядела. Тут одно из двух — либо она плюс ко всему еще и потрясающая актриса, которой можно “Оскаров” пачками выдавать, либо незначительные отступления от сценария все-таки дозволяются. В последнее верилось не очень, но сегодняшний день уже с лихвой убедил меня в том, что невозможное возможно. — Снимите уже комнату, — фыркнула Нацуки, — еще чуть-чуть — и вы здесь прилюдно сосаться начнете. — Н-нацуки! — ахнула Юри и попыталась стать незаметной. Получилось не очень хорошо, поэтому она опустила голову и снова принялась яростно накручивать на палец темную прядь. — А ты сама-то что читаешь? — обратился я к ворчливой карлице. — Не скажу, — насупилась она, — ты, господин романист, будешь смеяться. — Ну что ты, в самом деле, — успокоила ее Моника, — мы здесь для того и собираемся, чтобы поддерживать друг друга и делиться тем, что любим. — Совсем как алкоголики, — вырвалось у меня. Снова четыре пары глаз прожигают насквозь. — Ну знаете, они тоже друг друга поддерживают, а иначе из рюмочной домой тяжело дойти. И делятся тем, что любят, потому что в одиночку бухать грустно. Тишина. Такая, что слышно даже гул энергосберегающих ламп в коридоре. — Странный у тебя дружок, Саёри, — наконец подает голос Нацуки, — но если уж мы об этом говорим, то я предпочитаю мангу. Манга — это, знаете, тоже литература! Она произносит это с вызовом, как будто с этим утверждением кто-то собирается спорить. Желающих не находится, но я замечаю снисходительную улыбку Юри. — Согласен, — говорю я, — не могу сказать, что прям большой фанат, но я как-то заценил несколько серий, и они ничего. — “Ничего”? — взвилась она, — да что ты своим мальчуковым мозгом понимаешь? Наверняка читаешь только какую-нибудь муть про роботов, девок с большими сиськами… и… и… и роботов с большими сиськами, вот! Я засмеялся, но про себя отметил, что был бы не прочь ознакомиться с таким… произведением. — Нацуки, будь снисходительна, — усмехнулась Моника, — не все мыслят на таком уровне, как ты. Взять хотя бы для примера те стихи, которые я вчера нашла в твоей парте.. — Какие ст… А НУ ДАЙ СЮДА! — рыкнула Нацуки. Краски с ее мордашки хватило бы на все московские светофоры. Моника невинно улыбнулась и допила чай. Нет, она определенно очень хитрая. Мне надо быть осторожнее. Мало ли что. Собственного персонажного файла у меня вроде нет по канону, но черт знает, вдруг она найдет возможность и это обойти. Все-таки президент, как-никак. А к этой должности обычно дохрена полномочий прилагается. — Ты пишешь стихи, Нацуки? — спросил я. — Пишу, и чего такого? — сегодня Нацуки явно сочла, что весь мир против нее и не собиралась от этой мысли отказываться. — Ничего. Как по мне, это очень даже круто. Покажешь? — Вот еще! — скрестила она руки на несуществующей груди, — я их не для чужих глаз пишу. — Я с-согласна с Нацуки, — застенчиво добавила Юри, — э-это очень личный п-процесс, почти и-интимный. В стихах поэт изливает глубокие эмоциональные переживания, и поделиться ими — все равно что открыть другому человеку сокровенный уголок души. — Красиво сказано, — похвалил я, — Юри, ты тоже пишешь, я правильно понимаю? В ответ она просто кивнула. Видимо, глубокие эмоциональные переживания начались уже давно, может, еще до начала сегодняшнего собрания. Снова повисло молчание, нарушаемое только чавканием. Теперь-то я и понял, почему нас пятеро, а кексиков на блюде было шесть. Саёри как раз отгрызла кремовому котику шоколадное ухо и прищурилась. — Девочки! — провозгласила Моника, — И мальчик. У меня есть идея! К завтрашнему дню каждый из нас напишет стихотворение, а потом мы обменяемся ими друг с другом и почитаем! Восторгов эта идея не вызвала ни у кого, а Юри и вовсе привела в ужас. — Эй, ты разве не слышала, о чем мы только что говорили? Это. Слишком. Личное! — возмутилась Нацуки. Но Моника и глазом не моргнула. Вернув на лицо профессиональную улыбку, она принялась вещать тоном отпетого инфоцыгана: — Нацуки, так в этом и вся соль! Разве не здорово будет получше узнать друг друга? — Мы и так прекрасно друг друга знаем, — не сдавалась коротышка. — Мы-то да. А Гару? При звуках собственного имени я немного вздрогнул. Все еще к нему не привык. Впрочем, может, повезет и привыкать не придется. Надеюсь, скоро Моника отпустит нас по домам — мне еще надо по соседям пройтись и на вокзал успеть. Времени не так уж и много, скоро вечереть начнет. — А что Гару? — пожала плечами Нацуки, — кому-то здесь хочется получше его узнать? Ауч. Вот щас обидно было, не буду лгать. — Мне! — Саёри воздела вверх перемазанную кремом ладошку. — М-мне, — присоединилась к ней Юри. Глаза поблескивали из-под челки. — Да и мне тоже, — подытожила Моника. Смотрела она на меня при этом так многозначительно, что поджилки затряслись. Как удав, сожравший тридцать восемь попугаев. Да еще и мартышкой потом закусивший. Оставшись в меньшинстве, Нацуки скуксилась. — Да ну вас всех! Ладно, я в деле, — заявила она, — только учтите, никаких поблажек. Если у вас вместо стихов понос графоманский, я так и скажу, понятно? Смотрела она при этом почему-то на меня, и от этого снова стало обидно. — Превосходно, — хлопнула в ладоши Моника, — тогда решили. К завтрашнему собранию все приносим по одному стихотворению, а дальше… — Стоп-стоп-стоп, — сказал я, — куда разогналась? Я еще даже не решил, хочу ли вообще вступить в клуб. Конечно, я уже в курсе, что особого выбора и нет, но ведь в скрипте похожая сцена с размышлениями была? Была. Чтоб снять с себя хотя бы часть подозрений, надо придерживаться сюжета. Надолго меня, однако, не хватило. Секунд на десять. Как только я увидел их приунывшие, раздосадованные лица (даже Нацуки как-то сникла), сердце растаяло как сливочный пломбир на жаре, и я заявил: — Я тут много думал и все-таки хочу вступить. — Ура! — заорала Саёри, подскочила ко мне и так обхватила за шею, что я чуть не умер от удушья на месте, — спасибо, Гару! Ты лучший! — Я рада, что ты остаешься, — сказала Юри мягко. — Ага, — буркнула Нацуки, — если б я весь день провозилась с этими кексами впустую, под полом бы тебя закопала. Вот зараза. Хочется спросить «вот чего ты строишь из себя, ты же не строитель нихрена». Но думаю, пока еще рано знакомить их с мемами. В конце концов, стоит только начать — и обратной дороги уже не будет. — Если так, Гару, то добро пожаловать в литературный клуб, — улыбнулась Моника, — завтра я заполню твою анкету и отдам ее куратору. А собрание на этом объявляю оконченным. — Анкету? — насторожился я, — а тебе разве не нужна для этого инфа типа адреса, телефона, группы крови на рукаве? — Что, прости? — Да проехали. Говорю, нужны какие-нибудь мои данные для анкеты? Моника покачала головой. Солнечный свет из окна падал в ее перевязанные белой лентой волосы. Единственные, кстати, из всей четверки нормального человеческого цвета. Еще один не такой уж и тонкий намек от создателя. — Нет, спасибо, я уже все знаю. От этой фразы сердце ухнуло в желудок. Вот щас она как устроит мне Красную Свадьбу — и все, прощай, родимая двушка с евроремонтом. За которую мне еще ипотеку четыре с половиной года платить. Так, где Саёри? Надо бы потехничней слиться… Вон она, в дверях, как раз простилась с Нацуки. — Ну что, идем? — буквально навис я над плечом подруги. — Давай! — обрадовалась она, — а что это ты вдруг? Мы же уже давно так не делали… Просто меня до усрачки пугает твоя подружка, которая, к слову сказать, является злонамеренным искусственным интеллектом с садистскими наклонностями, а так ничего, все в порядке, дорогая. — Да я просто подумал, что раз мы теперь вместе в клубе, то можем снова возвращаться домой. И тебе веселее, и меня какой-нибудь внезапный бензовоз на дороге не переедет. — Ты такой дурачок, Гару, — захихикала Саёри, — конечно, пошли. Только мы вышли за порог, как мне в спину донесся голос Моники. — Гару, можно тебя на минутку? “А вас, Штирлиц, я попрошу остаться” — во второй раз за день ожил рассказчик. Проклятье. Я все-таки спалился. Нельзя оставаться с ней наедине. Ни в коем случае. Но и проигнорить тоже не выйдет — девчонки не поймут. — Сайка, постой, я мигом. Оставив ее размышлять над новым прозвищем, я вернулся в аудиторию. Моника сидела за столом преподавателя и глядела на меня в упор. Раздавался сухой шелест — руки девушки комкали какой-то бланк. — Что такое? — поинтересовался я, стараясь звучать как можно увереннее. Она потянулась; медленно, неторопливо выгибая спину. — Тут такое дело… ты не мог бы задержаться ненадолго? Пятнадцать минут максимум. Просто надо все парты составить обратно как было, и пол подмести… от выпечки остается полно крошек, особенно после Саёри… сам знаешь. А хитро она это придумала. И правдоподобно так. Если б на моем месте был настоящий Гару, он бы наверняка купился. Вон как она соблазнительно своими глазищами зыркает. Еще бы парочку пуговок на пиджаке расстегнуть и… (соберись соберись СОБЕРИСЬ) — Извини, не могу, — в горле пересохло, а язык еле-еле ворочается. — Правда? И почему же? Взгляд у Моники хитрый, цепкий, лукавый. Тук-тук-тук — барабанят по столешнице изящные пальчики. — Мне в магазин надо заскочить. В продовольственный. — Вот оно как, — усмехнулась Моника. — Точно. Просто дома закончились… Я замолк, потому что нихрена не помнил, что там лежит в холодильнике. А назвать вариант нужно как можно скорее. Да еще и стоять тяжело — я весь день проходил в чертовски неудобных штанах, восемь часов сидел на жопе, а теперь, когда наконец встал, труселя врезались прямо в… — Яйца! — Яйца? — вопросительно подняла бровь Моника. — Да, яйца! — с жаром подтвердил я, — каждый день ем их на завтрак! А иногда еще и на ужин. Жить не могу без яиц! Как раз сегодня последние разбил, и мне срочно нужно в магазин, да. Чтобы купить яйца. Три десятка! На ее красивом лице появилось выражение такой озадаченности, что я едва не прыснул в кулак. Вот так-то, поделом тебе…ай, кажется, я и впрямь это долго не вытерплю. — Что ж, если так, — неуверенно говорит глава литературного клуба, — то не буду тебя задерживать. До завтра, Гару! — Чему улыбаешься? — спросила Саёри чуть позже, пока мы шли по аллее прочь от школы. — Да ничему, — отозвался я, — просто настроение хорошее. Знаешь, веселый денек сегодня получился. Симпатичный у тебя клуб, госпожа вице-президент. Она легонько сжала мою ладонь. — Ну вот, а ты еще не хотел вступать. “Саёри, я не хочу! Саёри, я не пойду, Саёри там уныло, бебебе!” — Вот насчет бебебе не надо тут, этого я не говорил! Саёри только смеется в ответ, а после некоторое время мы идем в молчании. Только где-то гикают играющие дети, да какие-то незнакомые птицы щебечут в ветвях столь же незнакомых деревьев. Если все же моя теория неверна и придется в этом мире подзадержаться, надо будет хоть погуглить, че тут с флорой и фауной. Так, а есть ли тут вообще гугл? И интернет? Как вернусь домой, надо будет покопаться в компьютере этого недомерка. Что ж, добавляется еще один пункт в длинный список дел, которые нужно сделать до завтрашнего утра. И знаете что? Написать стишок — далеко не самое важное из них.