Я вам что, Пушкин?

Обычно говорят, что перед тем, как помереть и отправиться в ад (а именно там и место всем нам, будем честны), человек видит свет в конце тоннеля. Я никакого света не видал. Штирлиц погасил, что ли? И вообще, если подумать, вокруг не было ничего. Только вязкая чернота. Чувствовал себя волнистым попугайчиком в клетке. У меня в детстве был такой, мамка за четыреста пятьдесят рублей на рынке купила. Славный парень, очень жизнерадостный. Впрочем, его веселый нрав выходил всей семье боком — орать птикка могла сутки напролет, если ее не накрыть к вечеру чем-нибудь темным и плотным. Сейчас я сам понял, что это не очень-то кайфово. Сорян, Аркадий, был не прав, зря на тебя быковал. Поначалу решил просто лежать в этой пустоте и ждать, пока видео со звуком подключат обратно. Но уже минут через пять (семь? десять? может, вообще доли секунды?) меня начало одолевать мощнейшее ощущение дереала. Непривычное ощущение. Наверное, странно, но за все время в новом мире оно почти меня не беспокоило. Хотя должно было! Ведь головой-то понимаешь, что всех этих сложных, многогранных личностей вокруг меня когда-то нарисовал какой-нибудь бородатый хиккан. За чашку кофе и пару хот-догов. Или беляшей. Вроде бы кто-то из артеров ДДЛК был русским… Кажется, опять не в ту степь понесло. Разум бунтует, пытается создать что-то в пустоте. Как-то читал про всякие эксперименты с сенсорной депривацией, когда поехавшие “ученые” ставили опыты. Что-то с половинками мячиков для пинг-понга на глаза и белым шумом, уже точно не помню. Наверное, любой из них сейчас кисть себе топором отрубил бы, чтоб только оказаться на моем месте. Но мне было не очень весело. Интересно, сколько времени пройдет до того, как моя фляга засвистит и я начну видеть… всякое? Да есть ли тут вообще время? (раз нет пространства, нет и времени. ты, братишка, снаружи всех измерений. так вращайся теперь, да поживее) Я попытался пошевелиться. Почему-то казалось, что ничего не выйдет. Однако конечности все же отозвались. Только очень уж жесткий лаг вышел, словно я коннектился к серверу, расположенному где-нибудь в Конго, е-мое. Впрочем, проку от моих заторможенных барахтаний не было. Тьма оказалась совсем как желе по консистенции и особого простора для маневров не давала. В таких условиях вымотается даже Майкл Фелпс, что уж говорить о полудохлом задроте. (да уж, ты и впрямь полудохлый. головушку полечить надо. вдруг у тебя там опухоль мозга сидит? не думал об этом? давай, че ты) Но думать об этом я совершенно не хотел. К тридцатнику этот местный мужчина планировал нажить только облысение (которое у нас, к сожалению, семейное) и геморрой (профессиональная ДЕФОРМАЦИЯ), но никак не рак мозга. Жаль, что в конторе зажали бабла на скрининг по ДМС. (ты бы все равно на него не пошел) Твоя правда, мозг, твоя правда. Так, а если исходить из предпосылки, что ничем неизлечимым я не болен? Какие варианты есть тогда? Самый простой — кому-то (или чему-то?) не очень по душе мои фокусы и отступления от сценария, и этот некто пытается такими вот мозговыми штормами меня вразумить. Возможно это? Еще как. Не знаю, умеет ли тот чел с консолью входить в “режим бога”, но если умеет, то и в черепушку ко мне ему залезть раз плюнуть. Если он уже там не сидит постоянно. Нет. Не думать об этом. Прямой путь к паранойе и еще какой-нибудь херне. (вот именно. ты и о существовании того другого только со слов Моники знаешь) Не врет она мне. Я, конечно, не ходячий детектор лжи, но… (что “но”? у тебя просто штаны в вигвам индейский превращаются, когда она рядом, только и всего. постыдился бы, она тебя на восемь лет младше) Оживленный внутренний диалог резко оборвался. Как будто абонент въехал в тоннель и перестал быть абонентом. Сначала я подумал, что мой постоянный собеседник просто выдохся — все-таки столько болтать, это ж с ума сойти можно. Наверное, я и сошел. Раньше никогда не замечал за собой такую склонность к рефлексии. А она, оказывается, все это время пряталась. Скажем, где-то за гипоталамусом. Не лишним будет потом психиатр, ой не лишним… Стоп, а это что? Я снова забарахтался в киселе и напрягся, прислушиваясь. Показалось? Нет. Из черноты, все такой же вязкой и оглушительно тихой, пришел новый звук. И этот новый звук перепугал меня до самых поджилок. Дыхание. Точно не мое собственное. Слишком хриплое и свистящее. Даже, можно сказать, нарочитое. Словно кто-то занимается гипервентиляцией, чтоб нервы в порядок привести. Звук был не очень громким, но отчетливым. По прикидкам, этот некто находился от меня шагах в ста пятидесяти. Хотя буду честен, я в этом нихрена не понимаю, поэтому цифру от балды назвал. — Эй! Кто тут? — спросил я. Удивительно, но голос оказался мой собственный, игоревский, хех. Ни разу не гнусавый тембр Гару. Как это вообще работает? С той стороны никто не отозвался. Дыхание доносилось все так же равномерно. Не приближалось и не удалялось. Может, и не стоит привлекать его внимание? В таких местах, наверное, все свои дома сидят, телевизор смотрят. Только чужие шастают. Но с другой стороны, так я могу здесь пролежать до морковкина заговенья, а у меня на сегодня еще планы были. Прогуляться надо, да еще ЧТЕНИЯ по горло навалили… — Алло, — снова позвал я, — ты меня слышишь? И снова ничего… стоп… Почудилось, или там сейчас была какая-то усмешка, что ли? Меня захлестнуло неожиданно нахлынувшее раздражение. Чувствовал себя совершенно беспомощным. Как муха в янтаре. — Над чем смеешься-то? Выходи, давай, может, вместе поорем, слышь? — крикнул я что было сил. Кажется, этот призыв сработал. Дыхание стало громче. Теперь оно казалось каким-то… жадным? (uh-oh, bad decision, mark) Давно не слышались. (я не мог пропустить последние секунды твоей жизни, это исключено) Шагов никаких не раздавалось, возможно, черный кисель их скрадывал (черный кисель — это твой тимлид, когда надо штат сокращать) но дыхание приближалось. Казалось, еще чуть-чуть, и я увижу этого невидимого хрипуна. Например, прямо перед тем, как он оттяпает мне башку. Или еще что-нибудь. Боже, я умру. Умру, так и не поиграв в Старфилд. Хотя мой комп все равно не вывез бы ее даже на минималках, это ж “беседка”. Хрипы становились все отчетливее. Хотя их “обладатель” не очень-то торопился ко мне подобраться. Не знаю, почему. Вряд ли что-то мешало ему это сделать. Наверное, всяким НЕХам просто убить мало, надо еще помучить перед смертью. Вроде у Кинга в “Оно” говорилось, что страх это как специи для мяса. А такие костлявые крылышки как у Гару только и стоит жрать с какой-нибудь шрирачей. (про шрирачу правильно вспомнил. мы щас с тобой в такой шрираче оказались, что хоть караул кричи) Какая же ерунда лезет в мозги. Даже умереть нормально не могу. Что за жизнь… Время шло (хотя бы по моему внутреннему таймеру), однако из тьмы никто не появлялся. По крайней мере, я никого не видел. Может, и не мог. Однако хрипатый невидимка продолжал неумолимо ко мне подбираться. Растягивал удовольствие, черт возьми. Я ощущал это кожей, нутром, всеми поджилками. — Живым не дамся, — просипел я, — даже не думай. Не то чтобы я многое мог противопоставить какому-нибудь бабайке, но пусть хотя бы подавится, когда будет меня жрать. К дыханию снова примешался смешок. Некто явно кайфовал от перспективы полакомиться филе молодого айтишника. (молодого? не льсти себе) Я снова принялся возиться в черном киселе, как неуклюжий ребенок в сенсорном бассейне. Никаких плодов это не приносило, только выматывало. Утомившись, я уже готовился принять поражение, когда перед глазами показалась узкая полоска света. Даже не полоска, а черточка едва длиннее тире — настолько она была далеко. Но, как оказалось, даже мелочь способна воодушевить. (отличная фраза. предложи ее Нацуки в качестве девиза) Посмеиваясь над самим собой, я вялыми гребками направился к черточке. Сначала думал, что толку от этого не будет, но она действительно стала больше и четче. А значит, и ближе. Это были хорошие новости. Тут же нашлись и плохие — куда без них? Невидимый бабайка (ТЬМАННИК) смекнул, что добыча смывается, и активизировался. Слыша его за спиной, я утроил усилия. Страх действительно помогал. Всякий раз, как уставали руки и хотелось перевести дух, я слышал влажные, клокочущие хрипы позади и волей-неволей ускорялся. Даже с чокнутой Юри из второго акта познакомиться хотелось больше, чем с ЭТИМ. И где, черт возьми, Мистер Корова, когда он так нужен? Черточка меж тем еще подросла и превратилась в луч света. Я ощущал себя черепахой, ползущей по тоннелю метро. Медленно, но верно. Может быть, слишком медленно? (вот и твой свет в конце тоннеля, дурачок. ты сейчас к нему приползешь, и все, помер Игорек, несите нам нового протагониста. например, Семена) Никакого, нахер, Семена. Есть только ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ Гару. Может, оно, конечно, и так, но чуйка подсказывает, что если здесь останусь, то оно меня, дебила, сожрет. Что бы это ни было, оно явно соскучилось по теплому человеческому общению. Однако пока что все играло против меня — темнота разгонялась еле-еле, я бултыхался в ней, как в мазуте. Еще казалось, что и маркер назначения тоже сдвигается. Словно я бежал за дракончиком из известной серии Южного Парка. Так продолжалось… да черт знает, сколько времени — сконцентрировавшись на движении, внутренний таймер я вырубил. Вот уже черта стала белым пятном, больше похожим на светящийся экран телевизора (или монитор. широкоформатный. прямо как у тебя) Неужели это… да не, бред какой-то. А что если нет? Вдруг я сейчас пройду через него и очнусь у себя дома, в койке. Из какой-то книжки в духе “МОНСТРЫ ПРИВИДЕНИЯ НЛО” запомнил рассказ про мужика, однажды уснувшего ночью и во сне прожившего то ли тридцать, то ли пятьдесят лет, а в итоге оказалось, что он полчаса всего проспал. Конечно, закладываться на это лучше не стоит. Чтоб не разочароваться, но вдруг… Скорее всего, если я и очнусь, то где-нибудь в больничке, опутанный проводами, с катетерами во всех возможных местах, а рядом будет противно пищать какой-нибудь аппарат. Так или иначе, все лучше, чем здесь. Мысль об этом придала сил. Реально. Неведомым образом я “поплыл” с такой скоростью, будто к спине присобачили моторчик Карлсона. И энергосом тело заправили. Внутривенно. Вот уже крохи бледного сияния рассыпаются перед глазами, как кристаллики, а пятно подергивается в темноте. Вблизи оно оказалось не очень похоже на экран. Просто пятно — белесое, непрозрачное, вяло дергающееся во тьме. Доверия к нему сразу стало как-то меньше, но тот, за спиной, хрипеть начал уж очень утробно, поэтому я решил, что привередничать не следует. Вот оторвут башку, и пожалею. Когда портал оказался совсем близко, я потянулся к нему. Попутно обрадовался, что не лишился тела. Эта доля казалась совсем уж незавидной — с нынешним набором скиллов меня бы ни один шаман в хранители не взял, в бою я бесполезен. Однако радость схлынула так же быстро, как и появилась. Потому что портал отпружинил мою руку обратно. Под нажимом он проминался, но потом сразу же отталкивал приложенную силу. Я попробовал одной ладонью, потом двумя, а следом кулаками вдарил — результата ноль. Барьер оставался непроницаемым. Наверное, можно было бы попробовать прямо влезть в него. Я так и хотел. Да только вот не вышло — потому что как только я направился к нему, кто-то сцапал меня за лодыжку. (вот и ПРИПЛЫЛИ) — Пусти, — просипел я. Поразительно, но преследователя я до сих пор не видел, даже в неясном сиянии от портала. Оно как будто огибало его так, что даже моих ног видно не было. Но хватка оказалась настоящей. И сильной. — Пусти, с-сука, — в отчаянии повторил я, — мне надо уйти. Хриплое дыхание прекратилось. Сначала подумал, что оглох наконец или мозг стал фильтровать этот хрип,  как травмирующий фактор. Но оказалось, что это совсем не так. — Куода же ты, Игуорь? — голос неведомого хрипуна оказался низким и влажным. — Оставуайся. Нам будет веселуо. — В жопу иди, — ответил я, — я тебя знать не знаю и оставаться тут не собираюсь. Нажим на лодыжку усилился. Еще чуть-чуть, и там появится славная трещина. — Уой-уой, непруавильный выбуор, Игуорь, — ответило нечто. Оно говорило так, как если бы исполинскую жабу научили человеческой речи. Звук получался глухой и нечеткий, словно пасть этой жабы была забита грязью, тиной или… (темнотой) — Тебе пуонравится в нашем клубе, — пророкотал преследователь, а в следующую секунду портал, так меня и не впустивший (или не выпустивший?) начал удаляться с бешеной скоростью. Твою мать, оно волочет меня в глубину этого ничто. Наверное, вот то самое славное местечко, о котором говорила Моника. Я пошел поперек скрипта и в итоге вывалился за его пределы, как в режиме noclip. А ведь никто не говорил, что здесь безопасно, правда? Правда. Мы уносились все дальше и дальше, за какие-то секунды портал сделался сначала снова бледным пятном, потом черточкой, а теперь и вовсе точкой. Стало ощутимо холоднее. Холод слегка отрезвил, но в целом ситуацию не улучшил — появилось осознание, что вместе с этим светом тает и моя надежда на спасение. Когда свет погас (Штирлиц погасил лампочку) я закричал. Закричал от отчаяния и страха. Темнота неожиданно обрела вкус, мерзкий и прогорклый… чем-то напоминавший чаек Юри из кошмара. Нахлебавшись этой дряни от души, я закашлялся и очнулся. Первым, что я увидел, было лицо Юри, выглядывавшее из-за двух серых гор. Лицо было бледное, с темными испуганными глазами, и очень походило на луну. — Ж-живой, — выдохнула эта луна, — лежи с-смирно. Д-девочки п-пошли за м-медсестрой, должны вот-вот вернуться. Солнечный свет ударил по глазам, поэтому я прищурился, потер их кулаком и заворочался. Надо же, все почти как вчера. Только сегодня лежу на чем-то очень мягком и… — Тебе н-неудобно? — Юри занервничала, — М-моника с-с-сказала, что нежелательно при травмах держать г-голову человека на весу, а устроиться здесь негде, в-вот я и предложила… Погодите-ка. Это получается, что я лежу на… чуть скосив взгляд, убедился, что так и есть. Надо отметить, что подушка из ее коленей вышла классная. (а теперь представь, какая была бы из…) Да что тут представлять-то. Как будто в лотерею выиграл. Да не простую, а грин-карточную. Хотя я бы предпочел, чтоб это случилось при более… приятных обстоятельствах, но дареному коню в зубы не смотрят. И на сиськи тоже. — Все нормально, Юри, просто мутит чуток, — я слабо улыбнулся, — извини, я, кажется, твой сервиз расколотил. — Да ч-черт с ним, с этим сервизом, — отмахнулась она, — у меня дома еще таких т-три комплекта. Г-главное, что ты ж-жив. Не было у нее никаких трех чайных наборов дома. Даже одного не было. Потому что уж очень лицо было печальное и растерянное. Так из-за челика, с которым три дня знаком, расстраиваться не будешь, каким бы милым он тебе ни казался. А вот из-за дорогой сердцу вещи — вполне. — Хочешь, я тебе новый подарю? — спросил я тихо. Она замялась, опустила руки и машинально провела ладонью по моим волосам. Исус, Будда, Супермен, кто угодно — пожалуйста, пусть мне не придется вставать еще хотя бы пять минут. Я вас, ребята, никогда ни о чем серьезном не просил, так что подсобите мне с этим, плз, лады? — Т-ты и так даришь мне с-собрание с-сочинений, з-забыл? Надо же, даже не ожидал, что это так скоро мне ПРИПОМНИТСЯ. Раз уж мы в видеоигровом мире формально, мне бы очень не помешали плашки с инфой, как в теллтейловских “Ходячих мертвецах”, например. Что-нибудь типа “Юри запомнит твое вранье”.  — Я помню. А что, ты уже выбрала автора? Юри закусила губу и сцепила руки на груди. — Есть н-несколько в-вариантов, но я п-пока не определилась... Так, ребята, новая просьба — пусть эта филологическая дева выберет не какого-нибудь Бальзака или Дюма. Иначе придется продать почку, селезенку и яичко, чтобы заплатить за все, что эти господа накропали. А я пока предпочел бы сохранить полный комплект органов. Хотя если она позволит покорить эти обтянутые формой вершины, можно вообще все местные книжные лавки обнести… За дверью раздалась быстрая дробь шагов. Понятно, больше не помечтать, пора вставать. Я аккуратно съехал с “подушки” и принялся подниматься. — О-осторожно, — встрепенулась Юри, — д-давай я тебе помогу. В итоге мне самому пришлось ей помогать. В аут я выпал всего-то минут на десять, судя по часам. Но Юри даже такое недолгое пребывание в неудобном положении далось тяжело. Ну еще бы — попробуй потаскай такой груз каждый божий день. Неизвестный дизайнер одарил тихоню минимум “пятеркой”. Для озабоченной фанбазы это, конечно, дар, а вот для самой девчонки и ее спины — стопроцентное проклятие. — Держись, — я оперся на парту и протянул ей ладонь. Юри ухватилась за нее и наконец пришла в вертикальное положение. С хрустом выгнула спину и тут же ойкнула, схватившись за поясницу. — Р-рано или п-поздно они меня убьют, — пожаловалась она. Я не стал спрашивать, кто такие они. И так понятно было. — Боже, Гару, ты почему встал? — с порога поинтересовалась Моника, — сядь немедленно! Тебе необходим покой! Я послушался — очень уж тон у нее получился строгий. Начальственный. Так, наверное, товарищ Сталин пятилетку за три года требовал выполнять. А кто ослушается, того немедленно в расход или на урановые рудники. Я ни туда, ни туда совсем не хотел. — У меня для тебя две новости — хорошая и плохая. — Давай с плохой, — вздохнул я. Моника скривилась. — Медсестры снова нет — кажется, она поскользнулась в душе и переломала ноги. А на замену никто не вышел. Так что медпункт на замке. Я пожал плечами. Раньше бы удивился, наверное, тому, как некоторым людям не везет в жизни, но сейчас уже ничего не удивляло. Очередной кульбит скрипта, не иначе. — Тогда давай хорошую. — Мы вызвали скорую, будет здесь минут через семь, — деловито заявила госпожа президент. Ну уж нет, поездка в больничку мне сейчас совершенно не нужна. На то чтобы границы мира проверить, времени остается с гулькин хер, и я ничего не успею, если буду валяться по палатам. Даже если меня обследуют и найдут какой-нибудь спидорак с аневризмой, это ничего не изменит. — Моника, можно тебя на секунду? — я отлепился от парты и указал на дверь в коридор, — пойдем выйдем. Она посмотрела на меня с толикой удивления и кивнула. В коридоре не было ни единой души. Очень хорошо. Не надо по пустым аудиториям прятаться, чтоб начистоту поговорить. Только дверь прикрою, чтоб Юри не услышала того, чего не положено. — Зачем врачей вызвала? — спросил я без обиняков, — ценю заботу, конечно, но я в норме. — О да, — ответила Моника с сарказмом, — и поэтому ты второй день подряд в обмороки хлопаешься и школьное имущество портишь. Послушай, Гару, — она положила руку мне на плечо, — я понимаю, что у тебя, скорее всего, уже есть планы на вечер. Но если ты умрешь, все они пойдут насмарку — и малые, и большие. В моих интересах как президента сделать так, чтобы этого не случилось… — Ты пойми, что они нихрена не найдут, — перебил я ее, — потому что это не с телом ГП связано, а непосредственно со мной. Он, конечно, дохлый, но не настолько. А еще… перед тем, как меня… торкнуло, я… я услышал ту фразу, ну, которую ты сегодня сказала в кладовке. Она, видимо, подумала о том же, потому что слегка порозовела. — Какую именно? — Что все не по сценарию. Отсюда, думаю, у этой хрени ноги и растут. Тот неведомый черт, к которому перешло управление консолью, наверное, не очень-то рад тому, что ГП на скрипт забивает. Полагаю, он в курсе, что я сижу в этом теле, и пытается меня устранить. Знаешь, как в старых вестернах? “Этот город слишком мал для нас двоих!” и все такое. Лежи, мол, братец, не бухти и лодку не раскачивай. Мне-то владение консолью и управление игрой даром не сдалось, но ведь он же этого не знает. (а ты уверен? представь как было бы круто всем им выкрутить параметр “вожделение” на максимум) Уверен. Если все четверо превратятся в яндере, я труп. И не через “сну-сну”, а куда менее доставляющим способом. Нет уж, спасибо, после того эпизода “Баек из склепа”, где Джо Пеши встречался с горячими близняшками и за это поплатился, я наученный. Попилят старину Гарика на четыре части, и дело с концом. (тогда вопрос — кому из них, собственно, достанется конец, хихи) — Возможно, ты прав. Я с консолью управлялась не очень хорошо, но она — инструмент мощный, с его помощью можно много всего сделать, если знаешь, как. Поэтому не буду твою теорию отметать. Но дело, Гару, даже не в этом. — А в чем же? — спросил я. — Будь на твоем месте ГП, я бы слова не сказала, пусть хоть с моста падает, мне дела нет… (разбежавшись, прыгну со скалы. вот я был — и вот меня не стало) … — но тебя я правда не могу потерять. Даже не так. Не хочу потерять. Если есть хоть крошечная вероятность того, что проблема сидит в этом теле, ее нужно устранить, — сказала Моника твердо, — и не спорь, я не приму возражений. Только силы потратишь. — Я… — И чтобы ты не выкинул по дороге какой-нибудь фокус вроде героического побега из машины, я поеду с тобой, — на лице Моники снова появилась загадочная улыбка, — к тому же кто-то должен будет оплатить обследование. Расширенный анализ крови, томография — счет выйдет довольно длинный.  А у тебя с финансами не все гладко… Кажется, после этого дня мой долг перед этой зеленоглазой бестией вырастет многократно. Придется все-таки яичко продать. — Твоя взяла, — проворчал я, — прокатимся. Кстати, а где Нацуки и Саёри? — Отправила их домой, — пояснила Моника, — в таком взволнованном состоянии от обеих никакой пользы, одна суета… — Что, даже Нацуки волновалась? — усмехнулся я. — Особенно Нацуки, — хихикнула моя собеседница, — и теперь, пожалуй, за разглашение этой строго секретной информации она меня убьет. А вот это уже было неожиданно. Можешь себя похвалить, Гарик — ты на верном пути. Еще немного, самую капельку усилий, и выйдешь, так сказать, на самый топовый рут. На победный. Если бы еще только эта самая капелька не убила меня, как никотин — лошадь. (чего ты удивлен-то? мы же сразу поняли, что коротышка просто играет в недотрогу. будь с ней добр и подкармливай время от времени, а то биться о скалы не очень-то прикольно. с учетом того, какое у тебя тело костлявое, это будет как столкновение двух комет) — Идут, — Моника потянула меня за рукав и указала в сторону двери. Я повернул голову и понял, что с покорением одинокого утеса по имени “Нацуки” придется подождать. В коридоре появился высокий, кряжистый мужик лет сорока пяти в голубой куртке и каске. Из-под каски беспорядочно выбивались темно-розовые пряди. На медбрата мужик походил не очень сильно, скорее на какого-нибудь ММАшника или злодея из второсортного боевика — куртка на руках аж натягивалась, по швам трещала. В комплекте с мышцами шло хмурое, оплывшее лицо с островками плохо выбритой щетины. Я никогда раньше с этим мужиком не встречался, но почему-то сразу понял, кто это. Как будто гребаное паучье чутье зазвенело. По коридору школы к нам с Моникой шел отец Нацуки.