Яблочное лето, выдыхающее любовь

WizTheMc - For a Minute

- Бежим! – смеется Хенджин, хватая Сынмина за руку. Солнце играется в высокой траве некошеного поля, превращая все вокруг в желтое стекло из разбитого витража заброшенной церкви. Крапива оставляет на ногах красные пятна, которые чешутся и жгутся, но с этом можно будет разобраться потом. Сзади, почти хватая своими острыми клыками пятки, несется дворняжка, побитая жизнью и хозяйкой. От лязганья зубов страшно, а от всплывающего в голове покрасневшего лица старухи страшно смешно. - Джинни, смотри, как бы Кровавая Мэри за тобой ночью не пришла! Ты же все яблоки с дерева сорвал! Украденные яблоки болтались из стороны в сторону в старой майке, вчера превратившейся в мешок. Хенджин перелез утром через деревянный забор, порвав шорты и оставив в ладонях занозы, тихо прошелся по участку Кровавой Мэри до примеченной уже давно яблони и забрался на дерево, срывая немного покрасневшие плоды. Старуха, краснеющая от негодования и оттого, благодаря Хенджину и Сынмину, вечно будто помидор, со скалкой побежала защищать свое дерево. Вот только Хенджин быстрее. Он спрыгивает вниз, крепко держит в руках мешок с добычей и несется к калитке. Кровавая Мэри спускает свою злобную собаку, накормленную вчера вечером объедками. Джинни тянет Сынмина подальше отсюда, к полуразваленной церквушке, где можно скрыться от этого Цербера. Проверено три дня назад. Они забираются на дерево, перепрыгивают на валун и, преодолев обвалившуюся верхнюю часть стены, оказываются в безопасности. Дворняжка рычит и лает снаружи, но попасть внутрь не может. Хенджин снова заливается смехом, забирая теперь с собой и Сынмина. - Будешь яблоко? – Джинни вытаскивает из мешка зеленый шарик и разглядывает его. - Не боишься, что отравленные? Вдруг Кровавая Мэри себе участок на кладбище сделала? - Не-а, - Хенджин откусывает большой кусок и тут же морщится, заставляя Сынмина издевательски улыбаться. - Кислые? - Ужасно, - он выплевывает откушенный кусок в сторону, вытирая рукой липкие губы. - Я же говорю - отравленные. Лучи солнца пробиваются сквозь оставшиеся осколки разбитого витража, окрашивая противоположную стену брызгами акварели. Разноцветные зайчики словно сбежали из разбившегося калейдоскопа и стали собираться в узоры, оживляя потрескавшиеся серые стены и превращая этот мир в какой-то другой. Более яркий, почти как волшебный. Как из мультиков или из детских книжек с картинками. И в этом волшебном мире сидят такие же волшебные мальчики, сбежавшие рано утром из окна своих комнат, хотя родители оставили их под домашним арестом, из-за очередной жалобы на воровство от соседки старухи. В их волосы вплетены цветы, а через легкие они выдыхают любовь. Такую чистую, хоть и принадлежащую маленьким воришкам, испачканным в земле и пыльце. Майка точно не отстирается от зеленых пятен травы, и мама опять будет ругаться. Лай за стеной стих, дворняжка убежала к хозяйке, недовольно рыча. Сынмин подошел к заколоченному окну и прислушался. - Жалко ее. Опять Кровавая Мэри будет бить и оставит без еды, - грустно вздохнул он. - Ага. Хенджин подошел сзади и прижал к себе. Сынмину казалось, что его обнимает само лето, пахнущее кислыми яблоками, а Хенджину – что он держит эльфа, сбежавшего с рогаткой из леса. Сынмин почувствовал на своей шее липкие поцелуи, от которых снова захотелось смеяться. Хеджин запустил пальцы в цветочные волосы эльфа и выдохнул в рот кислоту. - Эй! Решил, что раз сам отравился, то и меня тоже надо за собой в могилу тянуть? – Сынмин улыбается, чувствуя, как внутри медом растекается что-то очень приятное и теплое, что хочется хранить в душé вечно. - А ты против? Оставишь меня одного в холодной земле? Сынмин целует сморщившийся нос яблочного лета. - Никогда не оставлю. Выкопаю и оживлю, если потребуется. Вокруг летали бабочки, кружились облаками мошки и жужжали огромные жуки. Хенджин размахивал из стороны в сторону мешком с неспелыми яблоками, из которых было решено завтра испечь пирог, а Сынмин держал в руках купленный на последние деньги маленький мешочек собачьего корма для той тощей дворняжки Кровавой Мэри. Солнце, из-за которого все вокруг пожелтело, делало мир похожим на старую пленку, на которой навсегда в памяти останется запечатлено это лето.