Осознания

— У меня есть дочка, чуть постарше тебя. Она бы тебе понравилась. © Осознание того, что мужчина на фотографии из семейного альбома — тот самый дядя Костя из далекого детства, приходит к Сереже далеко не сразу. А когда приходит — опускается на голову наковальней, потому что… Ну, это же судьба, точно. Показатель того, что они были связаны всегда, даже когда не знали друг друга… — Ну и чо ты застыл? Ингрид Гром смотрит на него с напускной сердитостью, давит улыбку на узких губах, щурит лукаво глаза, отливающие серебром позднеосенней Невы. — Любуюсь, — Разумовский улыбается самыми кончиками губ, думая о том, что это даже не ложь. На Ингрид просто нельзя смотреть и не любоваться, потому что она — Христ, одна из валькирий; настоящее произведение искусства. — Было бы на что, — Ингрид машинально одергивает закатанные рукава, чтобы скрыть шрам — жуткие отметины, создающие ощущение, будто руку пришлось пришивать обратно к телу (вела преследование на мотоцикле, занесло). Один из многих. Сережа ненавидит тех, кто оставил их. Он с радостью убил бы каждого, кто поставил ее жизнь на грань со смертью, причинил боль, искалечил (и неважно, что больше морально, чем физически); потому что он уже давно не тот глупый, наивный мальчик, полагающий, что справедливость следует вершить исключительно по закону. То есть да, конечно, по закону. Но закон и справедливость слишком часто противоречат друг другу в принципе. Закон это система. Система учит находить правильное решение. Иногда правильных решений не существует. По крайней мере в системе. — Помнишь, я говорил тебе, что мы связаны? — Дурак, — Ингрид улыбается и запрокидывает голову назад. — Я могу шевелиться? Или ты еще не нарисовался? Сережа собирается возразить, но понимает, что слишком взбудоражен для заканчивания наброска. Поэтому он отвечает согласием и наблюдает за тем, как она соскальзывает со стола и падает на диван, бесцеремонно скинув на пол планшет, на экране которого — фотографии утопленника из ее нынешнего расследования. Шорохов Василий Анатольевич, 42 года, владелец крупной строительной компании. Сережа лично взламывал те аккаунты покойного в соцсетях, которые позволяли это сделать. И ещё почтовые ящики. Для быстроты. — Твой отец… Я только сейчас вспомнил. Он приезжал к нам в приют, когда сгорели трое мальчишек. Он был… — губы тронула слабая, с примесью горечи улыбка — это аукалось где-то под рёбрами так и не изжившееся до конца чувство вины. — Добрым. Не таким, как другие взрослые. Сказал, что у него есть дочка чуть постарше меня. Что она понравилась бы мне. — Это всё оперативная чуйка, — хмыкнула Ингрид. Она дождалась, когда он присядет рядом с ней и наглым, привычным уже за семь лет движением положила ноги на мужские коленки. Семь лет. Так много и так мало одновременно. Иногда Серёже казалось, что с момента их первой встречи прошло мгновение, а иногда — что целая вечность. Не самая простая и совсем не спокойная — по большей части из-за работы майора Гром, точнее тяги к (само)убийственным авантюрам с огромным риском для здоровья и жизни. Но невероятно счастливая. Дающая опору под ногами и силы расти над собой, становиться лучше, сильнее. Достойнее. Если бы не она, он бы не справился со своими личными демонами. Если бы не она, он бы окончательно превратился в чудовище. Спятил. Не нашёл бы выход из тьмы. Утонул бы в травматике, навсегда потеряв самого себя. Мог ли он представить тогда, что эта женщина останется рядом, а спустя пять лет совместного проживания наконец-то согласится стать его женой? Нет конечно. Он и о просто дружеском расположении мечтать не смел, хотя в глубине души всё равно надеялся, потому что она же… Ну. О Н А. Но вот она здесь, рядом, любимая, теплая. Своя. И еще… — Ты, кстати, когда собиралась мне сказать? — О чем? — Ингрид приподнимается на локте, хмурится недоуменно. — О папе? Я откуда знала, что вы виделись? Он мне не говорил. — Об этом, — Сережа протягивает ей набросок, над которым корпел последние минут двадцать — женские руки, сложенные на самую малость, но округлившемся животе и буйные завитки мелких кудряшек, рассыпавшихся по плечам. — Ну и что это? — Я думал, что ты мне скажешь. — Разумовский, блин. Я думала ты рисуешь что-то масштабное, а не кусошничаешь. Лучше бы поработала. — Ты что, не знала? — Сереже вдруг становится невероятно смешно. — Ты правда не понимаешь? Ингрид посмотрела на него как на психа, потянулась за планшетом и ничего не ответила. — У нас ребёнок будет. С тобой. Ингрид оторвалась от экрана, посмотрела на него как на психа ещё раз, но потом перевела взгляд на рисунок и нахмурилась. Вид у нее был совершенно ошарашенный. — Но как? — Ну… — объяснять основы человеческой биологии взрослой женщине — не то, к чему его готовила эта жизнь. — Мне использовать аналогии с аистом и капустой, или… — Да я не о том, — она раздражённо тряхнула головой. — Вдруг тебе показалось? — Может и показалось. — Серёжа почему-то не сомневался: не показалось. Эта уверенность грела его изнутри подобно мягкому, уютному, нагретому на батарее пледу. — Но если да, то дома не сяду. Даже не мечтай. — Я никогда не мечтал. — Это было не совсем правдой. Он никогда не мечтал чтобы она сидела дома, но в самом начале отношений находил весьма привлекательной мысль посадить её на цепь — сохранности ради. Чтобы не отняли. Чтобы она всегда была рядом с ним… Отчасти эти мечты сбылись, только вот цепь, сковавшая их обоих не имела физического воплощения. Их повязали любовь, бомжи и Чумной Доктор. И ее расследования. И согласие за него выйти, хотя до этого она шарахалась от идеи замужества как от чумы. А теперь ко всему этому прибавится ещё и ребёнок. Может быть не сейчас (а вдруг ему действительно показалось?), но потом, как-нибудь, рано или поздно. Если она, конечно, захочет… — Я знаю, — Ингрид приняла сидячее положение и уткнулась головою ему в плечо. — Просто… Блин, это странно. Я ведь майор, а тут ребёнок. Пусть даже гипотетический. Я боюсь. Умереть не боюсь, а всего этого… — Я могу договориться с клиникой, если не хочешь. Ты не обязана. Ингрид подняла голову и долго-долго смотрела ему в лицо. — Спасибо, — её голос звучал тихо и самую малость хрипло. — Для меня очень важно — иметь выбор. Выбор. Одна из тех вещей, которые определяли их отношения, мелкие звенья невидимой цепи, скреплявшие звенья более крупные. Они давали друг другу выбор и неизменно выбирали друг друга. Даже когда все было максимально паршиво. Даже когда поступать правильно не получалось. Даже когда казалось, что это конец, тупик без шанса на счастливый финал. — Я тебя люблю. — Знаю. — Ингрид легонько куснула его в плечо и переплела свой мизинец с его мизинцем. — И я тебя. Серёжа в ответ поцеловал её в висок и прижался подбородком к кудрявой тёмной макушке. Он не знал, какое именно решение она примет, но точно знал: они со всем справятся. Вместе. Всё остальное — неважно.