aurum autumn, atrum autumn

      — Любишь?       — Люблю.       — Сильно любишь?       — Сильно люблю. Очень.       — Останешься?       — Останусь.       — Навсегда?       — Навсегда.       — Ты же знаешь, что можешь уйти в любой момент?       — Знаю.       — Но ты вряд ли выберешься отсюда один.       — Знаю.       — Ты не только из-за этого остаёшься?       — Нет. Я люблю тебя и остаюсь только из-за того, что люблю тебя.       Меж ними пронеслось еле заметное дуновение ветра, несшее в себе нечто золотое, словно маленькие крупинки с каждым днём всё больше угасающего солнца. Озаряя землю золотыми лучами, оно будто отдавало своё тепло и свет листьям с деревьев, окрашивая их в мягкие жёлтые, красные, оранжевые цвета. Чувство лёгкого и сладкого, но далеко не приторного, тянущего чувства в области сердца, которое, как ни странно, хочется ощущать, но ощущать его можно только осенью. Тоска, смешанная с лёгкостью в душе. На поляне в самом центре золотого осеннего леса эти чувства обострялись.. все чувства обострялись. Поэтому сейчас так спокойно, так тепло, так легко, так хорошо, как никогда, как никогда более, никогда они более не будут чувствовать такого же тепла и спокойствия, и только потому, что останутся здесь навсегда.       Страшно. До безумия страшно. В ушах стучит кровь, в голове набатом бьётся единственная мысль, одна-единственная мысль: «бежать со всех ног, иначе не успеешь». Не хочется думать о том, что будет, если он не успеет, если он упадёт, если он не сможет ничего сделать.. об этом страшно думать. Мысли гонят его словно на крыльях, мысли убивают его одними своими зародышами, хоть они и проносятся просто мимо, не оставаясь настолько, чтобы развиться. Сердце неистово бьётся в груди, норовя пробить рёбра и выпрыгнуть. Горячее, его видели лишь тёплым, а то и холодным. Тело ватное, уже почти не чувствуется, его трясёт также, как и последние почерневшие листья в потоке безумного ветра в этом осеннем лесу. Он не знает куда бежать, он не знает, где искать его, поэтому просто бежит вперёд, искренне надеясь, что лес сам выведет его, по крайней мере, деревья сами будто расступались перед ним, хотя обычно приходилось петлять между ними. Чёрные, почти голые тонкие ветви нагоняют ещё больший ужас, если не считать тишины.. Если остановиться, будет тихо, а так ветер бьёт в уши, слышен звук бега и его громкого, окончательно сбившегося дыхания. Он уже несётся, кажется ещё чуть-чуть — и взлетит, но к сожалению этого не произойдёт, как бы сильно ни хотелось. Ему кажется, что за ним по пятам гонится смерть, норовя опередить и забрать того, к кому он так бежит. Словно за ним идёт холод, и холод он этот чувствует всем своим нутром.       Отчаяние?       Чёрное низкое небо.       — Пока ты со мной, ты будешь жить вечно, никогда не заболеешь, не продрогнешь под дождём, не замёрзнешь зимой, не спечёшься летом.. достаточно лишь моего присутствия.       — И любви.       — И любви..       — Я не ради этого с тобой.       — Спасибо.       — Ты веришь мне?       — Безоговорочно.       Прикосновение к щеке. Такое ласковое, так прикасаться может только любящая мать. Нежное до мурашек, до сладостного трепета, до ёкающего сердца.. одновременно и мягкое и такое, за которым последуешь куда угодно. Ради одного его прикосновения подушечками пальцев он готов на всё. Ласковый взгляд. В нём столько любви, столько спокойствия, столько надежды, столько нежности, столько умиротворения, столько тихой радости, столько эмоций, в нём купаешься, словно в лучах солнца, словно тонешь в нём, в нём хочется тонуть. На радужке играют флюиды чего-то золотого.. счастья? Ради этого искрящегося счастьем взгляда он готов отдать всего себя. И отдаёт. Сам того не понимая, отдаёт. Несколько жёлтых листьев слетело с дерева и они, кружась в лёгком танце, пролетели мимо, слабо шелестя. Упали на землю, затерявшись среди других листьев и невысокой травы.       Больно. Он чувствует это уже.. не помнит. Сколько дней он живёт с этой болью, когда он впервые её почувствовал, спустя сколько времени после появления его? Больно думать, не то, что вспоминать. Больнее осознавать свои чувства, из-за которых он оказался в таком положении.. Мёртвый, чёрный лист в полной тишине сорвался с такой же мёртвой чёрной голой ветви, тяжело упал на мёртвую землю к таким же мёртвым чёрным листьям. Лес умирает. Скоро, ещё чуть-чуть, и все листья упадут, деревьям тяжело их держать, последнюю жизнь здесь тяжело удержать, и настанет зима, белый мутный снег медленно укроет землю, всё будет погребено под ним, настанет вечная мерзлота, корни деревьев замёрзнут и полностью омертвеют, последние звери и птицы уйдут, даже волки сюда не сунутся. И тогда придёт вечная зима, страшная зима, тихая зима. Сыро и холодно, его бьёт сильный озноб. Мысли лихорадочно проносятся мимо, погибая ещё в самом зародыше своём, оставаясь яркими всполохами болезненного света в затухающем сознании. Лёгкие разрывает кашель, но сил уже не осталось, поэтому он остаётся внутри, разрывая его тело на части. В мыслях всплывает один-единственный образ, который так мил, так дорог, так хочется помнить его всегда.. так хочется жить рядом с ним. Кристальные лазурные глаза, словно воды чистого океана под ярким солнцем, они излучают вечное спокойствие и умиротворение, нежность, в них тонешь, словно в тихом океане, в них безопасно, и от них совсем немного веет тоской. Он помнит, как в этих глазах мелькали тени беспокойства и тревоги при последних встречах.. Холоднеющие пальцы, кажется, снова ощущают мягкость рыжих, словно тёмные осенние листья, волос. Они похожи на огонь, но огонь этот тихий, мягкий, тёплый, спокойный. Он почти забывается, теряется в образах его, так плотно въевшихся в память.       Совсем скоро он пропадёт. Растворится. Исчезнет.       Золотые осенние листья тихо шелестят, кружась в потоках ветра. Нежность. Одно слово, восемь букв, а так прекрасно описывает их отношение друг к другу, его большие ладони, аккуратно, словно боясь сломать, повредить, сделать больно, обнимая его и мягко притягивая к себе, так нерешительно и боязно, будто он обращается с бесценной фарфоровой куклой. Бледный и нежный, он похож на нечто эфемерное, нечто несуществующее, кажется, что стоит только отпустить, увести взгляд в сторону, моргнуть, и он исчезнет в воздухе, просто растворится лёгкой тенью, останется в памяти образом разыгравшейся фантазии, постепенно растает со временем, оставляя его одного на поляне в самом центре золотого осеннего леса. Его глаза лучатся нежностью, дарят её всему, на что он смотрит, а смотрит сейчас он снизу вверх только на него, не ощущая себя ниже или слабее: сейчас они равны. Спокойствие. Комфорт. Эти два слова могут сполна описать обстановку, царящую здесь, эта обстановка и есть полное точное определение этих синонимичных слов. Комфортнее и спокойнее, чем здесь, чем рядом друг с другом, никто из них никогда не чувствовал, в их душах нет ни единого беспокойства, ни единой капли горькой печали, ни единого сомнения. Они чисты и сплетаются воедино здесь, в этом лесу, но они существуют и отдельно друг от друга, не теряя собственное «я» друг в друге. Они доверили друг другу самое ценное, самое сокровенное, что у них есть — свои сердца, свои жизни, самих себя, живя лишь одной надеждой и верой на то, что другой не предаст, не сделает больно, не уйдёт, не покинет, не оставит в одиночестве.       Любовь. Это божественная любовь.       Он бежит, уже долго бежит, хотя кажется, что прошло всего несколько секунд, но ноги уже начинают заплетаться — это ещё больше нагоняет страх, ещё больше заставляет скручиваться внутренности, ещё быстрее бежать вперёд, кажется, что быстрее невозможно. Он упал, растянулся на земле. Ноги всё-таки запутались. Тут же деревья медленно сдвинулись чуть в стороны, постепенно закрывая дорогу, ими же образованную. Видимо, их вера в него тает с каждой секундой его бездействия, и это удручает ещё больше, удручает и то, что он может не успеть, он скорее всего не успеет.. но нужно же хотя бы попытаться? Он быстро вскакивает и снова срывается с места вперёд. Скоро, скоро должен прибежать, но небо уже темнеет, надвигается на землю, будто готово накрыть её с последним вздохом того, к кому он так рвётся, так бежит.       Поляна. На ней лежит худое тело, обвитое белыми вьюнками, они так печально кивают белыми полупрозрачными головками, будто светятся призрачным светом, навевают тоску, сеют отчаяние всякого, кто на них взглянет.. но цветы растут не из земли, как это обычно бывает, а из его тела, из его рук, пробиваясь из-под кожи. На вьюнках капельки чего-то красного       Кровь. Это его кровь. Пугающе и завораживающе.       — Рампо!       Ему больно смотреть на него. Он упал на колени и вдруг почувствовал жжение в глазах.. Слёзы? Катятся по щекам, хотя сейчас это не так важно. Он склонился над Рампо, с большой осторожностью обнимая и прижимая его к себе, ткнувшись в его плечо. Нужно что-то сказать.. Он не силён в словах любви, но.       — Я люблю тебя.       Боль постепенно отходит. Небо начинает медленно светлеть.       — Ты нужен мне.       Вьюнки начинают сохнуть, лепестки опадают.       — Я буду всегда рядом с тобой.       Рампо наконец может свободно вздохнуть.       Внезапно ветерок стих вместе с шелестом невысокой травы и гонимых им опавших листьев, так что теперь слышно только их затаённое дыхание. Гробовая тишина, только вот «гробовая» не совсем подходит сюда, так как тишина эта не пугающая, далеко не пугающая, она наоборот, умиротворяет, от неё даже немного клонит в сон. Рампо осторожно, невесомо касаясь кончиками ногтей его кожи, тем самым вызывая толпу слишком уж приятных маленьких мурашек, идущих волнами от мест прикосновений на скуле и около уха, за ним, убрал прядку осенних волос за ухо, побуждая его прикрыть веки от настолько блаженного удовольствия, затаить дыхание в ожидании ещё чего-то. Только вот чего? Он сам не знает. Но чего-то такого.. такого нежного и ласкового, от чего хочется утонуть и раствориться прямо здесь, может чего-то большего, от чего снова пробегут мурашки, заставляя мелко вздрогнуть. Блаженство, высшая степень удовольствия находиться рядом с ним, рядом с Рампо. И Рампо аккуратно положил ладонь на его щёку, ласково и почти незаметно огладил её, и он наклонил голову чуть в сторону, к его небольшой ладони, такой мягкой и нежной..       — Ода.       Это заставило его открыть глаза для того, чтобы понять, чего хочет Рампо. Это совершенно ясно по его взгляду, это читается двумя словами в глубине его зрачков, поэтому Ода наклонился, зависнув над ним на некоторое время, слишком уж он.. мил: пушистые чёрные ресницы, прикрывающие его полные спокойного счастья глаза, его небольшое личико и приоткрытые в сладостном ожидании губы, его тихое дыхание, слабо ощущающееся на щеке. Красив, невероятно красив (и Рампо думал насчёт него точно также, что уж тут скрывать). Ода осторожно, мягко и нежно поцеловал его.       С неба медленно падали лёгкие белые снежинки.       Лёгкий ветер шелестел в листьях деревьев.       Чёрная осень.       Золотая осень.