тревога.
24 августа 2023 г. в 22:10
Ноги непроизвольно дёргаются. Руки бушуют. Пальцы сминают пачку сигарет в кармане жёлтых брюк.
Мысли переливаются в голове из одной колбы в другую. Крики ожидающей толпы, что-то бормочущий под нос Кикир и сбившееся дыхание — всё это превращается в разноцветные натянутые нити, которые путаются и растворяются с другими, казалось бы, абсолютно похожими.
Образуя беспредел блевотного цвета и застревая где-то в глотке, эта масса давит на плечи, а ещё выжимает и перекручивает желудок, напоминая об алкоголе натощак.
Ещё один концерт.
Каждая секунда ожидания выхода на сцену кажется либо чересчур быстрой, либо заебато медленной. Лица присутствующих в гримерке становятся мазками масляных красок на холсте, да ещё такими резвыми, что в глазах рябит —
не поймёшь, правда ли рядом прошлась мужская фигура с барабанными палочками или это лишь галлюцинации, и на самом деле пропрыгала шикарная брюнетка с кастрюлей и бутылкой вина.
Нет сил даже на то, чтобы встать и выйти на балкон — впустить немного табачного дыма в возбуждённые от частых вздохов лёгкие — и успокоиться.
Перед глазами что-то щёлкает. Аккордеонист смотрит в одну точку и ему чудится, что по клавишам фортепиано кто-то проводит смычком.
А ведь уже через несколько минут он забудется, глотнет адреналина — не важно, морально или в жидкой форме, — и выйдет на публику, зажигая себя и слушателей, не помня своего пятичасового страха и теряющих опору ног. С ним будет только отлетевшая в сторону выебистая рубашка и алкохардкор, сочетающий в себе водку, скрип калиток, цыганские вопли и материнские слёзы. И очень томные взгляды скрипки мужчины с голым торсом. Ну, или наоборот, томные взгляды мужчины со скрипкой…
Что-то Личадеев конкретно вылетел из этой вселенной.
— Земля вызывает Павла.
Прикосновение через скафандр, миг — и к (не)бывшему космонавту вновь возвращаются разум и способность видеть этот мир чётким. Щека ощущает горячую руку, а в груди шевелится и выстраивается в ряд дыхание. Дыхание и вязкий, навязчивый запах сигарет.
— Снова переживаешь?
Ю р а.
Тот самый мужчина со скрипкой и томным взглядом, а ещё невероятно вкусно пахнущим гелем. С пронзительными карими очами, обеспокоено пялящимися. С губами в трубочку. С колючей щетиной. С татуировками.
Всё таки, не скрипка с мужчиной. Даже самый ярый и искусный музыкант не смог бы чувствовать внутри себя горящие леса рядом с инструментом. Скрипки, конечно, неплохи, но не бывают такими охуенными и умопомрачительными.
Но, если быть честным, рассматривать все варианты и не исключать момент того, что Музыченко и впрямь стал бы скрипкой, то Личадеев поставил бы красный аккордеон на вторую ступень и приобрёл бы ненавистные ноты.
Парень вздыхает, а потом отчаянно кивает и перекатывает клубок ниток в океан алкоголя.
Фигура опускается на колени, отвечает на вздох коротким мычанием. Скользят трепетные пальцы от шеи к вздымающейся груди.
Снова. Снова кажется, что это не пальцы вовсе, а перья белоснежного голубя. Уши мечтателя звенят и дребезжат, покрываются карминовой плёнкой. Нос блещет пурпуром.
Не глядя родная рука находит чужую, ту, что распирает от покалывания и желания прикоснуться.
Сухие губы целуют шершавые костяшки. Щетина впивается в нежную кожу и оставляет за собой красноватую россыпь спелых яблок.
— У тебя барабан внутри?
— Мне страшно.
Одна грудь упоительно прижимается к другой, запястья уходят куда-то за горизонт спины, образуя перекрёсток. В сердца будто бы вставили магниты, а тела облило фриссоном, как кипятком.
Ужас какое-то время вился где-то посередине, бунтуя и цепляясь за ткань, выцарапывая гневные символы и стреляя копьями, но взмах — и он подозрительно унялся глубоко в печени. Губы сжато созерцали кадык и висок, зрачки растопили ледяную хижину.
В душе стало безмятежно. Туман покрыл и вылечил раненных птиц, солнце больше не жгло песок, а младенец перестал плакать.
— Всё будет хорошо.
И в тот момент всё правда обратилось в одно большое «хорошо».