***
25 августа 2023 г. в 22:21
Снег медленно спускался с небес, оставался на щеках и ресницах, но больше он не ощущался таким легким и приятно-колющим.
Он закрывает глаза, вдыхает ледяной воздух, оставляя мир вокруг себя где-то далеко, намеренно отодвигает его ослабевшими и замёрзшими руками, толкает к пропасти, лишь бы его не было рядом с ним.
Она сидит за другим концом стола в просторной гостиной, беззаботно вертит палочку в своей руке, голубые глаза устремлены в потолок, а две передние ножки стула беспрестанно отрываются от пола — она любит балансировать.
Осветленные волосы разбросаны по плечам, лохматые и непричесанные, от помады почти ничего не осталось, тени были смыты под струей ледяной воды в ванной вместе с румянами, но Марлин все равно выделялась из однообразного окружения. Справа от нее разместился Фабиан Пруэтт, он без конца показывал ей фокусы под гундеж Аластора Грюма. Иногда она уделяла ему внимание, но потолок и балансирование на двух ножках и без того ненадежного стула были ей более интересны.
Слева, уронив голову на сложенные руки, посапывал Питер Петтигрю. Сириус мог видеть только его соломенную макушку, но будет несложно догадаться, что она его не интересовала.
Весь вечер Сириус не спускал с Марлин глаз.
Ладно, смело сказано, да?
Сириус хотел бы с уверенностью смотреть на нее, не отрывая взгляда, впитывать ее запах и таять под взглядом ее небесно-голубых глаз, но всякий раз, отрываясь от потолка, Марлин с ударом ножек стула устремляла свой взгляд на Блэка.
Он все реже мог выдержать ее взгляд, но не из-за страха.
Она тоже не задерживалась на нем надолго — только не на публике.
— Странное время для прогулки, — невзначай сказала Марлин, — Уверен, что не хочешь спать? Ты сегодня был на миссии и завтра будешь.
Сириус ничего не ответил, только скованно мотнул головой, мягко улыбнулся и сжал в кармане замерзшей ладонью обитый бархатной тканью квадратный футляр.
— Миссии бесконечны, а когда жить? — сказал он, догоняя Марлин, закинул руку ей на плечо, приобнял по-своему, по-особенному. Он так не обнимает Джеймса, не обнимает Римуса или Лили. В каждом прикосновении к Марлин кроется что-то большее.
— Не знаю, я забываю, что жизнь может быть другой, знаешь, без войны и постоянных боев и заданий, приказов и волнений. Мы так в Хогвартсе жили, помнишь? — она ткнула ему в бок пальцем, рассмеялась, и хотя куртка была плотная, Сириус рефлекторно отскочил.
— Сложно забыть. Правда ощущения такие, будто это было сто лет назад. Да и что нам мешает все вернуть? Хотя бы частичку? — он легко нагнулся к Марлин и оставил на румяной от холода щеке теплый и робкий поцелуй.
— Начинаешь звучать как Люпин, понабрался всяких мудростей, — она с улыбкой увернулась, выскальзывая из его объятия.
— Неправда, — отстаивал Сириус. Так было всегда — любой вопрос, даже жизненно важный, обсуждался с долей детской легкомысленности и с долей незнания. Намеренной. Искусственной.
— Правда, учишься не откладывать жизнь на потом? — она резко развернулась, ухмылка на ее губах заставили желудок Сириуса совершить болезненный, тянущий кульбит, сердце только сильнее забилось, а коробочка в кармане прожигала ледяные пальцы, — Снова забыл перчатки? — увидела руки в карманах только сейчас.
— Ну и что.
— Отморозишь руки.
— Живи настоящим. Пока что они при мне.
— Я тебе говорила, где те перчатки, которые я тебе подарила?
— Лили сказала, за прошлое тоже нельзя держатся.
Марлин уставилась на Сириуса своим фирменным взглядом, в котором за семь лет совместного обучения и еще три года жизни в суетливом взрослом мире накопилось множество лестных прозвищ и эпитетов Сириуса.
Блэк заливисто рассмеялся, выпуская горячий пар воздуха, разрезая смехом ледяную тишину вокруг них.
Марлин никогда не могла удержаться — ни на уроках, ни в гостиной, ни на собраниях Ордена — не могла слышать смех Сириуса и не смеяться.
И работало это всегда в обе стороны.
— Пора возвращаться, правда, завтра у тебя сложный день, — она остановилась около парапета, загребая рукой в голубой перчатке сухой снег.
— Да, точно, — глухо сказал Сириус, не решаясь обойти ее. Стоял за спиной, как вкопанный, как когда-то остановился в Хогвартс-экспрессе, когда впервые увидел худощавую бойкую девчонку с удлиненным каре.
Марлин не оборачивалась, словно напряжение, сковавшее взволнованного Сириуса, мгновенно ей передалось.
— Ты завтра домой? — спросил Сириус, лишь бы заполнить тишину и отодвинуть момент.
— Да. Пора навестить семью, давно не виделась с ними, соскучилась по всем.
Рука уверенно ухватилась за футляр, Сириус резко вдохнул, выдернул руку, словно что-то в кармане его ужалило, и именно в этот момент Марлин развернулась.
Распахнутые голубые глаза смотрели на него с интересом и вопросом, с чем-то, что поддевает изнутри и подкупает Сириуса всякий раз, и каждый раз бескомпромиссно парализует.
— Все в порядке? — спросила Марлин, лицо ее медленно менялось, пока Сириус, ловя кислород и стараясь не потерять рассудок от переживания, раскрыл обитый тонким темно-синим бархатом футляр и совсем по-детски протянул его Маккиннон.
Слова не лезли, не находились, застряли в прошлом, в комнате, которую Сириус измерял шагами несколько вечеров подряд, продумывая тщательный сценарий и заучивая каждое слово, которое собирается сказать.
Изумленная Марлин смотрела на аккуратное кольцо, даже на расстоянии она видела тонкую ювелирную работу, аккуратную, изящную, то, что мог найти только Сириус Блэк.
— Мы не знаем, что будет завтра или послезавтра. Через неделю, две, месяц, год. Можно всю жизнь прождать и просто сдохнуть. Марлин, я… — Сириус запнулся, облизывая пересохшие губы, — Я долго думал, думал ждать конца, спокойствия, а потом все завертелось, задание за заданием, я в днях потерялся и… Марлин, я люблю тебя, и я пойму если…
Но он не договорил, потому что Марлин стремительно к нему приблизилась, обвивая своими руками и утыкаясь лицом в плечо. Легкий запах духов ударил в нос, жар окатил все тело, в горле неприятно запершило, но Марлин — такая тоненькая и маленькая для Сириуса, аккуратная и нежная — всегда так сильно его обнимала, вселяла силы, обещала быть рядом, и несмотря на всю скомканность сцены, близкой к юмористической для Блэка, все стало ясно.
— Конечно, Сириус, — приглушенно, словно пряча лицо в его куртке, ответила Марлин, — Да.
Она отодвинулась, но не отпускала крепко сцепленных рук на его куртке.
Тот поцелуй был словно первый в их жизни, так похожий на их первый поцелуй на шестом курсе.
Сириус прижимает руки к векам, больно надавливает ладонями и не может найти воздуха.
Он был на задании. Костяшки пальцев все еще болят от ударов, ссадины на спине еще не зажили даже благодаря мазям, а ломящая боль в теле все еще не отпускает его.
Он вернулся в штаб, желая отмыться от свежей крови и грязи, упасть в постель и забыть об этом дне как о страшном сне, вычеркнуть его из календаря памяти, и помнить лишь предшествующий день, когда около парапета Марлин согласилась выйти за него.
В это бурное время, где на каждом углу кишит тьма, где люди с опаской смотрят в будущее и оглядываются на прошлое, выискивая свои оплошности и ошибки.
Тишина прихлопнула его, словно надоедливую муху. Прибила к стене своей жестокостью и несправедливостью, когда Сириус встретился на пороге гостиной с заплаканными глазами Лили Эванс.
— Сириус, — дрожащим голосом начала она, тело онемело от налетевшей на него паники, и даже Авада Кедавра около виска покажется легким дуновением ветерка по сравнению с тем, что вдохнул Сириус в тот день в гостиной штаба Ордена Феникса.
— Марлин Маккиннон и вся ее семья убита пожирателями, — голос Грюма был спокоен и все так же безэмоционален. Было слышно, что мыслями он далеко за пределами дома Маккиннонов.
Остальное утонуло во мгле. Осталось за пределами его памяти, потому что Сириус потерял себя.
Его останавливал Флимонт Поттер, сжал за плечи, плотно стиснув руки, пытался дозваться до Сириуса, в голове которого было одно — бежать туда, к ней, к Марлин.
Такого не может быть, так ведь? Она должна была стать его женой, у них должен был быть собственный дом, сад, любовь, возможно даже дети… Когда-то потом, после войны.
Еще вчера она сцепила свои руки за его спиной и прошептала заветное «да», а сейчас какой-то Аластор Грюм говорит ему, что она мертва.
В пустом кабинете Флимонт не отходил от Сириуса, но Блэк того не помнит. Не помнит успокаивающих слов, не помнит своих мыслей, не помнит, почему не прибил Флимонта Поттера прямо там и не сбежал к Марлин.
Но окончательно потерял себя.
Снег падал на его ресницы, таял и стекал по щекам вместе с горячими слезами.
Он не может опустить взгляда на не могилу.
Никогда не сможет.
Сириус упал на колени, ударяясь о камень. Заледеневшие руки зарылись в слое снега, успевшем за ночь засыпать окрестности Лондона.
У него не оставалось сил на ненависть и борьбу, лишь приглушенное рыдание порой вырывалось наружу, разрезало жесткое ночное дыхание, заставляло ногти впиваться в неподдающийся камень.
Пустой футляр остался на могильном камне.