Сказки для малыша Ти

— Садись, выпей, расскажи мне историю! — басит толстяк, щурясь помутневшим глазом, не скрытым палаческим капюшоном, на посетителя за барной стойкой. Он улыбается — вальяжно и непринуждённо, совсем, кажется, не стесняясь того, что пачкает дорогое платье плесенью с табурета, на который едва ли кто-то садился за последнюю сотню лет. Отпивает светящейся жижи из кружки и, утирая губы расшитым рукавом дублета, глубоко вдыхает. — Историю? Изволь. Но каждая хорошая история, дорогуша, состоит из трёх актов… Толстяк глуповато кивает, явно готовый слушать, рассчитывающий на длинную историю. Историю чужой, яркой, состоящей из бархата, смеха, приёмов и балов, расшитой золотом и жемчугом жизни. Жизни, которой больше нет и никогда не будет у него самого. Печальное осознание этого, впрочем, едва ли успевает задержаться в его голове: рассказчик не заставляет просить себя дважды. — Каждая хорошая история состоит из трёх актов. Пролог, основное действие, поднимающееся к апогею, и grand finale. Жизнь едва ли является исключением, с той лишь небольшой разницей, что пролог начинается не с самого рождения, это было бы смертельно скучно, дорогой. Его начало всегда идеально подогнано по времени к совершению самой первой, большой и глупой ошибки в жизни. Моя история начнётся в маленькой и душной комнате прокуренной насквозь таверны. То была беззвёздная и холодная ночь середины уктара, опавшие месяц назад листья не могли скрыть бликами от городских фонарей её первозданной, истинной черноты. В ту ночь пятеро или шестеро гуров, не могу припомнить точно, пришли за молодым глупцом, который слишком много знал. Ты спросишь меня, уважаемый: “Зачем им это было нужно? Что сделал этот бедолага?” Толстяк Тисобальд энергично закивал, разливая целые шипящие реки ядовитой выпивки по замызганной стойке, явно по-детски поглощённый сказкой из другого мира. Удовлетворённый эффектом, благородный господин продолжил. — И это будет действительно хороший вопрос, дорогуша. Я скажу так: они пришли к нему из-за его заносчивости, высокомерия, глупости и всепоглощающей уверенности в собственной неприкосновенности и неуязвимости. Согласись, уважаемый Тисобальд, ошибки в юности совершают все, так ведь? Торм вновь закивал, разводя в стороны одутловатые руки, безмолвно соглашаясь. Ведь он и сам когда-то давно… Он уже не помнил, что именно там было, но что-то такое, смутно схожее, всплывало в его полуразложившемся мозге из-под толщи бесконечной перегонки собственного яда. До его слуха меж тем долетел очередной куплет бессменного менестреля Убывающей луны. Тисобальд рассердился, тряхнул огромным, будто расходящимся по швам, животом, собрался и, булькая и хрипя, закричал через весь зал: — Годфри, да заткнись ты… Хоть на минуту! Не видишь, господин рассказывает! Прояви… Уважение, вот! Зомби осел на пол мешком и притих. Торм кивнул рассказчику, давая понять, что больше им не помешают, и замолк сам. — О чём бишь я, ах да! И когда наш юный герой осознал свою ошибку спустя десяток крайне неприятных минут, полных ударов в самые чувствительные его места… Когда он лежал, распластанный на полу, со ссаженной скулой и разбитыми в кровь губами, а на его горло наступали ногой в грязном, видавшем виды тяжёлом ботинке, вот тогда в дверь этой маленькой, пропахшей потом и кровью комнаты вошли настоящие неприятности в лице богато одетого господина средних лет. Он улыбался, прищурившись, и жадно рассматривал лежащего на полу. И эта улыбка, драгоценный Тисобальд, не предвещала ничего хорошего. Все внутренности нашего юного героя сжались и совершили пару кульбитов, но то, что произойдёт дальше, он не смог бы увидеть ни в одном, даже самом кошмарном из своих снов. Холод, ужас, жуткая боль, тело, немилосердно медленно покидаемое сознанием. И дешёвый сосновый гроб, конечно же, как такое можно забыть. Торм состроил печальную гримасу, будто вот-вот готовый заплакать ребёнок, но говорливый клиент лишь попросил наполнить кружку, намекая, что это совсем не конец, и Тисобальд вновь обрадовался. Герой не умер! Ну конечно же, герои ведь никогда не умирают! — Нашего скромного и не слишком умного героя ждёт ещё двести лет пыток. Ведь тот, кто пришёл за ним, был старым вампиром, превратившим его в жалкое подобие себя, отродье, не иначе. Подчинённое и бесправное, обязанное воплотить любую, даже самую отвратительную фантазию своего господина. Двести лет страха, пыток, боли, умопомрачительно неприятных и крайне непристойных приказов. Двести лет без шепота моря, ласкающего кожу, двести лет без солнца, согревающего нежными прикосновениями. Двести лет осознания собственного ничтожества, боли и омерзения от самого себя. Двести лет сжигающей, нестерпимой ненависти и жажды свободы. Но давай их пропустим, любезный, это, в сущности, так скучно? Самое интересное впереди. Тисобальд оживился, отпивая пару исполинских глотков из своей кружки. Конечно же, пришло время для геройства, всамделишного! Теперь-то парня точно станут все любить и он справится со злодеем-вампиром! Герои всегда побеждают в книжках, которые читала ему сестра! — Одним ярким, заставшим нашего героя врасплох, солнечным днём, его похитили свежеватели разума и увлекли на свой огромный живой корабль. Прямо из вонючего, грязного переулка, в котором он надеялся пересидеть до сумерек. Длинное тёмное щупальце лишь слегка коснулось его плеча, мгновенно транспортируя на судно, летящее будто по волшебству между облаков и миров, похожее на моллюска в диковинной, красивой раковине. Иллитиды явно очень торопились, не выбирая жертв, просто хватая всех подряд. Ещё бы, ведь за кораблём, из мира в мир, шла погоня. Отважные, пусть и не обремененные критическим мышлением, воины гитьянки, драконьи всадники с серебряными мечами, что остры и сверкающи настолько, способны навсегда разрезать связь души и тела. Торм припал на передние ноги, осторожно устраивая голову на руках, упёртых локтями в стойку. Драконы! Воины! Настоящий летящий по небу корабль! Это было совсем как в сказках! — Наш теперь уже не такой юный, но всё ещё вполне недурно выглядящий, герой оказался в одной из капсул, где его, совершенно послушного воле господ с щупальцами, ловко и быстро обременили личинкой. Той самой, благодаря которой эти самые любители церебральных утех размножаются. И, когда придёт время, он должен стать одним из иллитидов, теряя себя навеки. Но в этот потрясающий план вмешиваются драконьи всадники. Капитан судна прыгает из измерения в измерение, и, хоть наш герой этого не видит и не слышит, там, за пределами его капсулы, идёт схватка. Борьба за жизнь. Гиты не отстают от судна ни на миг, драконы ловко переносят их так же из мира в мир, обдают негасимым пламенем борта из чёрного перламутра, отрывают зубами щупальца, пробивают корпус и жарят корабль изнутри. Прыжок — и наутилоид иллитидов оказывается в Авернусе вместе со всеми своими пассажирами, хотели ли они этого или нет. И вот тогда наш герой просыпается и покидает свою капсулу, но уже совсем другой. Сильнее, хоть и совсем ещё пока не знает этого. Пробиваясь через загадочные системы управления и полчища бесов, забравшихся в дыры в обшивке, он вместе с воительницей гитьянки и полуэльфийкой, которую он спасает из такой же капсулы, в какой был и он сам, направляется к рубке управления. Там тоже бушует схватка, камбионы пытаются взять корабль на абордаж. И, пока иллитид сражается с одним из рыцарей Авернуса, наш герой справляется с навигацией, вновь оказываясь на Фаэруне. Корабль вылетает в почти светлую, столько там было звёзд, ночь и терпит крушение, распахивая пляж, будто тяжёлый плуг, но он, наш герой, приземляется невредимым, хоть сознание и покидает его. Следующее, что он видит, — яркий, тёплый солнечный день и море. Запах соли и водорослей причудливо смешивается с вонью горящей органики корабля. Герою страшно, он хочет спрятаться, но странным образом солнце больше не вредит ему. Только ласково греет лучами, а лёгкий солёный бриз играет с растрепавшимися волосами. Это ощущается как чудо. Впервые за две сотни лет он чувствует себя абсолютно счастливым, пусть и приговорённым к смерти. И это дало ему вновь потерянные когда-то силы и надежду. На то, что можно что-то изменить, даже в его пропащей жизни. И что он больше не один. Рассказчик отпивает из кружки, прочищает горло. Видно, что он устал, хоть и не сказать, что от самого рассказа. Тисобальд замечает залёгшие под глазами тени и лёгкую дрожь в руках, явно от утомления. — Вот такая история, милейший. Во всяком случае, так она началась. Торм нетерпеливо переступает ногами туда-сюда, озадаченный. — А что было дальше? Он же стал героем, да? Рассказчик впервые широко улыбнулся, показывая острые клыки. — Конечно, стал, это же хорошая история, не так ли? — Тисобальд кивает, глядя в сонные вишнёвые глаза. Слишком интересно. — Но это, дорогой мой, я расскажу завтра, а? Так устал с дороги. — Я… Буду ждать! Точно ведь придёшь, да? — Ну разумеется, дорогуша…