Чего бы тебе хотелось, Ангел?

      Кроули снял шляпу и неглядя кинул её в сторону стола с книгами.       — Никакой бумажной работы! — с нескрываемой гордостью в голосе проговорил он.       Азирафаэль его радости не разделял. Он выглядел таким озадаченным и растерянным, что даже не заметил, как шляпа демона столкнула со стола пару книг.       — Ты не рад? — Кроули непонимающе посмотрел на ангела. — Мне казалось, ты в полном восторге. Если всё это из-за Фурфура…       — Поверить не могу, что ты никогда не стрелял! — Азирафаэль, наконец, посмотрел на демона в полном недоразумении и… разочаровании? Или это что-то другое?       Кроули нахмурился. Ему было абсолютно непонятно такое удивление на лице ангела.       — Зачем стрелять, если я могу сделать всё щелчком пальцев, — усмехнулся демон, демонстрируя сказанное.       Пустые бокалы на столе начали наполняться вином.       Азирафаэль продолжал хмуриться. В его голубых глазах мелькало так много мыслей и эмоций — было видно, что он явно чем-то обеспокоен.       — Ты в порядке? — внезапно спросил ангел, хотя Кроули собирался адресовать этот вопрос ему.       — Я? — демон хмыкнул, подавая Азирафаэлю бокал. — По-моему, это ты выглядишь так, будто я всё-таки промазал. Или наоборот попал.       — О чём ты думал, когда пришёл в собор?! — внезапно очень недовольно — почти гневно, спросил ангел.       Кроули вскинул брови и снял очки. Несмотря на довольно чувствительные ожоги, которые демон предпочитал игнорировать, он уже полвечера как о них не думал, полностью захваченный мыслью о том, что завтра за ним и Азирафаэлем, вероятно, придут и объявят их предателями. А значит…       — Это правда единственное, что тебя сейчас беспокоит? — скривился Кроули. — Хотя с другой стороны, ты прав. Если бы я не пришёл, нас бы не скомпрометировали и не… — он с досадой поставил бокал на место, даже не отпив. — Прости.       Азирафаэль помотал головой.       — Ты мог сгореть! — не унимался он.       — Ангел, завтра мы оба сгорим — ты в пламени, я в воде… расплавлюсь, растаю или как это происходит, — с сомнением произнёс Кроули. — Не лучше ли в таком случае прислушаться к совету Фурфура и провести последний вечер на Земле, наслаждаясь им?       Глаза Азирафаэля вдруг сверкнули странным огнём, заставляя демона слегка приподнять бровь.       Но спустя мгновение, ангел уже натянул на лицо свою привычную маску доброжелательности и с интересом посмотрел на Кроули.       — Чего бы тебе хотелось? — внезапно спросил он.       Демон пожал плечами и снова поднял бокал.       — Провести этот вечер, напиваясь в хорошей компании, — ухмыльнулся он.       — Разве ты не занимаешься этим каждый вечер на протяжении… — Азирафаэль задумался, вероятно, подсчитывая, — шести тысяч лет?       — Чуть менше, но… — Кроули осушил бокал и с интересом посмотрел на ангела. — У тебя есть более заманчивое предложение? Только, ангел, — он предупреждающе поднял указательный палец, — если ты заставишь меня перечитывать все свои бесценные фолианты, я пас!       Азирафаэль фыркнул.       — Будто я могу.       — А разве нет? — Кроули огляделся в поисках бутылки. — Разве ты не занимаешься этим вот уже шесть тысяч лет? — с усмешкой проговорил он, падая в кресло и слишком уж вульгарно закидывая ногу на подлокотник.       — Чуть меньше, — невинно хлопая ресницами, подтрунил ангел.       Он посмотрел на свой бокал и лениво его качнул, глядя, как плещется в приглушённом свете бордовая жидкость.       — Было больно? — обеспокоенно спросил Азирафаэль, взглядом окидывая ноги демона, которые казались в абсолютном порядке.       Конечно, ведь за штанами нельзя было увидеть израненную кожу. Как Кроули не пытался, такие повреждения моментально свести не получилось.       — Ты правда хочешь об этом поговорить? — демон осушил очередной бокал и внимательно посмотрел в голубые глаза ангела. — Так чего хотелось бы тебе в последний вечер? — напомнил он.       Азирафаэль задумался, а через мгновение залился краской и поспешил отвернуться, чтобы Кроули не заметил. Но демон заметил.       — Ангел?       — Ничего, — слишком быстро ответил он.       Демон снова опустошил весь бокал за раз и поморщился, глядя в спину растерянного ангела.       — Слушай, — начал он, ослабляя галстук, — раз уж завтра нас не станет, может, стоит сделать что-то такое, что обычно люди делают в конце? Ну знаешь, — он задумчиво постучал пальцами по креслу, — прыгают с парашютом, творят всякие глупости, признаются в чувствах, ну и всякое такое, чего никогда не сделали бы в нормальных обстоятельствах.       Азирафаэль, кажется, забыл, как дышать. Он резко повернулся к демону и тот вопросительно вскинул бровь.       — Ангел, если ты собрался прыгать с парашютом, то сразу скажу, что это не лучшая идея во время войны. Но если тебе так сильно хочется, — протянул Кроули, глядя, как ангел нервно перебирает пальцами, сминая накрохмаленные рукава пиджака.       — Почему ты пришёл за мной? — не унимался Азирафаэль.       Кроули запрокинул голову и издал странный звук, похожий на сдавленное вытьё. Что ж этот ангел никак не отстанет со своими глупыми вопросами?       — Потому что тебе нужна была помощь? — предположил демон, снисходительно посмотрев на ангела.       Азирафаэль подошёл ближе и всплеснул руками, как делал всегда, когда не мог корректно донести мысль.       — Это… это не одно и то же, что снимать оковы в человеческой тюрьме или подыгрывать на сцене театра! Ты мог умереть!       — Да тебе не плевать разве? — не выдержал Кроули. — Я демон! Мы с тобой… враги. По крайней мере, должны ими быть. Простого «спасибо» было бы достаточно, — буркнул он, пряча лицо за бокалом.       Азирафаэль тяжело вздохнул, снова не зная, куда деть свои руки.       — Тебе нравится меня спасать, — констатировал он.       Демон пожал плечами. Ни подтвердить ни оспорить он это не мог.       Повисла напряжённая тишина. Ангел смотрел на развалившегося в его кресле, полупьяного Кроули и никак не мог выбросить из головы одну навязчивую идею.       Он кусал губы, сминал руками пиджак и был абсолютно точно уверен, что демон ничего не замечает. Но он замечал.       — Ангел, — Кроули отставил бокал и встал, слегка шатаясь, но абсолютно чётко глядя Азирафаэлю в глаза. — Это ужасная, глупая ситуация. Но мы ведь всегда что-нибудь придумывали, верно? Выкручивались из всяких заворушек, не похлеще этой, конечно, но… — он выпятил нижнюю губу, глядя куда-то сквозь ангела. — Дай мне время. Просто немного времени и я всё придумаю, ладно? Никуда ты не денешься от своих блинов, — усмехнулся демон.       Он уже собирался плюхнуться обратно в кресло, но вдруг почувствовал, как Азирафаэль схватил его за края пиджака и, резко потянув на себя, впечатался своими мягкими ангельскими губами в его тонкие и жёсткие.       Кроули решил, что Небо свалилось на Ад.       Или он просто перебрал с алкоголем.       В любом случае, происходящее не было похоже на что-то нормальное и адекватное.       Ни ангел ни демон, несмотря на шесть тысяч лет, пожитых на Земле, ни разу ни с кем не целовались. Азирафаэль по понятным причинам (как думал Кроули) — он ведь ангел — чистый и невинный, а поцелуй почти всегда тянет за собой и другие грехи. Сам Кроули же, хоть и демон, не пылал любовью к людям, а заводить какие-то отношения с демонами… сама мысль об этом была ему противна.       Другое дело Азирафаэль. Глупо было отрицать, что ангел стал для него не просто другом (хотя даже это они предпочитали игнорировать). И этот дурацкий допрос… Пришёл и пришёл в собор — чего приставать? Может, он вообще из личных побуждений — ангела пристрелят, а какое тело выдадут — неизвестно. Вот и привыкай потом к «новому» Азирафаэлю, раз уж этот ангел такой беспечный.       Но в каком же, должно быть, он отчаянии, раз в свой последний день на Земле решился на такое?       Поцелуй получился коротким, неумелым и совсем невинным. Никаких сплетений языков, влажных непристойных звуков — самый обычный, мягкий поцелуй. Но, чёрт возьми, какой же всё-таки будоражащий!       Кроули всего потряхивало от переполняющих эмоций, а вот Азирафаэль стоял истуканом, не зная, то ли ему бежать, не оглядываясь, то ли сгореть на месте.       Реакцию демона он не понял. Казалось, что тот ещё мгновение — и посыплет сарказмом и насмешками. А ведь ангел всего-то хотел проверить…       — Азирафаэль? — Кроули попытался заглянуть ангелу в глаза, но тот старательно отводил их в сторону.       — Прости, — выпалил он, разворачиваясь в направлении книжных полок.       Ангел поспешно прошёл между книгами, но не успел даже до дверей комнаты дойти, как Кроули резко развернул его к себе и впечатал спиной прямиком в книжную полку.       — И это всё? — неожиданно хриплым и низким голосом прорычал он. — Просто сбежишь?       Близость демона дурманила ангельское сознание, заволакивала туманом всю святость и здравый смысл, а эти змеиные глаза, казалось, смотрели в саму душу, разворачивая её, как долгожданный подарок.       Человеское сердце Азирафаэля забилось невероятно быстро, ему даже показалось, что оно бьётся где-то вне его тела, за гранью этого мира и этого времени. Он был уверен, что Кроули слышит это биение так же отчётливо, как и он сам.       Но ангел не знал, что в голове у демона такой же, затягивающий в свою молочную дымку, туман, через который не пробивается ни один звук извне, кроме такого же, неистово тарахтящего, сердца. Его собственного.       Кроули дышал часто, отрывисто, утопая в почерневших от… чего? От чего-то явно не ангельского, зрачках. У ангелов не должны быть такие тёмные, горящие огнём вожделения, глаза. Они ведь… ангелы. В них всё чисто и неприкосновенно, они сам свет, само ядро мирозданья. Они не должны смотреть вот так.       Но Азирафаэль смотрел. И с каждым ударом, бесполезного по своей сути, для таких существ, как они, органа, его взгляд становился всё более жаждущим.       — Чего ты хочешь, скажи, — потребовал демон, но получилось не то, чтобы не требовательно (как ему казалось), а просяще и даже умоляюще.       — Тебя.       Повторять дважды не пришлось.       Кроули низко то ли зашипел, то ли зарычал, и сильнее сжав плечи Азирафаэля, чтобы не потерять связь с реальностью, впился губами в нежную ангельскую шею.       Ангел мелко задрожал, когда острые зубы оставили на чувствительной коже небольшую отметину — как знак того, что он пренадлежит только одному существу в этой огромной Вселенной, и это самое существо разорвёт в клочья любого, кто посмотрит в сторону его ангела без должного благоговения.       Демон задыхался, не в силах справиться с накатившими враз эмоциями и ощущениями, когда тёплые ладони ангела, наконец, легли на его спину именно там, где когда-то были чувствительные белые крылья — дар, которого он лишился, сам того не желая. Он даже не догадывался, что Азирафаэль без ума от его обсидиановых, блестящих перьев, которые так прекрасно переливались радугой в солнечных лучах.       Но он ему об этом никогда не скажет. По крайней мере не тогда, когда губы демона так сладко и напористо одновременно, впиваются в его рот и пробуют с таким упоением, словно это самое лучшее и выдержанное вино, которое только можно найти.       И ангел отвечает. Правильно или нет — но сдавленный стон Кроули и тяжесть тела, которое не выдержало напора человеческих гормонов и придавило собой ангела, не в силах удержаться в вертикальном положении — подсказывет ему, что его действия верны.       — Ангел… — стонет Кроули в его мягкие губы.       — Да, дорогой? — Азирафаэль выдыхает почти неслышно, снова завладевая языком демона, не в состоянии остановиться.       Он чувствует себя таким грешным, таким… падшим? Но от этого становится только приятней — и ангел пугается. Ему вдруг становится страшно от того, как легко он мысленно с этим соглашается, поддаётся искушению, вкушает все соблазны, которые демон позволяет ему вкушать. Он знает, что если Она смотрит (что, конечно, вряд ли), значит должна увидеть, что это вовсе не слепая похоть и внезапное желание, а долгий путь принятий и осознания, метаний и страданий, ненависти к самому себе и, наконец, любви к этому непостижимому, такому притягательному демону. Она не должна наказывать за любовь. Разве не в этом состоит Её учение? Вся Она, Её суть и цель.       Кому, как ни Азирафаэлю, знать, какие всё же изобретательные эти люди. Как много прекрасного они придумали для физических проявлений любви. Но ему только предстоит это всё испытать на себе лично, ведь демон не собирается отпускать его вот так — без доказательств своей симпатии. Или с его стороны это тоже гораздо больше, чем просто симпатия?       Твёрдый член Кроули упирается в мягкое бедро Азирафаэля, и он издаёт такой гортанный, нечеловеческий стон, что ангел понимает: нет, не симпатия.       — Я больше не могу, — голос демона срывается, он уже не ищет губами губы ангела.       Всё его тело будто пытается прорасти в ангела, стать с ним одним целым, упиваться общим желанием и чувством, которое звенит далеко на задворках сознания, название которого демону не положено произносить вслух, но он готов. Он готов пасть ещё раз, и ещё и ещё, лишь бы только Азирафаэль это услышал.       Он трётся, как кот, везде, где только может дотянуться, обвивает ангела руками и ногами и ненавидит эти чёртовы (точнее ангеловы, конечно же) книги всем своим естеством. Почему книжная лавка? Почему не магазин диванов или, на худой конец, матрасов?       Азирафаэль, кажется, понимает, что Кроули имеет ввиду и, превозмогая слабость в онемевших ногах, почти тащит на себе демона до маленьких неприметных дверей спальни.       Ангелу, конечно, как существу не земному, сон не нужен, но вот его товарищ… или теперь уже совсем не товарищ, очень любит это занятие, даже несмотря на то, что и он создание, такое же эфирное, как и сам ангел.       Впрочем, зачем лгать? Азирафаэлю тоже не претили человеческие слабости и пороки, такие как лень или безделье. Он любил раскинуться на широком диване, почитывая какую-нибудь очень занимательную историю (ох, люди умели создавать поистине захватывающие сюжеты), или слушая очередную пластинку Баха или Бетховена. И пусть они оба уже не первый десяток лет томились в Аду, это никак не опровергало их земную гениальность.       Отцепить от себя демона оказалось не так просто — тот словно прилип, не желая ни на секунду отпустить ангела. Кроули казалось, что всё это невероятный, поистине сумасшедший сон, и если сейчас он отпустит это прекрасное создание в своих объятиях, хотя бы на мгновение — всё закончится, оборвётся, как обрываются осенью листья на деревьях. Он не готов был лишиться этого тепла, этих прикосновений сейчас.       Он не верил.       Кроули столько столетий ловил себя на мысли, что ищет встречи с ангелом не только ради подтруниваний и вечерней попойки, что когда осознание огромным валуном привалило его к земле, он согласен был превратиться в крысу и навсегда забиться в самый тёмный и мрачный уголок Ада.       Он не позволял себе даже думать о своём ангеле вот так. А теперь, когда тот сам льнул к нему, пытаясь дрожащими руками растёгивать пуговицы на серой рубашке, демону показалось, что он снова, сам того не помня, напился опиума.       — Кроули, милый, прошу тебя, — шепчет ангел, сам не зная, о чём именно просит.       — Всё, что угодно, ангел… всё, что угодно.       И Кроули по-змеиному сползает с колен Азирафаэля на пол, всё ещё боясь утерять с ним физический контакт. Он хватает его за руки, бёдра, колени, оглаживает его всего, чувствуя, как каждое его прикосновение отзывается дрожью в ангельском теле.       Прикосновения демона, даже через одежду, ощущаются обжигающими, горячими, как адское пламя, но оно, вопреки всему, не ранит, а наоборот — дарит нечто, похожее на болезненное наслаждение.       И ангел ему отдаётся целиком и полностью.       Если он за это падёт… что ж.       Кроули боится. Он никогда не признается в этом не то, что ангелу — самому себе. Но внутри его сковывает страх — сделать неправильно, неприятно — не так. А что ещё хуже — причинить ангелу боль.       Дрожащими руками он тянется к пуговицам на штанах Азирафаэля, но мягкие ангеловы руки ложатся поверх его и сжимают — то ли успокаивающе, то ли нервозно.       Демон с глухим стоном приваливается лбом к внушительной эрекции ангела, обтянутой, такой лишней сейчас, тканью светлых брюк, и трётся, трётся о неё, умоляя.       Азирафаэль запрокинул голову назад, послушно убрал ладони с рук демона и, судоржно выдохнув, закрыл глаза.       Он не был уверен, что они всё сделают правильно — не тогда, когда от таких, переполняющих всё тело и разум, чувств, закипает кровь и сердце вот-вот готово разорваться на мелкие кусочки и засыпать осколками весь Лондон со всеми его обитателями.       Где-то глубоко в сознании, ангельская совесть, оставила все попытки воззвать к благочестию Азирафаэля и замолчала навеки. Ну или только на сегодняшний вечер.       Ведомый руками Кроули, ангел приподнялся, позволяя стянуть с себя штаны и всё остальное, что так некстати сейчас мешало ощущать всю греховность прикосновений демона.       Оставшись абсолютно нагим, он неловко поёрзал и потянулся пальцами к ширинке на чёрных джинсах, но Кроули твёрдо отвёл его руки в сторону.       — Нет.       — Так нечестно, — наигранно обиженно выкатив губу, проговорил Азирафаэль.       — Я демон, я не играю честно.       Кому он врал? Ради своего ангела Кроули готов был отбыть самые суровые наказания в Аду, сотворяя добро в неизмеримых количествах, но снять штаны и выставить на показ все многочисленные ожоги?       Не тогда, когда член Азирафаэля так близко и так приглашающе качнулся перед лицом.       — Кроули, я хочу, чтобы ты снял… Ох, срань господня!!!       Да, совесть точно ушла в отставку.       Ангел даже рот рукой закрыл, чтоб никаких подобных ругательств больше не сорвалось с его уст, но то, что демон вытворял своим языком (он что, сделал его змеиным?!), не оставляло ему ни малейших шансов остаться непогрешимым.       Кроули вбирал член ангела так глубоко, как только позволял его человеческий облик. Не зная, куда деть руки, он просто судорожно сжимал ими мягкие бёдра Азирафаэля, оставляя синяки на бархатной коже.       Не прошло и минуты с начала этих восхитительных ласк, как ангел ощутил… ощутил что-то, что заставило его впиться пальцами в мягкие волосы своего любовника, и с силой потянуть вверх, в попытке отстранить.       — Кроули, я сейчас… Кроули, чёрт бы тебя побрал, нет! Я… я…       Из уст ангела вырвался крик восторга, а руки, словно против его воли, заставили демона насадиться ртом на член так сильно, как только это было возможно.       Кроули едва не задохнулся, давясь слезами, и чувствуя, как тёплое семя заполняет горло.       Его собственная эрекция до того отдавала болью, что идея оставаться в узких штанах уже не казалась такой хорошей.       Выпустив изо рта обмякший член, демон поднялся на ноги и влажно припал к приоткрытым губам Азирафаэля. Он не был уверен, что сможет продержаться ещё немного, чтобы осуществить намеренное, потому что от вида такого ангела — разнеженного и податливого, как подтаявшее сливочное масло на его любимых блинах, он готов был позорно кончить прямо сейчас, даже не спуская штанов.       Азирафаэль лениво отвечал на жадные поцелуи демона, не в силах прийти в себя после ослепительного, первого за всю его бессмертную жизнь, оргазма.       Но демон на то и демон, чтобы соблазнять и подталкивать на грехи и прегрешения. Поэтому сейчас, сквозь прекрасные внеземные ощущения, ангел почувствовал, как его член снова дёрнулся, ведомый в бездну похоти ловкими пальцами Кроули.       — Кроули, позволь мне…       Демон глухо зарычал, забираясь на Азирафаэля и расставляя колени по обе стороны от его голых бёдер. Ангел широко распахнул глаза, глядя на него в полном непонимании.       — Ты что надумал?       — Хочу… быть… с тобой, — Кроули выцеловывал шею ангела, попутно совершая умопомрачительные движения рукой по его члену, который снова был в полной боевой готовности, — одним целым.       Ангел сильнее запрокинул голову, открывая демону больший доступ к шее и начал беспорядочно шарить ладонями по, обтянутой в рубашку, груди и спине. Наконец, его руки добрались к ширинке, но памятуя недавний молчаливый протест Кроули, просто накрыл ладонью выступающую эрекцию.       Демон на несколько долгих мгновений забыл, как дышать. Он зашипел так, словно собирался вот-вот обернуться в змею, и болезненно прикусил мягкую мочку уха.       — Азирафаэль…       — Да, дорогой?       Ангел всё же решил, что в эту игру могут играть двое. Он невинно посмотрел на демона с таким непринуждённым выражением лица, будто они просто ели блинчики и рассуждали о непостижимости мирозданья. Будто он не сидел голый, расставив ноги, под демоном и не сжимал и гладил, как бы невзначай, рвущийся из плена одежды, член.       Кроули продолжал глухо постанывать, сам толкаясь в руку ангела. Ему так хотелось, чтобы ни один миллиметр одежды не разделял их сейчас, но в то же время он не хотел предстать перед Азирафаэлем таким. Просто не мог. Он был уверен, что если тот заметит (а он заметит), вся интимность момента оборвётся, чему Кроули ну никак не мог позволить случиться.       У ангела же на этот счёт имелись другие соображения. Он не смог выдержать этого болезненного выражения на лице демона и, коварно щёлкнув пальцами, избавил того от одежды.       Лицо Кроули вытянулось в растерянности. Одновременно стало и хорошо — потому что ничто больше не стесняло его движений, и плохо — потому что теперь взгляд Азирафаэля быстро и жадно заметался по голому худому телу и, наконец, остановился на обожжённых икрах и щиколотках.       Он издал сдавленный звук, похожий на стон сожаления.       — Ох, Кроули… Прости… Кроули, прошу, посмотри на меня, милый… Мне так жаль, дорогой, я так виноват…       Демон хотел съязвить, сказать что-нибудь до боли колкое и саркастичное, чтобы ангел перестал рассыпаться в извинениях и стенаниях, но не смог даже слова вымолвить. Азирафаэль так нежно касался его волос, щёк, губ, шеи — оглаживал всё, до чего мог достать, что демон просто подавился всем тем острым и нелестным, которое вертелось на языке. Ангел принялся выцеловывать своими мягкими губами плечи, трепетно пробегая пальцами по лопаткам и позвонкам, выводя на спине демона замысловатые невидимые узоры.       Кроули плавился под этими собственническими, заботливыми прикосновениями, с каждым новым забывая про позорные, как он считал, ожоги.       Вот только ангел не видел в них ничего позорного. Совсем наоборот. Чувство, которое сегодня вдруг так ярко и внезапно вспыхнуло в нём от осознания того, что именно демон сделал для него и ради него, явившись в храм, только усилилось и теперь диктовало свои правила.       Азирафаэль уже хотел было взять инициативу в свои руки, доставить своему демону такое же наслаждение, как и он ему несколькими минутами ранее, но у того, по всей видимости, были свои виды на ангела.       Слегка морщась от неприятных ощущений на теперь голой израненной коже, Кроули шире развёл колени и, стиснув зубы, начал медленно насаживаться на член ангела.       Азирафаэль охнул, наконец, осознав, что собирается сделать демон и поспешно подхватил его под зад, возвращая назад на колени.       — Чёрт, ангел, я хочу… Тебе должно понравиться, — с несвойственным смущением проговорил Кроули.       Сейчас, полностью раздетый, совсем открытый перед ангелом, он уже не чувствовал себя так же уверенно, как некоторое время назад.       Несмотря на то, что ангел более, чем явно, дал понять, что в демоне он заинтересован не меньше, чем демон в нём, Кроули всё ещё терзали сомнения, а правильно ли он всё понял и не стоит ли сейчас сбежать, оправдываясь и закрывая глаза очками.       — Не сомневаюсь, — прошептал Азирафаэль в сомкнутые губы демона, сильнее прижимая того к себе. — Но я уверен, — тихий щелчок, — что с этим будет гораздо легче.       Брови демона в изумлении поползли вверх, когда он почувствовал, как в нужном месте появилось что-то очень напоминающее смазку, а палец ангела скользнул в горячую тесноту.       Кроули ахнул (совсем уж непристойно) и, сам себя не контролируя, начал неистово насаживаться на пальцы, которые исследовали, пробовали, растягивали и искали нечто, от чего у демона просто снесло крышу.       Он остервенело зашипел, когда Азирафаэль прекратил свои умопомрачительные действия, но тут же зашёлся в новом экстазе, когда ангел резко насадил его на свой член.       Кроули не слышал своего восторженного крика и блаженных стонов ангела. В пустом сознании эхом отражались только влажные шлепки тела о тело и это щемящее чувство вседозволенности и удовольствия, которые дурманили разум.       Он словно вновь обрёл свои белые крылья и теперь возносился куда-то высоко-высоко, к тому самому краю Вселенной, где впервые встретил своего ангела.       Кончая одновременно с Азирафаэлем и заливая его живот последствиями взрывного оргазма, он почувствовал, как мягко ангел обвил его руками и потянул на себя, укладываясь на поскрипывающем широком диване.       Они не знали, сколько пролежали вот так, опутывая друг друга руками и ногами, боясь выпустить из объятий и потерять такой трепетный и нужный сейчас, физический контакт. Казалось, стоит им только утерять это ощущение кожи к коже, как всё произошедшее развеется — останется лишь далёким мутным воспоминанием.       — Можем сбежать, — прошептал Кроули куда-то в светлые волосы ангела. — Куда захочешь — в любой уголок Вселенной. Они не станут нас искать.       Азирафаэль едва сдержал горделивую улыбку. О, Богиня, какой же он всё-таки грешник!       — Ох, Кроули…       — Нет, в самом деле, — демон приподнялся, опираясь на локоть. — Мне мало одного вечера, ангел. И даже двух, десяти и тысячи — мне будет мало. Я так хочу провести с тобой всё, что нам отведено! Я… почему ты так улыбаешься? Если ты не хочешь, я пойму, конечно, но это так глупо, добровольно склонить головы перед этими… не после всего, что только что произошло!       Кроули боялся этого чувства — будто что-то внутри обрывается, будто ему обрезают крылья и бросают со скалы в глубокую бездну. Пожалуй, чувство — страшнее, чем падение. Отчаянье.       Но эти искры веселья в голубых глазах — и он совсем перестаёт что-либо понимать. Что так развеселило этого глупого ангела? Он вообще хоть иногда бывает достаточно серьёзным? Или он даже сейчас думает о своих грёбаных блинах?!       Азирафаэль улыбается ещё шире, ещё коварнее, и, наконец, достаёт из ниоткуда небольшую фотокарточку и протягивает её Кроули.       Ту самую, которую сделал Фурфур. Ту самую, из-за которой этот вечер должен был стать последним.       Демон изумлённо смотрит на ангела и чем дольше смотрит, тем сильнее жёлтые глаза расширяются от захлёстывающего осознания.       Он знал. Знал, что этот вечер не последний.