Притянуло

У Кости голая шея ― ошейника нет. Ее хочется сжать рукой. Не только перекрыть бесконечный поток слов, но и заземлить. Костя нервничает, ногой дергает. Раскачивается, склоняясь то вперед, то назад. Личным маятником терпения отсчитывая, сколько Влад еще выдержит, прежде чем поставит его на колени прямо перед тысячной толпой. Широко расставленные ноги, легкие взмахи рук вроде и говорят о полной открытости, но Влад ощущает чужую нервозность кожей. Костя то и дело неловко трет ладонями лодыжки ― соскучился по распорке? Или по веревкам? Столько вопросов и ни одного ответа. Хотя некоторый просвет, все же, виднеется. Правда, совсем не тот и не там. Белесая полоска кожи между задравшейся штаниной и носком невольно притягивает взгляд. Хочется уже стянуть с Кости эти проклятые мешковатые треники, стреножить ими, раз уж ни веревки, ни хрена под рукой нет и… Крепкая ладонь взлетает к шее ― Костя рассеяно трогает горло. Влад хорошо помнит его ошейник: узкий черный каплевидной формы, красиво стекающий в ямочку меж остро проступающих ключиц. С крошечным серебряным треугольником для поводка. Помнит, как в первый раз Люба лично расстегивала его прямо у их общего вагончика. Влад тогда возвращался с грима. И едва не сбился с шага, впервые увидев, как плавно Костя опускается на колени. Как голову склоняет. И как небрежно Люба треплет его по волосам. Черная полоска кожи осталась в ее изящной ладошке, обнажив бледную крепкую шею. Предоставив Костю самому себе. На самом деле, конечно, на попечение Влада. Их с Любой взгляды тогда встретились. Она лишь кивнула: мол, присмотри за ним. И Влад смотрел. Потому что отвести взгляд хоть на секунду было невозможно: Костя горел, зажигая всех вокруг, Костя жил ролью, выжимая из себя все. Как сейчас выжимает из последних сил зубастые улыбки. Вопросы из зала требуют внимания и концентрации, а ему с каждой секундой все сложнее сосредоточиться. Костя все чаще запинается. Но упрямо продолжает говорить, как будто его успокаивает звук собственного голоса. И тупые шутки ― он даже тянется к Владу в попытке похлопать по плечу, мол, забей я просто… Сложно, блядь. Тебе самому больше всех. Когда у тебя последний раз была нормальная сессия? Когда кто-то брал на себя заботу о твоих потребностях? Когда ты чувствовал хоть что-то кроме тревоги?.. ― Мы объявляем перерыв! Автограф-сессия начнется через полчаса, у вас есть время… Ведущий-то не дурак ― все видит и понимает. Кто еще кроме него ― откровенно похуй. Сейчас весь мир сужается до нерешительно замершего у спуска со сцены Кости. И если не поторопиться, то его накроет прямо тут. ― Кость, Костя, ― голосом цепляет. Мог бы, схватил бы за руку и силой уволок в самый темный уголок подальше от шепотков и любопытных взглядов. Но кто-то ведь может щелкнуть на память. А они пока не готовы к такой анархии. Точнее Влад-то охренеть как готов еще с тех пор, как впервые поставил его на колени. Но Костя не поймет и не простит. В первую очередь себе ― таких мощных срывов у него не случалось со времен съемок, когда приходилось вызывать Любу на площадку. А тут какой-то локальный фестиваль. И он в одного не справился, потом вовсе застремался просить помощи, хотя никто бы не отказал. Влад так точно. Пестрая толпа расступается перед их настойчивостью. Влад то и дело оборачивается, но Костя послушно тащится следом, в кои-то веки молча. Да, мощно его прижало, если… Пара поворотов и шатер вырастает прямо перед ними, как и обещала девчонка-организатор. Зеленоватый прохладный полумрак окутывает с головой, стоит только переступить порог и опустить полог. Наконец, скрывая их от остального мира. Скудность обстановки сейчас играет на руку. Чем меньше визуального шума, тем лучше. На раскладном столе ― несколько бутылок с водой, пачка печенек и вскрытый шоколад. Стулья завалены вещами, кроме пары у самого стола. Рядом с ними на полу притаилась большая стеганая синяя подушка. До боли похожая на ту, что была у них в вагончике. Кажется, о чем-то таком же вспоминает Костя, полузадушено всхлипывая где-то за плечом. Вдох-выдох. Его нужно удержать здесь, не дать провалиться. И Владу это под силу. ― На колени. Миг ― и Костя, как подкошенный валится на заботливо подставленную подушку. Руки за спиной скрещивает, инстинктивно голову склоняет. Наконец, затихая. Раз, два, три ― морская фигура на месте замри. Влад легко, невесомо треплет его по отросшим волосам: ― Вот так, Кость, вот так. Ты молодец. Сколько раз он представлял, как поставит Костю на колени вне съемок. Но жизнь как всегда внесла свои коррективы. Тот вдруг отчаянно подается вперед, щекой проезжаясь по грубой джинсе, притираясь с тихим рваным вздохом. Жмурится так, что, кажется, еще чуть-чуть и заплачет. ― Я здесь и никуда не уйду, слышишь? ― пальцы ласково скользят сквозь пряди, массируя кожу головы. Вызывая еще один дрожащий вздох. Даже если слышит, понимает едва ли. Говорить с ним сейчас словами бесполезно. Но можно и по-другому. ― Кость, не двигайся. Тот вновь послушно замирает, пока Влад торопливо расстегивает ремень ― это, конечно, не ошейник, но все еще лучше, чем ничего. ― Посмотри на меня. Скажешь, если будет туго, ― петля затягивается на шее совсем легко ― никаких следов остаться не должно. Костя чуть скалится, доверчиво вперившись в него поплывшим взглядом. ― Так ― нормально? ― Да, Вла-ад. От тихой благодарности в его голосе глубоко под ребрами болезненно колет. Зачем, нахуя было доводить себя до срыва, чтобы добиться внимания? Можно было просто… Вдох-выдох. Зная Костю ― нельзя. Он лучше себя изведет, чем попросит о чем-то. А Влад, что Влад? Тоже по полной проебался. Видел же все прекрасно. Но почему-то решил, что пронесет. После стольких раз? Всегда. Мог ведь еще месяц назад предложить ошейник ― после концерта Хаски был подходящий момент, а он отчего-то… Костя вновь прикрывает глаза, тихонько выдыхая. Мигом возвращая в реальность. На рефлексию времени нет ― им на сцену через двадцать минут, и пора уже взять себя и Костю в руки. Влад рывком подтягивает пустой стул поближе, усаживаясь. А потом легко хлопает себя по бедру. Это тоже знакомо, привычно и безопасно. Еще один вздох, теперь уже облегченный, и Костя укладывается головой ему на колени. Темные пряди скрывают лицо, он шумно и горячо дышит, опаляя кожу даже сквозь плотную ткань джинсов. Потихоньку вдох за выдохом расслабляясь. Ладонь сама собой съезжает с макушки все ниже ― на крепкую шею, осторожно разминая напряженные мышцы. Большой палец задевает выступающий позвонок, вызывая тихий судорожный вздох. Что же будет, если прижаться к нему губами? Прихватить зубами кожу в основании шеи и… ― Ты очень хорошо справился сегодня, знаешь? ― огладить большим пальцем ухо, скользя к чувствительному местечку за ним легче легкого. Костя чуть вздрагивает, сильнее вжимаясь лицом в бедро. Не веря не единому слову. А, может, стыдясь собственной говорливости. ― А что перебивал, ну, бывает. Об этом мы в номере поговорим. Костя чуть голову поворачивает, недоверчиво сверкая глазом сквозь завесу волос. Мол, правда? Без шуток? ― Кость, ты от меня теперь хрен отделаешься. Улыбка выходит напряженной и кривой, но похуй. Слишком много всего в Костиной ответной: и благодарности, и нежности, и неловкости. И надежды. ― Но сначала придется потерпеть пару часов, сможешь? ― Ради тебя ― что угодно, ― отзывается хрипло, но смешливо. Влад против воли улыбается шире. Ну, раз пытается хохмить, значит потихоньку приходит в себя. ― Польщен, ― кончики пальцев скользят по щеке в нехитрой ласке. И Костя снова жмурится, но теперь почти блаженно. ― Обещай, что скажешь, если станет плохо. ― Конечно! Торжественно клянусь, что… ― Нарываешься, Кость. ― А как ты дога… ― замолкает, стоит крепко прихватить за волосы, оттягивая голову назад, одновременно туже затягивая ремень. Щурится хитро, но все еще рассеянно. Бодрится для виду, будто Влад не видел его рыдающим, дрожащим, эмоционально выпотрошенным. И не полюбил за эту беспощадную открытость. Будто боится, что между ними все изменится, если он по-настоящему отпустит себя, передаст контроль. Хотя на тех же съемках… ― Все ты не уймешься никак, ― выходит особенно ласково. Часы на телефоне показывают, что у них есть еще несколько минут, да и немного опоздать никто не запрещает. ― Пить хочешь? ― Не, ― розовый язык быстро, воровато мажет по губам. ― А вот от печенек не откажусь. Кормить его вот так, с рук, Владу еще не доводилось. Но у них, походу, очень многое в этой поездке будет впервые. И сейчас самое время расслабиться и начать получать от этого удовольствие. Костя предусмотрительно прячет зубы: кончиков пальцев касаются лишь чуть шершавые губы и горячий суховатый язык. Он вновь закрывает глаза. Жует торопливо, заглатывая печеньки едва ли не целиком. Ну, куда это годится?.. Влад тянется за водой. Беря перерыв от мокрых, нежных касаний. ― Кость, запей. Тот послушно обнимает губами горлышко бутылки, довольно жмурясь. Ну, еще бы. И почесали, и накормили, и напоили. Вот бы еще спать уложили… С этим, правда, проблем тоже не будет. Влад гарантирует. В кармане коротко вибрирует телефон. Раз, другой, третий. Напоминая, что времени на двоих у них не осталось. Костя чуть голову склоняет, щурится. Слишком чуткий для собственного блага. ― Пора? ― Пора. Одно слово вмещает в себя все: и раздражение, и усталость, и желание остаться в моменте. Влад отставляет воду на стол, выключает будильник, и осторожно ослабляет ремень на Костиной шее. Ему, им несказанно везет: легкое покраснение должно пройти к моменту, когда они поднимутся на сцену. Даже следа от пряжки не осталось ― что немного жаль. Костю хочется отметить как своего хоть так. Пока дома, в Москве, его терпеливо дожидается новый ошейник. И дождется. Теперь Влад в этом уверен: Костя первым переплетает их пальцы, торопливо утягивая в сторону сцены, и горячо прижимается бедром к бедру под столом, легко улыбаясь ― мол, а как иначе-то? Теперь точно никак. Улыбка эта остается с ним на протяжении всей автограф-сессии. Становясь все ярче и радостнее от фотки к фотке. На одной из них Влад закидывает руку на спинку его стула, пока с боков к ним жмутся фанатки. На другой ― склоняется ближе, едва не укладываясь головой на плечо. В перерывах между бесконечными подходами успевая коротко оглаживать колено ладонью. Мол, так держать. Еще чуть-чуть и… Все заканчивается как-то внезапно. Миг ― и людской поток рассеивается, а от гигантской очереди остается несколько человек. ― У тебя тоже ощущение, что тут весь город побывал? ― шепчет, склонившись к самому уху, Костя. Его слегка перетряхивает, и Влад уже безо всякого стеснения опускает руку на подрагивающее колено. Вверх по бедру скользит и вниз, мягко разминая напряженные мышцы. ― Ага. ― Ты как, в порядке? ― Костя накрывает его ладонь своей, пальцы вновь переплетает. В глаза беспокойно заглядывает. За себя бы так переживал, блин. ― В полном. Пора отсюда валить. Сказать проще, чем сделать. Но он ведь не из робких. И ему вполне по плечу отбиться и от огорченных организаторов ― извините-простите-без-интервью-а-то-мы-взвоем, и от назойливого Коткова ― спасибо-пожалуйста-сегодня-никакого-горлового-пения. Ну, разве что в кожаный микро. И то не факт. Здесь и сейчас все зависит только от Кости. И от того, как далеко он позволит себе зайти. Далеко или нет, но за шавой по дороге в гостиницу они заскакивают: силы точно понадобятся обоим. ― Фигня, но покатит, ― авторитетно заявляет Костя между жадными укусами. ― Будем в Питере, я тебе такое место покажу! Открылось недавно, но там… Влад кивает рассеянно, невольно замедляя шаг у небольшого зеленого сквера. Чуть пожимает горячую ладонь ― мол, слышу-слушаю, но давай-ка притормозим. Костя виртуозно сворачивает не только в сторону ближайшей скамейки, но и с темы на тему: вместо шавы его теперь занимает местный ландшафт. Влад не вслушивается особо, лишь интонации ловит. Точно угадывая паузу в бесконечном потоке слов. ― Кость. Тот замолкает, вмиг посерьезнев. Где-то вдалеке кричат чайки. Где-то вдалеке играет музыка ― весь город в едином порыве фестивалит. И пусть. У них тут собственный праздник жизни: с шавой, держанием за ручки и разговорами. Правда, не только о веселом. ― Чего ты хочешь? ― Тебя, ― без раздумий отзывается Костя, будто только этого вопроса и... Может, и ждал. Пока Влад нещадно тупил. ― И с тобой хочу все. ― Все, что ты сам захочешь дать, ― поправляется поспешно, сверкнув широкой нервной улыбкой. Как будто не понимает, что Влад с ним тоже хочет абсолютно все. ― И я все хочу. Все, что ты позволишь. И уже не так важно, кто из них первым тянется за поцелуем. Гораздо важнее, что в номер Влада они вваливаются вместе. Костя тут же вжимает его в стену рядом с захлопнувшейся дверью. Кусаче впиваясь в шею. Мокро, широко лижет, забывшись, зубами прихватывает кожу ― горячий, нервный, жадный. Вновь дрожащий. ― Костя, ― не слышит, не хочет слышать. Ну, ничего сейчас... ― Кость, стоп! Тяжелые пряди утекают сквозь пальцы, но Влад держит крепко, резко дергая его за волосы назад. Еще чуть-чуть и их на кулак можно будет мотать. Пока что разматывает самого Костю. Безжалостно и беспощадно: на колени он стекает с шумным выдохом и, вмиг растеряв весь гонор, покаянно утыкается лбом в бедро. Вдох-выдох. ― Просто позволь о тебе позаботиться. Горячая взлохмаченная макушка доверчиво тычется в ладонь. Костя ластится, глухо, едва слышно поскуливая. Наконец, разрешая. ― Сейчас ты зайдешь в ванную один. Я присоединюсь позже, это ясно? ― пальцы легко скользят сквозь шелковистые пряди. Услышал ли? Понял? Готов ли… ― Ясно, Влад. ― Умница. Давай, я скоро приду. Пальцы цепляют подбородок, заставляя вскинуть голову. Взгляд у Кости поплывший, осоловелый. Но это ничего. Влад тут, чтобы думать за двоих. В чемодане где-то между аспирином и дождевиком находится веревка. Как чувствовал. Молодец, так держать. За предусмотрительность ― пять, за наблюдательность ― два. Но с Костей ведь ни в чем и никогда нельзя быть уверенным. С Костей… если будет совсем плохо, то свяжет. Но лучше бы без этого. Лучше бы удержать его только голосом и касаниями. И начать стоит прямо сейчас. В ванной уже жарко и влажно. Костя горбится под душем, уперев ладонь в стену. Теплая вода заливает широкую спину, стекает по крепким ягодицам, по длинным ногам струится. Он даже не вздрагивает, когда обнаженный Влад шагает к нему вплотную. Лишь выдыхает рвано. ― Давай, Кость, повернись ко мне. Хочу тебя видеть. И пусть приходится промаргиваться, Влад ни за что не отведет от него взгляда. Темные пряди липнут ко лбу, раскрасневшимся щекам, тянутся к уголкам губ, рисуя широкую, жутковатую улыбку. Влад мягко отводит их от лица, зачесывая назад пятерней. Костя жмурится, воду смаргивает ― слипшиеся ресницы остро целят куда-то в самое сердце. Ранил? Убил. ― Вот так, молодец. Я тебе помогу? ― не вопрос. Не просьба. Вежливое уточнение. Тот только кивает, коротко глянув на флакон в его руках. Гель для душа Влад прихватил из чемодана. Вроде мелочь, но если Костя будет пахнуть как он ― им ― так гораздо спокойнее. Хотя, как вообще можно оставаться спокойным рядом с Костей ― огромный вопрос. Расслабить его самого тоже непросто. Но под уверенными, мягкими касаниями напряжение постепенно отступает. Кожа заметно розовеет в ответ на ненавязчивую ласку ― румянец жарко стекает со щек на шею и ниже ― по плечам, усеянным родинками. Пересчитать бы их губами. Сложить собственную карту созвездий. Но еще успеется. Еще… Костя вновь шумно выдыхает, коротко вздрогнув: ― Щекотно, блин! ― А так? ― ладони съезжают на ягодицы, чуть разводя, Влад большими пальцами ныряет в ложбинку, легко поглаживая. ― Пиздец полный, ― не то смешок, не то стон. Он, походу, и сам не определился. А вот Влад очень даже. ― В следующий раз заставлю рассказать, каково тебе. Пока буду медленно, ― ягодицы под ладонями напрягаются, он весь замирает, подбираясь, и Владу как никогда хочется сорваться. ― трахать пальцами. Тебе же так нравится звук собственного голоса, да, Кость? Не отзывается. Только жмурится с силой. Щеку прикусывает. Неужто, наконец, проняло?.. ― Мне тоже нравится тебя слышать, ― уступает, так и не дождавшись ответа, вверх скользит, обводя пальцами трогательные ямочки на пояснице. И за пояс обнимает, притягивая ближе, коленом меж бедер вклинивается ― не давит, проверяет. Костя бессильно голову откидывает, едва не приложившись затылком о мокрый кафель ― Влад едва успевает ладонь подставить. Боль слегка отрезвляет. В чувства приводит. И не его одного. Костя таращится во все глаза с тихим выдохом: ― О! ―…хотник, ― на автомате заканчивает. И смешливо лицом в плечо утыкается. Костя зеркалит, скалясь куда-то в шею. Влад улыбку кожей чувствует. И это. Да. Этого отчаянно не хватало. ― Надо будет завтра в караоке сгонять. Прикинь, как там все охренеют, ― щекотный шепот касается шеи. Костя жмется к ней губами, но так, ненавязчиво, почти робко. Больше приоткрытым ртом трогает, чем целует. За шумом воды слов не разобрать, но Влад давно уже научился понимать его с полу... касания. ― Что мы петь не умеем? ― Ага, ― посмеивается тихо, осторожно отстраняясь. Темные до черноты глаза глядят влажно. Нежно. Горячая ладонь мягко скользит по щеке. Влад замирает, ощущая, как грудь сдавливает до боли. До неровного резкого выдоха. Костя видит его насквозь. Косте нравится. Не только, какой он во время сцен, а всегда. Иначе не вручил бы всего себя так легко и доверчиво ― еще тогда. Иначе не ластился бы сейчас дурашливо, пока его аккуратно, но быстро вытирают огромным полотенцем. ― Кость, да постой ты спокойно, блин! ― поймать, спеленать, удержать ― задача не из легких. Темные глаза поблескивают лукаво ― весело ему, вы поглядите. ― Или мне тебя связать? ― А ты бы хотел?.. Хотел бы или нет ― неважно. Сейчас не про него. И пора Костю к этому приучать. ― От ответа не уходи. ― Нет. Я буду, ― сглатывает глухо, медля. ― Слушаться. Язык нервно скользит по губам, собирая капельки воды ― нужно его первым делом напоить, а потом уже… ― Тогда ты сейчас выходишь и ждешь на подушке, ― на ковер в номере Влад его коленями точно не поставит. Местная подушка, конечно, тоже не особо, но точно лучше… ― на, подстелешь. С сухим полотенцем в руках и напутственным поцелуем тот исчезает, сверкая голой крепкой задницей. Влад жмурится коротко. Еще успеет насмотреться, натрогаться. Еще… Вдох-выдох. Ему всегда плохо давались импровизации. Но Костя, так-то, лучший на свете партнер. Так что как-нибудь разберутся. Вдвоем. Вместе. Чувствовать его, как себя, давно вошло в привычку. И сейчас Влад проходит мимо к бару абсолютно спокойно, мимолетно потрепав его по волосам: я тут, с тобой. Но сначала вода ― потом все остальное. Костя глотает жадно, быстро. Минералка течет по подбородку, капает на ковер ― он только жмурится довольно. Так и тянет обнять пальцами его голую беззащитную шею, почувствовать, как кадык упрется в ребро ладони. Возможно, в другой раз. Без риска случайно притопить или удушить. Зато приласкать и укатать так, чтобы ни одной мысли в голове не осталось, Владу под силу прямо сейчас. ― В этот раз используем светофор*, ― ладонь обнимает челюсть, вынуждая Костю запрокинуть голову. Большой палец мягко мажет по губам, утирая влагу. ― А дальше посмотрим. Согласен? ― Да, Влад. Глазами так и сверкает, заранее согласный на все. Бутылка отправляется на столик рядом, а ремень вновь обнимает крепкую шею ― не туго, но ощутимо. Всего и сразу Влад ему, конечно, не обещает. Но кое-что ― да. ― Умница. Цвет? ― Зеленый. ― Я, конечно, не спиздел, когда сказал, что люблю тебя слушать, но Кость, ― ремень затягивается медленно. До первого тихого хриплого выдоха. ― Ты мне слова не давал вставить. ― Зато теперь ты можешь вставить мне, ― бровями играет, широко нагло скалясь. Вот же язык без костей: даже стоя на коленях обнаженным с ремнем на шее продолжает нарываться. Невыносимый. Неисправимый. Самый любимый. ― Был бы у меня кляп, ― Костя воздухом давится, расслышав мечтательность в его голосе. ― Но сегодня обойдемся подручными средствами. Полотенце падает к ногам. Для наглядности Влад пару раз скользит ладонью по члену. Сжимает, из-под полуприкрытых век следя, как Костя непроизвольно сглатывает. И взгляд в пол опускает. ― Цвет? ― Зеленый, ― его голос проседает еще на пару тонов. Дыхание на миг перехватывает ― да как в нем это уживается? Покорность эта и… Как бы ни ― Владу нравится. У Влада от него такого... Костя нетерпеливо качается вперед, щекой задевая головку ― та скользит влажно, оставляя след. А он лишь жмурится, довольно скалясь, вдруг широко мазнув по ней языком. …И колпак, и крышу, и кукуху срывает вмиг. ― Пожалуйста, Влад, ― голову вскидывает, брови сводит. Мелко, нервно подрагивая. Под гладкой розоватой от возбуждения кожей едва заметно перекатываются мышцы ― он то и дело сжимает ладони на собственных запястьях. И к этому они обязательно вернутся. А пока, пока Влад осторожно утирает большим пальцем смазку с его щеки, на нижнюю губу давит, цепляя ровную кромку зубов. Влажность нетерпеливого языка неумолима: Костя легко забирает в рот, чуть прикусывая подушечку. ― Ну, раз ты так просишь… ― ладонь все еще лениво скользит по члену под поплывшим, умоляющим взглядом. Конец ремня болтается между ними и Влад легко подхватывает его, медленно наматывает на кулак. Подтягивая Костю к себе. Стон облегчения срывается с его губ тут же, стоит головке вновь влажно мазнуть по щеке. ― Костя, ― на голос он еще хоть как-то реагирует, но это ненадолго. ― Сейчас положишь мне ладонь на бедро. Одно пожатие ― медленнее, два ― стоп. Это ясно? ― Да, ― он не прибавляет привычное «Влад», медленно, но верно отключаясь от реальности. Да как бы не так. ― Ты здесь, со мной, Кость? ― ремень затягивается туже, резко перекрывая воздух ― Костя промаргивается, стремительно приходя в себя, вздрагивает. ― С то… С то-бой! ― хрипло выдыхает, стоит слегка ослабить хватку. Грудная клетка ходит неровно, тяжело ― он будто все никак не может надышаться. Будто вынырнув из глубокого омута, жмурится крепко. И, проморгавшись, вдруг щурится хитро: ― Признайся, еще с фестиваля придушить меня мечтаешь. ― Только об этом весь день и думаю. Его горячая ладонь нетерпеливо стискивает колено, вверх ползет ― мол, хватит, наговорились, перейдем уже к… Влажное скольжение в широко, голодно открытый рот ощущается тем еще откровением. Костя тут же легко пропускает за щеку. Головка похабно натягивает раскрасневшуюся кожу ― и это, это, блядь… Хуже только его низкий, довольный стон, простреливающий Влада удовольствием насквозь ― дорвался-таки. ― Молодец, только не торопись, ― подавиться не подавится, у сабов рвотного рефлекса нет, но зачем искушать судьбу? Тем более, зная Костю… Зная ли?.. Влад и в самых горячечных мечтах не представлял, как тот, постанывая, насаживается, надевается ртом на его член, постепенно забирая все глубже. Как слюна течет по подбородку, а он лишь плотнее припухшие губы сжимает. Одновременно сосредоточенный и расслабленный настолько, что взгляда не отвести. ― Видел бы ты себя сейчас, ― запыхавшееся восхищение скрыть невозможно. Да и не хочется. Костю необходимо хвалить, кричать насколько он охуенный. Может, тогда, наконец, расслышит, осознает, поймет. ― Пиздец, ты, Кость, ― между короткими вздохами вставляет, не выдержав. И за волосы прихватывает, въезжая глубже. Даже если не поймет. Почувствует точно. Как сейчас Влад чувствует тесноту его глотки ― жарко, мокро... ― Хор-рошо, Коть, просто, блядь, охуенно, ― Костя почти выпускает член изо рта ― головки касается его мокрый, несдержанный стон и… То, как он умудряется быть громким даже с членом во рту, невыносимо. То, как податливо он забирает глубже, вновь пропуская в горло, стоит слегка надавить на затылок, это… Это, блядь… Будь воля Влада он бы Костю с члена не снимал вообще. Он… взгляд поплывший, мокрый ловит. Выдыхает шумно, предвкушая скорую разрядку. Костя только губы плотнее смыкает, доверчиво щурясь. Только крепче впивается ногтями в кожу. Предупреждающее «Кость!» поперек горла встает. Ни туда, ни… Влад, догоняя собственное удовольствие, толкается сам. Раз, другой, третий ― и замирает, крупно вздрагивая. Костя хрипит, но сглатывает. Сперма течет по губам на подбородок, смешиваясь с подсыхающей слюной. На полотенце капает ― ай, как грязно, но его самого Костя вылизывает начисто, долго, мучительно жмурясь. Влажные от непролитых слез ресницы трепещут ― слово-то, блядь, какое! ― но для Кости у него других просто нет. Он весь ― порывисто-угловатый, не вписывающийся, совершенен своим несовершенством. И рядом с ним сам Влад, наконец, чувствует себя целым. Рядом ― хочется до одурения. До… плавно опустившись на подушку, Влад тянет Костю к себе на колени. Выходит едва ли: они просто тесно жмутся друг к другу. И Влад невольно высекает, выдирает из него первый откровенный всхлип, случайно задев ладонью член. Тут же в кулак забирает, не дав опомниться, на пробу пару раз двигая вверх-вниз рукой. Костя так откровенно течет, что даже смазка не нужна: хватает естественной. Ладонь скользит гладко, мокро, Влад плотнее сжимает пальцы, ощущая каждый отчаянный ответный рывок бедер. Косте мало и много одновременно ― по щеке одиноко стекает слеза. Влад стирает ее, широко мокро мазнув языком. Смотри, я тоже так могу. Смотри… Нет, чувствуй. ― Вот так, Кость, вот так, ― тот шипит, пытаясь притереться ближе. Губы припухшие кусает, глотая стоны, как недавно глотал его сперму. ― Не молчи, хочу тебя слышать, ну же! Ремень Влад дергает на себя резко, беспощадно. И очередным всхлипом Костя давится, хрипит, а стоит чуть ослабить хватку, тут же наугад жмется губами к скуле, виску, щеке, и, наконец, не сдерживаясь, скулит в голос. Замирая в руках натянутой струной ― тронь чуть сильнее и... Влад за волосы его прихватывает, оттягивая голову назад. Целясь укусом чуть выше плотного кольца ремня на шее. На самом деле ― в самое сердце. Под губами, языком заполошно бьется его пульс ― пока он долго, мучительно кончает. Владу не видно, но слышно очень хорошо ― громкие ломкие стоны постепенно вместе с дрожью стихают до неглубоких прерывистых вздохов. Костя, последний раз крупно содрогнувшись, обмякает, тяжело привалившись к нему всем телом. Напоминая, что вот так ― рядом ― будет отныне и всегда. На кровать рядом они тоже валятся вместе. Вместо полотенца ― влажные салфетки. Костя от первых прохладных, мокрых касаний, морщится едва заметно, носом смешно дергает. Живот под пальцами ощутимо напрягается, а с губ срывается тихий смешок ― щекотные, легкие касания его скоро доконают. ― Что, ― между тихих выдохов проскальзывает насмешливое, ― стираешь на меня ладошки даже в поездке, а, Вла-ад? ― А ты никак не уймешься, да, Кость? Все продолжаешь меня доводить? ― Влад, наконец, ближе его притягивает, одеяло на них накидывает. Костя уже привычно жмется всем собой ближе. Жарко выдыхая куда-то в шею: ― Все еще довожу тебя, ага. И почему это звучит куда нежнее «я люблю тебя»?.. Потому что это Костя, конечно же.